Профессор Переброженский, видный мужчина лет пятидесяти, с окладистой патриаршей бородой, был весьма странным, если не сказать чудаковатым индивидуумом. И не смотря на все его заслуги в области экспериментальной медицины, вызывал у Андрея Карловича Бременталя чувство недоверия, а иногда даже и разочарование. Вот и сегодня, когда он переступил порог квартиры Арсения Лукича и увидел доктора в белом халате и белой шапочке с беспородной собачонкой на руках, то был определенным образом шокирован. Неужели надо было отрывать его, приват-доцента, от срочной работы, чтобы показать это чудо в репьяхах и, быть может, в лишаях?!
— Андрей Карлович, полюбуйтесь на этого потомка Цербера, поглядите на этого родственника собаки Баскервилей, на этого племянника четвероногого друга Артура Шопенгауера! Каков, а?! Морда то какая грозная. Дворника нашего, Франца Ивановича, чуть за палец не укусил. И Дарью облаял, а она сама кого хочешь облаять может. Угадайте, какое я ему имечко придумал? Марс! Воинственный и агрессивный бог войны. Вам нравится? Нет? Ну это дело поправимое. Можете его и переименовать. Это право хозяина. Ведь вы, Андрей Карлович, с этой минуты его хозяин. Вам я его торжественно вручаю, правда, без музыки военного оркестра, но все равно торжественно. Для этого я вас и пригласил.
— Арсений Лукич... — Лицо Бременталя вытянулось от неожиданного удара, от удара, что называется, ниже пояса. — Любезный Арсений Лукич... — Щеки приват-доцента покрылись нервными белыми пятнами. — Я сроду не любил собак. Я даже кошек терпеть не могу. Мой отец был ветеринаром и хотел направить меня по этой же стезе. Но я категорически воспротивился.
— То есть как это воспротивились, батенька? Вы же врач! Мой ассистент!
— Абсолютно правильно, Арсений Лукич: врач, а не ветеринар.
— Врач... Ветеринар. А какая, собственно, разница? Порядочный ветеринар может и человека спасти. А непорядочный врач может человека угробить. Разве не так? Впрочем, сейчас нет времени для дискуссий. Забирайте собаку и, как говорят ваши земляки из Пруссии, ауфвидерзейн! У меня через пять минут начинаются консультации. Приезжайте завтра, будете ассистировать. Операция пустяшная — гаймарит. Но больной крупнокалиберный — архитектор Данцер. Так что извольте не опаздывать, — профессор Переброженский почти силой передал собачонку из рук в руки Бременталю, подмигнув, подбодрил, — главное предусмотрительность! Если б вы не захватили саквояж, было бы куда сложнее. А в саквояже наш Марс будет, как фарфоровый сервиз, в полной сохранности и не сбежит, заметьте.
Осторожно неся саквояж с собачонкой, чтобы не растрясти и не расгавкать пленницу, приват-доцент Бременталь спустился по мраморной лестнице дома номер 25, что на улице Рейтарской, и с ужасом думая о грядущих неприятностях, на которые его обрек профессор Переброженский, поплелся в направлении Золотых Ворот, где собирался поймать извозчика.
«А что если выпустить эту маленькую шельму из заключения. Пускай себе бежит на все четыре стороны. Почему я должен выполнять прихоти этого непредсказуемого эскулапа? При моей холостяцкой жизни не хватало мне собаки для полного счастья. Определенно надо ее выпустить. Выпустить можно, а вот что будет, ежели она к профессору побежит и все ему расскажет? Он, небось, и по-собачьи понимает. Допустим, освобожу ее где-нибудь в Мариинском саду. Вряд ли оттуда дорогу найдет до Рейтарской. А что если профессор начнет завтра расспрашивать, как она да что, или того хуже, взбредет ему в голову эту тварь проведать? Нет, выпускать ее из саквояжа не годится. Придется подержать дома недельку-другую. Глядишь, что-нибудь и придумаю». — Вот такие мысли сопровождали Андрея Карловича до самых Золотых Ворот.
Собачонка вела себя в саквояже на диво спокойно. Очевидно, спала. Даже извозчик ее не слышал. Андрей Карлович заволновался: не задохнулась ли? Приоткрыл саквояж, и тут же показался любопытный собачий нос. Приоткрыл шире — высунулась голова. Удивленная мордочка была премилая. Андрей Карлович подобрел. Погладил Марса за ухом и подумал: что за глупая кличка, следовало бы ее назвать как-то попроще. Приват-доцент приказал извозчику остановиться на углу Крещатика и Лютеранской. И, расплатившись, пошел к дому купца 1-й гильдии Кулинича, в котором снимал скромную квартирку на пятом этаже. Все было бы хорошо, если бы не мыслишка, которая, как гадючка, вползла в его голову: как бы побольнее проучить этого русского преуспевающего самодура? Сколько насмешек приходится выслушивать, сколько издевок по поводу его происхождения! А ведь я, Андрей Карлович Бременталь, закончил Гейдельбергский университет и медицину знаю не хуже его, поповского сынка из российской глухомани. И не он должен быть профессором, а я его ассистентом, а он должен служить у меня подмастерьем, а я держать его при себе из милости. Мыслишка-гадючка ужалила Бременталя, и он почувствовал зловещее упоение: змеиный яд зависти был для него сейчас бальзамом.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |