Булгаков — да. Но не мастер и не Воланд!
В 2000 году скульптор Александр Рукавишников решил украсить Патриаршие пруды весьма сложной конструкцией. Булгаков сидит на сломанной скамейке на берегу пруда. От Булгакова по незамерзающей воде пруда уходит Иешуа (вода для этого будет специально подогреваться и зимой парить, явственно напоминая о бассейне на месте храма Христа Спасителя). В воздухе же будет парить примус с нечистой силой. По проекту, у примуса нет дна и под него может зайти любой желающий — на внутренней поверхности примуса художник намерен запечатлеть сцены из «Мастера и Маргариты», связанные с похождением в Москве Воланда и его свиты.
Похоже, что масштабы присутствия черной силы в Москве со времен Булгакова, по мнению скульптора, сильно увеличились: примус, по его намерению, должен быть 12-метровой высоты. «Я хотел представить три мира, — сказал "Известиям" Александр Рукавишников. — Библейский, мир нечисти и мир москвичей. Последний можно будет видеть живьем — москвичи остались прежними. А первые два мы воспроизводим. Кстати, примус будет и памятником, и фонтаном одновременно — он будет и "писать", и светиться»1.
Ошибся скульптор. Москвичи не остались прежними. Многие из них переболели-таки «бездомством» и «берлиозовщиной». И стали более чутки к религиозной тематике и более нетерпимы к сатанизму. Поэтому и начались и письма протеста, и пикеты.
Одно из таких писем было подписано Михаилом Ульяновым (а он играл роль Пилата в фильме Юрия Кары), Владимиром Спиваковым, Юрием Башметом, Сергеем Михалковым, Людмилой Гурченко: «...Установка на берегу пруда 12-метрового примуса с нечистой силой как минимум неэтична по отношению к чувствам верующих. Так же, как и фигура булгаковского Иешуа, ступающего "по воде яко посуху"... Мы крайне обеспокоены постоянными слухами о планах превращения Патриарших прудов в своего рода торгово-экономическую зону с дорогими магазинами, ресторанами и казино... Нельзя же все время мерить жизнь города по понятиям прибыли...»2 Пока наступила тишина... Уверенности, что над главами москвичей (а равно над главами Булгакова и Иешуа) не водрузят примус с Воландом, еще нет.
В православной традиции одна из форм почитания святыни и приобщения к исполняющей ее благодати — прохождение паломников под святыми предметами (чудотворными иконами или мощами святых). В проекте Рукавишникова москвичам предлагается проходить под примусом с нечистью. Для религиозного человека в этом ощутим привкус какой-то оккультной инициации... Так что установка такой конструкции навсегда разделит христиан и почитателей посмертно демонизированного Булгакова.
Мне же представляется, что прежде установки такого памятника стоило бы ответить на три простых вопроса:
1) хотел бы сам Булгаков, чтобы Воланд и его нечисть навсегда прописались в Москве? В предпасхальную ночь он своей авторской волей выгнал их из Москвы. Зачем же их сюда возвращать?
2) хотел бы сам Булгаков провести вечность в созерцании Воланда?
3) хотел бы сам Булгаков быть с Иешуа (не с библейским Христом, ученики Которого носили мечи, а Сам Он не гнушался обличения ни словом, ни бичом — а с заискивающим Иешуа)?
Надеюсь, в своей книге мне удалось пояснить, что на все три вопроса булгаковский ответ был бы — «нет!».
Памятник Булгакову нужен. Но пусть его ставят те, кто умеет читать Булгакова. Пусть будет памятник. Пусть будут пьесы и фильмы по булгаковскому роману. Но есть формула их успешности3: они должны совпадать с авторским, булгаковским видением его персонажей. А особенностью этого видения является то, что в романе просто нет положительных персонажей. Ни Воланд, ни Иешуа, ни мастер, ни Маргарита не вызывают восхищения Булгакова и не заслуживают восхищения читателей и режиссеров. Свои возражения, свою иронию Булгаков вкладывал в уста этих своих персонажей. Но свою веру он им не доверил.
Широко известно, что в 1952 году Елена Сергеевна Булгакова установила на могиле своего мужа могильный камень, ранее установленный на могиле Гоголя. Этот камень именовался Голгофой, поскольку на нем было установлен крест. Советской власти, по-своему обустроившей захоронение классика, не нужны были ни Крест, ни камень.
После «дохоронения» самой Елены Сергеевны камень просел. И его решили перевернуть. В 1970 г. он был положен горизонтально и наполовину зарыт в землю. В землю ушла строка, еще в гоголевское время выбитая на нем: «Ей, гряди Господи Иисусе». Это последняя фраза Книги Книг. Последняя строка Апокалипсиса и всей Библии.
Не везет Булгакову с памятниками...
* * *
Ну а вдумчивый читатель романа, не принадлежащий к литературным Шариковым, — что он-то должен был бы вынести из романа? Поняв реальность и мощь черного властелина, свое бессилие перед ним, а также пошлость атеизма — куда он должен был бы обратиться? Туда, где крестное знамение не атавизм, пробужденный внезапным испугом, а норма жизни, веры, любви и надежды. К Церкви. Воля Булгакова туда шла. Навстречу же Церковь простирала свою молитву.
В булгаковском архиве сохранилась записка неизвестного автора, адресованная Марфуше, домработнице Булгаковых в последние месяцы жизни Михаила Афанасьевича. В ней говорится: «Милая Марфуша! Прилагаю просфору за болящего Михаила. За обедней молились, молебен был, свечку ставила, дала на хор, там поют слепые. Завтра будут молиться за ранней обедней. Дала нищим, чтобы молились за болящего Михаила и сама горячо за него молилась»4.
На литературном же уровне то, на что Булгаков лишь намекал, прямо дерзнул сказать десятилетием позже Борис Пастернак — романом «Доктор Живаго». У обоих романов схожая структура: «роман в романе». И мастер, и Юрий Живаго — литераторы. Их произведения публикуются в составе «больших романов», персонажами которых являются они сами. Предмет творчества мастера и Живаго схож — Страстная неделя в Иерусалиме.
Но Пастернак дерзнул обойтись без сложной системы булгаковских «зеркал» и маскировок. Пастернак прямо сказал о Том, Кого Воланд пытался подменить своим мастерски изготовленным Иешуа: «Они хоронят Бога»5. Булгаков же не сжигал мосты. Он надеялся в советской стране опубликовать антисоветский текст. Многое он замаскировал. И тем ввел в заблуждение не только советских цензоров, но и некоторых своих православных читателей. В ночном бою нередко свои же бьют своих. Булгаков как раз и вел прикрытый, ночной бой с атеизмом. Он вел бой за Христа. Но, увы, от христиан же потом и стал получать потоки критики.
У читателя же есть выбор между двумя образами христианства. Или считать себя «христианином без догм и конфессий» — но при этом помня, что именно такое «христианство» выкроил Воланд. Или же быть ортодоксом. Таким, как Борис Пастернак, Анна Ахматова, Александр Солженицын, Валентин Распутин.
Так что не надо позорить русскую литературу и отождествлять позицию Булгакова и позицию Воланда. Если считать, что через Воланда Булгаков выразил именно свои мысли о Христе и Евангелии, то вывод придется сделать слишком страшный. Если уж великий русский писатель сделал сатану положительным и творческим образом в своем романе — значит, Русская Литература кончилась. Осталась журналистика, у которой можно учиться разве что владению языком6.
А вот из школьной программы лучше бы «Мастера и Маргариту» убрать. Это не детское чтение. Сегодня нет научного академически подготовленного к изданию текста романа (см. постоянные сетования Лидии Яновской об этом). Нет ни тени консенсуса среди литературоведов в ключевых вопросах понимания романа. Например, в вопросе о том, кого считать положительным героем.
Роман Булгакова настолько интересен и «вкусен» для молодежи, что новым поколениям все равно не удастся не прочитать эту книгу. Но зачем это делать именно в школьные годы и в школе? Хоть что-то ведь да и можно отложить до взрослой жизни?
Сегодня же (не в 70-е годы, а именно сейчас) школьное «прохождение» романа создает иллюзию знакомства с Евангелием. Евангелие кажется вторичным и необязательным текстом по отношению к «роману о Понтии Пилате». И на него уже интереса недостает, и прочитать его руки не доходят. Более того — приходится встречать людей, которые считают, что «именно так исторически все и было».
Не все великие книги можно и нужно вмещать в школьную программу. Роман Булгакова заслуживает труда личной и взрослой встречи с ним.
Примечания
1. Известия. 2002. 13 окт. URL: http://izvestia.ru/news/268357
2. Известия. 2002. 19 дек. URL: http://izvestia.ru/news/270900
3. В театральном и киношном мире известно немало попыток постановки булгаковского романа и еще больше рассказов о неудачах, которые преследовали участников этих проектов. Например, актер Виктор Авилов о болезни, которая стала для него смертельной (он скончался в конце августа 2004 года) сказал, что накликал на себя беду, играя на сцене Воланда (см. об этом: http://www.newsru.com/cinema/25aug2004/avilov.html). Впрочем, было и другое: «Народный артист России Виктор Авилов тяжело болен и проходит лечение в новосибирском Академгородке. У Авилова рак печени в четвертой стадии. Обычно люди с таким диагнозом живут всего несколько месяцев. Несколько дней Авилов провел на обезболивающих под наблюдением врачей. После этого он решил поехать в Новосибирск, чтобы начать лечение "магнитной пушкой" Геннадия Маркова, которого официальная медицина считает шарлатаном».
4. Першин М. «Мастер и Маргарита»: Господь глазами «очевидца» // Альфа и Омега. 1999. № 4 (22). (Со ссылкой на булгаковеда В.И. Лосева.)
5. «И взгляд их ужасом объят. Понятна их тревога. Сады выходят из оград, Колеблется земли уклад: Они хоронят Бога» («На Страстной»).
6. Пример плохой и завиральной журналистики — рецензия «Московских новостей» на первое издание этой моей книги. Приведу ее полностью.
«Самая свежая книга о. Андрея посвящена роману Михаила Булгакова "Мастер и Маргарита" — этому "евангелию советской интеллигенции". Кстати, интеллигенция — предмет его постоянной "любви-ненависти". Ее судьба, ее "путь к храму" страшно беспокоят отца диакона, но вместе с тем ее гордыня, ее брезгливое отношение к "вере простого народа" и генетическое стремление ко всякому оккультизму его страшно раздражают. Своей "богословской критикой" романа о. Андрей как раз и бросает очередной вызов родному сословию — интеллигенции.
Книга "«Мастер и Маргарита»: за Христа или против" (Издательский совет РПЦ) начинается с предельно понятного любому литературоведческого анализа. Вот окончательная версия романа, которой многие зачитывались в юности, а вот черновики, о которых мы и не слыхивали. Вот о. Андрей, постоянно сравнивающий одно и другое, выявляет христианскую сущность черновиков и сатанинскую — окончательной версии. Такой вот немудреный в общем-то метод. Но как интеллектуал с большой буквы о. Андрей постоянно отвлекается во всяческие лирические отступления. И здесь начинается шоу — как назвал бы его сам о. Андрей, "шоу Инквизитора". А какое любимое занятие у инквизитора? Правильно: жечь и вешать.
В предисловии о. Андрей решительно заявляет: "пилатовы главы" романа настолько кощунственны, что их даже нет смысла анализировать. Однако по мере "погружения в тему" он срывается и с особым азартом начинает комментировать именно эти "пилатовы главы". В инквизиторском запале о. Андрей восклицает: "В этом романе оправдан Пилат. Оправдан Левий, срывающийся в бунт против Бога... Оправдан даже Иуда, кровью своей искупивший свое предательство... Следующим амнистированным распинателем становится сатана". Нужны еще доказательства сатанизма романа?
Не обходит о. Андрей стороной и проблему "русского народа-богоносца". Рассуждая о том, что в булгаковской Москве не находится места главному национальному символу — храму Христа Спасителя, диакон заключает: "Сквозняк, образовавшийся в возникшей от этого пустоте, и затянул в Москву «знатного иностранца». Да, тот, кто был «иностранцем» для «святой Руси», теперь является как полновластный хозяин". Ну-ка, дети, скажите, кто был главным "иностранцем" для "святой Руси"?» (Солдатов А. Небесная музыка. Исполняется не впервые // Московские новости. 2005. № 5).
Что ж, о книге, смысл которой — защитить роман Булгакова от обвинения в сатанизме, написать рецензию как о книге, обвиняющей булгаковский роман в сатанизме, — это высший пилотаж бессовестно черного пиара. Не менее изящно поступил Солдатов, когда процитировал мое интервью 1999 года, но при этом уверил, будто эти слова я сказал «после Беслана» (то есть в 2004-м).
Если учесть, что когда-то юного Сашу Солдатова я знакомил с жизнью семинарии, в 1991 году помогал ему поступить во впервые созданную группу церковной журналистики журфака МГУ, а затем дал ему первые знакомства в редакции «Московских новостей», то его готовность писать обо мне перевиральные фельетоны печально характеризует не только его собственную эволюцию, но и ту секту, с которой он связал свою жизнь.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |