Воланд

Газета «Ударник», № 71

«Гипноз классового сознания»

Как стало известно корреспонденту нашей газеты тов. Тревожному, позавчера в культурно-просветительном учреждении нашего города театре «Варьете» произошел вопивший случай отсутствия классовой бдительности. Администрация этого театра с, надо заметить, не очень-то пролетарским названием, повела себя очень недальновидно. Присутствовал ли в их поступке элемент вредительства, будут решать соответствующие органы, а наша газета считает своим долгом донести до читателей только суть неблаговидного поступка этих политически неграмотных граждан. В этом, с позволения сказать, театре был представлен публике заезжий (непонятно, из каких краев) гипнотизер, фамилия которого пока точно не установлена. Он произнес со сцены классово невыдержанную речь и, по словам очевидцев, решил поставить на публике какие-то загадочные эксперименты, при этом делая оскорбительные выпады по поводу морального облика жителей нашей советской столицы. От сеанса гипноза пострадала большая часть публики, но наша газета считает, что в произошедшем виноват не столько иностранный гипнотизер, сколько «загипнотизированная» бдительность администрации театра, допустившая такую не советскую выходку иностранца.

Раньше всего: ни на какую ногу описываемый не хромал, и росту был не маленького и не громадного, а просто высокого. Что касается зубов, то с левой стороны у него были платиновые коронки, а с правой — золотые. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных, в цвет костюма туфлях. Серый берет он лихо заломил на ухо, под мышкой нес трость с черным набалдашником в виде головы пуделя. По виду — лет сорок с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко. Брюнет. Правый глаз черный, левый почему-то зеленый. Брови черные, но одна выше другой. Словом — иностранец.

В русском фольклоре с середины XVIII века была очень распространена «байка», что черт по национальности немец. Например, сказки со столь оригинальной трактовкой образа дьявола в большом количестве присутствуют в подборке русских сказок, собранной Афанасьевым. Наверняка, у историков и искусствоведов, изучающих устное народное творчество, есть этому странному факту объяснения, но не стоит сейчас углубляться в них. Достаточно сказать, что Булгаков наследовал именно этой традиции. Сатана в романе «Мастер и Маргарита» тоже немецкого происхождения. Само имя Воланд уже указывает на первый (и основной) прототип этого персонажа.

Выбирая имя для этого персонажа (что особенно заметно, если сравнивать разные редакции романа), Михаил Афанасьевич никак не мог определиться окончательно. Кандидатами на эту роль в разное время были: Азазелло, Велиар, а в некоторых случаях и просто Черный маг. Но Булгакову необходимо было имя редкое, «не затертое», при этом он не хотел и просто выдумать это имя. И в самом деле, создавая столь оригинальный образ Сатаны, Михаил Афанасьевич совершенно справедливо полагал, что уже «раскрученное» имя дьявола создаст у читателей ненужные ассоциации.

То есть задача стояла буквально следующая: дать каждому прочитавшему роман однозначно понять, кто же посетил Москву и учинил в ней беспорядки и бесчинства, и при этом не наделять этого таинственного посетителя никакими «прежними предубеждениями». И Булгаков, как впрочем, и всегда, находит весьма нестандартное решение этой проблемы. Оттолкнувшись от образа Мефистофеля — персонажа из поэмы Иоганна Вольфганга Гёте «Фауст», Михаил Афанасьевич взял из этой поэмы и имя для предводителя «шайки гипнотизера», посетившей Москву.

Из всего многообразия имен Сатаны, он выбирает то, которым в «Фаусте» (всего один раз) сам себя именует Мефистофель. Происходит это во время Вальпургиевой ночи (аналога бала Сатаны), когда, прокладывая себя дорогу среди распоясавшейся нечисти, Мефистофель кричит: «Посторонись, дворянин Воланд идет!».

Единственно, что слегка изменил Булгаков, так это написание имени, да и то сделал это «по касательной». Дело в том, что в немецком оригинале имя написано как «Voland», а в романе «Мастер и Маргарита» Бездомный, с трудом припоминая, что было указано на визитной карточке, которую им показал «иностранец» на Патриарших прудах, утверждает, что первой буквой имени была «W».

Как и свое имя, Воланд позаимствовал основные черты у Мефистофеля, созданного фантазией немецкого романтика Гете. Поэма «Фауст» была написана в начале XIX века и буквально потрясла читателей нестандартной трактовкой образа дьявола. Тема оказалась настолько захватывающей, что многие авторы впоследствии использовали ее в своем творчестве. Особенно удивительное по силе воздействия впечатление «Фауст» произвел на русских литераторов. Кто только не «отметился», обыгрывая историю дружеских отношений Фауста и Мефистофеля. Даже Александр Сергеевич Пушкин не удержался, и в своих «Маленьких трагедиях» представил свой (правда, значительно сокращенный) вариант этой истории. Что уж говорить о менее известных авторах. Вот и Булгаков не стал исключением и «перепел» мотивы Гете, но при этом он не пошел по простому пути и взял от Сатаны «немецкой национальности» исключительно внешние черты: описание наружности и частично — костюма.

Детали же как известно, и составляющие целое, поделили между собой еще несколько прототипов. Самый известный из них — граф Калиостро, имя которого тоже было на слуху в России и неоднократно использовалось в литературе. Кстати, под именем графа Алессандро Калиостро, специалиста по оккультным наукам и алхимии, скрывался итальянский авантюрист Джузеппе Бальзамо живший в XVIII веке.

То ли Бальзамо был настолько виртуозен в своих аферах, то ли в его истории действительно не обошлось без помощи потусторонних сил, но слава о деяниях этого загадочного человека намного пережила его самого. Справедливости ради надо отметить, что проекты Калиостро-Бальзамо поражали своим размахом и грандиозностью замыслов и широтой интересов.

В «послужном списке» этой таинственной личности числятся такие «номера», как публичное превращение свинца в золото, явление призраков умерших людей, вызванных «по заказу», перемещения Калиостро в потусторонний мир (опять-таки проделанные на широкой публике), составление астрологических прогнозов, ясновидение и чтение мыслей на расстоянии.

Так как одним из непременных условий проявления своих сверхъестественных способностей граф Калиостро считал наличие свидетелей, то естественно, что сохранилось большое количество описаний его, как бы сказали сегодня, «шоу». А так как большинство людей, с которыми предпочитал общаться мистический граф, были богаты и образованны, принадлежали к высшему классу общества, то и записи воспоминаний об этих сеансах сделаны подробно, на хорошем литературном языке. Именно из-за обилия столь разных и часто противоречивых свидетельств до сих пор ведутся споры о том, кем же был на самом деле «инфернальный граф», и действительно ли за всеми его публичными выступлениями стояло только мастерство ловкого фокусника.

Как бы то ни было, но именно склонность Алессандро Калиостро к проявлению своих мистических способностей при большом стечении народа и послужила причиной выхода Воланда к москвичам не где-нибудь, а именно на сцене театра Варьете. Тут есть даже некоторые прямые параллели, так как, по воспоминаниям очевидцев, граф Калиостро, прежде чем приступить к демонстрации своих талантов, непременно выносил на середину комнаты тяжелое кресло с высокой спинкой.

За столь странной, на первый взгляд, прихотью скрывалось не что иное, как самоутверждение. Ведь зачастую магические сеансы проходили в присутствии титулованных особ, а иногда и особ королевской крови, сидеть в присутствии которых могли себе позволить лишь некоторые избранные, да и то после особого разрешения. Таким образом, Калиостро с первых минут расставлял приоритеты в общении и наверняка получал от этого немалое удовольствие, а заодно и настраивал публику на определенное отношение к себе.

Так что, посадив Воланда на кресло посреди сцены Варьете, Булгаков оставил практически прямое указание на второй прототип своего персонажа. Существует и еще одно, более расплывчатое совпадение. В доме Михаила Афанасьевича, по свидетельству его близких, пользовалось популярностью творчество поэтессы Каролины Павловой, написавшей небольшое стихотворение «Разговор в Трианоне».

Не имеет смысла пересказывать его полностью, достаточно лишь упомянуть, что написано оно было в форме диалога, в котором один из участников как раз и был граф Калиостро. Но примечательный эпизод из этого стихотворения стоит процитировать. В нем Калиостро рассказывает своему собеседнику об удивительном событии в своей жизни:

Я был в далекой Галилее,
Я видел, как сошлись евреи
Судить мессию своего.

В награду за слова спасенья
Я слышал вопли исступленья:
«Распни его! Распни его».

Утверждение Калиостро о присутствии на суде над Христом совпадает с признанием Воланда, которое тот сделал на Патриарших прудах двум литераторам:

— Дело в том... — тут профессор пугливо оглянулся и заговорил шепотом, — что я лично присутствовал при всем этом. И на балконе был у Понтия Пилата, и в саду, когда он с Каифой разговаривал, и на помосте, но только тайно, инкогнито, так сказать, так что прошу вас — никому ни слова и полнейший секрет!

Кстати, именно тогда же, Воланд еще раз доказывает связь со своим прототипом — Калиостро, предсказывая смерть несчастного Берлиоза, прибегая к помощи астрологии:

Он смерил Берлиоза взглядом, как будто собирался сшить ему костюм, сквозь зубы пробормотал что-то вроде: Раз, два... Меркурий во втором доме, луна ушла... шесть — несчастье... вечер — семь — и громко и радостно объявил: — Вам отрежут голову!

Но, если согласиться с тем, что одни из прототипов Воланда в романе был именно Джузеппе Бальзамо, то невозможно обойти вниманием и еще одно указание Булгакова, весьма удивительное, но очень важное. Общеизвестен факт, что граф Калиостро состоял в масонской организации. Ни он сам, ни его соратники по ордену никогда не делали из этого тайны. Более того, загадочный граф даже в некоторой степени бравировал своей принадлежностью к ордену масонов и тем, что занимал в организации «вольных каменщиков» не последнее место.

Михаил Афанасьевич, внимательно изучавший все доступные материалы, связанные с Бальзамо, не мог не знать об этой стороне жизни известного авантюриста. И доказательством того, что Булгакову было об этом известно служит в романе «Мастер и Маргарита» все та же сцена явления Воланда на Патриарших. Когда «иностранный профессор» предлагает Бездомному закурить, то потрясенному комсомольскому поэту происходит явление удивительнейшего портсигара. Причем даже неискушенный в таких делах Иван, понимает, что портсигар из чистого золота, и украшен настоящим драгоценным камнем. Так вот, припомним описание этой странной вещи:

Он был громадных размеров, червонного золота, и на крышке его при открывании сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник.

Вот оно, то самое прямое указание! Треугольник — один из центральных символов масонской организации. Получается, что, как и граф Калиостро, Воланд у Булгакова имеет непосредственное отношение к масонам. Тут необходимо пояснить, что в те времена, когда создавался роман «Мастер и Маргарита», «страсти по масонству» уже немного поутихли, но в начале XX века, это была одна из наиболее модных тем в салонах мистиков и декадентов, рассуждения на которую постоянно тревожили и щекотали нервы просвещенной публике.

Если в середине XIX века с организацией масонов в России в основном связывались слухи политического толка, где-то к 1900 году употребление слова «масоны» стало почти синонимом слова оккультизм. О причинах, по которым это произошло, пришлось бы очень много рассказывать, и делать довольно длинное отступление от основной темы этой главы. А вот тот факт, что по свидетельству близких знакомых Михаила Афанасьевича, он очень интересовался не только историей масонства, но и явно симпатизировал целям и задачам этой организации может стоить упоминания. Так что можно еще поспорить, что было причиной, а что следствием: увлеченность Булгакова «масонской темой» сделала прототипом Воланда одного из известнейших членов этой организации — графа Калиостро, или же Воланд стал масоном, потому что им был Джузеппе Бальзамо.

Что же касается прототипа Воланда из числа современников Булгакова, то на неоднократные вопросы своих друзей писатель отвечал вполне определенно: нет никакого прототипа среди живущих на свете людей и нечего его искать. Для того чтобы ни у кого из особо настойчивых не возникло ни малейшей возможности «найти» реальный прообраз Сатаны, Михаил Афанасьевич специально не давал никаких конкретных описаний внешности этого персонажа. Даже в самом романе «Мастер и Маргарита» очевидцы необыкновенных и скандальных происшествий в Москве не могут дать хоть сколько-нибудь толковых и достоверных примет внешности «иностранного гипнотизера». То он высокий, то, напротив «росту маленького», то хромал на правую ногу, то на левую, а то и вовсе не хромал. Описание же данное самим автором, не содержит никаких особенных примет, кроме разноцветных глаз, но этим характерным признаком, как известно, всегда наделялся Сатана.

Вариантов всего два. Или, если верить Михаилу Афанасьевичу, он действительно поостерегся «списывать» образ Сатаны с какого-либо конкретного человека, не желая никому причинить по неосторожности вред, или, напротив, Булгаков прекрасно знал, кто из его современников скрывается под маской Воланда. Логичнее, конечно же, принять первое предположение, но в таком случае непонятно, почему автор романа с такой настойчивостью твердил всем и каждому об отсутствии реального прообраза у этого персонажа, раздражаясь даже при малейшей попытке «выведать» у него такого рода сведения.

В заключение необходимо сказать о сложной трактовке Булгаковым образа Сатаны. Этому существовали весьма весомые причины, о которых стоит поговорить отдельно, но как персонаж дьявол в романе «Мастер и Маргарита» представлен весьма и весьма нетривиально, что вызывает даже многочисленные споры среди исследователей творчества Михаила Афанасьевича на тему, а является ли Воланд вообще Сатаной. Действительно, в изложении Булгакова он получился крайне нестандартным. Например, в одной из ранних редакций романа в сцене на Патриарших Берлиоз даже высказывается об этом напрямую:

— Должен вам сказать, — заговорил Владимир Миронович, — что у вас недурные знания богословские. Только непонятно мне, откуда вы все это взяли.

— Ну так ведь... — неопределенно ответил инженер, шевельнув бровями.

— И вы любите его, как я вижу, — сказал Владимир Миронович, прищурившись.

— Кого?

— Иисуса.

— Я? — спросил неизвестный и покашлял, — кх... кх, — но ничего не ответил.

Действительно, такие намеки не могут остаться незамеченными. Тем не менее, в окончательной редакции Булгаков неоднократно дает прямые указания, на то, что Москву тем душным летом действительно посетил Сатана. Поэтому оставим сомнения, и поверим автору.

И, наконец, Воланд летел тоже в своем настоящем обличье. Маргарита не могла бы сказать, из чего сделан повод его коня, и думала, что, возможно, это лунные цепочки и самый конь только глыба мрака, и грива этого коня — туча, а шпоры всадника — белые пятна звезд.