По полученным сведениям

У каждого, кто приближался к Мастеру, становясь его знакомым, другом или врагом, была определенная роль в мистерии, которая разыгрывалась на глазах современников и будет, многократно повторяясь, разыгрываться в воображении потомков.

Не хочу подсчитывать, сколько их было, московских друзей Булгакова, потому что и так знаю, что их было столько же, сколько и киевских друзей — двенадцать.

Кому-то из них выпало быть биографами Мастера, кому-то — адресатами его посланий, кому-то — слушателями, зрителями, судьями, а кому-то — что ж, есть и такая роль — предавать его...

«Начальнику СООГПУ т. Дерибасу
Агентурно-осведомительная сводка
по 5-му Отд. СООГПУ
за 18 октября 1926 г.

№ 299

Вся интеллигенция Москвы говорит о «Днях Турбиных» и о Булгакове. От интеллигенции злоба дня перекинулась к обывателям и даже рабочим.

Достать билет в 1-й МХАТ на «Дни Турбиных» стало очень трудно. Говорят, что более сильно пошли рабочие, т. к. профсоюзные льготные билеты.

Сам Булгаков получает теперь с каждого представления 180 рублей (проценты), вторая его пьеса («Зойкина квартира») усиленным темпом готовится в студии имени Вахтангова, а третья («Багровый остров») уже начинает анонсироваться Камерным театром.

Всю шумиху подняли журналисты М. Левидов, Орлинский и другие и взбудоражили обывательские массы. Около Худож. театра теперь стоит целая стена барышников, предлагающих билеты на «Дни Турбиных» по тройной цене, а на Столешниковом, у витрины фотографа, весь день не расходится толпа, рассматривающая снимки постановки «Дней Турбиных».

В нескольких местах пришлось слышать, будто Булгаков несколько раз вызывался (и даже привозился) в ГПУ, где по 4 и 6 часов допрашивался. Многие гадают, что с ним теперь сделают: посадят ли в Бутырки, вышлют ли в Нарым или за границу.

Во всяком случае «Дни Турбиных» — единственная злоба дня за эти лето и осень в Москве среди обывателей и интеллигенции, какого-нибудь эффектного конца ждут все с большим возбуждением.

Начальник 5 отделения СООГПУ
Рутковский» (РГ, 1995, 20.V, с. 12).

Из сводки 13 января 1927 г. (№ 68):

«По полученным сведениям, драматург Булгаков <...> на днях рассказывал известному писателю Смидовичу-Вересаеву следующее (об этом говорят в моск. литературных кругах), что его вызвали в ОГПУ на Лубянку и, расспросив о социальном происхождении, спросили, почему он не пишет о рабочих. Булгаков ответил, что он интеллигент и не знает их жизни. Затем его спросили подобным образом о крестьянах. Он ответил то же самое. Во все время разговора ему казалось, что сзади его спины кто-то вертится, и у него было такое чувство, что его хотят застрелить. В заключение ему было заявлено, что если он не перестанет писать в подобном роде, то он будет выслан из Москвы. «Когда я вышел из ГПУ, то видел, что за мной идут».

Передавая этот разговор, писатель Смидович заявил: «Меня часто спрашивают, что я пишу. Я отвечаю: «Ничего», т. к. сейчас вообще писать ничего нельзя, иначе придется прогуляться за темой на Лубянку».

Таково настроение литературных кругов.

Сведения точные. Получены от осведома» (РГ, 1995, 20.V, с. 12).

Из отчета следователя Гендина о диспуте в театре Мейерхольда 7.II.1927:

«Совершенно неожиданно и любопытно было выступление Булгакова.

Начав с того, что с 5 октября 1926 года критик Орлинский всячески преследует его, он хитро и довольно остроумно стал защищать своих героев. Алексея Турбина он прямо называет своим героем. На «придирки критика Орлинского» о необходимости ввода в пьесу прислуги и денщика Булгаков заявил, что, уступая настойчивым требованиям Орлинского, он ввел в свою пьесу следующую фразу: Лена просит Алексея позвать горничную Аннушку, Алексей сообщил, что Аннушка уехала в деревню.

Что касается денщика, то, по словам Булгакова, его нельзя было достать в Киеве в то время даже на вес золота.

Большевиков он не мог показать, во-первых, потому что нельзя на сцену вывести полк солдат; во-вторых, пьесу надо уложить с таким расчетом, чтобы публика могла поспеть к трамваю; и, в-третьих, большевики надвигались с севера и до Киева, дескать еще не дошли. Любопытно отметить, что ⅔ партера аплодировали Булгакову, между тем как галерка кричала ему, что он неприкрытый белогвардеец.

В антракте Булгаков собрал вокруг себя большую толпу где продолжал идеализацию и защиту своей пьесы» (РМ, 1995, 8—14.VI, с. 11, публ. Г. Файмана).

Из сводки 22 февраля 1928 г. (№ 41):

«Непримиримейшим врагом советской власти является автор «Дней Турбиных» и «Зойкиной квартиры» Мих. Афанасьевич Булгаков, бывший сменовеховец.

Можно просто поражаться долготерпению и терпимости Советской власти, которая до сих пор не препятствует распространению книгу Булгакова (изд. «Недра») «Роковые яйца». Эта книга представляет собой наглейший и возмутительный поклеп на Красную власть. Она ярко описывает, как под действием красного луча родились грызущие друг друга гады, которые пошли на Москву.

Там есть подлое место, злобный кивок в сторону покойного т. Ленина, что лежит мертвая жаба, у которой даже после смерти осталось злобное выражение на лице.

Как эта его книга свободно гуляет — невозможно понять. Ее читают запоем. Булгаков пользуется любовью молодежи, он популярен. Заработок его доходит до 30 000 р. в год. Одного налога он заплатил 4000 рублей. Потому заплатил, что собирается уезжать за границу.

На днях его встретил Лернер. Очень обижается Булгаков на Советскую власть и очень недоволен нынешним положением. Совсем работать нельзя. Ничего нет определенного. Нужен обязательный или снова военный коммунизм или полная свобода. Переворот, говорит Булгаков, должен сделать крестьянин, который наконец-то заговорил настоящим родным языком. В конце концов коммунистов не так уж много (и среди них «таких»), а крестьян обиженных и возмущенных десятки миллионов. Естественно, что при первой же войне коммунизм будет вымещен из России и т. п. Вот они, мыслишки и надежды, которые копошатся в голове автора «Роковых яиц», собирающегося сейчас прогуляться за границу. Выпустить такую «птичку» за рубеж было бы совсем неприятно.

Начальник 5 Отделения СООГПУ
Гельфер» (РГ, 1995, 20.V, с. 12).

Из сводки 18 сентября 1928 г. (передача слов Е.А. Галати):

«Булгаков умен и хитер. Стал вдруг модным. Сейчас дерет нас и очень осторожен в своем поведении (ищет влиятельных знакомств). Енукидзе благоволит к нему и покровительствует.

Одно время Булгаков входил в кружок «Зеленая Лампа». Собирались, читали, говорили о пути русского творчества и способах поддержать его и подрастающую молодежь на истинном пути, потом втесались шпионы и в довершение Кирьякова, одна из главных, была сослана. Боялись ареста остальных членов. Булгаков вовремя отошел» (РМ, 1995, 8—14.VI, с. 11, публ. Г. Файмана).

Из сводки 10 ноября 1928 г.:

«М.А. Булгаков упоминал, что в связи с постановкой «Бега» и кампанией «Комсомольской Правды» возможна отставка нач. Главискусства Свидерского, который настолько активно поддерживал «Бег», что зарвался. Бранил Судакова, режиссера МХАТ, за его предложение «победить Булгакова». Булгаков получает «письма и телеграммы» от друзей и поклонников, сочувствующих ему в его неприятностях. <...> О «Никитинских субботниках» Булгаков выразил уверенность, что они — агентура ГПУ. Об Агранове Булгаков говорил, что он друг Пильнякова, что он держит в руках «судьбы русских литераторов», что писатели, близкие к Пильняку и верхушке Федерации — всецело в поле зрения Агранова, причем ему даже не надо видеть писателя, чтобы знать его мысли» (РМ, 1995, 8—14.VI, с. 11, публ. Г. Файмана).

— НО ВЫ НАВЕРНО ЗНАЕТЕ, ЧТО ОН УБИТ?

НА ЭТО ПРОКУРАТОР ПОЛУЧИЛ СУХОЙ ОТВЕТ:

— Я. ПРОКУРАТОР, ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ НА РАБОТЕ В ИУДЕЕ. Я НАЧЛА СЛУЖБУ ПРИ ВАЛЕРИИ ГРАТЕ. МНЕ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО ВИДЕТЬ ТРУП ДЛЯ ТОГО, ЧТО БЫ СКАЗАТЬ ЧТО ЧЕЛОВЕК УБИТ...

— ПРОСТИТЕ МЕНЯ, АФРАНИЙ, — ОТВЕТИЛ ПИЛАТ... (ММ, 26).