Лаврович

Мстислав Лаврович, литератор, член редколлегии того журнала, где Мастер показывал свой роман, участник травли Мастера, предлагавший в газетной статье «ударить, и крепко ударить по пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить ее в печать».

Предполагают, что «в фамилии Лавровича отозвалась фамилия драматурга Вс. Вишневского (лавровишня)» (Лакшин. Булгакиада. С. 35). Добавим, что и славянское Мстислав типологически близко имени Всеволод.

В частном письме Зинаиде Райх от и января 1932 г. Вишневский писал: «Я болен поисками, мне надо писать. Кричать, давить глотку Эрдмана и Булгакова», — что он и делал и до, и после написания этого письма.

В результате интриг Всеволода Вишневского, а также его статьи в «Вечерней красной газете» «Кто же вы?», обвинявшей Большой драматический театр в идеологической неразборчивости в связи с подготовкой булгаковской пьесы «Мольер», администрация театра расторгла уже подписанный с Булгаковым договор. О том, каким ударом это стало для писателя, можно судить по письму Булгакова к его другу П.С. Попову:

«Дорогой Павел Сергеевич! Разбиваю письмо на главы. Иначе запутаюсь.

Гл. 1. Удар финским ножом.

Большой драматический театр в Ленинграде прислал мне сообщение о том, что Худполитсовет отклонил мою пьесу "Мольер". Театр освободил меня от обязательств по договору.

а) На пьесе литера "Б" Главреперткома, разрешающая постановку безусловно.

б) За право постановки театр автору заплатил деньги.

в) Пьеса уже шла в работу. Что же это такое?

Прежде всего, это такой удар для меня, что описывать его не буду. Тяжело и долго. На апрельскую (примерно) премьеру на Фонтанке поставил все. Карту убили. Дымом улетело лето... ну, словом, что тут говорить. О том, что это настоящий удар, сообщаю Вам одному. Не говорите никому, чтобы на этом не сыграли и не причинили бы мне дальнейший вред.

Всеволод Вишневский

Далее это означает, что, к ужасу моему, виза Главреперткома действительна на всех пьесах, кроме моих.

Приятным долгом считаю заявить, что на сей раз никаких претензий к государственным органам иметь не могу. Виза — вот она. Государство в лице своих контрольных органов не снимало пьесы. И оно не отвечает за то, что театр снимает пьесу.

Кто же снял? Театр? Помилуйте, за что же он 1200 рублей заплатил и гонял Члена дирекции в Москву писать со мной договор?

Наконец, грянула информация из Ленинграда. Оказывается, что пьесу снял не государственный орган. Уничтожил Мольера совершенно неожиданный персонаж! Убило Мольера частное, не ответственное, не политическое, кустарное и скромное лицо и по соображениям совершенно не политическим. Лицо это по профессии драматург. Оно явилось в Театр и так напугало его, что он выронил пьесу.

Первоначально, как мне сообщили о появлении драматурга, я засмеялся. Но очень быстро смеяться я перестал. Сомнений, увы, нет. Сообщают разные лица. Что же это такое?!

Это вот что: на Фонтанке среди бела дня меня ударили финским ножом при молчаливо стоящей публике. Театр, впрочем, божится, что кричал "караул", но никто не прибежал на помощь.

Не смею сомневаться, что он кричал, но он тихо кричал. Ему бы крикнуть по телеграфу в Москву, хотя бы в Народный Комиссариат Просвещения.

Сейчас ко мне наклонилось два-три сочувствующих лица. Видят, плывет гражданин в своей крови. Говорят "кричи!" — Кричать лежа считаю неудобным. Это не драматургическое дело!

Друг и первый биограф Булгакова Павел Попов

Просьба, Павел Сергеевич, может быть, Вы видели в ленинградских газетах след этого дела. Примета: какая-то карикатура, возможно, заметка. Сообщите! Зачем? Не знаю сам. Вероятно, просто горькое удовольствие еще раз глянуть в лицо подколовшему.

Когда сто лет назад командира нашего русского ордена писателей пристрелили, на теле его нашли тяжелую пистолетную рану. Когда через сто лет будут раздевать одного из потомков перед отправкой в дальний путь, найдут несколько шрамов от финских ножей. И все на спине.

Меняется оружие!

Продолжение последует, если не возражаешь. Пасмурно у меня на душе».

М. Чудакова, которая приводит это письмо Булгакова (Чудакова. Жизнеописание... С. 483), добавляет о Вс. Вишневском: «Личный визит драматурга в театр — с собственной пьесой — довершил дело. Отметим такую, ныне забытую, но хорошо знакомую современникам деталь: драматург перед чтением своих пьес отстегивал кобуру с револьвером и клал рядом на стол. Этот, конечно, театральный жест имел нередко нетеатральный эффект».

В восьмой редакции романа рядом с лирическим авторским отступлением, включающим слова: «за соседним столиком чье-то бычье лицо с налитыми кровью глазами», стояла позднее перечеркнутая фамилия — «Лаврович».

См. также статью «Иоганн из Кронштадта».