Гастроном № 1

Улица Тверская, дом 40. 1910-е гг. Магазин на Тверской улице, открытый купцом Григорием Елисеевым в 1901 году, сразу же стал центром общественного внимания из-за экзотических товаров и роскошных интерьеров, выполненных в духе «необарокко»

Улица Тверская, дом 14. 2016 г. После революции магазин проработал всего два дня, а в 1918 году вывески были сданы в металлолом. В условиях карточной системы в первые годы советской власти фактически не работал. Лишь в 1921 году с введением НЭПа магазин открылся для посетителей, получив название «Гастроном № 1»

«Магазин Елисеева и погреба русских и иностранных вин» привлек покупателей изобилием самой разнообразной снеди и питья. Интерьер торгового зала поражал буржуазной роскошью. Елисеев открыл свое заведение в старинном московском доме, где некогда помещался салон Зинаиды Волконской (специально для купца дом перестраивал архитектор Г. Барановский). После революции магазин был, естественно, национализирован.

Елисеевский магазин в столичных очерках Булгакова первой половины 1920-х годов стал символом шумной и богатой эпохи НЭПа. Валентин Катаев в романе «Алмазный мой венец» рассказывал, как вместе с «синеглазым» (Булгаковым) он отправлялся в казино в надежде на небольшой выигрыш: «Не делая второй ставки и схватив свои шесть рублей, мы тут же бежали по вьюжной Тверской к Елисееву и покупали ветчину, колбасу, сардинки, свежие батоны и сыр чеддер — непременно чеддер! — который особенно любил синеглазый и умел выбирать, вынюхивая его своим лисьим носом, ну и, конечно, бутылки две настоящего заграничного портвейна». В коммунальной квартире на Большой Садовой Булгакова и Катаева с нетерпением ждали голодные друзья.

В тяжелые 1930-е годы Булгаков по-прежнему бывал в Елисеевском. В дневнике Елены Сергеевны 1930-х годов встречаются записи о покупках для дома или по дороге в гости к друзьям. Например, Булгаковы покупали в «Гастрономе № 1» экзотические тогда бананы: «...бананов этих сколько угодно, но их мало кто покупает», — писала в дневнике Елена Сергеевна.

Дмитриевы появились из Ленинграда опять. Хотели придти, но я устала, нет ни Екатерины Ивановны, ни Пани.

Позвонил Яков Л., заехал, и они с М.А. и с Сергеем съездили на машине Якова к Елисееву, привезли кой-чего. Яков обедал у нас.

Из дневника Е.С. Шиловской, 8 ноября 1937 года.

Шарик начал учиться по цветам. <...> «А» он выучил в «Главрыбе» на углу Моховой, потом и «б» — подбегать ему было удобнее с хвоста слова «рыба», потому что при начале слова стоял милиционер.

Изразцовые квадратики, облицовывавшие угловые места в Москве, всегда и неизбежно означали «сыр». Черный кран от самовара, возглавлявший слово, обозначал бывшего хозяина «Чичкина», горы голландского красного, зверей приказчиков, ненавидевших собак, опилки на полу и гнуснейший дурно пахнущий бакштейн. <...>

Если в окнах висели несвежие окорока ветчины и лежали мандарины... Гау-гау... га... строномия. Если темные бутылки с плохой жидкостью... Ве-и-ви-на-а-вина... Елисеевы братья бывшие.

«Собачье сердце», глава 2