Эпилог

Годы прошли с тех пор, как Башня погрузилась в бездну. Чиновники колледжа были очевидно смущены неожиданным поворотом событий. Телемарафон, призванный для того, чтобы представить колледж в лучшем свете, едва ли послужил этой цели. Занятия приостановили на неделю, для того чтобы возвести палатки Красного Креста, приспособленные временно для занятий. Лекции И. Ти. и Годфри Ракеева решено было перенести на футбольный стадион.

В это время администрация колледжа ломала голову над будущим Волшебного Королевства. Отдельный вопрос заключался в том, что делать с огромной дырой в земле, которая образовалась на месте Башни. Официальная версия по-прежнему состояла в том, что это обычная воронка. Между тем воронка вела себя довольно странно. Студенты рассказывали, что в безлунные ночи сразу после полуночи оттуда доносились ужасающие крики и стоны. Вскоре после происшествия, говорят, там видели огромный, налитый кровью глаз, поднявшийся над воронкой. Он вращался, мигал и сверкал, а потом исчез обратно в бездну.

Никто до конца не верил этим нелепым сказкам, но в конце концов было решено для общей пользы засыпать чертову яму. Территория была оцеплена, бульдозеры и самосвалы приезжали каждую ночь. Каждую ночь самосвалы засыпали яму, а бульдозеры разравнивали грязь и камни. Каждое утро самосвалы и бульдозеры разъезжались, а чиновники приходили к яме вместе с представителями строительной компании. Они заглядывали в глубь незасыпаемой ямы, не видя дна. Они обменивались скептическими взглядами. Они пожимали плечами и уходили в свои офисы звонить начальству.

Наконец, слухи о том, что все усилия засыпать яму делали ее только глубже, достигли президента Ламбады. Было предложено несколько альтернативных решений: установить скамейки и устроить амфитеатр; наполнить яму водой и превратить ее в утиный пруд; использовать яму как резервуар для сточных вод и назвать ее «Утиный Пруд»; оставить ее как есть и назвать «Утиный Пруд». Но решили, наконец, тихо отделить заведение от зловредной ямы и дурных слухов, ходящих о ней, просто перенеся центральный студгородок в другое место.

Так началась новая глава в истории Волшебного Королевства — строительство новой башни и перенесение корпуса Гримма и корпуса Канта на новое место. Новая башня и близко не сравнится со своей предшественницей. Она едва ли вполовину такой высоты, как прежняя, к тому же фундамент ее для прочности в два раза больше по площади, чем у прежней. Архитекторы спорили: математика математикой, но мало ли что.

Огромная яма в Скотопригоньевске ныне известна как «Чертова Мельница». Чтобы хоть частично возместить расходы, попечители колледжа потянули за нужные струнки в столице — и дыру в земле провозгласили чудом природы. Быстренько сколотили фонды для создания парка, а геологи колледжа состряпали историю «чуда природы», простирающуюся на миллионы лет назад. В яму теперь ведет пешеходная дорога, и ежедневные экскурсии оказались весьма прибыльными. Парк закрывается в сумерки, и, насколько я знаю, все, кто спускался вниз, благополучно вернулись обратно.

Президент Ламбада прибыл из Южной Африки на следующее утро после разразившегося скандала. Когда он соскользнул вниз по надувному трапу со своего самолета (в нашем аэропорту не было достаточно высокого трапа), наблюдатели были страшно поражены, увидев на его голове белый колпак с двумя прорезями для глаз. Президента немедленно увезли в городскую больницу. Несмотря на проблемы с электричеством и разрушенные дороги, весть о том, что Ламбада свихнулся в Южной Африке и вернулся адептом Ку-Клукс-Клана, облетела город.

На самом же деле этот слух оказался форменной фантазией. Дело было так. Слушая аудиотрансляцию телемарафона в самолете на пути в Скотопригоньевск, Ламбада то вспыхивал от смущения, то строил зверские гримасы от ярости. Вскоре дамы в креслах рядом с ним начали визжать от ужаса. Стюардессы утащили его на заднее сиденье и надели на его голову, которая вдруг превратилась в голову огромного таракана, наволочку. Они старались удержать его там, пока пилот с заслуживающей подражания честностью успокаивал остальных пассажиров, что маска на лице — «просто шутка».

Ламбаду держали в больнице под тщательным наблюдением. К одиннадцати вечера его глаза, похожие на две черносливины, вернулись к естественному размеру, а роговые пластины на щеках и усы почти исчезли. Его перевели из реанимации в палату 137, рядом с палатой, где поправляли здоровье Десять Галлонов, Хельвина, фрау Фрейлин, Пристойле и остальные.

Время — лучший лекарь, и к середине следующего дня все были достаточно здоровы, чтобы вернуться домой. Переносицу Hörnerträger'а скрывал толстый слой гипса (точнее, не переносицу, а носорожий рог, который продолжал торчать между глаз). Дыра в голове Салли была тщательно залеплена с обоих концов, отчего на лбу остался шрам в форме перевернутой лошадиной подковы или буквы «и». Доктора в голос твердили, что она никак не скажется на умственных способностях профессора. Язык фрау Фрейлин обрел нормальные размер и форму, а вот язык Хельвины так никогда и не вернулся к норме. Внимательный глаз заметит, что язык ее все еще слегка раздвоен и частенько во время лекции норовит выстрелить изо рта. Она, впрочем, в такие моменты притворяется, что хотела облизать губы или же приставить язык к зубам или верхней губе, как будто в задумчивости разгадывая кроссворд. Она проходит курс лечения от мучительных кошмаров, преследующих ее. Ей снятся Баки Слай и их первое свидание в уютном гостиничном номере недалеко от польско-германской границы. Но затем вдруг ей начинает сниться состязание по лягушачьим прыжкам на приз Скотопригоньевска, где непобедимый лягушонок Баки вдруг падает в конвульсиях в прыжке от финишной черты. Какое ужасное зрелище! Первосортный прыгун валится на спину брюшком кверху под палящим южным солнцем, конвульсивно дергаясь и исходя пеной. Затем кошмар неожиданно смещается в долины Восточной Европы, где — кошмар из кошмаров — ее телеграмма Баки, заканчивающаяся словами «Не говори «стоп»!», попадает в руки врага. О боже! Что, если Хельмут узнает? Затем она мчится на поезде на горный курорт, где ее верный муж сидит под оленьими рогами в вестибюле гостиницы, читая издание Zauberberg в кожаном переплете, и терпеливо ждет свою верную жену. Его лицо с раздвоенным подбородком преследует ее, и ей кажется, что его уши растут, становятся большими и зелеными по мере того, как ее поезд подъезжает к месту назначения. На станции у подножия горы она не выдерживает пытки и бросается под колеса поезда. Тут она просыпается — невредимая, но потрясенная.

После ночи, проведенной в морге, Уилбура Колдбурна доставили в больницу, потому как, собираясь делать вскрытие, прозектор заметил, что пациент еще скорее жив, чем мертв. Вскоре Колдбурн вернулся на свой пост, но носит с той поры рубашки с высокими стоячими воротниками, чтобы скрыть резиновые пробки, торчащие из артерий на его шее. Его ближайшие коллеги из администрации отзываются о нем как о хладнокровном человеке и прочат ему высшие посты.

О Мармеладове же с момента его таинственного исчезновения никто в Скотопригоньевске ничего не слышал. Прошел слух, что он погиб под колесами мебельного фургона на Бруклинском мосту, но я не нашел сообщений об этом в нью-йоркских газетах.

Гого Хамелеонов вернулся из Москвы с набором зубных протезов, составляющих гордость советской военной промышленности. Однако он не получил места в колледже, о котором просил, поскольку решено было не брать мужчину на место Мармеладова. Его материальное положение улучшилось, и больше его не вытаскивают из вод озера Апопка по ночам. Помимо работы инструктором по русскому языку, он еще служит домработницей у Hörnerträger'ов, где комфортно живет в просторном стенном шкафу.

Баки Слай теперь обучается в аспирантуре в Корнельском университете, альма-матер Хельвины. Мы все были страшно удивлены, но в то же время счастливы за Баки, когда он получил письмо с приглашением в Корнельский университет. Никто не ожидал, что он со своими оценками взлетит так высоко, но люди в Корнельском университете, должно быть, разглядели в нем скрытые возможности, которые все мы просмотрели. Баки время от времени навещает Скотопригоньевск, и старая обида между ним и Хельмутом теперь, кажется, сделала их ближе друг к другу.

На следующее утро после катастрофы доктор Сандерсон отправился сдаваться в полицию — странное на первый взгляд действие. Поднимаясь по крутым деревянным ступенькам, он упал в обморок — очевидно, в результате крайнего истощения. Придя в себя, он обнаружил, что сидит в кресле в офисе шефа Петерсона. Офицер в темных очках предложил ему стакан мутной воды, а двое служащих обмахивали его полотенцами. Доктор Сандерсон заявил, что на секретном собрании один человек был убит топором и он, доктор Сандерсон, хочет признаться в соучастии в преступлении. Он добавил, что не ждет пощады и готов понести самое суровое наказание с мужеством и достоинством. Но когда шеф Петерсон разобрался во всей истории и выяснилось, что нет трупа, нет орудия убийства, нет рационального мотива и, в сущности, нет свидетелей преступления, он предложил доктору Сандерсону отдохнуть в городской больнице под тщательной опекой Бреда Брейди, психиатра. Офицер в темных очках сопроводил обезумевшего профессора к дверям, но тот вдруг начал вопить что-то о правах человека, конституции Соединенных Штатов и законах штата. Шеф Петерсон только глубокомысленно улыбнулся, открывая жестянку с нюхательным табаком, и изрек:

— Доктор Сандерсон, мое дело — поддерживать закон и порядок. И я делаю все, что в моих силах. Когда вы собираетесь в секретном месте за закрытыми дверями, чтобы решить судьбу человека, кто отвечает за права этого человека? Кто хотя бы знает его права? И есть ли у него права вообще? — Он закрыл жестянку с табаком и звучно стукнул по крышке почерневшим ногтем толстого среднего пальца.

Ханс Сандерсон только скрипел зубами в ответ на риторический, в сущности, вопрос Петерсона. Позднее, правда, он вполне оправился от своей психической травмы и сейчас заканчивает свою третью книгу (первые две, как вы помните, так и не были закончены) — «Экстрасенсорные методы в литературной критике».

Ханс и И. Ти. иногда встречаются в офисе И. Ти., предварительно засунув телефон в ящик стола (чтобы их не подслушивали), и шепотом спорят, стоит ли предпринимать решительные действия. Иногда доктор Сандерсон настаивает на том, что следует сделать свой ход на следующем заседании: внести предложение о запрещении анонимных телефонных звонков и устных опросов студентов в процессе оценки деятельности преподавателей. Иногда о необходимости действий говорит доктор Пух. «Это было бы хорошо», — соглашаются они оба. Но, разрабатывая план действий, они всегда приходят к одному и тому же неизбежному заключению: подобные действия создадут враждебную атмосферу. Так действовать нельзя. Идея хороша, но неприменима на деле. Однако они снова и снова обсуждают эти планы. Наконец расходятся, качая головами и сознавая непреодолимость препятствий. Но эти встречи тем не менее приносят им определенное чувство удовлетворения. В конце концов, они встречаются и заговорщицки шепчутся. Все-таки — действуют!

И. Ти. часто преследует один и тот же сон. Ему снится, как будто он наконец решил подать жалобу по поводу дурного обращения с Мармеладовым. Он опускает чистый листок бумаги в конверт и запечатывает его. Он изучает конверт, следя, чтобы не было обратного адреса или еще чего-то, по чему его можно было бы узнать. Но, бросив письмо в ящик, он чувствует, как его охватывает ужас, и просыпается, задыхаясь, в холодном поту.

На суде И. Ти. обвинили в подглядывании и преследовании, но в конце концов признали его невиновным. Он получил строгий выговор от президента Ламбады, выслушав его покорно, с опущенной головой. Сейчас он пишет книгу о сверхпроводимости и русских писателях второй половины девятнадцатого века.

Каждый год в годовщину колледжа преподаватели отделения современных языков грызут жареный арахис, демократично затерявшись среди студентов и простых смертных, а также элиты управления колледжа. В соответствии с исторической тематикой праздника, герр Hörnerträger требует, чтобы его коллеги появлялись в нарядах пионеров Америки. Каждый год сердце веселится при взгляде на Hörnerträger'а и компанию, мчащихся на карусели, когда день уже клонится к вечеру. Одетая в мини-юбку из оленьей кожи и перья Хельвина мчится на рыжем коне, сидя по-дамски, словно желая подчеркнуть этим очарование своего пола. Салли взбирается на гнедого коня позади нее. Не превзойденная никем из мужчин, фрау Фрейлин седлает бордовую кобылу и наслаждается нежностью своих джинсов «Раф Райдер». Герр Hörnerträger опускает края шляпы шерифа и взбирается на черного жеребца, возглавляющего кавалькаду. Позади него доктор Пристойле сидит верхом на серой в яблоках лошадке, мчащейся в отчаянном галопе. За фрау Фрейлин, Хельвиной и Салли следуют профессор Икота, профессор Тфуттинутти и профессор Калин — все на послушных пятнистых лошадках. И. Ти. и доктор Сандерсон занимают места в конце, предпочитая спокойно сидеть на деревянных сиденьях для маленьких детей и людей со слабым сердцем — с эльфами и феями, летящими по высоким деревянным спинкам. Они крепко держатся за ручки. Звучит музыка, карусель трогается. Очень весело держаться, когда карусель начинает вертеться быстрее и шарманка заводит «Это маленький мир» и старые хиты Стивена Фостера. Хельмут едет важно в своем черном наряде. Серебряные блестки на шляпе вспыхивают, звезда закона горит на впалой груди, а черный могучий жеребец несет его сквозь ночь, как сама судьба. Но Пристойле дышит ему в затылок и, кажется, в любой момент готов перехватить черного жеребца — и тогда, конечно, дым пойдет коромыслом. Но все они неслись с одинаковой быстротой на вертящейся карусели под дребезжащие звуки шарманки. Фрау Фрейлин оживляется, веселясь на своей бешеной кобыле, а Хельвина машет рукой и шлет маленькие индейские воздушные поцелуи друзьям среди толпы. Профессор Салли твердо сидит в седле, но его глаза скользят вверх и вниз от крошечных бусинок на ее мокасинах до бледных бедер индианки. Он ждет своего часа. Затем следуют профессор Икота, профессор Тфуттинутти и профессор Калин, неловко сидя в седлах и крепко держась за ручки или гривы, послушно исполняя предписанные судьбой роли. Доктор Сандерсон сидит безвольно, а И. Ти. как будто мутит от бега карусели. Так и едут они — десять докторов наук. «Куда они летят? — спрашиваю я себя. — И где опустят копыта их гордые кони?..»

Есть легенды о художниках, живших сотни лет назад и несших в мир радостные краски, отображавшие черты обычных грешников, своих современников, на лицах святых в библейских сценах. Приятно было узнать свои черты в образах св. Франциска, св. Павла или Девы Марии, или же увидеть своего сенбернара, сидящего у яслей рядом с младенцем Христом. Так же, как эти древние богомазы приносили в мир утешение и радость, я надеюсь, что моя скромная кисть принесет радость тем, кто найдет свои собственные черты в простом, неприукрашенном портрете, который я нарисовал.