Вернуться к Е. Бровко. Мастер и Москва

Квартира Н. Лямина и Н. Ушаковой

Улица Остоженка, дом 7. 2017 г. Здание, принадлежавшее «Варваринскому акционерному обществу домовладельцев», было построено по проекту архитектора А.В. Иванова в 1899 году. Среди жильцов были инженер В.Г. Шухов, профессор Московской консерватории Адольф Ярошевский, профессор университета А.И. Абрикосов и многие другие известные ученые и деятели искусств

В этом доме, выходящем окнами на Остоженку, 2-й Обыденский и Пожарский переулки, жили филолог, многолетний друг Булгакова Николай Николаевич Лямин и его жена, художница Наталья Абрамовна Ушакова. Этот дом стал прототипом дома № 13 из романа «Мастер и Маргарита», где Иван Бездомный украл бумажную иконку и венчальную свечку на пути к Москве-реке.

Булгаков познакомился с Николаем Ляминым (блестящим филологом, сотрудником Академии художественных наук) в начале 1924 года на литературном вечере у Сергея Заяицкого. Потом завсегдатаи таких посиделок стали собираться у Лямина — в одной из двух его комнат был камин, стояла красивая мебель, было очень чисто, тепло и уютно, особенно на фоне ужасной булгаковской квартиры № 50 на Большой Садовой. На литературные чтения собирались писатели и поэты, филологи и искусствоведы, философы и режиссеры — Николая Лямина окружали старомосковские интеллигенты, узкий круг рафинированных москвичей, «людей высокой квалификации» по выражению Булгакова, которые, впрочем, не сразу приняли приезжего писателя. Но скоро они сблизились — Михаил Булгаков читал участникам собраний у Лямина роман «Белая гвардия», повести «Роковые яйца» и «Собачье сердце», пьесы «Зойкина квартира» и «Багровый остров», первые редакции романа «Мастер и Маргарита» и другие свои произведения. Нередко писатель заходил к Лямину сыграть партию — оба оказались азартными шахматистами. Позднее Наталья Ушакова вспоминала, что она в это время любила вязать, но писателя это почему-то очень раздражало: «Он терпеть не мог, когда я вязала».

В конце 1925 года Наталья Ушакова нарисовала миниатюрный шарж «Мака вспоминает коктебельцев» — ошарашенный Булгаков с ужасом смотрит в пространство. Художница со смехом вспоминала в беседах с Мариэттой Чудаковой: «Ему там, в Коктебеле, очень не понравилось!»

Интересно происхождение домашнего прозвища писателя. Л.Е. Белозерская вспоминала: «Как-то М.А. вспомнил детское стихотворение, в котором говорилось, что у хитрой злой орангутанихи было три сына: Мика, Мака и Микуха. И добавил: Мака — это я. Удивительнее всего, что это прозвище — с его же легкой руки — очень быстро прижилось». Шуточное имя закрепилось за Булгаковым, и в 1927 году Наталья Ушакова и Вэдэ (Владимир Долгоруков) сделали маленькую рукописную книжку «Муки Маки» — художница нарисовала иллюстрации, а поэт сочинил к ним смешные подписи.

В 1936 году после доноса Николай Лямин был уволен с работы и арестован. После трех лет лагерей ему было запрещено жить в Москве, и он поселился в Калуге. Несмотря на запрет, в 1940 году он тайно приезжал в Москву проститься с умирающим Булгаковым.

Слева направо: Сергей Топленинов, Николай Лямин, Любовь Белозерская и Михаил Булгаков на прогулке в Останкине, 1926 г.

Слева направо: Сергей Топленинов, Михаил Булгаков, Николай Лямин, Любовь Белозерская на прогулке в Останкине, 1926 г.

Из дальних странствий воротясь, я нашел тихий приют в г. Калуге <...> Настроение у меня ровное, вернее, нет никакого. Что буду делать — не знаю. Недели три посвящу приятному отдыху (может быть, он и затянется), а дальше буду послушен велениям судьбы, впрочем, как всегда. Очень мне хотелось бы знать, над чем ты сейчас работаешь (ведь это меня всегда так близко трогало). Кое-какие сведения газетного порядка до меня доходили, но весьма смутные. Напиши подробнее, да боюсь, что ты поленишься. Конечно, исключительно хотелось бы повидаться, только ведь из этого ничего не выйдет. Меня калачом не заманишь в Москву, через которую я промелькнул, как метеор. Зная твой характер, опасаюсь, что ты никогда не соберешься в Калугу.

Из письма Николая Лямина Михаилу Булгакову, 9 февраля 1939 года

Иван Николаевич смутился, но ненадолго, потому что вдруг сообразил, что профессор непременно должен оказаться в доме № 13 и обязательно в квартире 47.

Ворвавшись в подъезд, Иван Николаевич взлетел на второй этаж, немедленно нашел эту квартиру и позвонил нетерпеливо. Ждать пришлось недолго: открыла Ивану дверь какая-то девочка лет пяти и, ни о чем не справляясь у пришедшего, немедленно ушла куда-то. <...>

Иван Николаевич ничуть не растерялся в незнакомой обстановке и прямо устремился в коридор, рассуждая так: «Он, конечно, спрятался в ванной». В коридоре было темно. Потыкавшись в стены, Иван увидел слабенькую полоску света внизу под дверью, нашарил ручку и несильно рванул ее. Крючок отскочил, и Иван оказался именно в ванной и подумал о том, что ему повезло.

Однако повезло не так уж, как бы нужно было! На Ивана пахнуло влажным, теплом и, при свете углей, тлеющих в колонке, он разглядел большие корыта, висящие на стене, и ванну, всю в черных страшных пятнах от сбитой эмали. Так вот, в этой ванне стояла голая гражданка, вся в мыле и с мочалкой в руках. Она близоруко прищурилась на ворвавшегося Ивана и, очевидно, обознавшись в адском освещении, сказала тихо и весело:

— Кирюшка! Бросьте трепаться! Что вы, с ума сошли?.. Федор Иваныч сейчас вернется. Вон отсюда сейчас же! — и махнула на Ивана мочалкой.

Недоразумение было налицо, и повинен в нем был, конечно, Иван Николаевич. Но признаться в этом он не пожелал и, воскликнув укоризненно: «Ах, развратница!..» — тут же зачем-то очутился на кухне. В ней никого не оказалось, и на плите в полумраке стояло безмолвно около десятка потухших примусов. Один лунный луч, просочившись сквозь пыльное, годами не вытираемое окно, скупо освещал тот угол, где в пыли и паутине висела забытая икона, из-за киота которой высовывались концы двух венчальных свечей. Под большой иконой висела пришпиленная маленькая — бумажная.

Никому не известно, какая тут мысль овладела Иваном, но только, прежде чем выбежать на черный ход, он присвоил одну из этих свечей, а также и бумажную иконку. Вместе с этими предметами он покинул неизвестную квартиру, что-то бормоча, конфузясь при мысли о том, что он только что пережил в ванной, невольно стараясь угадать, кто бы был этот наглый Кирюшка и не ему ли принадлежит противная шапка с ушами.

«Мастер и Маргарита», глава 4