Дорогой Коля!
Вчера получил твое письмо от 8 sept. 1933. Спасибо тебе за хлопоты! Надеюсь, что ты поможешь мне по «Зойкиной квартире». Я буду извещать тебя обо всем, что будет у меня известно по поводу этой пьесы. Жду копию экземпляра Марии Рейнгардт, а тебе вышлю копию ее французского письма ко мне, как только Елена Сергеевна его перепишет.
Ты, надеюсь, понимаешь, что от дел с моими пьесами у меня голова идет кругом. Никоим образом, сидя у окошечка на Пироговской, нельзя управиться с заграничными вопросами. И происходит чертова, по временам, кутерьма. Тут все: и путаница в сношениях с издательствами, и появление разнобойных текстов одних и тех же вещей, по временам фортеля, которые выкидывают некоторые субъекты типа знаменитого Каганского, словом, все прелести. Впрочем, я не только надеюсь, но и убежден, что ты понимаешь все трудности моего положения, почему и не буду распространяться на эту тему.
Я счастлив тем, что Елена взяла на себя всю деловую сторону по поводу моих пьес и этим разгрузила меня. Я выдал ей нотариальную доверенность на ведение дел по поводу моих произведений. В случае, если бы она написала тебе вместо меня, прошу ее сообщения договорные или же гонорарные принимать как мои.
Да, еще по поводу «Зойкиной»: вскоре после предложения Рейнгардт издательство С. Фишер радостно известило меня, что оно насчет «Зойкиной» заключило договор в Чехии. Все это очень мило, но я им написал, что Ладыжников уже выпустил пьесу, так что при чем здесь Фишер? Словом: надо играть в Париже, надо, чтобы ты, сколько можешь, привел вопрос о «Зойкиной» за пределами СССР в порядок1.
* * *
Сообщения газет о том, что в МХТ пойдут «Мольер» и «Бег», приблизительно верны. Но вопрос о «Мольере» так затягивается (по причинам чисто внутренне театральным), что на постановку его я начинаю смотреть безнадежно2, а «Бег», если будет судьбе угодно, может быть, пойдет к весне 1934 года3. В других театрах Союза обе пьесы, по-видимому, безнадежны. Есть тому зловещие знаки. В «Беге» мне было предложено сделать изменения. Так как изменения эти вполне совпадают с первым моим черновым вариантом и ни на йоту не нарушают писательской совести, я их сделал.
Сейчас мне срочно нужно быть в МХТ, поэтому это письмо отправляю, а продолжение напишу немедленно (завтра отправлю).
Целую тебя.
Михаил.
Вот подпись Елены Сергеевны, чтобы ты ее знал.
Милый Никол,
можно Вас так называть? По рассказам Миши, чувствую к Вам большую симпатию. Было бы очень радостно, если бы Вы прислали нам свою последнюю карточку. Со своей стороны, обещаю, что все наше святое семейство скоро снимется и тоже вышлет Вам свои фотографии. Мое письмо похоже на письмо из «Брачной газеты». Но это уж не моя вина. Шлю сердечный привет.
Елена Булгакова.
Примечания
Впервые: Булгаков М. Письма. М., 1989. Печатается по автографу (ОР РГБ, ф. 562, к. 19, ед. хр. 14, л. 12—13).
1. Н.А. Булгаков в ответном письме (27 сентября) сообщал: «Мне удалось получить на руки тот текст, с которым работала Рейнгардт... Тебе будет послан французский текст уже в окончательной сценической обработке... Документы, присланные мне тобою, я перевел, легализировал по закону и вчера... подписал соглашение с Марией Рейнгардт. Прилагаю французскую копию и перевод этого соглашения для твоей ориентации... Вчера я подписал необходимые документы для вступления (моего) в число членов Société des auteurs как твоего заместителя... Ты обещал посоветоваться в Москве с юристом об отношениях с издательством Ладыжникова... Если доверенность тобою ему послана не была, тебе достаточно также письмом известить... что за истечением 5-летнего срока и так как им ничего по «Зойкиной квартире» сделано не было, ты вынужден был дать законную доверенность мне, а с ним расторгаешь... соглашение. Если же ты в свое время послал нотар. доверенность, то это несколько меняет положение, но право французского перевода и представления на франц. языке его не должно касаться... Относительно письма С. Фишера о «Зойкиной кв.» для Чехии... Я думаю, тебе следовало бы известить С. Фишера о данной мне доверенности за пределами СССР. Имея эту... доверенность... и действуя через парижское Société des auteurs, у которого есть прямые связи и с Фишером и Чехией, — я смогу лучше и проще вести это дело. Напиши Фишеру, чтобы он снесся со мной по вопросу о Чехии, т. к. есть очень важный один пункт. Если в Чехии затевают фильмовую обработку, то этому было бы лучше воспрепятствовать, т. к. малое, может быть, общество в Чехии собьет дела, могущие быть во Франции по прошествии здесь на сцене «Зойк. кв...». И вообще, раз тобою передано право по «Зойк. кв.» мне, то направляй их все мне — мне кажется, так будет лучше и скорее: внесется ясность и порядок во все дело... Переговоры с одним театром в Париже (через М. Рейнгардт) вступают в решительную фазу... Я бы очень просил тебя прислать мне, и по возможности поскорее, список действующих лиц «Зойк. кв.» — конечно, не обычный перечень, а краткие характеристики, эссенции характеров и манер (жестов) персонажей. Ты уже обещал помочь мне авторскими указаниями. Так вот эти указания необходимы мне для вырисовки (четкости) типов. Для многих также необходимо знать, как их одеть применительно к обстановке, в которой они живут и действуют: словесные краткие наброски характеров, костюмов (одеяний) и обстановки. Очень прошу поскорей!.. Недели через три в СССР уезжает мой шеф — известный бактериолог проф. Felix d'Herelle, открывший бактериофаг. Он приглашен сделать несколько сообщений. Если он будет в Москве и встретится с тобой (его маршрута и программы я не знаю), я прошу тебя оказать ему при случае всякую поддержку по мере сил, средств и возможности. Это очень порядочный и милейший человек, высококультурный. Если познакомишься с ним, познакомь его с театральным делом, устрой, если, конечно, можешь, посещение театральных представлений. Он ко мне великолепно относится и сделал мне много добра... Я думаю, что ты сможешь оказать мне эту услугу...»
Факт получения письма от Николая Афанасьевича был зафиксирован и в дневнике Е.С. Булгаковой (3 октября): «От брата Николая из Парижа письмо — скоро вышлет французский перевод «Зойкиной». Пишет, что скоро в Москву поедет его шеф, известный бактериолог, профессор Felix d'Herelle».
2. Причины задержки с постановкой «Мольера» были действительно «чисто внутренне театральными». По договору с МХАТом срок постановки пьесы был довольно продолжительным — 1 мая 1933 г. Но и этот срок отодвигался многократно. 17 ноября 1931 г. Булгаков с успехом читал пьесу для труппы, а с января 1932 г. начались репетиции «Мольера» (режиссер — Н.М. Горчаков). С самого начала постановочная работа не ладилась, поскольку все усилия руководства МХАТа были направлены на выпуск «Мертвых душ». В этом спектакле были заняты ведущие актеры театра, в том числе и Москвин, назначенный на роль Мольера. С Москвиным были связаны надежды на успех. Но тут произошло непредвиденное: Москвин отказался от роли. Через несколько десятков лет Е.С. Булгакова так опишет это событие: «Играть Мольера должен был Москвин. Но в это самое время он расходился со своей старой женой и у него был пылкий роман с А. Тарасовой, он пришел к нам и сказал: не могу репетировать, мне кажется, что я про себя все рассказываю. У меня с Любовью Васильевной дома такие же разговоры, все повторяется, мне трудно. Вся Москва будет слушать как будто про меня... Это погубило спектакль; Станицын, которому передали роль, очень хороший эпизодический артист, но нести на себе весь спектакль не может, и в пьесе все перекосилось...» По разным причинам отказались от ролей в пьесе и некоторые другие ведущие актеры, в том числе и Хмелев, сменился художник и т. д. Станиславский никак не мог приступить к непосредственному руководству постановкой «Мольера», а весной 1933 г. он тяжело заболел и уехал лечиться за границу.
3. После доработки Булгаковым текста «Бега» летом 1933 г. (по предложению театра) вновь начались репетиции пьесы. Весть о возможной постановке «Бега» быстро распространилась, об этом узнали и за рубежом. Посыпались различные предложения. Об одном из таких предложений говорится в письме Е.С. Булгаковой (которая вела деловую переписку мужа) руководителю Театра русской драмы в Риге А.И. Гришину от 28 августа 1933 г.: «Относительно пьесы БЕГ: по окончании переписки экземпляров я буду просить разрешения в Наркомпросе на отправку БЕГА за границу». 13 сентября Е.С. Булгакова вновь сообщала этому театру, что в ближайшее время ждет результатов в Наркомпросе. Очевидно, к тому времени экземпляры пьесы уже были перепечатаны и представлены в МХАТ и в Наркомпрос.
Несмотря на то что 9 июля в «Красной газете» появилось сообщение о предстоящей в январе 1934 г. постановке пьесы в МХАТе, а сам театр принял решение (5 сентября) «добиться окончательного видоизменения пьесы», чтобы она была «отмечена наивысшей премией на предстоящем конкурсе драматургических произведений...», Булгаков был весьма сдержан в прогнозах.
Опасения Булгакова не были напрасны, поскольку от него требовали все новых и новых переделок. Об этом свидетельствуют записи в дневнике Е.С. Булгаковой. 9 сентября: «В 12 часов дня во МХАТе Горький читал «Достигаева». Встречен был аплодисментами, актеры стояли... В антракте... Афиногенов М.А.-чу: «Читал ваш «Бег», мне очень нравится, но первый финал был лучше». — «Нет, второй финал лучше (с выстрелом Хлудова)».
Взяли чай, пошли в кабинет Маркова. Афиногенов стал поучать, как нужно исправить вторую часть пьесы, чтобы она стала политически верной.
Судаков: «Вы слушайте его!! Он — партийный!»
Афиногенов: «Ведь эмигранты не такие...» М.А.: «Это вовсе пьеса не об эмигрантах, и вы совсем не об этой пьесе говорите. Я эмиграции не знаю, я искусственно ослеплен». Афиногенов пропустил мимо ушей.
В конце разговора М.А. сказал: «То есть, другими словами, переводя нашу речь на европейский язык, вы хотите, чтобы я из Чарноты сделал сукиного сына?» Судаков: «Сутенер, он сутенер!!»» 12 сентября: «Сегодня обедала у нас Оля (О.С. Бокшанская. — В.Л.). Только сели за стол, разразился скандал. Она сказала, что был разговор в Театре о «Беге». Немирович сказал, что не знает автора упрямей, чем Булгаков, что на все уговоры он будет любезно улыбаться, но ничего не сделает в смысле поправок. Что Владимир Иванович, например, находит сцену в Париже лишней, а Афиногенов сказал, что — нет, ему эта сцена нравится, а вот вторая часть пьесы не годится...»
Эти записи весьма определенно указывают на намерения постановщика (В.И. Немирович-Данченко) и режиссера (И.Я. Судаков) выхолостить стержневые идеи пьесы, что, естественно, вызывало протест у драматурга. Но «сценическая кровь» и желание увидеть любимую вещь на сцене делали свое дело — Булгаков с увлечением репетировал пьесу. «В Театре днем совещание по музыке к «Бегу», — записала Е.С. Булгакова 11 октября. — ...Разобрали 1-ю картину — «Монастырь»». 15 октября: «Второе совещание по музыке к «Бегу». М.А. говорил: «Важно правильно попасть, то есть чтобы музыкальные номера не звучали слишком вульгарно-реально, а у МХАТа этот грех есть, — и в то же время чтобы не загнуть в какую-нибудь левизну, которая и нигде-то не звучит, а уж особенно во МХАТе».
Но Судаков как будто начинает понимать, что такое сны в «Беге». Хочет эпиграфы к каждой картине — давать от живого лица, передать это, например, Прудкину—Голубкову. М.А. говорит — мысль неплохая, но вряд ли удастся во МХАТе.
Может быть, Судаков и доведет на этот раз до конца «Бег»».
Но разразившиеся внутритеатральные распри, а также конъюнктурные соображения руководства МХАТа не позволили использовать благоприятный момент для постановки пьесы. Об этом кратко, но емко сказано в дневнике Е.С. Булгаковой 24 ноября 1933 г.: «Вчера на банкете Енукидзе сказал, что репетиции «Лжи» (автор пьесы — А.Н. Афиногенов, режиссер — И.Я. Судаков. — В.Л.) надо прекратить, что ее не будут просматривать. Говорят, Еланская (актриса МХАТа, жена И.Я. Судакова. — В.Л.) рыдала, у Судакова и Афиногенова — опрокинутые лица.
Потом Оля прибавила: Да, «Бег», конечно, тоже не пойдет.
Позвольте, а «Бег» при чем?» 29 ноября: «В театре было совещание: дирекция, Немирович, старики. Полная тайна». 30 ноября: «Тайна открыта. Пойдут: «Гроза», «Чайка» и комедия Киршона (речь шла о «Чудесном сплаве» В.М. Киршона. — В.Л.), которую он только что представил Немировичу. «Бег» сброшен».
Таким образом, почти готовый к выпуску спектакль был исключен из репертуара театра.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |