Театр Мейерхольда

Триумфальная площадь. 1900-е гг. В 1922 году Театру имени Мейерхольда (ТИМу) передали здание театра «Буфф-миниатюр» французского антрепренера Омона, находившегося здесь с 1901 года. В 1930-х годах Мейерхольд начал перестраивать здание, но после его ареста стройку остановили

Триумфальная площадь, дом 4. 2016 г. В 1940 году, частично использовав стены недостроенного Театра Мейерхольда, возвели Концертный зал им. Чайковского (архитекторы Д.Н. Чечулин и К.К. Орлов)

Михаил Булгаков не любил Театр Мейерхольда. Новаторские постановки режиссера вызывали у него недоумение и раздражение. Театр Мейерхольда был также чужд ему, как и стихи Маяковского. Это противостояние очень точно сформулировал Валентин Катаев: «Маяковский — это Мейерхольд, а Булгаков — Станиславский». Но несколько постановок в Театре Мейерхольда Булгаков все-таки посмотрел. И даже едва не стал его автором. В 1927 году, когда Всеволод Мейерхольд услышал, что прославленный драматург Булгаков пишет новую пьесу («Бег»), он немедленно захотел ее для своего театра. Щепетильный Булгаков был, вероятно, неприятно удивлен, что режиссер обратился к нему письмом, даже не узнав его имени: «К сожалению, не знаю Вашего имени-отчества. Прошу Вас дать мне для предстоящего сезона Вашу пьесу». Булгаков отказал режиссеру, а пьесу в итоге отдал во МХАТ, для которого она и предназначалась изначально. В том же году Булгаков приходил в Театр Мейерхольда на диспут о пьесах «Любовь Яровая» и «Дни Турбиных».

В 1930-е годы имя Мейерхольда нередко появляется в дневниках Елены Сергеевны Булгаковой — так, например, она упоминает его среди гостей знаменитого бала в резиденции американского посла в апреле 1935 года. В июне 1936-го, после разгрома булгаковского «Мольера», она пишет о «некрасивой выходке» Мейерхольда (выступление режиссера против Булгакова). В 1937 году тревожные новости о театре и страшную весть об аресте Мейерхольда донесли до Булгаковых театральные друзья и знакомые.

В произведениях Булгакова Мейерхольд всегда возникает в иронично-пародийном контексте. Впервые он упоминается в автобиографических «Записках на манжетах» («Мейерхольд феноменально популярен в этом здании, но самого его нет»), а затем появляется в серии булгаковских очерков «Столица в блокноте». Мейерхольдовской постановке «Великодушного рогоносца» посвящен очерк 1923 года «Биомеханическая глава».

В повести «Роковые яйца» (1925 год) он еще раз язвительно помянул режиссера и его сложные конструкции, а в 1927 году рискнул сходить на генеральную репетицию «Ревизора», но, по воспоминаниям Любови Белозерской, остался глубоко недоволен: «Такое самовольное вторжение в произведение искажает замысел автора».

Театр покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1927 году при постановке пушкинского «Бориса Годунова», когда обрушились трапеции с голыми боярами, выбросил движущуюся разных цветов электрическую вывеску, возвещавшую пьесу писателя Эрендорга «Курий дох» в постановке ученика Мейерхольда, заслуженного режиссера республики Кухтермана.

«Роковые яйца», глава 6

Триумфальная площадь. 1910 г.

Никто не ожидал, что Булгаков решится прийти. Послышались крики: «На сцену! На сцену его!» По-видимому, не сомневались, что Булгаков пришел каяться и бить себя кулаками в грудь. Ожидать этого могли только те, кто не знал Михаила Афанасьевича. Преисполненный собственного достоинства, с высоко поднятой головой, он медленно взошел по мосткам на сцену. За столом президиума сидели участники диспута и среди них готовый к атаке Орлинский. Булгаков спокойно слушал ораторов, как пытавшихся его защищать, так и старых его обвинителей во главе с Орлинским.

Наконец предоставили слово автору «Дней Турбиных». Булгаков начал с полемики, утверждал, что Орлинский пишет об эпохе Турбиных, не зная этой эпохи, рассказал о своих взаимоотношениях с МХАТом. И неожиданно закончил тем, ради чего он, собственно, и пришел на диспут.

— Покорнейше благодарю за доставленное удовольствие. Я пришел сюда только затем, чтобы посмотреть, что это за товарищ Орлинский, который с таким прилежанием занимается моей скромной особой и с такой злобой травит меня на протяжении многих месяцев. Наконец я увидел живого Орлинского. Я удовлетворен. Благодарю вас. Честь имею.

Не торопясь, с гордо поднятой головой, он спустился со сцены в зал и с видом человека, достигшего своей цели, направился к выходу при оглушительном молчании публики.

Воспоминания Эмилия Миндлина о диспуте в Театре Мейерхольда, 7 февраля 1927 года

Вид на Триумфальную площадь и Большую Садовую улицу. 2016 г.

После первого акта капельдинер:

— Не понравилось у нас, господин?

Улыбка настолько нагла, что мучительно хотелось биомахнуть его по уху.

— Вы опоздали родиться, — сказал мне футурист.

Нет, это Мейерхольд поспешил родиться.

— Мейерхольд — гений!! — завывал футурист.

Не спорю. Очень возможно. Пускай — гений. Мне все равно. Но не следует забывать, что гений одинок, а я — масса. Я — зритель. Театр для меня. Желаю ходить в понятный театр.

— Искусство будущего!! — налетели на меня с кулаками.

А если будущего, то пускай, пожалуйста, Мейерхольд умрет и воскреснет в XXI веке. От этого выиграют все, и прежде всего он сам. Его поймут. Публика будет довольна его колесами, он сам получит удовлетворение гения, а я буду в могиле, мне не будут сниться деревянные вертушки.

Вообще к черту эту механику. Я устал.

Из очерка «Столица в блокноте»