В мифологии народов мира огонь выступает как первичный материал для космогенеза. В то же время, во многих эсхатологических мифах огонь несет гибель вселенной. В славянской мифологии мы встречаем представления о двух видах огня: земном и небесном. Огонь — одна из основных стихий, символ Духа и Бога, торжества света и жизни над мраком и смертью, символ всеобщего очищения1. В Библии огонь непосредственно связан с судом: «А нынешние небеса и земля [...] сберегаются огню на день суда и погибели нечестивых человеков»2. Кроме того, огонь сопровождает явление Божье: «И я видел: и вот бурный ветер шел от севера, великое облако и клубящийся огонь, и сияние вокруг него»3. Огонь ассоциируется также со светом, жизнью и с духовной зрелостью. Огонь стихийный противопоставлен огню домашнему, несущему свет и тепло. В фольклоре и обрядности огонь сжигает, уничтожает и одновременно возрождает к новой жизни, очищает, возвращает молодость и здоровье4.
Тема огня в ранних рассказах М. Булгакова интересует уже хотя бы своей относительной малоизученностью. Как известно, писатель придавал огню огромное значение, наделяя его ролью первоэлемента жизни человеческой, дарующего свет и тепло, но помимо этого обладающего и другими свойствами, можно сказать, «волшебными», которые могут исцелить, спасти от зимних вьюг и обнадежить в моменты грусти и одиночества. Этот образ огня можно поставить в один ряд с вещами «с большой буквы», которые способны превратить дом в настоящую крепость и благодаря которым и семейные отношения становятся крепче. Лампа под абажуром, книги, огонь в печи — все это в произведениях Булгакова имеет колоссальное значение, является центром домашнего микрокосмоса.
Огонь проявляет свою волшебную целительную способность в рассказе Налет и позже в романе Белая гвардия:
Она лбом и щекой прижалась к полу, потом, всей душой вытягиваясь, стремилась к огоньку, не чувствуя уже жесткого пола под коленями. Огонек разбух, темное лицо, врезанное в венец, явно оживало, а глаза выманивали у Елены все новые и новые слова5.
В романе Мастер и Маргарита огонь пожирает ресторан, полыхает в магазине Торгсина, бушует в доме № 302-бис и охватывает подвальчик Мастера. Огонь выступает здесь как стихия, очищающая мир от скверны, как пламя Апокалипсиса, как символ нового возрождения, новой жизни. Мастер и Маргарита умирают для нашего мира, и подвальчик Мастера сгорает. Но их ждет новая жизнь в ином мире — так же, как был сожжен и вновь возрожден из пепла роман Мастера. Символика огня понятна сразу, потому что она укоренена в глубокой древности и стала архетипом, впечатанным в наше мифологическое сознание. Огонь губит и очищает, сжигает старый мир, чтобы смог родиться новый. Воланд приносит огонь в Москву, чтобы покарать «новый Вавилон» и очистить его6. Дома горят для того, чтобы были построены новые, лучше прежних:
— Я помогал пожарным, мессир, — ответил Коровьев, указывая на разорванные брюки.
— Ах, если так, то, конечно, придется строить новое здание.
— Оно будет построено, мессир, — отозвался Коровьев, — смею уверить вас в этом.
— Ну, что ж, остается пожелать, чтобы оно было лучше прежнего, — заметил Воланд7.
Опубликованный в газете «Гудок» от 25 декабря 1923 года рассказ Налет имеет подзаголовок: В волшебном фонаре. Главный герой — еврей Абрам, который чудом остается жив после расстрела, а его русский товарищ Стрельцов погибает. Сам расстрел происходит у штабелей дров. Дрова, много лет спустя привезенные в клуб, где работает Абрам, провоцируют его на воспоминания о трагических событиях8. Не случайно М. Булгаков выбирает древнееврейские имена для своих персонажей. Абрам означает «отец народов», «патриарх»9. В Ветхом Завете Аврам по господнему выбору становится отцом народов:
[...] ты будешь отцом множества народов. И не будешь ты больше называться Аврамом, но будет тебе имя: Авраам, ибо я сделаю тебя отцом множества народов10.
Булгаковский Абрам — человек ничем не примечательный, стеснительный, кажется довольно уязвимым, больше похож на воробья, чем на бывшего красноармейца:
Маленький, взъерошенный, как воробей, вылез из заднего ряда и попал в пламя во всей своей красоте. На нем была куртка на вате, как некогда носили лабазники, и замечательные, на всем рабфаке и вряд ли в целом мире не единственные штаны: коричневые, со странным зеленоватым отливом, широкие вверху и узкие внизу11.
Желтый огонь подтолкнул Абрама к рассказу про налет петлюровцев, про кружащую метель и про то, как он чудом остался жив.
Як Грузный — полная противоположность Абраму, с виду храбрый красноармеец, не знающий уныния человек, да к тому же и с «говорящей» фамилией:
Остальные сидели на дырявых стульях полукругом и слушали, как повествовал Грузный. Як басом рассказал про атаки, про студеные ночи, про жгучую войну. Получилось так, что Як был храбрый и неунывающий человек. И действительно, он был храбрый12.
Иаков — Йааков — происходит от глагола «акав», что значит «запинать», в смысле «преодолевать», «одерживать победу», а также «оставлять след» и «следовать»; это тот, кому суждено бороться и победить, а также — «оставить след», то есть стать образцом, или прообразом13. В Ветхом Завете Иаков продолжает дело, начатое Авраамом:
Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Исаака. Землю, на которой ты лежишь, Я дам тебе и потомству твоему. И будет потомство твое как песок земной...14
«Новозаветный» Абрам остается в живых после расстрела, так как он должен рассказать о чудесной силе желтого огня, а миссия Якова — продолжить дело Абрама, то есть напоминать потомству об удивительной связи человека и огня, а также о его исцеляющей способности.
Налет — рассказ-картина, видение, возникающее с какой-то внезапной неотвратимостью, как бы «в волшебном фонаре». В Налете, как и в отрывке В ночь на третье число и в романе Белая гвардия, противопоставляются друг другу образы «война» и «дом». Только образ войны здесь — наяву, а образ дома — воображаемый15.
Храп. Потом ударило огнем второй раз [...]. Тогда он вспомнил почему-то огонь в черной печечке, недописанную акварель на стене — зимний день, дом, чай и тепло. Понял, что случилось именно то нелепое и страшное, что мерещилось, когда Абрам, пугливо и настороженно стоя на посту, представлял себе, глядя в вертящуюся метель. Так вот все и кончилось, — думал он, — как я и полагал. Акварели не увижу ни в коем случае больше, ни огня. И ничего не случится. Нечего ждать — конец16.
Сцену налета наблюдали два безмолвных свидетеля: огонь за полотном и станционный огонь. Их характеризует разная цветовая гамма:
Светились два огня — белый на станции, холодный и высокий, и низенький, похороненный в снегу на той стороне, за полотном. Мело все реже, все жиже, и не гудело, и не шарахало, высыпая в лицо и за шею сухие, холодные тучи, летела ровно и плавно в конусе слабеющая метель17.
Станционный огонь как бы символизирует новый мир, созданный революцией. Он холодный, чужой, рожденный насилием и метелью, его цветовая символика отрицательна. Белый цвет может обозначить смерть, болезнь, зло, отчуждение, страдание. Например, в стихотворениях А. Блока белый цвет часто обозначает мертвенность, тоску, отчужденность, транс18. Огню за полотном присуща другая цветовая гамма: «а желтоватый, низенький, был неизменен»19. Как известно, желтый цвет — цвет золота, символ солнца и божественной власти, цвет жизни, тепла и уюта20. И.В. Гете в своей теории цвета связывает желтый цвет «в его наивысшей чистоте» с природой светлого начала. Желтый цвет обладает для него радостными, разнообразно насыщенными, нежно чарующими свойствами. Желтый цвет располагается на позитивно-активной стороне цветовой шкалы21. Благодаря огню Абрам выживает, чтобы потом, если понадобится, воевать за шипение в трехлинейной лампочке и за желтый огонь.
Огонь за полотном был замечен Абрамом после налета петлюровцев, он помогает ему выбраться из метели и добраться до сторожки:
Высокий огонь на станции ослабел, а желтоватый, низенький, был неизменен. Его первым увидал Абрам, приподняв веки, и очень долго, как прикованный, смотрел на него. Огонь был неизменен, но веки Абрама то открывались, то закрывались, и поэтому чудилось, что тот огонь мигает и щурится. Прошел немного, свалился и опять пополз к полотну, никогда не теряя из виду желтый огонь [...] а Абрам смотрел вперед на желтый огонь и видел его совсем близко. Он шипел в трехлинейной лампочке22.
Абрам знал и чувствовал, что, если он окажется рядом с огнем, непременно выживет, поэтому так упорно идет к нему, несмотря на боль и метель:
Мысли у Абрама были странные, тяжелые, необъяснимые и вялые — о том, почему он не сошел с ума, об удивительном чуде и о желтом огне [...]. Прошел немного, свалился и опять пополз к полотну, никогда не теряя из виду желтый огонь23.
Оказавшись вблизи огня, Абрам начинает бороться за жизнь, огонь, в свою очередь, выполняет миссию целителя, очищает засорившийся мозг и сердце, чтобы потом наполнить их акварелью и огнем в черной печечке:
Абрам хотел мучительный желтый огонь в мозгу вынуть и выбросить, но огонь упорно сидел и выжигал все, что было внутри оглохшей головы. Ледяная стрелка в сердце делала перебой, и часы жизни начинали идти странным образом наоборот, холод вместо жара шел от головы к ногам, свечка перемещалась в голову, а желтый огонь в сердце [...]24.
Записки юного врача — цикл, состоящий из рассказов Полотенце с петухом, Крещение поворотом, Стальное горло, Вьюга, Тьма египетская, Пропавший глаз и Звездная сыпь. Все эти рассказы в 1925—26 годах публиковались в московском журнале «Медицинский работник», а также (Стальное горло) в ленинградском журнале «Красная панорама»25. В Записках юного врача огонь и больничный фонарь выступают как образы-символы, сотоварищи главного героя, утешают в моменты малодушия, поддерживают его во время душевного одиночества и тоски по цивилизованному миру.
В Записках юного врача все время свершается нечто прекрасное — на помощь человеку, погибающему от болезни, невежества, несчастного случая, приходит светлый разум интеллигента, его воля, всепобеждающий самоотверженный долг26. Цикл открывается рассказом Полотенце с петухом, в котором описан приезд главного героя в земскую Мурьинскую больницу в 40 верстах от уездного города Грачевки в Смоленской губернии 17 сентября 1917 года27. При виде своей «резиденции» герой восклицает:
И тут же мутно мелькнула в голове вместо латинских слов сладкая фраза, которую спел в ошалевших от качки мозгах полный тенор с голубыми ляжками:
— «Привет тебе... приют священный...».
Прощай, прощай надолго, золото-красный Большой театр, Москва, витрины... ах, прощай28.
Эти слова из арии Фауста (опера Ш. Гуно) указывают на связь дома с потусторонним миром, в то же время, больница — единственное место во всей деревне, где горит керосиновый фонарь — след цивилизации. Свою «резиденцию» рассказчик описывает так:
Я содрогнулся, оглянулся тоскливо на белый облупленный двухэтажный корпус, на небеленые бревенчатые стены фельдшерского домика, на свою будущую резиденцию — двухэтажный, очень чистенький дом с гробовыми загадочными окнами, протяжно вздохнул29.
Описание дома молодого врача автобиографично, ведь сам М. Булгаков работал врачом в Никольском:
«В Никольское приехали поздно, никто, конечно, не встречал. Там был двухэтажный дом врачей. Дом этот был закрыт; фельдшер пришел, принес ключи, показывает — «вот ваш дом»» [...]. Дом состоял из двух половин с отдельными входами: рассчитан он был на двух врачей, необходимых больнице. Но второго врача не было. «Наверху была спальня, кабинет, внизу столовая и кухня. Мы заняли две комнаты, стали устраиваться»30.
Описание дома врача перекликается и с описанием дома из сна Маргариты, в котором она увидела Мастера:
Приснилась неизвестная Маргарите местность — безнадежная, унылая, под пасмурным небом ранней весны [...], а далее, — меж деревьев, за каким-то огородом, — бревенчатое зданьице, не то оно — отдельная кухня, не то баня, не то черт его знает что31.
В рассказе Полотенце с петухом врача от холодного и сырого сентябрьского дня спасает огонь:
Человеку, в сущности, очень немного нужно. И прежде всего ему нужен огонь. Сидел, скорчившись, сидел в одних носках, и не где-нибудь в кабинете, а сидел в кухне и, как огнепоклонник, вдохновенно и страстно тянулся к пылающим в плите березовым поленьям32.
В рассказах Стальное горло, Крещение поворотом, Звездная сыпь и Тьма египетская молодой врач настойчивее, чем прежде, мечтает о городе и об электрических фонарях:
Итак, я остался один. Вокруг меня — ноябрьская тьма с вертящимся снегом, дом завалило, в трубах завыло. Все двадцать четыре года моей жизни я прожил в громадном городе и думал, что вьюга воет только в романах. Оказалось: она воет на самом деле. Там было электричество, четыре врача, с ними можно было посоветоваться, во всяком случае не так страшно33.
Вся деревня тонет во мраке, отсутствие электрических фонарей наводит на молодого врача тоску, грусть и страх. Тусклая (или потухшая) электрическая лампочка для М. Булгакова — знак, символ человеческой неустроенности, поражения, едва ли не смерти:
О, только тот, кто сам был побежден, знает, как выглядит это слово! Оно похоже на вечер в доме, в котором испортилось электрическое освещение. [...] Словом, оно похоже на смерть34.
В Записках юного врача единственный луч цивилизации в деревне — это больничный фонарь:
На дворе была слякоть, туман, черная мгла, в которой тусклыми, расплывчатыми пятнам светились окна фельдшерского домика и керосиновый фонарь у ворот35,
далее в рассказе Стальное горло:
Помню, я пересек двор, шел на керосиновый фонарь у подъезда больницы, как зачарованный смотрел, как он мигает. Крупный снег шел, все застилало. Фонарь горел, и дом мой был одинок, спокоен и важен36.
Больничный фонарь в рассказах указывает не только на наличие цивилизации, он также имеет волшебную способность успокаивать и обнадеживать в трудные моменты. Фонарь появляется именно тогда, когда у героя нет надежды на изменение своего положения:
[...] фонарь у ворот больницы. Он мигал, таял, вспыхивал и опять пропадал и манил к себе. И при взгляде на него несколько полегчало в одинокой душе [...]37.
Тьма, охватившая лишенное фонарей село, вполне сравнима с темнотой крестьян, по-своему истолковывающих указания доктора, иной раз это приводит едва ли не к гибели пациентов от неправильного приема лекарств. В финале рассказа Тьма египетская врач видит сон, где он сам, фельдшер и медсестры становятся рыцарями, которым предстоит побороть народную темноту:
Потянулась пеленою тьма египетская [...] и в ней будто бы я... не то с мечом, не то со стетоскопом. Иду... борюсь... В глуши. Но не один. А идет моя рать: Демьян Лукич, Анна Николаевна, Пелагея Иванна. Все в белых халатах, и все вперед, вперед [...]38.
В этом сне обнаруживается упорное желание молодого врача просветить крестьян, попытаться заронить в их сердца зерно цивилизации.
В рассказе Тьма египетская, как ни в одном другом, главному герою не хватает городской жизни и большого города. Он заброшен так далеко, что его местонахождение можно назвать необитаемым островом, где, кроме снега и тьмы, ничего другого нет, только одна безнадежность:
Где же весь мир в день моего рождения? Где электрические фонари Москвы? Люди? Небо? За окошками нет ничего! Тьма...
Мы отрезаны от людей. Первые керосиновые фонари от нас в девяти верстах на станции железной дороги. Мигает там, наверное, фонарик, издыхает от метели. Пройдет в полночь с воем скорый в Москву и даже не остановится — не нужна ему забытая станция, погребенная в буране...
Первые электрические фонари в сорока верстах, в уездном городе. Там сладостная жизнь. Кинематограф есть, магазины. В то время как воет и валит снег на полях, на экране, возможно, плывет тростник, качаются пальмы, мигает тропический остров39.
Рассказчику остается смириться со своей судьбой и дождаться окончания метели как в своей судьбе, так и за окнами дома, а она как будто сговорилась с чертом и решила буянить всю ночь напролет. Лишь огонь может утешить и обнадежить:
Жаркий блеск метнулся по нашим лицам, в груди теплело от водки. Метель загудела где-то в дымоходах, прошелестела за стеной. Багровый отсвет лег на темный железный лист у печки. Благословение огню, согревающему медперсонал в глуши!40
В произведениях М. Булгакова образ огня появляется в разных ипостасях: в ранних рассказах огонь фигурирует как символ спасения от вьюг и метелей, в более поздних произведениях становится символом дома, семьи. В романе Мастер и Маргарита огонь однозначно имеет апокалиптическую символику. Но анализ этой проблематики — тема другой статьи.
Примечания
Инга Васильевна Панко (Inga Panco) — аспирантка докторской школы русской литературы Сегедского университета.
1. Огонь, <http://www.glossword.info/mdex.php/term/36-entsiklopediya-simvoliki,938-ogon-.xhtml>.
2. 2 Пет. 3:7.
3. Иез. 1:4.
4. Мотив огня в повести Н.В. Гоголя «Тарас Бульба», <http://revolution.allbest.ru/literature/00378737.html>.
5. М. Булгаков, Белая гвардия, в кн.: он же, Белая гвардия. Мастер и Маргарита, Минск 1988, с. 254.
6. Цветовая символика в романе «Мастер и Маргарита», <http://bulgakov.lit-info.ru/review/bugakov/007/618.htm>.
7. М. Булгаков, Мастер и Маргарита, в кн.: он же, Белая гвардия..., с. 635.
8. Булгаковская энциклопедия, <http://www.bulgakov.ru/n/nalet/>.
9. Значение имени Абрам, <http://mag.org.ua/names/name338.html>.
10. Быт. 17:4.
11. М. Булгаков, Налет. В волшебном фонаре, <http://www.erlib.com/Михаил_Булгаков._Налет._В_волшебном_фонаре/1/>.
12. Там же.
13. Д. Щедровицкий, Введение в Ветхий Завет. I Книга Бытия, <http://www.klikovo.ru/db/book/msg/5609>.
14. Быт. 28:13.
15. Л. Яновская, Творческий путь Михаила Булгакова, Москва 1983, с. 71.
16. М. Булгаков, Налет...
17. Там же.
18. Символика цвета Белый, <http://www.mironovacolor.org/theory/humans_and_color/symbolism/#5>.
19. М. Булгаков, Налет...
20. Символика, <http://simvolika.com.ua/node/51>.
21. Я.Л. Обухов, Символика цвета, <http://www.sitv.ru/download/school/simvolika.pdf>.
22. М. Булгаков, Налет...
23. Там же.
24. Там же.
25. Характеристика «Записок юного врача», <http://orelmed.narod.ru/creativl/characte-ristika.html>.
26. Л. Яновская, Творческий путь..., с. 27.
27. Булгаковская энциклопедия...
28. М. Булгаков, Записки юного врача, <http://bulgakov.lit-info.ru/bulgakov/proza/zapiski-vracha/polotence-s-petuhom.htm>.
29. Там же.
30. М. Чудакова, Жизнеописание Михаила Булгакова, Москва 1988, с. 58.
31. М. Булгаков, Мастер и Маргарита..., с. 486.
32. М. Булгаков, Записки юного врача...
33. Там же.
34. М. Чудакова, Жизнеописание..., с. 274.
35. М. Булгаков, Записки юного врача...
36. Там же.
37. Там же.
38. Булгаковская энциклопедия...
39. М. Булгаков, Записки юного врача...
40. Там же.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |