Человек, не познавший в жизни любовь, обделен счастьем. Это прекрасное чувство безгранично, как космос, разнообразно, как населяющие его планеты и другие небесные образования. Звезды светят нам испокон веков. Любовь может вспыхнуть и погаснуть, она загадочна и непредсказуема.
Настоящая любовь приходив однажды, и заблуждаются люди, считающие, что любили несколько, а кто и множество раз. Более реально рассуждал человек, говоривший, что у него было две любви — одна и все остальные, но и он был далек от истины. Люди проникли в самые сокровенные тайны природы, к которой безусловно относится человек, совершили самые, казалось бы, невероятные открытия в науке и технике, приблизили к себе космос, но ни на йоту не приблизились к разгадке тайны любви, потому что ее невозможно определить никаким, даже самым совершенным прибором или математическим расчетом, любовь неподвластна никаким законам, ее существование не подгонишь ни под какую теорию или модель. В каждом своем проявлении любовь неповторима. Хотя неоднократно делались попытки определить рамки любви, детально объяснить, что она собой представляет.
У героя этой книги — Михаила Афанасьевича Булгакова — большинство произведений окрашено любовью, озаряющей его творчество, созвучной душам любящих и благородных людей. Ошибался ли он в этом сложнейшем чувстве, принимая за любовь увлечение? Он был не богом, а земным человеком, ничто человеческое не было ему чуждо. Он ненавидел войну, ложь, предательство, любое проявление зла.
В молодые годы, уже находясь в Москве, Михаил Булгаков попал под влияние известного писателя Алексея Толстого, чувствуя к себе неравнодушное, благожелательное отношение мэтра. В марте 1923 года тот издавал в Берлине газету на русском языке под названием «Накануне». Желая привлечь к сотрудничеству молодых советских писателей, создал в Москве специальную редакцию и призывал ее сотрудников присылать побольше Булгакова. Алексей Толстой был, пожалуй, единственным весьма признанным писателем, кто понимающе и благосклонно отнесся к молодому автору, укреплял в нем веру в свои силы.
В доносе на Булгакова одного из работников ВЧК переделанная из романа «Белая гвардия» пьеса «Дни Турбиных» названа «апологией белогвардейщины» и указано, что Булгаков близок с Алексеем Толстым, который говорил автору доноса, что «Дни Турбиных» можно поставить на одну доску с чеховским «Вишневым садом». С точки зрения доносчика, это сравнение с Чеховым, писателем отринутого строя, тем не менее отрицательно характеризует Булгакова, но для него звучит высшей похвалой.
Булгаков, человек честнейший, остается беспристрастным даже к писателю, искренне ценившему его творчество, и, когда после исполнения Пятой симфонии Шостаковича, которую Булгаков считал «блистательной», «мое впечатление — потрясающее... гениальная вещь», в газете «Вечерняя Москва» появилась статья Алексея Толстого, осуждающая симфонию, он не может простить ему этого: «Ох, как мне не понравилась эта статья!.. И писать даже не хочу. Я считаю Шостаковича гениальным. Но писать такую статью?!»
Каким же на самом деле был Алексей Толстой? В литературе? В быту? Он поучал молодою писателя не только тому, как вести себя в литературе, но в личной жизни, в любви к женщинам. Булгаков внимал ему, естественно не зная, что потом напишет о «третьем Толстом» величайший русский писатель, лауреат Нобелевской премии Иван Алексеевич Бунин:
«Это был во многих отношениях человек замечательный. Он был даже удивителен сочетанием в нем редкой личной безнравственности (ничуть не уступающей после его возвращения в Россию из эмиграции безнравственности его крупнейших соратников на поприще служения советскому Кремлю) с редкой талантливостью всей его натуры, наделенной к тому же большим художественным даром... Написал немало такого, что просто ужасно по низости, пошлости, но даже в ужасном оставался талантливым...»
Был ли он действительно графом Толстым? Бунин пишет: «Большевики отвечают на это двусмысленно и неубедительно... Он врал всегда беззаботно, легко, а в Москве, может быть, иногда с надрывом, но, думаю, явно актерски, не доводя себя до той «искренности лжи», с какой весь век чуть не рыдал Горький».
Молодой Булгаков, конечно, не мог разобраться, как опытный Бунин, во всех нюансах непростой натуры Толстого, но заметил, что, в отличие от других литераторов — возвращенцев из эмиграции, которых, кстати, в 1938 году расстреляли, «граф живет денежно и толсто, ему строят дачу под Ленинградом».
Алексей Толстой был незаурядным человеком, по крайней мере любил производить впечатление оного, и к Булгакову благоволил по причине казаться не таким, как все, но не помог ему издать даже «Записки на манжетах» и «Дьяволиаду», которые особенно хвалил. Его самолюбию льстило, что молодой талантливый писатель восторженно смотрит на него, не спорит с ним. Но это не означало, что Булгаков был во всем согласен с мэтром, что, впрочем, не интересовало Толстого.
Алексей Толстой пытался навязать Булгакову и свое мнение о личной жизни, он внушал ему, что у любви писателя есть своя закономерность. Увидев Булгакова с первой женой, Таисией Николаевной Лаппой, очаровательной саратовской девушкой, Толстой скорчил недовольную гримасу:
— Батюшка! Запомните раз и навсегда — писатель за свою жизнь должен жениться три раза! Три! Не меньше. Иначе вы зачахнете как писатель. Новые чувства, новые впечатления так обогащают творчество писателя! Запомните — нужно жениться трижды! Не меньше! Три раза! — говорил он тоном прокурора в последней инстанции, говорил серьезно и вместе с тем насмешливо, чтобы не смутить жену Булгакова и не показаться бестактным и грубым.
У Булгакова действительно было три жены. Но это произошло не по совету Толстого. Так распорядилась судьба.
| К оглавлению | Следующая страница |