Вернуться к В.И. Лосев. Михаил Булгаков. «Мне нужно видеть свет...»: дневники, письма, документы

М.А. Булгаков — Б.В. Асафьеву. 25 декабря 1937 г.

Дорогой Борис Владимирович!

21-го декабря я послал Вам письмо, где предупредил, что Вам нужно выехать в Москву. Я ждал единственно возможного ответа — телеграммы о Вашем выезде. Ее нет. Что же: Вам не ясна исключительная серьезность вопроса о «Минине»? Я поражен. Разве такие письма пишутся зря?

Только что я Вам послал телеграмму, чтобы Вы выезжали. Значит, есть что-то очень важное, если я Вас так вызываю.

Повторяю: немедленно выезжайте в Москву.

Прошу Вас знать, что в данном случае я забочусь о Вас1, и помнить, что о необходимости Вашего выезда я Вас предупредил.

Ваш М. Булгаков.

Примечания

Впервые (телеграммы и письмо): Музыка России. Вып. 3. М., 1980. Печатается по указ. изд.

1. Булгакова уже стал раздражать нервозный и несколько обидчивый тон писем Асафьева, поскольку требовались решительные действия в защиту оперы, а не выяснение некоторых «психологических» деталей, связанных с авторским самолюбием. Может показаться, что Булгаков слишком суров к композитору, но творческая судьба научила его резкости и целеустремленности: он не хотел, чтобы совместная работа, которую они явно не считали «проходной», пополнила зловещий список из «шестнадцати загубленных вещей». Булгаков ценил и уважал Асафьева, сочувствовал ему, был его единомышленником, но в решительные часы призывал его к активным конкретным действиям, полагая, что в таких ситуациях нельзя ограничиться интеллигентскими сентенциями. Записи в дневнике Е.С. Булгаковой говорят именно об этом. 25 декабря: «Письмо М.А. Асафьеву в суровом тоне, чтобы он ехал наконец в Москву, ведь о нем же, в самом деле, заботятся! Телеграмма ему о том же. Приехал Дмитриев. И от него пошла телеграмма Асафьеву о том же». 26 декабря: «Звонок из Ленинграда, но говорит не Асафьев, а жена его, и повторяет только одно — «Ваши письма расстроили Бориса Владимировича». М.А. сердился, говорил мне потом, что ни одно доброе дело не остается без наказания».

И 1937 г. не стал для Булгаковых более благоприятным. 31 декабря Елена Сергеевна записала: «Кончается этот год. Горький вкус у меня от него».