Поэт

Булгаков был счастлив. Невероятный успех длится уже год. Большой театр полон зрителями. А лето Михаил и Люси провели на берегу Чёрного моря. Многие писатели ему завидовали и никак не могли понять, как пьесу с намеком на царское прошлое разрешили ставить в самом большом театре станы? Поползли слухи, что у автора объявился покровитель в Кремле, ведь не зря сам Сталин — частый гость его спектаклей. Значит, генсеку тоже понравилось пьеса. Выходит, Сталин также испытывает ностальгию и понимает интеллигенцию. Чаще всего в театре он бывает один, другие руководители редко мелькают на «Днях Турбиных». Это наводило на мысль, что в бедах России повинен не Сталин, а его окружение. И Сталину трудно противостоять им, хотя он и убрал из ЦК Троцкого, Зиновьева, Каменева и других.

После отпуска на море супруги Булгаковы вернулись в столицу на поезде, с загорелыми лицами. На следующий день по случаю приезда они устроили у себя вечеринку для близких друзей. Тем более, стало известно, что из Ленинграда приехала Анна Ахматова и остановилась у Мандельштама. Вечером все собрались в гостиной за круглым столом. Это были писатель, два актера из театра, режиссер с супругой, художник и школьный учитель — друг детства — с женой. После мясного блюда, от которого все были в восторге, так как мясо ели редко, гости перешли к торту — тоже большей редкости. Такое себе могли позволить только известные люди или советские чиновники среднего и высокого ранга. Для них были организованы спецмагазины внутри учреждений. За чаем кто-то спросил у Михаила, над чем он работает.

— Пишу мистический роман о дьяволе, который однажды посетил Москву.

Тема оказалась столь необычной, что у всех загорелись глаза, и сразу начались расспросы.

— Сейчас нам мистики не хватает, — сказал артист Сабянов, — может быть, прочитаешь нам отрывок?.

За столом все захлопали. Люси бросила на мужа испуганный взгляд. В ответ муж хитро подмигнул ей — мол, не стоит тревожиться. Люси решила, что муж выпил лишнего. Михаил зашел в спальню и вернулся с желтой папкой.

— Я прочитаю первую главу, — и вынул из папки исписанные листы.

С первых строк всем понравилось, и гости затаили дыхание. И когда автор закончил, все дружно аплодировали. По этому поводу Михаил пошутил:

— Вы так дружно хлопали, как на съезде партии.

Все стали смяться.

— Очень захватывающе, прямо мистика, хочется узнать дальше, — сказал писатель Сафонов, и все подержали его, — думаю, такой роман будет иметь успех.

— А кто такой Воланд, он имеет прототип? — спросил артист Сабянов.

— Разве дьявол может иметь прототип? — ответил автор. — Он сидит в каждом из нас — в ком-то больше, в ком-то меньше. И если его слишком много, тогда он начинает уже управлять человеком.

И вдруг Сабянов всех удивил:

— Этот Воланд в чем-то напоминает мне Сталина в его борьбе против религии.

В зале стало тихо, и все уставились на Булгакова, и автор, улыбаясь, в шутливом тоне возразил:

— Тебе, наверно, везде только Сталин мерещится. Должно быть, очень любишь его.

За столом разнесся смех.

— Еще у меня готова пьеса «Бег», это о белой гвардии в эмиграции.

— Все твои темы на острие, — заметил кто-то.

— После «Дней Турбиных» должны ее пропустить на сцену, — заметил художник Петров. — Сам Сталин часто приходит туда. Мне кажется, он на нашей стороне, однако его товарищи давят на него.

— Меня тоже удивляет, почему так часто генсек бывает на моей пьесе. Более десяти раз смотреть одно и то же — это же ненормально.

— Я не исключаю, что его политические взгляды изменились, и он решил дать свободу слова деятелям культуры, — задался вопросом художник Ляпин, и сразу ему возразил артист Белов:

— Усилились репрессии, правда, теперь чаще стали сажать и расстреливать своих коммунистов. В партии идет грызня, и Сталин избавляется от всех противников. Сейчас они большую опасность представляют для него, чем интеллигенция.

— Моя сестра написала мне, — сказал артист Трельман, — что в Киеве еще усилились аресты старых коммунистов и также интеллигенции — кто недоволен Сталиным.

— Разве у нас не так? — не смогла промолчать жена писателя, — у нас в университете за год арестовали двух профессоров и ряд педагогов. А почему? На собрании они осмелились критиковать политику партии. И в школах, на заводах тоже сажают людей, моего дядю — главного инженера — сослали в Сибирь. Мы рады, что еще не расстреляли, как других.

И тут Булгаков вспомнил:

— Что слышно о критике Ардмане, уже месяц, как сидит в тюрьме? Блестящий литератор, честный человек...

От такой темы всем стало грустно, и хозяйка дома решила взбодрить:

— Давайте о чем-нибудь другом, приятном. Анна, может быть, Вы прочитаете нам новые лирические стихи?

— Сегодня я как-то не готова, можно, в другой раз, — ответила Анна Ахматова и пожала руку рядом сидящей хозяйке дома, чтобы та не обиделась.

Михаил только сейчас заметил, что весь вечер Анна молчалива и грустна, видимо, что-то случилось.

— Давайте я спою старинный романс, — предложил артист Самойлов, и Люси быстро сняла со стены гитару и вручила ему.

Вскоре гости стали расходиться. Михаил тихо шепнул Анне за столом:

— Останься, посиди с нами, ты редко бываешь в Москве.

Оставшись наедине, Михаил спросил у Анны:

— Что случилось, в твоих глазах словно жизнь померкла?

— Осипа Мандельштама арестовали, в его квартире чекисты искали стихи, видимо, те, что были написаны про Сталина, помнишь, он читал нам. Славу Богу, не нашли. Его жена рассказала, что во время одного из допросов Осип пытался покончить собой и бросился из окна вниз. Остался жив, только руку сломал.

Люси стала бледной.

— О Господи, как помочь ему? — воскликнул Булгаков, — а что, если мне пойти на прием к Сталину, ведь он часто бывал на «Днях Турбиных».

— Как мне известно, это Сталин приказал арестовать, и только он может отменить. Я уже была у Пастернака, он обещал помочь через Бухарина. Хотя должность у него сейчас невысокая, но еще имеет доступ к Сталину.

— Как себя чувствует Осип, его кто-то видел?

— Да, жена Надя там. Весь исхудал, нервы совсем... По ночам его вызывают на допрос, и при этом в лицо светит лампа. Это длится не один час. А днем в камере ему не дают спать. Он сильно напуган. Наверно, его сильно били, но об этом не хочет говорить, чтобы не пугать жену. Вы же знаете, каким он был смелым, а теперь живет в страхе. Вот что сделали с ним эти палачи.

— Если нужно, я готов помочь ему деньгами.

В эту ночь они еще долго говорили. В основном о жизни в стране. Анна сообщила невероятную новость:

— Один наш знакомый — его брат работает в НКВД, и недавно ездил в Украину — сказал, что, оказывается, там в селах царит страшный голод, люди умирают целыми деревнями. Уже умерло два миллиона, он даже сделал фотографии для отчета о своей поездке. Я видела три фотографии: дети лежат на полу пустого дома полураздетые: кости да кожа, то же самое и со взрослыми — только одни глаза остались. И горы сложенных трупов.

— Какой ужас! — промолвила Люси, — а мы здесь ничего не знаем, ходим на парады, восхваляем вождей партии.

— Я слышал о голоде, но о таком размахе... — и Булгаков покачал головой. — А причина этому — неурожай и вдобавок — ежегодная конфискация зерна у крестьян, точнее сказать, просто отнимают — грабят народ. И при всем этом говорят, что коммунисты экспортируют зерно в Европу.

— Давайте о чем-нибудь другом поговорим, — попросила Люси и налила всем чай.

Ахматов слабо улыбнулась Михаилу:

— Я очень рада твоему успеху, хотя газеты пишут о тебе много всяких гадостей. Странная ситуация: с одной стороны, сам вождь в восторге от твоей пьесы, и с другой — ругают. Ты умница: твоя пьеса — словно глоток живой воды в нашей мрачной жизни.

Жена усмехнулась, вспомнив:

— Вы не поверите, но Миша собирает все эти статьи о себе в альбом, их там уже накопилось около двухсот. Как бы это плохо не закончилось.

— В самом начале это пугало меня, теперь такое развлекает меня, — пояснил он.

Ночью, когда супруги легли спать, Люси тихо спросила, зачем он читал новый роман о Сталине, ведь это опасно.

— Мне хотелось проверить, догадаются ли читатели, о ком роман? Я на верном пути. Мне нужно писать так, чтобы возник смутный образ Сталина, и, главное, без всяких намеков — именно за это цепляются цензоры. Они ищут критику в словах, а не в образах и чувствах.