Дорогой Павел Сергеевич1,
только что получил Ваше письмо от 24.X. Очень обрадовался.
Во-первых, все-таки, в «десятках экземпляров», а не «экземпляр... ах»2. Ах, будьте упрямы и пишите, как писали до сих пор!
Но «ов» ли, «ах» ли, нет десятков! Мало отпечатал. Несмотря на это, приложу все старания к тому, чтобы Вас ознакомить с этим безмерно утомившим меня произведением искусства.
Второе: убили Вы меня бумагой, на которой пишете! Ай, хороша бумага! И вот, изволите ли видеть, на какой Вам приходится отвечать! Да еще карандашом. Чернила у меня совершенно несносные. И я бы на месте Михаила Васильевича в том же письме к генералу-порутчику И.И. Шувалову воспел вместе со стеклом за компанию и письменные принадлежности.
«Не меньше пользы в них, не меньше в них красы»!3
А мне, ох, как нужны они. На днях вплотную придется приниматься за гениального деда Анны Ильиничны4. Вообще дела сверх головы, и ничего не успеваешь и по пустякам разбиваешься, и переписка запущена позорно. Переутомление, проклятые житейские заботы!
Собирался вчера уехать в Ленинград, пользуясь паузой в МХТ, но получил открытку, в коей мне предлагается явиться завтра в Военный Комиссариат. Полагаю, что это переосвидетельствование. Надо полагать, что придется сидеть, как я уже сидел весною, в одном белье и отвечать комиссии на вопросы, не имеющие никакого отношения ни к Мольеру, ни к парикам, ни к шпагам, испытывать чувство тяжкой тоски. О, Праведный Боже, до чего же я не нужен ни в каких комиссариатах. Надеюсь, впрочем, что станет ясно, что я мыслим только на сцене и дадут мне чистую и отпустят вместе с моим больным телом и душу на покаяние!
Думаю перенести поездку в Ленинград на ноябрь.
В Вашем письме нет адреса. Позвонил Тате5, и та сказала что-то, что не внушает доверия:
Тярлево? Есть такое место? Ну, что ж поделаешь, пишу в Тярлево.
Если у Вас худо с финансами, я прошу Вас телеграфировать мне.
Коля6 живет пристойно, но простудился на днях.
«Мольер» мой получил литеру Б (разрешение на повсеместное исполнение).
Привет Анне Ильиничне! От Любови Евгениевны привет!
Жду Вашего ответа, адреса, жму руку.
Ваш М. Булгаков.
Б. Пироговская, 35а, кв. 6
(как совершенно справедливо Вы и пишете).
Примечания
Впервые: Театр. 1981. № 5. Печатается по автографу (ОР РГБ, ф. 218, к. 1269, ед. хр. 4, л. 1—2).
1. Попов Павел Сергеевич (1892—1956) — первый биограф М.А. Булгакова. Был дружен с Михаилом Афанасьевичем до последних дней жизни писателя. По воспоминаниям Е.С. Булгаковой, которая очень хорошо помнила и часто фиксировала рассказы Михаила Афанасьевича о тех или иных событиях, знакомство их состоялось в 1926 г. при необычных обстоятельствах.
П.С. Попов, будучи уже в то время действительным членом Государственной академии художественных наук (с 1923 г.), при первой же встрече с Булгаковым предложил ему стать его биографом. Булгаков принял предложение, и с этого момента их отношения с каждым годом становились все более тесными и доверительными. Переписка их носила откровенный характер даже в весьма сложные 1930-е гг. Сохраненный П.С. Поповым комплект писем Булгакова по сути представляет собой существенный кусок автобиографии писателя. После смерти Булгакова П.С. Попов был включен в состав комиссии по литературному наследию писателя, которую возглавил А.А. Фадеев. По поручению комиссии П.С. Попов подготовил первый «очерк биографии» Булгакова, который был опубликован лишь в 1989 г.
2. В письме Булгакову от 24 октября 1931 г. П.С. Попов писал: «Меня не удовлетворила прилагаемая краткая информация о московском чтении, а только «раззадорила». Как бы прочитать эту инсценировку? Ведь она, вероятно, отремингтонирована в десятках экземпляров? А[нна] И[льинична], подсматривающая через плечо, заявила, что она в последней фразе написала бы экземплярах. Ох, трудно сговориться с писателями и их родственниками и родственницами. В начале ноября А[нна] И[льинична] будет в Москве, м. б., ей удастся получить у Вас экземплярчик на благое просвещение? Вы знаете — я Вас каждый вечер вспоминаю при обстоятельствах, которые отнюдь на это всецело не уполномочивают: занимаюсь я в некоем институте, помещающемся в обширном дворце б. Шувалова, там и концертный зал, и фойе, и всякая штука. И выхожу я покурить в обширные коридоры, где играют в шахматы и в биллиард. И начинает хотеться подвигать самому шарами, и почему-то думаю — вот бы с Вами поиграть! Вы бы с аппетитом играли. А когда вхожу в обширный вестибюль, то декламирую про себя: «Неправо о вещах те думают, Шувалов, которые стекло чтут ниже минералов». Таких реминисценций в Москве нет».
3. Стихотворение М.В. Ломоносова «Письмо о пользе Стекла...» начинается следующими строками:
Неправо о вещах те думают, Шувалов,
Которые Стекло чтут ниже Минералов,
Приманчивым лучом блистающих в глаза:
Не меньше пользы в нем, не меньше в нем краса.
4. Толстая Анна Ильинична — жена П.С. Попова и внучка Льва Толстого. Булгаков имеет в виду инсценировку «Войны и мира». Начав работу над ней в конце сентября 1931 г., он затем сделал большой перерыв в связи с загруженностью другими работами и возвратился вновь лишь в конце декабря 1931 г.
5. Тата — Ушакова Наталья Абрамовна, жена Н.Н. Лямина.
6. Коля — Лямин Николай Николаевич (1892—1941?) — филолог, специалист по романским литературам, близкий друг Булгакова. Познакомились в 1924 г.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |