Столешников переулок. 1914 г. Название переулка дано по архаичному названию скатерти — столешник, изготовлением которых занимались жившие здесь с XVII века ткачи
Столешников переулок. 2016 г. В начале XX века в переулке преобладали магазины и купеческие лавки. После революции все торговые помещения стали складами, но со временем в них снова открылись магазины. И такая традиция сохраняется до сих пор — это одна из самых дорогих улиц города
В этом переулке в апреле 1922 года Булгаков столкнулся с Ароном Эрлихом, знакомым писателю по работе в Лито Наркомпроса, а теперь сотрудником «Гудка». Позднее Эрлих вспоминал: «Он шел мне навстречу в длинной, на доху похожей, мехом наружу шубе, в глубоко надвинутой на лоб шапке... Безучастное, какое-то отрешенное выражение лица. Я окликнул его. <...> "Михаил Афанасьевич, а вам никогда не случалось работать в газете? Хотите у нас работать?"» Видимо, эту же шубу вспоминал и другой сотрудник «Гудка», Валентин Катаев: «Булгаков, например, один раз появился в редакции в пижаме, поверх которой у него была надета старая потертая шуба. И когда я через много лет ему это напомнил, он страшно обиделся и сказал: "Это неправда, никогда я не позволил бы себе поверх пижамы надевать шубу!"» В «Гудке» Булгаков проработал сначала обработчиком безграмотной корреспонденции рабкоров, а потом фельетонистом до конца лета 1926 года. Знаменательную встречу с Эрлихом Булгаков в 1929 году запечатлел в неоконченной повести «Тайному другу».
Рукопись повести Михаила Булгакова «Тайному другу». Маленькая вставка («год катастрофы») в начале текста точно описывает состояние писателя осенью 1929 года: «Итак, Вы настаиваете на том, чтобы я сообщил Вам <в год катастрофы>, каким образом я сделался драматургом? Скажите только одно — зачем Вам это? И еще: дайте слово, что Вы не отдадите в печать эту тетрадь <зачеркнуто: ранее чем через год> даже и после моей смерти»
Абрам меня взял за рукав на улице и привел в редакцию одной большой газеты, в которой он работал. Я предложил по его наущению себя в качестве обработчика. Так назывались в этой редакции люди, которые малограмотный материал превращали в грамотный и годный к печатанию. Мне дали какую-то корреспонденцию из провинции, я ее переработал, ее куда-то унесли, и вышел Абрам с печальными глазами и, не зная, куда девать их, сообщил, что я найден негодным.
Из памяти у меня вывалилось совершенно, почему через несколько дней я подвергся вторичному испытанию. Хоть убейте, не помню. Но помню, что уже через неделю приблизительно я сидел за измызганным колченогим столом в редакции и писал, мысленно славословя Абрама.
Из повести «Тайному другу»
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |