М.А. Булгаков — П.С. Попову. 14 марта 1935 г.

Гравидан, душа Павел, тебе не нужен — память твоя хороша: дом № 3, кв. 44. Не одни киношники. Мною многие командуют.

Теперь накомандовал Станиславский¹. Прогнали для него Мольера (без последней картины — не готова), и он вместо того, чтобы разбирать постановку и игру, начал разбирать пьесу.

В присутствии актеров (на пятом году!) он стал мне рассказывать о том, что Мольер гений и как этого гения надо описывать в пьесе.

Актеры хищно обрадовались и стали просить увеличивать им роли.

Мною овладела ярость. Опьянило желание бросить тетрадь, сказать всем: пишите вы сами про гениев и про негениев, а меня не учите, я все равно не сумею. Я буду лучше играть за вас. Но нельзя, нельзя это сделать! Задавил в себе это, стал защищаться.

Дня через три опять! Поглаживая по руке, говорил, что меня надо оглаживать, и опять пошло то же.

Коротко говоря, надо вписывать что-то о значении Мольера для театра, показать как-то, что он гениальный Мольер, и прочее.

Все это примитивно, беспомощно, не нужно. И теперь сижу над экземпляром, и рука не поднимается. Не вписывать нельзя — пойти на войну — значит сорвать всю работу, вызвать кутерьму форменную, самой же пьесе повредить, а вписывать зеленые заплаты в черные фрачные штаны!.. Черт знает, что делать!

Что это такое, дорогие граждане?

Кстати — не можешь ли ты мне сказать, когда выпустят Мольера? Сейчас мы репетируем на Большой сцене. На днях Горчакова² оттуда выставят, так как явятся «Враги»³ из фойе.

Натурально пойдем в филиал, а оттуда незамедлительно выставит Судаков с пьесой Корнейчука⁴. Я тебя и спрашиваю, где мы будем репетировать, и вообще, когда всему этому придет конец?

* * *

Довольно о «Мольере»!

* * *

Своим отзывом о чеховской⁵ переписке ты меня огорчил. Письма вдовы и письма покойника произвели на меня отвратительное впечатление. Скверная книжка! Но то обстоятельство, что мы по-разному видим один и тот же предмет, не помешает нашей дружбе.

* * *

Блинов не ели. Люся хворала. (Теперь поправляется.)

А за окном, увы, весна. То косо полетит снежок, то нет его, и солнце на обеденном столе. Что принесет весна?

Слышу, слышу голос в себе — ничего!

* * *

Опять про Мольера вспомнил! Ох, до чего плохо некоторые играют. И в особенности из дам К.⁶ И ничего с ней поделать нельзя.

* * *

Заботы, заботы. И главная, поднять Люсю на ноги. Сколько у нас работы, сколько у нее хлопот. Устала она.

* * *

Анну Ильиничну за приписку поцелуй.

Анна Ильинична! Вашим лыжным подвигом горжусь.

Пиши еще. Представляю себе, как вкусно сидите Вы у огня. Славьте огонь в очаге.

Твой Михаил.

Примечания

Впервые: Новый мир. 1987. № 2. Печатается по автографу (ОР РГБ, ф. 218, к. 1269, ед. хр. 4, л. 35—36).

1. Прекрасные отношения, существовавшие между Булгаковым и Станиславским в течение ряда лет, в период репетиций пьесы «Мольер» стали осложняться. Станиславский по-прежнему с чистым сердцем и любовью относился к Булгакову. Об этом, например, свидетельствует следующая запись в дневнике Е.С. Булгаковой от 25 августа 1934 г.: «М.А. все еще боится ходить один. Проводила его до театра, потом — зашла за ним. Он мне рассказал, как произошла встреча К[онстантина] С[ергеевича]... Речь К[онстантина] С[ергеевича] в нижнем фойе... Когда кончил, пошел к выходу, увидел М.А. — поцеловались. К. С. обнял М.А. за плечо, и так пошли.

— Что пишете сейчас?

— Ничего, Константин Сергеевич, устал.

— Вам нужно писать... Вот тема, например: некогда все исполнить... и быть порядочным человеком.

Потом вдруг испугался и говорит:

— Впрочем, вы не туда повернете!

— Вот... все боятся меня...

— Нет, я не боюсь. Я бы сам тоже не туда повернул».

Но вторжение Станиславского в процесс работы над пьесой после длительнейших репетиций Булгаков воспринимал резко отрицательно. Об этом остром восприятии пишет и Е.С. Булгакова в дневнике. Запись 5 марта 1935 г.: «Тяжелая репетиция у Миши... Пришел разбитый и взбешенный. Станиславский, вместо того, чтобы разбирать игру актеров, стал при актерах разбирать пьесу». 10 марта: «Опять у Станиславского. <...> С[таниславский] начал с того, что погладил Мишу по рукаву и сказал: «Вас надо оглаживать». Очевидно, ему уже сообщили о том, что Миша обозлился на его разговор при актерах. Часа три торговались. Мысль Станиславского в том, чтобы показать повсюду, что Мольер создатель гениального театра. Поэтому надо вписывать те вещи, которые Миша считает тривиальными или ненужными. Яростный спор со Станицыным и Ливановым. Но Миша пришел более живой, потому что успокоился. Говорил, что Станиславский очень хорошо сострил про одного маленького актера, который играет монаха при кардинале, — что это поп от ранней обедни, а не от поздней». 20 марта: «Все это время — то и дело у Станиславского разбор «Мольера». Миша измучен... (Станиславский) пытается исключить лучшие места — стихотворение, сцену дуэли и т. д. Всего не упишешь. Доходило до того, что мы решили с Мишей вопрос — написать письмо Станиславскому с отказом от поправок, взять пьесу и уйти. Миша все время говорит так: «Я не доказываю, что пьеса хорошая, может быть, она плохая. Но зачем же ее брали?.. Чтобы потом калечить по-своему?» Но во мне нет сомнений относительно пьесы, и Станиславский вызывает во мне одно бешенство».

2. Горчаков Николай Михайлович (1898—1958) — режиссер, работал над постановкой «Мольера».

3. Имеется в виду пьеса М. Горького «Враги», премьера которой состоялась в МХАТе в октябре 1935 г.

4. Имеется в виду пьеса Корнейчука «Платон Кречет» в постановке И.Я. Судакова. Премьера пьесы состоялась в июне 1935 г.

5. Речь идет о переписке А.П. Чехова и О.Л. Книппер (издана в трех томах в 1934—1936 гг.). В письме П.С. Попова, в частности, говорилось: «Я как-то с боязнью брался за книгу, опасался, что еще больше разочаруюсь в Книппер. Но письма говорят в ее пользу...»

6. Очевидно, Булгаков имеет в виду актрису Лидию Михайловну Кореневу (1885—1982), игравшую Мадлену.