Непосредственное отношение к теме «еврейских тайн» в романе Булгакова имеет и барон Майгель, убийство которого стало частью обряда посвящения Маргариты (при инициации была использована кровь предателя-барона). Имел ли в виду Булгаков определенный прототип? Наше предположение заключается в следующем1. Для человека булгаковского поколения словосочетание «барон Майдель» было стереотипным. Майдель — чрезвычайно распространенная баронская фамилия в России: Булгаков не мог не знать прозектора при Киевском университете св. Владимира барона Эрнеста Эрнестовича Майделя (р. 1878); мог даже слышать о гвардии капитане Борисе Николаевиче Майделе (р. 1871), авторе книги «Поэзия войны» (Спб., 1906). Однако автоматизировавшаяся форма «барон Майдель» лишь замаскировала цель, куда более актуальную для Булгакова в тридцатые годы: литературоведа Михаила Гавриловича Майзеля (1899—1937)2, доцента ленинградского Историко-лингвистического института, автора ряда книг о советской литературе и доносительской статьи о А.П. Платонове «Ошибки мастера» (Звезда. 1930, № 4).
В сочинениях левонапостовца и литфронтовца М.Г. Майзеля Булгаков неизменно характеризовался как представитель «новобуржуазного направления», художественного «шульгинизма»3 М.Г. Майзель в числе прочих использовал применительно к Булгакову слово «апология» («апология чистой белогвардейщины»), введенное впоследствии в роман «Мастер и Маргарита» как отмеченное («апология Иисуса Христа»).
«В «Роковых яйцах», — писал Майзель, — читателю внушается мысль, что большевики не способны к созидательно-организационной работе. В рассказе «№ 13. Дом Эльпит — Рабкоммуна» повествуется о страшном вандализме рабочих, дикарей, не понимающих собственных интересов и разрушающих перешедшее к ним после Октября драгоценное имущество <...>. Господствующим настроением в произведениях Булгакова является неприятие современности и апологетическое отношение к дореволюционному прошлому»4.
В статье «О рабочих критических кружках» (1929) Майзель привел часть своей методической разработки по теме «Гражданская война» а в ней, в разделе «Создание Красной Армии», упомянул — в качестве примера «опошления интернациональной идеи» — булгаковскую «Китайскую историю»5.
Возможно, что писатель что-то знал о доносительстве (в прямом смысле слова) Майзеля, если назначил на роль доносчика именно его; возможно, отличил за то, что Майзель высказывал вслух то подразумеваемое, что прямо в тексте не называлось, но, будучи сформулированным, произнесенным вслух, становились уже доносом6. Знал, вероятно, Булгаков и об аресте Майделя в период «большого террора» (убит 4 ноября 1937 года7). Эта смерть8, интерпретированная как справедливое возмездие9, и нашла фантастическое объяснение в романе: на балу у Воланда барона Майгеля убивает Азазелло.
На пересечении этого убийства с мотивом крови и повторена выдумка Шабельской. Однако она перевернута: согласно мифам СРА, евреи убивают христиан, чтобы использовать их кровь в ритуальных приготовлениях; здесь же в пасхальную ночь используется кровь барона, прототипом которого является литературный критик-еврей. «Благо», которое совершают силы зла, приобретает ритуализованный характер: Азазел у древних евреев был божеством, которому приносили в жертву козла, роль коего и исполняет барон Майгель. Но Азазел — ключ к Дионису»10, поэтому в романе немедленно возникает превращение крови в вино, которое отсылает читателя одновременно к метафоре из древнееврейской книги, где вино именуется «кровью гроздей» виноградных (Книга Бытия XIX, 11)11, и к парадигме черной мессы, в которой алтарем служил живот голой женщины, и чаша ставилась между ее грудей или между ног.
«Для большего успеха Черной Мессы рекомендовалось принести в жертву новорожденного младенца, причем кровь его сливалась в чашу, и от нее пили и священник-ренегат, и женщина-алтарь, после чего следовало их совокупление»12.
Булгаков соединил это описание с превращением крови в вино, заменив новорожденного младенца бароном Майгелем (с угадываемым за ним евреем Майзелем).
Примечания
1. Впервые гипотеза о генезисе «барона Майгеля» изложена в нашей статье «Взамен кадильного куренья...» // Дружба народов. 1990, № 11. С. 255—256.
2. См.: Литературная энциклопедия. М., 1932. Т. 6. Стб. 694. Е.С. Булгакова указывала на барона Б.Г. Штейгера, в прошлом белого офицера, ставшего сотрудником «органов» и расстрелянного в 1937 г. См.: Дневник Елены Булгаковой. С. 359: Паршин Л. Великий бал у Сатаны // Наука и жизнь. 1990, № 10. С. 95—99; Он же. Чертовщина в американском посольство в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова. М., 1991. С. 117—127. Штейгер — один из компонентов «Барона Майгеля».
3. См.: Майзель М.Г. Новобуржуазная литература. Л., 1929. С. 45—47; Он же. Краткий очерк современной русской литературы. М.; Л., 1931. С. 128—129.
4. Майзель М.Г. Краткий очерк... С. 129.
5. См.: Литературная учеба. 1930, № 1. С. 101—114.
6. «Доносчиком Видоком» назвал Булгаков Ю.К. Олешу после его эпиграммы с намеком на то, что Булгаков «бел нутром»: об этом полагалось молчать (см.: Овчинников И. В редакции «Гудке» // Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988. С. 142—143).
7. Сообщено: Писатели Ленинграда, погибшие в тюрьмах, потерях и ссылке в годы сталинских репрессий // Литератор (Ленинград). 1990, 13 апр. № 12 (17).
8. Ср. с удивлением Маргариты; «Позвольте... — подумала Маргарита, — он, стало быть, что ли, тоже умер?» и предсказанием Воланда: «это приведет вас к печальному концу не далее, чем через месяц».
9. Ощущение, действительно испытанное Булгаковым в 1937 г. в связи с репрессиями, которым подверглись его обидчики.
10. Евреинов Н.Н. Азазел и Дионис: О происхождении сцены в связи с зачатками драмы у семитов. Л., 1924. С. 145.
11. О мотиве превращения крови в вино (Апулей, Сервантес, Рабле) см.: Бахтин М.М. Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса. М., 1990. С. 232. Как у Апулея в «Золотом осле», у Булгакова «мрачный суд оборачивается сценой всеобщего веселого смеха».
12. Ср. также с колоритным описанием в книге модного С. Пшибышевского: «Он кладет ребенка на живот Монтеспан и перерезывает ему горло. Страшный крик, и жертвоприношение совершено. Голова ребенка откидывается, кровь течет в чашу <...> Гибур смешивает кровь с вином <...> и поднимает чашу. Пьет и передает чашу Монтеспан. После освящения священник заклинает темные силы, чтобы они исполняли все желания Монтеспан, чтобы король делил с ней стол и ложе, чтобы королева была гонима и бесплодна, чтобы она, Монтеспан, стала королевой Франции» (Пшибышевский С. Синагога Сатаны. С. 141—142). Отметить в данном случае необходимо не совпадение мотивов (королева Маргарита, исполнение ее желания, чаша с кровью), вполне очевидное, а «еврейский» контекст, именование шабашей и черных месс «синагогой» (антицерковью), еврея же — нечистым животным, состоящим в связи с дьяволом (Там же. С. 58). Ср. с булгаковским наброском фабулы к роману: «Маргарита и Фауст. Черная месса <...> Маргарита и козел» (Чудакова М.О. Архив Булгакова. С. 106).
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |