Квартира на Пироговской

Улица Большая Пироговская, дом 35а. 1930-е гг. Архитектор А.Ф. Стуй в 1920-х годах перестроил бывший особняк купцов Решетниковых, а позже сам поселился в этом доме на втором этаже. Окно кабинета Булгакова — крайнее справа на первом этаже

Улица Большая Пироговская, дом 35а. 2016 г. В 1961 году двух- и трехэтажные корпуса были достроены до шестиэтажного дома

В начале августа 1927 года Булгаков переехал в трехкомнатную квартиру на Большой Пироговской. Это была первая отдельная (не коммунальная) квартира Михаила Булгакова. Здесь он прожил почти семь лет сначала с Любовью Белозерской, а потом со своей третьей женой Еленой Сергеевной.

Здесь Булгаков сжег тетрадь с черновиком «романа о дьяволе»: писатель отрывал и бросал в огонь половину каждого листа в тетради, оставляя лишь корешок — как свидетельство существования первой редакции «Мастера и Маргариты». К работе над романом Булгаков вернулся лишь осенью 1932 года после воссоединения со своей возлюбленной — Еленой Сергеевной Шиловской. С этого времени они стали вместе жить в квартире на Большой Пироговской улице.

Здесь же состоялся судьбоносный телефонный разговор Михаила Булгакова со Сталиным в апреле 1930 года. 28 марта 1930 года Булгаков, имя которого было под негласным, но тотальным запретом, написал знаменитое письмо Правительству СССР. Находящийся на краю гибели Булгаков объяснял полную свою невозможность быть писателем в СССР и просил «отпустить на свободу» за границу или дать место режиссера в театре. Елена Сергеевна вместе с Михаилом Афанасьевичем лично отнесли письма на адрес ЦК ВКП(б) в секретариат — в том числе И. Сталину, В. Молотову, Л. Кагановичу, М. Калинину и Г. Ягоде. Несколько недель Булгаков напряженно ждал ответа и был на грани самоубийства. Возможно, его письмо так и осталось бы без отклика, если бы не известие о самоубийстве Владимира Маяковского две недели спустя и тревожные агентурные донесения в ОГПУ с похорон поэта.

18 апреля, после обеда, когда Булгаков отдыхал, в квартире на Большой Пироговской вдруг раздался телефонный звонок. Когда он услышал в трубке: «С вами будет говорить Сталин», то решил, что это розыгрыш. Почти сразу, не давая опомниться растерянному писателю, Сталин начал задавать вопросы, вынуждая Булгакова следовать заданной им теме. Елена Сергеевна записала со слов Булгакова этот разговор: «"А может быть, правда — Вы проситесь за границу? Что — мы Вам очень надоели?" (М.А. сказал, что настолько не ожидал подобного вопроса — да он и звонка вообще не ожидал, — что растерялся и не сразу ответил): "Я очень много думал в последнее время — может ли русский писатель жить вне родины. И мне кажется, что не может". — "Вы правы. Я тоже так думаю. Вы где хотите работать? В Художественном театре?" — "Да, я хотел бы. Но я говорил об этом, и мне отказали". — "А вы подайте заявление туда. Мне кажется, что они согласятся. Нам бы нужно встретиться, поговорить с Вами". — "Да, да! И.В., мне очень нужно с вами поговорить". — "Да, нужно найти время и встретиться, обязательно. А теперь желаю Вам всего хорошего"».

На следующий день Булгаков был принят во МХАТ на должность ассистента режиссера. Личная встреча Булгакова и Сталина так и не состоялась.

Со стороны казалось, что положение Михаила Афанасьевича улучшилось, но спустя месяцы стало очевидно — писатель оказался в ловушке. Он работал в главном театре страны, у него была должность и появились средства к существованию, но имя его по-прежнему было под запретом, его не печатали, его пьесы не ставились.

В феврале 1934 года Булгаков вместе с Еленой Сергеевной и ее сыном переехал из квартиры на Большой Пироговской в Нащокинский переулок.

Кабинет Михаила Булгакова в квартире на Большой Пироговской

Если выйти из нашего дома и оглянуться налево, увидишь стройную шестиярусную колокольню и очертания монастыря. Необыкновенно красивое место. Пожалуй, одно из лучших в Москве.

Наш дом (теперь Большая Пироговская, 35-а) — особняк купцов Решетниковых, для приведения в порядок отданный в аренду архитектору Стую. В верхнем этаже — покои бывших хозяев. Там была молельня Распутина, а сейчас живет застройщик-архитектор с женой.

В наш первый этаж надо спуститься на две ступеньки. Из столовой, наоборот, надо подняться на две ступеньки, чтобы попасть через дубовую дверь в кабинет Михаила Афанасьевича. Дверь эта очень красива, темного дуба, резная. Ручка — бронзовая птичья лапа, в когтях держащая шар... Перед входом в кабинет образовалась площадочка. Мы любим это своеобразное возвышение. Иногда в шарадах оно служит просцениумом, иногда мы просто сидим на ступеньках как на завалинке. Когда мы въезжали, кабинет был еще маленький. Позже сосед взял отступного и уехал, а мы сломали стену и расширили комнату М.А. метров на восемь плюс темная клетушка для сундуков, чемоданов, лыж.

Моя комната узкая и небольшая: кровать, рядом с ней маленький столик, в углу туалет, перед ним стул. Это все. Мы верны себе: Макин кабинет синий. Столовая желтая. Моя комната — белая. Кухня маленькая. Ванная побольше.

Л.Е. Белозерская, из книги «О, мед воспоминаний»

Ну и ночь была. М.А. нездоровилось. Он, лежа, диктовал мне главу из романа — пожар в Берлиозовой квартире. Диктовка закончилась во втором часу ночи. Я пошла в кухню — насчет ужина, Маша стирала. Была злая и очень рванула таз с керосинки, та полетела со стола, в угол, где стоял бидон и четверть с керосином — не закрытые. Вспыхнул огонь. Я закричала: «Миша!!» Он, как был, в одной рубахе, босой, примчался и застал уже кухню в огне. Эта идиотка Маша не хотела выходить из кухни, так как у нее в подушке были зашиты деньги!..

Я разбудила Сережку, одела его и вывела во двор, вернее — выставила окно и выпрыгнула, и взяла его. Потом вернулась домой. М.А., стоя по щиколотки вводе, с обожженными руками и волосами, бросал на огонь все, что мог: одеяла, подушки и все выстиранное белье. В конце концов он остановил пожар. Но был момент, когда и у него поколебалась уверенность и он крикнул мне: «Вызывай пожарных!»

Пожарные приехали, когда дело было кончено. С ними — милиция. Составили протокол. Пожарные предлагали: давайте из шланга польем всю квартиру! Миша, прижимая руку к груди, отказывался.

Легли в семь часов утра, а в десять надо было вставать, чтобы идти М.А. в Театр. Завтракать пошли в «Метрополь», что доставило Сергею невыразимое наслаждение — с утра Cafe glace.

Из дневника Е.С. Шиловской, 23 января 1934 года

Уцелевшие листы сожженной Булгаковым первой редакции «романа о дьяволе» (1928—1929 гг.)