Тьма египетская

КАЗНЬ ЕГИПЕТСКАЯ ВСЕХ РУССКИХ ПИСАТЕЛЕЙ — БЕСЧИСЛЕННЫЕ КРИТИКИ И РЕЦЕНЗЕНТЫ... (ЮС, 1).

Да, они разят и поражают.

Поражает неадекватность критических отзывов, несоответствие профессионального читательского восприятия тому внутреннему — духовному и душевному — настрою, который владел автором, когда он создавал произведение, и тому знанию, которое двигало его рукой.

Но не меньше поражает и другое: как из этой неадекватности складывается, в общем-то, верная общекритическая оценка, и писатель занимает в конце концов свое, заслуженное место «на литературном Олимпе».

Казнь?..

А может, просто шум времени?

...В УШИ УДАРИЛА ЗВУКОВАЯ ВОЛНА: «ГА-А-А...» (ММ, 2)...

Л. Авербах:

«Рассказы М. Булгакова цельны, выдержаны, единое в них настроение и единая тема. Тема эта — удручающая бессмыслица, путаность и никчемность советского быта, хаос, рождающийся из коммунистических попыток строить новое общество... Появляется писатель, не рядящийся даже в попутнические цвета» (Известия, 1925, 20.IX).

В. Шкловский («Михаил Булгаков»):

«Как пишет Михаил Булгаков.

Он берет вещь старого писателя, не изменяя ее строения и переменяя ее тему. ...Он — способный малый, похищающий «Пищу богов» для малых дел. Успех Михаила Булгакова — успех вовремя приведенной цитаты» (Наша газета, 1926, 30.V).

«Советской власти, по выражению докладчика [А.Луначарского], не нужно «булгаковское искусство» (Известия, 1920, 7.X).

П.Б. («Об одном литературном диспуте»):

«Неверно, что в литературе у нас два непримиримых лагеря. Апологетов новой буржуазии, вроде Булгакова, сравнительно немного» (ЖИ, 1926, № 44, с. 14).

Е. Мустангова («О Михаиле Булгакове»):

«Литературная судьба Булгакова печальна: до сих пор имя его затрагивалось лишь в небольших рецензиях, которые отводили ему обычно полочку между Эренбургом и Замятиным, и этим оценка Булгакова, как писателя, исчерпывалась.

А между тем Булгаков заслуживает внимания марксистской критики двумя неоспоримыми качествами: Г) несомненной талантливостью, умением делать литературные вещи и 2) не-нейтральностью его, как писателя, по отношению к советской общественности, чуждостью и даже враждебностью его идеологии основному устремлению и содержанию этой общественности» (ЖИ, 1926, № 45, с. 13).

Н. Боголюбов («Еще о «Зойкиной квартире»):

«В смысле социально-политическом булгаковские пьесы — это попытка потерянного, отчаявшегося и ничему не научившегося сменовеховца утвердить себя в советской действительности со всем грузом упадничества, принесенного из древне-дореволюционных времен» (ПГАТ, 1926, № 64, с. 11).

В. Правдухин («Литература сигнализирует»):

«...М.Булгаков стал одним из самых популярных беллетристов именно благодаря своему скепсису.

Булгаков — упадочный писатель в том смысле, в каком им был А. Чехов. Едва ли он по существу «контрреволюционен». Поскольку ему талантливо удается показать «антисоветских» людей, он делает небесполезную работу познания действительности» (Ленинградская правда, 1927, 27.II).

Статья В. Правдухина вызвала кратковременную, но показательную дискуссию (см.: ЛО-91, с. 7—8).

Т. Рокотов («Нужна суровая правда»):

«Сравните тон и отношение к пролетарским писателям и к такому явному идеологу чаяний новой буржуазии, как Булгаков. Там критика, граничащая с пасквилем, здесь — трогательные кавычки, в которые взяты антисоветские герои булгаковских произведений» (КГ, 1927, 19.III).

Г. Горбачев («Критический дальтонизм»):

«В. Правдухин... искажает перспективу... по существу хочет сказать, что в нашей литературе все общественно-актуальные по теме и пафосу, все пролетарские и революционные произведения натянуты, ходульны и неубедительны» (Ленинградская правда, 1927, 20.III).

В. Правдухин («Ленивые умы»):

«Меня обвиняют в пасквильной критике-травле пролетписателей, в чрезмерном восхвалении «идеолога чаяний новой буржуазии — Булгакова». Никакого восхваления М. Булгакова в десяти строчках, ему посвященных, у меня нет. Угодно Т. Рокотову искать его в кавычках к слову «антисоветских» — это его дело, если он не может понять, что это неуклюжее, неестественное слово требует особой отметки.

Неправ и т. Горбачев, говоря, что — по Правдухину — «знаменем литературной эпохи является едва ли не Булгаков». Я утверждал и утверждаю, что знаменательно то, что Булгаков популярен, его много читают, его пьесы... имеют чуть ли не самый большой успех. Все это говорит о настроениях читателя...» (КГ, 1927, 25.III).

Г. Горбачев («Отступление Валериана Правдухина»):

Правдухин «отказывается от того непомерного значения, приписывавшегося им Булгакову, которое набрасывало тень на всю нарисованную им литературную перспективу. Правдухин не настаивает и на защите Булгакова от обвинений в контрреволюционности...» (КГ, 1927, 29.III).

Ж. Эльсберг («Булгаков и МХАТ»):

«Булгаков выражает настроения той обывательщины, главным контрреволюционным оружием которой является сплетня и анекдот. Именно поэтому анекдот и каламбур, — в общем остроумные, но довольно часто очень дешевые и почти всегда контрреволюционные, — имеют такое большое значение в творчестве Булгакова.

Обывательщина, обусловливающая творчество Булгакова, идеологически совершенно беспомощна, и потому его тенденция сводится к тому, что он подлинно-значительное сводит к мелко-смешному и обратно, доставляя каждому обывателю приятное сознание того, что только его собственные исторические судьбы подлинно велики» (НЛП, 1927, № 3, с. 49).

Е. Мустангова («Михаил Булгаков»):

«Булгаков не хочет приспособиться. Обывательский скепсис по отношению к организованной силе нового хозяина жизни остается основной чертой его мироощущения» (ПР, 1927, № 4, с. 84).

Г. Горбачев («Творчество М. Булгакова»):

«У Булгакова нет четких монархических высказываний Шульгина, а есть то, чего у Шульгина нет: настроение какого-то всепрощения, признания конечной моральной правоты, жертвенности, героизма, права на славу и покой за обеими героически дравшимися в гражданской войне сторонами...» (КГ, 1927, 24.V).

П. Лебедев-Полянский:

«...если бы советская власть в лице партийных представителей и цензурных органов не вмешалась в репертуар 26—27 года, то этот репертуар Художественного и других театров был бы заполнен булгаковщиной, сменовеховщиной, мещанством...» (Пути развития театра. — М.—Л., 1927, с. 214).

И. Кор («Ударим по булгаковщине!»):

«Организуем блокаду против булгаковщины, против «заката» пролетарской диктатуры на фронте искусства...» (РбМ, 1928, 5.XI).

А. Фадеев:

«...Булгаковых рождают социальные тенденции, заложенные в нашем обществе. Замазывать и замалчивать правую опасность в литературе нельзя. С ней нужно бороться» (РбМ, 1928, 7.XII).

А. Лежнев:

«Булгаков — писатель молодой, начавший писать лишь в советскую эпоху. Его бойкий талант, фрондерство и рецензентский испуг создали ему большую известность. Он остроумен, иногда зол, но редко выходит за пределы фрондерства — зубы его не оставляют глубоких следов» (Лежнев А., Горбов Д. Литература революционного десятилетия. 1917—1927. — Харьков, 1929, с. 83).

И. Нусинов («Путь М. Булгакова»):

«Творчество М. Булгакова стоит под знаком гибели его класса»;

«Булгаков принял победу народа не с радостью, а с ненавистью, с великой болью. Он жаждет отомстить победителю за фактическую победу моральным поражением...»;

«...трудно найти другого писателя, который бы с такой последовательностью и настойчивостью выполнял «социальный заказ» своего класса. Чем Булгаков, по существу, занят? Он все время занимается прославлением Турбиных и дискредитированием революции.

И какая систематичность! Едва пять лет, как М. Булгаков вошел в литературу, и какую «плановую пятилетку» он выполнил!» (ПР, 1929, № 4, с. 40, 48, 51).

Ф. Раскольников:

«Огромным плюсом минувшего сезона является сильный удар, нанесенный по нео-буржуазной драматургии запрещением «Бега» и снятием театром Вахтангова «Зойкиной квартиры» (ВМ, 1929, 3.VI).

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

СТАТЬИ, ЗАМЕТЬТЕ, НЕ ПРЕКРАЩАЛИСЬ. НАД ПЕРВЫМИ ИЗ НИХ Я СМЕЯЛСЯ. НО ЧЕМ БОЛЬШЕ ИХ ПОЯВЛЯЛОСЬ, ТЕМ БОЛЕЕ МЕНЯЛОСЬ МОЕ ОТНОШЕНИЕ К НИМ. ВТОРОЙ СТАДИЕЙ БЫЛА СТАДИЯ УДИВЛЕНИЯ. ЧТО-ТО НА РЕДКОСТЬ ФАЛЬШИВОЕ И НЕУВЕРЕННОЕ ЧУВСТВОВАЛОСЬ БУКВАЛЬНО В КАЖДОЙ СТРОЧКЕ ЭТИХ СТАТЕЙ, НЕСМОТРЯ НА ИХ ГРОЗНЫЙ И УВЕРЕННЫЙ ТОН. МНЕ ВСЕ КАЗАЛОСЬ, — И Я НЕ МОГ ОТ ЭТОГО ОТДЕЛАТЬСЯ, — ЧТО АВТОРЫ ЭТИХ СТАТЕЙ ГОВОРЯТ НЕ ТО, ЧТО ОНИ ХОТЯТ СКАЗАТЬ, И ЧТО ИХ ЯРОСТЬ ВЫЗЫВАЕТСЯ ИМЕННО ЭТИМ (ММ, 13).