Молодожены пришли к профессору Переброженскому прощаться. Арсений Лукич был в приподнятом настроении и насвистывал марсельезу. Он был сама гостеприимность.
— Жаль с вами расставаться, но, надеюсь, не надолго. Вы ко мне на кафедру обязательно зайдите, Михаил Афанасьевич, можете с Тасей. Ассистент вы были неплохой. Экзамен вы сдали. Хвост я закрою.
Профессор предложил Булгаковым чаю. Они поблагодарили и сказали, что уже пора ехать.
— С вашим племянником все в порядке? — спросила Тася.
— В полнейшем. Он сейчас далеко от Киева. Знаю, что вы стали его друзьями. Он мне об этом говорил. В силу обстоятельств я стал персонажем приключенческой истории, принимал участие в освобождении Петруши. Конечно, если бы не артисты с пятого этажа, успеха я бы не добился. Это настоящие профессионалы. Правда, и мое снотворное пригодилось. К сожалению, не могу поблагодарить Маргариту Львовну. Это она артистов организовала. Мне об этом карлик Мюрат говорил. Вы же знаете, что он от меня к ним жить на пятый этаж перебрался. Я всегда подозревал, что он мошенник.
За закрытой дверью послышалось повизгивание, поскребывание, а потом лай.
— О я совсем забыл о моем квартиранте, — профессор открыл дверь, и в комнату вбежала симпатичная дворняга, лохматая и веселая. — Познакомьтесь, это грозный Марс, тот, которого так хотел увидеть околоточный надзиратель. Помните, когда он к нам приходил, а мы с карликом его разыграли. Надзиратель тогда очень возмущался из-за грубости маршала Мюрата. Может теперь приходить, мы ему нашего Марса предъявим. Он теперь у меня будет жить. Дарья его поставила на довольствие. Кстати, это она его привезла. Посылал ее к доктору Бременталю, у которого наш Марс был на временном жительстве. Постоянно жить у такого, как Бременталь, для хорошей собаки оскорбительно. Он оказался не только доносчиком, но и никудышним специалистом. Звонил мне, что у собаки лишай, а выяснилось, что это экзема. Выходит он даже не сможет работать ветеринаром, а не то что моим ассистентом.
— Арсений Лукич, мы пришли не только попрощаться, но и передать вам рукопись романа, написанного вашим племянником. Ничего подобного с Тасей мы не читали. Я не могу давать оценку стилю, я не литератор, но содержание проникает в самое сердце. Я думаю, что если этот роман будет напечатан, то равнодушных не будет, а это для писателя, мне кажется, основное. Если читатель не равнодушен, значит автор писал не напрасно.
Тася достала из сумки папку с рукописью и вручила ее профессору.
— Вы говорили так проникновенно, Михаил, что я обязательно прочитаю. Вижу по лицу Таси, что и она читала с интересом. Я тоже не ценитель, однако, отличить хороший роман от плохого умею. Поеду к Петруше, передам. Трудно ему будет. К сожалению, большинство людей не принимают тех, кто общается с ангелами.
Профессор хотел еще что-то сказать, но дверь распахнулась и в гостиную ворвался архитектор Данцер. Взлохмаченные волосы, пунцовые щеки, сверкающие глаза — все говорило о том, что Аркадий Саулович принес какие-то сенсационные новости. В дверях показалась запыхавшаяся и растерянная Дарья. Она была расстроена тем, что архитектор нарушил заведенный порядок — влетел без доклада.
— Господа, как хорошо, что я всех вас здесь застал! Уезжаете? Правильно делаете. Тут сейчас такое будет! Арсений Лукич, сорока на хвосте принесла, что приедут жандармы с обыском. Подозревают в ограблении особняка Шипшинского и в других мерзостях, произошедших в нашем городе, этих заезжих артистов. Из кабинета Сергея Адамовича, прямо из стены вытащили сейф с драгоценностями. Сумма там была астрономическая. И все это переправили по веревочной лестнице в парк. То есть все это случилось тогда, когда мы веселились, фуршетили, любовались фейерверками. Грабитель залез через открытую форточку, а его сообщники были внизу. Охранников опоили каким-то зельем. Дрыхнули без задних ног.
Данцер выпалил все это так быстро, что даже поперхнулся и попросил воды.
— Через форточку, говорите, залезли? — Арсений Лукич хмыкнул. — И как же это вы себе представляете? Сумеет ли это взрослый человек сделать.
— В том-то и дело, что сумеет, если этот человек карлик. Кстати, не маршал ли Мюрат тут отличился?
— Чепуха, это все ваша фантазия, Аркадий Саулович.
— Но ведь вы же сами говорили, что он от вас перебрался к артистам. К вам жандармы точно с вопросами придут. И к вам могут обратиться, Михаил Афанасьевич, поэтому побыстрее уезжайте, чтобы они вам настроение не испортили. — Данцер выпил воды, немного остыл и продолжал. — Могу вас поздравить, Арсений Лукич, что подозрение с вашего племянника снято, но он поторопился и бежал из-под ареста. Теперь за побег отвечать будет. Вы то, Арсений Лукич, наверняка знаете о том, что ваш Петруша в бегах.
— Я то об этом знаю, Аркадий Саулович, а вот откуда вам все это известно? Вы же ведь архитектор, а не сотрудник жандармского управления. За предостережение благодарю. А теперь услуга за услугу. К вам у жандармов тоже могут вопросы возникнуть, ведь это вы всем нам артистов, а особенно их предводителя, характеризовали с лучшей стороны. Припоминаете, еще тогда в оперном театре, когда мы Шаляпина в «Фаусте» слушали?
— Да, господа, промашка вышла. Всем нам теперь надо держать язык за зубами. Ни я о вас ничего лишнего, ни вы обо мне, а тем более о нашей молодежи. Что это у вас за папочка в руках, Арсений Лукич?
— Это наброски моей дипломной работы, — включился в разговор Михаил. — Хочу мнение профессора узнать.
— Когда вы все успеваете, молодой человек? И жениться, и диплом писать. Будете хорошим специалистом. Гайморит мой Арсений Лукич и вы сумели обуздать. Дыхание чистое, никаких неприятных ощущений. — Данцер выжал из себя улыбку. — И еще одна новость, господа. Вы, конечно, начало этой истории без меня знаете. Я имею ввиду таинственное исчезновение Маргариты Львовны. Между прочим, об этом уже легенды слагают. Прислуга вашего дома в один голос твердит, что она на метле улетела. Представляете, что значит непросвещенные люди. И все же, есть над чем задуматься. Ведь выбралась она из дома не через дверь, а через окно. Вот тут и предполагают, что не без помощи тех же артистов. А если эта версия правильная, то уехала она из Киева или с ними, или... с вашим племянником, Арсений Лукич.
— С Петрушей? Это исключается, поверьте уж мне на слово, Аркадий Саулович.
— Я то поверю, а вот полковник Шипшинский не поверит. Он в офицерском собрании заявил, что ежели поймает этого мерзавца, извините за дословное цитирование, то есть если поймает вашего Петра Петровича, то обязательно застрелит.
— Какой кошмар, — воскликнула Тася, — это же средневековье!
— Георгий Адамович человек с виду выдержанный, но если его уж зацепило, то это, как медведя во время зимней спячки разбудить.
— Вы ему при встрече, Аркадий Саулович, посоветуйте нервы лечить и скажите, тут я настаиваю, — Арсений Лукич сказал это с некоторой угрозой, — что мой Петруша уехал в совсем другом направлении, с Маргаритой Львовной они расстались чинно и благородно, и романа между ними никакого не было. Отношения были абсолютно платонические. Я надеюсь, что вы мое поручение, Аркадий Саулович, исполните в точности.
— Как же, как же, Арсений Лукич, разве я когда подводил! — даже обиделся Данцер. — Ну что, господа, мне пора, новости новостями, а дела делами. Обидно для меня лично то, что Сергей Адамович Шипшинский после ограбления от проекта возведения ледяного дома в Шато-де-Флер отказался. То есть выгодный заказ выскользнул из моих рук и растаял. Что поделаешь, сказал мне, что и средств на это у него нет, и к идее своей он охладел. Я, между прочим, об этом с ним в его кабинете говорил. В стене отверстие — воспоминание о сейфе с бриллиантами, а на столе — вот эта гадость. — Данцер достал из кармана жилетки жесткую, похожую на визитку карточку, на которой было написано «отречемся от старого мира» и подпись большими буквами ЛЭС. — Хотите, могу подарить.
— Нет уж вы эту вещицу с собой забирайте. И советую порвать и выбросить, — сказал Арсений Лукич.
Данцер откланялся, вышел за дверь и пошел к выходу.
— Не слишком приятный тип, — заметил Михаил, — скользковатый, трудно угадать, когда он говорит искренне, а когда фальшивит.
— Вам, Михаил, надо учиться людей распознавать, впереди у вас с Тасей целая жизнь. Я вам желаю, чтобы она была безоблачной.
Профессор поцеловал руку Таси, пожал руку Михаилу и проводил их до дверей. Провожать Михаила и Тасю вышла вся прислуга дома № 25 на улице Рейтарской, кроме Клавки, которая была уже, наверное, в Петербурге. Франц Иванович подъехал к дому на извозчике, которого поймал по просьбе Михаила. Тут же помог погрузить в коляску чемоданы, а потом браво щелкнул сапогами и откозырял.
— Приятно было, господа, познакомиться. Люди вы очень душевные.
С добрыми улыбками прощались с молодоженами и консьержка, и Дарья, и две куховарки. Михаил и Тася сели в коляску, и лошади тронулись.
Они ехали по Рейтарской улице, а затем по Владимирской к родительскому дому Михаила на Андреевском спуске. На каштанах вместо опавших цветов уже появились крошечные ежики. В природе все менялось так же быстро, как и в их жизни. Медовый месяц пролетел, как один день, но за этот месяц произошло столько событий, что, казалось, и за год столько не происходит. Где-то позади, уходя в воспоминания, остались Маргарита Львовна и полковник Шипшинский, Петр Хмельников и архитектор Данцер, заезжие артисты-мошенники и Клавка... Вряд ли они когда-нибудь с ними встретятся. Пожалуй, только с профессором Переброженским предстоят еще встречи на медицинском факультете в университете святого Владимира, где Михаилу предстояло слушать лекции еще целый год.
— Мишенька, — положив голову на плечо мужа, ласково сказала Тася, — а все-таки у нас был неплохой медовый месяц. Так много впечатлений. И ты у меня молодец. Не даром тебя Арсений Лукич хвалил. Он и мне говорил, что ты будешь настоящим врачом.
Тася неожиданно вспомнила день, когда была в гостях у Маргариты Львовны, и Клавка гадала на картах. В глазах ее появилась грустинка.
— А может быть, Миша, все сложится иначе, и ты станешь сочинительствовать. Ведь Чехов был врачом, а потом...
— Выдумаешь ты такое, Тасечка. Мои упражнения в сочинительстве закончились пьесками, которые я писал на станции Буча, отдыхая на даче. Прав был профессор, когда надо мной подсмеивался. Я тебе могу, Тасечка, наверняка обещать: сколько мы с тобой будем вместе жить, а жить мы будем долго, очень долго, я никогда не возьму в руки перо и не буду испытывать себя на литературном поприще. Сочинительство — это не мое призвание...
Они ехали, весело переговариваясь, улыбаясь солнечному дню. И ни за чтобы они сейчас не поверили тому, кто сказал бы им, что кошмарный сон, привидевшийся Тасе в первый день их медового месяца, был пророческим, что не пройдет и года, как на весь мир и на них обрушится война и все переломает, покорежит, и в их жизни произойдут необратимые перемены.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |