Материал, который мы здесь публикуем, собран в процессе работы над проектом «Универсальный цифровой комментарий к художественной литературе 1920-х годов» (руководители Е.С. Абелюк, Е.М. Давыдова). Готовят его учителя-филологи — нынешние студенты и выпускники образовательной программы «Современная филология в преподавании литературы в школе» Научно-исследовательского университета «Высшая школа экономики».
Работая над комментарием к повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» (а она входит в школьную программу по литературе), мы обнаружили, что для понимания широким читателем этого текста, изобилующего советизмами, сегодня необходим сплошной, или тотальный, комментарий [Чудаков: 211].
Нам представляется, что кроме прикладной задачи — пояснить незнакомые слова и реалии, обратить внимание читателя на детали и показать их содержательную значимость — такое комментирование может иметь академический интерес, причем даже в случае, если рассматривается хорошо изученный вопрос.
Попробуем показать это на примере мотива коммунальной квартиры, столь важного для творчества Булгакова.
Писатель фактически создал художественную энциклопедию жизни в коммунальной квартире в 1920-е годы прошлого века. Более того, по его книгам можно представить себе, как жилищная политика Советского государства разворачивалась во времени. Вспомним некоторые исторические обстоятельства и соотнесем их с произведениями писателя.
Уплотнение «социально чуждых». Коммунальные квартиры возникли после принятия декрета «Об отмене прав частной собственности на недвижимость в городах» от 20 августа 1918 года, в результате уплотнения — принудительного подселения рабочих, служащих, военных в квартиры «бывших людей», как называли состоятельных горожан-собственников.
Мотив уплотнения у Булгакова возникает неоднократно — один из примеров показывает, как это могло происходить:
...Петр Сергеич нанял прислугу и через неделю ее рассчитал, ан прислуга никуда не ушла! Потому что пришел председатель правления и сказал, что она (прислуга) — член жилищного товарищества и занимает площадь, и никто ее не имеет права тронуть. Петр Сергеич, совершенно ошалевший, мечется теперь по всей Москве и спрашивает у всех, что ему теперь делать? А делать ему ровно нечего. У прислуги в сундуке карточка бравого красноармейца, бравшего Перекоп, и карточка жилищного товарищества. Крышка Петру Сергеичу! («Москва 20-х годов», 1924)1.
Норматив жилой площади. «Формула заселения реквизированных квартир в соответствии с ленинским определением «К = N + 1», где К — количество комнат, а N + 1 — количество жильцов. То есть количество жильцов должно быть на одного больше, нежели количество комнат» [Меерович: 16]. При этом комнаты нередко разделяют фанерными перегородками для того чтобы подселить не одну семью, а две.
В очерке «Москва 20-х годов» Булгаков пишет:
Доктор Г., мой друг, явился ко мне на прошлой неделе с воплем: «Зачем я не женился?!» В устах его, первого и признанного женофоба в Москве, такая фраза заслуживала внимания. Оказалось, домовое управление его уплотнило. Поставило перегородку в его комнате и за перегородкой поселило супружескую пару. Председатель твердил одно: «Вот ежели бы вы были женатый, тогда другое дело...».
Уплотняли в соответствии с нормативами жилой площади, положенной на одного человека. Динамика изменения нормативов была такой: в 1918 году на одного человека полагалось 10 м²; в 1919-м — 8—8,25 м². Норма могла варьироваться: в отдельных местах (например, в Москве) она доходила до 5,3 м². В произведениях Булгакова появляется одна цифра — 16 аршин.
Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть2 («Собачье сердце», 1925);
[Манюшка] при кухне шестнадцать аршин имеет3 («Зойкина квартира», 1926).
Во всех случаях речь идет о квадратных аршинах, 16 квадратных аршин — это 8,09 м².
Кому давали жилплощадь. Существование стандарта жилплощади, выделяемой на одного человека, преподносилось населению как воплощение принципа равенства. Однако государственная справедливость была, конечно, мифической. «Социально чуждые» и «социально близкие» были в очень разном положении. Первых уплотняли и поначалу выселяли очень жестко. В течение ряда лет было принято несколько декретов и инструкций, ущемляющих права лиц с «нетрудовыми доходами», то есть зарабатывающих деньги неподконтрольным государству способом — наемным трудом, торговлей, процентами с капитала и т. д. В том числе запрещалось давать им «муниципализированную» площадь. «Трудящиеся» были в ином положении — их права закон защищал4.
Когда профессор Преображенский узнает, что домком поддерживает Шарикова, он удивляется:
Итак, что говорит этот ваш прелестный домком? — Что ж ему говорить? Да вы напрасно его прелестным ругаете. Он интересы защищает. — Чьи интересы, позвольте осведомиться? — Известно чьи. Трудового элемента. — Филипп Филиппович выкатил глаза. Почему вы — труженик? — Да уж известно, не нэпман. — Ну, ладно. Итак, что же ему нужно в защитах вашего трудового интереса?
Владелец дома Эльпит выселен и «без всяких признаков жизни» сидит «в двух комнатушках на другом конце Москвы»5 («№ 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна», 1922); «Павловна грозилась, что она подаст «заявку» в правление, чтобы меня выселили. «Ежели кому не нравится, пусть идет туда, где образованные»»6 («Самогонное озеро», 1923); «В три часа ночи явился Иван Сидорыч. Публично заявляю: если бы я был мужчина, а не тряпка, я, конечно, выкинул бы Ивана Сидорыча вон из своей комнаты. Но я его боюсь. Он самое сильное лицо в правлении после председателя. Может быть, выселить ему и не удастся (а может, и удастся, черт его знает!), но отравить мне существование он может совершенно свободно. Для меня же это самое ужасное. Если мне отравят существование, я не могу писать фельетоны, а если я не буду писать фельетоны, то произойдет финансовый крах» (Там же).
Очередь для «социально близких». Для тех, кого вселяли в коммунальную квартиру, препоны тоже существовали. В том числе очередь (к концу существования советского государства в очереди «на улучшение жилищных условий» можно будет простоять многие годы, но речь тогда все-таки пойдет об отдельных квартирах, а не о коммунальных):
Я отправился в жилотдел и простоял в очереди 6 часов. В начале седьмого часа я в хвосте людей, подобных мне, вошел в кабинет, где мне сказали, что я могу получить комнату через два месяца7 («Воспоминание...», 1923).
Самоуплотнение. С началом НЭПа жилищная политика изменилась. 25 января 1920 года Декретом СНК РСФСР «О мерах правильного распределения жилищ среди трудящегося населения» административное выселение было отменено. И введено самоуплотнение: это значит, что жильцов обязали в течение двух недель искать себе соседей на «лишние метры»; если же до окончания этого срока никто не находился, проводилось принудительное уплотнение.
Сюжетный ход, построенный на самоуплотнении, использовался Булгаковым как способ сатирического изображения героев:
С Плющихи он (хозяин квартиры, спасающийся от уплотнения, у которого рассказчик оказался в гостях. — Прим. Е.А.) привез Зинаиду Ивановну и поселил ее в бывшей спальне, комнате на солнечной стороне. Кузен приехал через три дня из Минска. Он кузена охотно и быстро приютил в бывшей приемной (из передней направо) и поставил ему черную печечку. Затем пятнадцать пудов муки он всунул в библиотеку (прямо по коридору), запер дверь на ключ, повесил на дверь ковер, к ковру приставил этажерку, на этажерку пустые бутылки и какие-то старые газеты, и библиотека словно сгинула — сам черт не нашел бы в нее хода. Таким образом, из шести комнат осталось три. В одной он поселился сам, с удостоверением, что у него порок сердца, а между оставшимися двумя комнатами (гостиная и кабинет) снял двери, превратив их в странное двойное помещение. <...> Три года люди в серых шинелях и черных пальто, объеденных молью, и девицы с портфелями и в дождевых брезентовых плащах рвались в квартиру, как пехота на проволочные заграждения, и ни черта не добились»8 («Московские сцены (На передовых позициях)», 1923).
Другой пример встречаем в пьесе «Зойкина квартира»: в многокомнатной квартире Зои Денисовны Пельц под видом племянницы живет ее прислуга Манюшка, а также кто-то, якобы находящийся в командировке. Это дает основания председателю домкома Аллилуе обвинить Зою в том, что она прикрывается мифической личностью, потребовать самоуплотнения и пригрозить немедленным уплотнением.
В результате прислуга Манюшка будет объявлена племянницей, имеющей право на площадь.
Домкомы и жилтоварищества. Бесхозное жилье, национализированное еще в 1918-м, к началу 1920-х годов оказалось в плохом состоянии. Ситуацию нужно было исправлять: для того, чтобы жильцы бережно, рачительно эксплуатировали здания, людей необходимо было чем-то заинтересовать. Тогда-то и были созданы жилтоварищества (Инструкция НКВД РСФСР № 478 от 14 ноября 1921 года). Членом мог стать каждый взрослый, проживающий в доме, если он не был лишенцем, то есть человеком, ограниченным в гражданских и политических правах.
Перед жилтовариществами была поставлена задача самостоятельно вести хозяйство, с этой целью им была дана финансовая свобода.
Новые порядки отражены у Булгакова. Например, когда герой романа «Мастер и Маргарита», председатель жилтоварищества Никанор Иванович Босой размышляет над выгодным предложением Коровьева на неделю поселить в доверенном ему доме иностранного артиста Воланда (выгодным потому, что за эту сделку он может получить пять тысяч рублей), ему приходится иметь в виду, что полезным это вселение может быть и для товарищества — нужны деньги для покупки топлива:
Дело в том, что в жилтовариществе был, увы, преизрядный дефицит. К осени надо было закупать нефть для парового отопления, а на какие шиши — неизвестно. А с интуристовыми деньгами, пожалуй, можно было и вывернуться9.
Тот же Никанор Иванович после гибели Берлиоза может распорядиться тремя его комнатами, которые теперь отошли к товариществу (неслучайно на них поданы тридцать два заявления от претендентов на жилплощадь покойного). А вот использовать временно свободные комнаты директора Варьете Лиходеева, отправленного Воландом в Ялту, он не имеет права: по Декрету СНК РСФСР «Об условиях и сроках хранения права на жилую площадь за временно отъезжающими» от 8 декабря 1926 года «за лицами, временно выехавшими из места постоянного их жительства, сохраняется право на жилую площадь в течение трех месяцев». Любопытно, что через три месяца председатель жилтоварищества имел бы право подселить в эти комнаты кого-то по своему усмотрению.
До жилтовариществ в России уже существовал опыт домового самоуправления. Это домкомы, или домовые комитеты; после октябрьских событий 1917 года они учреждались в соответствии с Постановлением НКВД «О правах городских самоуправлений в деле регулирования жилищного вопроса» от 30 октября 1917 года. Круг обязанностей у них был более узким, чем у жилтовариществ, — например, они не собирали квартплату. Впрочем, в народе правления жилтовариществ еще долго продолжали называть домкомами. Это отразилось в повести «Собачье сердце»: швейцар сообщает профессору Преображенскому, что на общем собрании жильцов появилось «новое товарищество», между тем его члены, явившиеся к Филиппу Филипповичу, чтобы его уплотнять, именуются домкомом, и тут же — «жилтоварищами».
Кроме хозяйственных задач домкомы и правления жилтовариществ выполняли функцию, связанную, так сказать, с государственной безопасностью: они должны были следить за жильцами, проводить воспитательные беседы, не допускать укрывательства «врагов» (белогвардейцев, «шпионов»). Эти общественные организации подчинялись государственным органам власти (исполкомам, милиции), откуда и получали указания. За неисполнение их могло последовать наказание, вплоть до ареста и революционного суда. К тому же со временем власти старались все больше контролировать социальный состав домоуправлений.
И герой пьесы Булгакова Аллилуя говорит:
Ты, Марья, дурака не валяй. Ваши дела нам очень хорошо известны. В домкоме все как на ладони. Домком око недреманное. Поняла? Мы одним глазом спим, а другим видим. На то и поставлены («Зойкина квартира»).
ЖАКТы. После 1917 года в жилищном хозяйстве все время шел поиск форм самоуправления. После домкомов, домкомбедов (домовых комитетов бедноты) и жилтовариществ по Постановлению ЦИК и СНК СССР «О жилищной кооперации» от 19 августа 1924 года возникли ЖАКТы (жилищно-арендные кооперативные товарищества). Они просуществовали долго, вплоть до 1937 года.
Оказавшись на месте Иоанна Грозного и подписывая за царя указ, герой пьесы Булгакова «Иван Васильевич» (1936) Бунша-Корецкий заверяет свою подпись печатью ЖАКТа. Оказалось, что этот атрибут власти управдома всегда при нем. А войдя в роль вершителя судеб государства, он сообщает, что «уже наметил кое-какие мероприятия и решил, что надо будет начать с учреждения жактов».
Общее собрание жильцов. Домкомы и правления жилтовариществ выбирались общим собранием жильцов10.
Мотив общего собрания жильцов возникает в ряде произведений Булгакова. Так, председатели домкома — Швондер в «Собачьем сердце» и Аллилуя в «Зойкиной квартире» — ссылаются на решение собрания, требуя освободить комнаты для уплотнения.
Мы <...> пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома. <...> Вы один живете в семи комнатах, —
говорит профессору Преображенскому Швондер. Слова Анисима Зотиковича Аллилуи свидетельствуют еще и о том, что от решения собрания зависит его административная карьера — и он спешит поставить Зою в известность, что срок самоуплотнения проходит:
...мне из-за вас общее собрание сегодня такую овацию сделало, что я еле ноги унес. Бабы врут — ты, говорят, Пельц укрываешь. Ты, говорят, наверное, с нее взятку взял. А я — не забудьте — кандидат. <...> Постановили вас уплотнить. А половина орет, чтобы и вовсе вас выселить.
По-видимому, собрание должно выдвинуть председателя домкома на какую-то должность. Можно, например, предположить, что это оплачиваемая должность коменданта. Обычно именно общее собрание дома предлагало кандидатов на эту позицию районному совдепу.
Для героев булгаковской пьесы «Иван Васильевич» общее собрание тоже высокая инстанция. Управдом Бунша-Корецкий опасается неудовольствия собрания жильцов: «Как я покажусь на глаза общему нашему собранию?»11 — говорит он. И другой герой той же пьесы, Антон Семенович Шпак, угрожая неприятностями Иоанну Грозному, которого принимает за Буншу-Корецкого, ссылается на собрание. Обращаясь к управдому, он заявляет: «Мы на вас коллективную жалобу подадим!»
В упомянутых пьесах общее собрание — некий абстрактный, внесценический персонаж; в «Собачьем сердце» сцен с общим собранием тоже нет, но читатель его себе представляет уже куда конкретнее — благодаря хоровому пению. Эта деталь среди прочих помогает почувствовать ту язвительно-насмешливую интонацию, с которой автор говорит о заседаниях жильцов.
Председатели домкома и жилтовариществ и управдом. Правление, выбранное общим собрание жильцов, возглавлял председатель. Он же заправлял делами и в домовом комитете.
Булгаков изображает такое лицо неоднократно. Эскизно — в рассказе «Воспоминание...»: здесь это высокомерный, «толстый, окрашенный в самоварную краску человек в барашковой шапке и с барашковым же воротником», окруженный членами домового управления в таких же шапках. Он не желает прописывать героя, а, получив бумагу с разрешающей высокой резолюцией, немедленно прописывает.
В других произведениях писателя председатели показываются развернуто.
В повести «Собачье сердце» Швондер не просто чинуша, которого больше всего на свете волнуют документы Шарикова и прописан тот или нет. Требуя от профессора Преображенского освободить комнаты, он ведет себя враждебно и агрессивно: разговаривает, «сверкая глазами», постоянно «меняясь в лице», «то вспыхивая, то угасая», с «желтенькими искрами» в глазах. Это не рядовое хамство — как выясняется, он «пишет всякие бессмысленные пасквили в газетах...». Фигура Швондера словно вырастает у нас на глазах: за этим маленьким человеком сила, и он чувствует себя хозяином жизни. В результате персонаж, который мог бы выглядеть только карикатурно, оказывается олицетворением советской власти.
Председатель домкома Анисим Зотикович Аллилуя из пьесы «Зойкина квартира» — взяточник и мошенник; как говорит сама хозяйка Зоя Пельц, он «спец по червонцам», знает толк и в фальшивых деньгах. Он ловко пользуется своим должностным положением и развращен властью. Помогает Аллилуе хорошо освоенный язык советских идеологических ярлыков, которые он с легкостью использует. Когда выгодно, произносит: «Вы социально опасный элемент», представляется как «лицо должностное, неприкосновенное», защищается фразой: «Я, товарищи, человек малосознательный, от станка». Любопытно, что в конце концов он оказывается в роли обвиняемого, однако не за свои проделки, а по случайности — в новом обществе положение любого человека ненадежно.
Еще один домовый руководитель — Бунша-Корецкий из пьесы «Иван Васильевич» — прекрасно приспособился к обстоятельствам новой советской жизни: дворянин по происхождению, он выдает себя за пролетария и ведет себя сообразно должности, которой очень гордится, — он управдом (в пьесе «Блаженство» (1934) — секретарь домоуправления).
Каждый свой шаг Бунша-Корецкий согласовывает с милицией. «Я передовой человек», — говорит он о себе. И еще: «Я — лицо, занимающее ответственнейший пост управдома, и обязан наблюдать». Изобретатель Тимофеев не стесняется сказать ему: «Вы, старый зуда, слоняетесь по всему дому, подглядываете, ябедничаете и, главное, врете!» Неожиданный поворот сюжета заостряет ситуацию и показывает, чего стоит «сознательность» героя: Бунша-Корецкий попадает в XVI век, во времена царствования Иоанна Грозного, оказывается на его месте, постепенно начинает играть роль царя с удовольствием — и уже готов отказаться от пролетарского происхождения.
Управдом — не выбираемая должность, в отличие от председателя домкома или жилтоварищества; это служащий, которого нанимало на работу правление. Может показаться, что разница не кажется писателю принципиальной — и перед читателем еще один советский начальник, не лучше и не хуже других его «председателей». Однако в изображении этой фигуры есть одна конкретно-историческая деталь, которая связана как раз с деятельностью управдома: булгаковский Бунша устанавливал радиоточки в квартирах, а потом возмущался, что жильцы «упорно не пользуются радио». И действительно, с середины 1920-х годов в СССР создавалась трансляционная сеть массового вещания. С 1927 года радиоточки с громкоговорителями-рупорами устанавливались в квартирах [Гуревич, Ружников: 168]. Радио работало на пропаганду и максимально рекламировалось. Занимался этим управдом.
Конфликты и правила внутреннего распорядка. Пока было разрешено самоуплотнение, состав жильцов в квартирах мог быть сравнительно однородным. Хотя и тогда повлиять на выбор соседей можно было далеко не всегда. В 1929 году, когда самоуплотнение было отменено, это и вовсе стало невозможно.
В 1927 году были приняты «Правила внутреннего распорядка в домах и квартирах»12, регулировавшие отношения между соседями коммунальной квартиры, а также — во исполнение Постановления ВЦИК и СНК РСФСР от 7 марта 1927 года — созданы Примирительно-конфликтные комиссии по жилищным делам. Однако это не помогало. Бесконечные конфликты между людьми с неодинаковыми жизненными представлениями и разной бытовой культурой были неизбежны.
И у Булгакова видим сюжетный мотив коммунальной войны.
А некий молодой человек, у которого в «квартире» поселили божью старушку, однажды в воскресенье, когда старушка вернулась от обедни, встретил ее словами: «Надоела ты мне, божья старушка!» И при этом стукнул старушку безменом по голове («Москва 20-х годов»).
Здесь же:
Поймите все, что этот человек может сделать невозможной жизнь в любой квартире, и он ее сделал невозможной. Все поступки В.И. направлены в ущерб его ближним, и в кодексе Республики нет ни одного параграфа, которого бы он не нарушил. Нехорошо ругаться матерными словами громко? Нехорошо. А он ругается. Нехорошо пить самогон? Нехорошо. А он пьет. Буйствовать разрешается? Нет, никому не разрешается. А он буйствует. И т. д. Очень жаль, что в кодексе нет пункта, запрещающего игру на гармонике в квартире. Вниманию советских юристов: умоляю ввести его! Вот он играл. Говорю играл, потому что теперь не играет. Может быть, угрызения совести остановили этого человека? О, нет, чудаки из Берлина: он ее пропил.
Соседи доносят друг на друга, в том числе для того, чтобы завладеть чужой площадью. Так, Шариков пишет донос на профессора Преображенского («Собачье сердце»), а Алоизий Могарыч доносит на Мастера и того, по-видимому, арестовывают, а когда он, «с оборванными пуговицами», возвращается к подвальчику, то обнаруживает, что в его комнате уже живут: здесь горит свет и звучит патефон («Мастер и Маргарита»).
Борьба с разрушением жилищ. Чтобы остановить развал муниципализированных жилищ, Совет народных комиссаров принял декреты «О мерах улучшения жилищных условий трудящегося населения и о мерах борьбы с разрушением жилищ» (23 мая 1921 года) и «О привлечении населения к ремонту водопровода, канализации, газового и центрального отопления в муниципализированных домах» (18 июля 1921 года). Жильцам теперь предписывалось контролировать работу своего домового комитета и делать все возможное для сохранности дома.
Когда говорят о мотиве разрухи у Булгакова, обычно вспоминают слова профессора Преображенского, сказанные им доктору Борменталю:
...воздержитесь от употребления самого этого слова. Это — мираж, дым, фикция. <...> Что такое эта ваша «разруха»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует! <...> разруха сидит не в клозетах, а в головах («Собачье сердце»).
Возникает этот мотив и в других произведениях писателя. В рассказе «№ 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна» великолепный частный дом после революции превращается в «Рабкоммуну»; он заселен новыми жильцами. Хозяина не стало — результат налицо: «поперек гостиных протянулись веревки, а на них — сырое белье. Примусы шипели по-змеиному, и днем и ночью плыл по лестницам щиплющий чад».
Булгаков рисует почти апокалиптическую картину, все разрушается на глазах: на лестничных площадках исчезают лампы, лифты перестают работать, паркет жгут... Кажется, чтобы спасти жилье, достаточно правил, достаточно контроля. Бывший управляющий дома Эльпита Христи, душу вложивший в этот дом,
...ходил каждый день, в особенности в пятый этаж. Зорко глядел, чтобы не наставили черных буржуек, не вывели бы труб в отверстия, что предательски-приветливо глядели в углах комнат под самым потолком.
Христи «мучил» правление
до тех пор, пока оно не выделило из своей среды Нилушкина Егора, с титулом «санитарный наблюдающий». Нилушкин Егор два раза в неделю обходил все 75 квартир.
Однако в бесхозном мире новых людей, где никому ничего не нужно, не помогает ничто — тот, кто должен сохранять, разрушает сам; пассаж о «санитарном наблюдающем» заканчивается словами «И с уличенных брал дань». И в конце концов в прошлом роскошный дом исчезает в пожаре.
Отметим, что Булгаков ведет речь не только об упадке домового хозяйства — речь о распаде мира в целом.
Квартхоз (квартирохозяин), квартиросъемщик (съемщик, квартиронаниматель), квартуполномоченный (ответственный квартиросъемщик, ответственный съемщик). Новояз в полной мере отражал бюрократизацию советской жизни, в том числе ее жилищной сферы.
Понятие квартхоза или квартирохозяина появляется в годы НЭПа: «в городах возродился Институт квартирохозяев и даже домохозяев, имевших право сдавать или продавать жилую площадь» [Лебина: 97]. Институт этот по своим масштабам был, конечно, очень ограниченным — в собственность «бывшим» перешла очень незначительная часть жилья. Но купить комнату все-таки было возможно, хотя по карману — очень немногим:
— Больше я не могу. Сделай, что хочешь, но мы должны уехать отсюда. — Детка, — ответил я в отчаянии. — Что я могу сделать? Я не могу достать комнату. Она стоит 20 миллиардов, я получаю четыре. Пока я не допишу романа, мы не можем ни на что надеяться. Терпи («Самогонное озеро»).
Для большинства людей жилище все-таки перестало быть собственностью — и возникло понятие квартиросъемщик, он же съемщик. Ответственными квартиросъемщиками называли тех, кто представлял квартиру в домовой администрации. Специально для коммунальной квартиры было введено также понятие квартуполномоченный. О значении этой фигуры Н.Б. Лебина, исследовательница истории российской повседневности, писала: ««Квартуполномоченный» — основной персонаж советской трагикомедии под названием «Коммунальная квартира», появившийся сначала в немногочисленных домах-коммунах. Это произошло летом 1921 года, когда НКВД РСФСР принял совместно с Наркомздравом инструкцию «О мерах улучшения жилищных условий рабочих»» [Лебина: 107].
Квартуполномоченный — тот же квартиросъемщик, однако в глазах власти наделенный особыми полномочиями, а следовательно, лицо влиятельное. Он следил за соблюдением «правил общежития» жильцами, за сохранностью квартиры, ее своевременной оплатой (Инструкция НКВД по применению постановления ВЦИК и СНК «О плате за пользование жилыми помещениями» от 13 июня 1923 года, принята 21 июня 1923 года). Была у него и еще одна задача — присматривать за жильцами и, если что, информировать о происходящем вышестоящие органы, прежде всего жилищную администрацию. Мало того, что в коммунальной квартире жизнь всегда на виду, начиная с 1929 года по Положению об ответственных уполномоченных жильцы были обязаны предоставлять старшим по квартире сведения о себе — о своем положении и заработке.
В больших квартирах квартуполномоченного выбирали. В начале 1920-х такой статус еще могли получать бывшие хозяева квартир, однако очень скоро городские жилотделы спохватились и стали присылать на собрания инспекторов, направлявших ход выборов [Кириллова: 147], — и очень быстро все изменилось. Так что квартуполномоченный «был представитель советской власти на квартирном уровне» [Лебина: 108].
Булгаковский Шариков, освоивший бюрократический советский язык, заявлял о своих требованиях на жилплощадь:
Член жилищного товарищества, и жилплощадь мне полагается определенно в квартире номер пять у ответственного съемщика Преображенского в шестнадцать квадратных аршин...
Сам профессор, конечно, чувствовал себя хозяином своей квартиры, а не ответственным съемщиком.
Обладавший властью над жильцами, ответственный квартиросъемщик коммунальной квартиры был зависим от сильных мира сего, его беспомощность перед лицом всесильных организаций показана М.А. Булгаковым в фельетоне «Бурнаковский племянник» (1924). Бурнаков, дядя, получил ответственный пост, и с его племянником, вселенным в коммунальную квартиру, никто не может справиться — ни секретарь домовой ячейки, ни квартиросъемщик («бывший квартхоз», как говорит о нем писатель), и уж тем более не могут справиться жильцы. Этот вор и хам делает, что хочет, а когда — во время устроенных танцев — в квартире под ним рухнула штукатурка и «снизу пришли, бурнаковский племянник пригрозил, что пожалуется в Ге-пе-у»13. К счастью, дядю Бурнакова сняли, и это спасло жильцов.
Бессильным перед дебоширами оказывается квартхоз из фельетона Булгакова «Три вида свинства» (1924). А квартхоз Василий Иванович из рассказа «Самогонное озеро» не только не может справиться с напившимся хулиганом, проникшим в чужую квартиру и ощипывающим перья живого петуха, но и сам напивается и бесчинствует: «выбил все стекла, избил жену — и свой поступок объяснил тем, что она заела ему жизнь». Не лучше оказался и вызванный по этому случаю председатель домкома — он высказался следующим образом: «Удивляюсь я тебе, Василь Иваныч. Глава дома — и не можешь с бабой совладать». В результате дело чуть не кончилось смертоубийством.
Здесь ставим точку, хотя уместнее было бы поставить многоточие, так как список конкретно-исторических фактов, связанных с жилищной политикой молодого советского государства, ставших предметом художественной рефлексии Булгакова, можно было бы продолжить.
Нам очевидно, что открытий в нашей статье нет и большая часть отмеченных позиций по отдельности описывалась коллегами, правда, без соотнесения с историческими документами. Вместе с тем рассмотрение их в совокупности представляет системность взгляда Булгакова в отображении реальной картины мира. И, конечно, еще раз показывает, на какой почве вырастает гротескный мир его произведений.
Литература
Гуревич П.С., Ружников В.Н. Советское радиовещание. Страницы истории. М.: Искусство, 1976. 382 с.
Кириллова Е.А. Городское хозяйство в период становления нэпа 1921—1925 гг. (по материалам Петрограда — Ленинграда): дис. ... кандидата исторических наук: 07.00.02. Санкт-Петербургский государственный университет. СПб., 2015.
Лебина Н.Б. Советская повседневность: нормы и аномалии. От военного коммунизма к большому стилю. М.: Новое литературное обозрение, 2015. 482 с.
Меерович М.Г. Наказание жилищем: жилищная политика в СССР как средство управления людьми. 1917—1937. М.: РОССПЭН. 2008. 304 с.
Пиир А.М. (Само)управление в петроградских / ленинградских жилых домах. 1. Домовые комитеты (1917—1921) // Антропологический форум — online. СПб., 2012. № 17. С. 175—218.
Чудаков А.П. К проблеме тотального комментария «Евгения Онегина» // Пушкинский сборник. М.: Три квадрата, 2005. С. 210—237.
Примечания
1. Здесь и далее текст очерка цитируется по изданию: Булгаков М.А. Москва 20-х годов // Булгаков М.А. Собрание сочинений. В 5 т. Т. 2. М.: Художеств. лит., 1989. С. 435—446.
2. Здесь и далее текст повести цитируется по изданию: Булгаков М.А. Собачье сердце // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 119—211.
3. Здесь и далее текст повести цитируется по изданию: Булгаков М.А. Зойкина квартира // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 3. С. 77—149.
4. Декрет СНК от 27 апреля 1922 года «О невыселении в административном порядке граждан из занимаемых ими жилищ»; Декрет СНК от 8 мая 1922 года «О дополнении к декрету Совета Народных Комиссаров от 27 апреля 1922 г. «О невыселении в административном порядке граждан из занимаемых ими жилищ»»; Декрет ВЦИК и СНК от 9 января 1924 года «О выселении граждан из занимаемых ими помещений»; Постановление СНК от 15 ноября 1927 года «О мероприятиях по жилищному хозяйству в городских поселениях»; Постановление ЦИК и СНК СССР от 4 января 1928 года «О жилищной политике»; Постановление ВЦИК и СНК РСФСР от 8 апреля 1929 года «Об ограничении проживания лиц нетрудовых категорий в муниципализированных и национализированных домах и о выселении бывших домовладельцев из национализированных и муниципальных домов». См. также: Меерович М.Г. Власть и жилище: (жилищная политика в СССР в 1917—1940 годах) // Вестн. Евразии. М., 2003. № 1. С. 5—66.
5. Здесь и далее текст рассказа цитируется по изданию: Булгаков М.А. № 13. Дом Эльпит-Рабкоммуна // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 242—250.
6. Здесь и далее текст рассказа цитируется по изданию: Булгаков М.А. Самогонное озеро // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 320—325.
7. Здесь и далее текст рассказа цитируется по изданию: Булгаков М.А. Воспоминание... // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 378—383.
8. Здесь и далее текст цитируется по изданию: Булгаков М.А. Московские сцены (На передовых позициях) // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 2. С. 289—295.
9. Здесь и далее текст романа цитируется по изданию: Булгаков М.А. Мастер и Маргарита // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 5. С. 7—387.
10. Инструкция по перевыборам домовых комитетов // Северная коммуна. 1919. 19 нояб. (№ 263). С. 1. См. также: Пиир А.М. (Само)-управление в петроградских / ленинградских жилых домах. 1. Домовые комитеты (1917—1921) // Антропологический форум — online. СПб., 2012. № 17. С. 175—218. — URL: https://anthropologie.kunstkamera.ru/files/pdf/017online/piir.pdf (дата обращения: 01.09.2022).
11. Здесь и далее текст пьесы цитируется по изданию: Булгаков М.А. Иван Васильевич // Булгаков М.А. Указ. соч. Т. 3. С. 423—463.
12. Опубликованы в журнале «Жилищное дело» (1927. № 3. С. 13).
13. Здесь и далее текст фельетона цитируется по изданию: Булгаков М.А. Бурнаковский племянник // Булгаков М.А. Повести. Рассказы. Фельетоны. М.: Сов. писатель, 1988. С. 101—105.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |