Горький

И в третий раз подойдя к символическому входу в Литературу, скажем: нет, не мир, не мир принес обольститель из Киева. Он пришел, чтобы смутить народ, над неверием его надругаться и подвести народ под революционные мечи! Ты слышишь, читатель? Прислушайся!..

ИЗ-ЗА ДВЕРИ СЛЫШАЛИСЬ ГОЛОСА: «ДУ-ДУ-ДУ...» (ЗМ, II, <2>).

Не так уж важно, кто это говорит. Важно — о ком думает и кого представляет себе пришедший.

ДА, ГОРЬКИЙ МАКСИМ: «НА ДНЕ», «МАТЬ». БОЛЬШЕ КОМУ ЖЕ? «ДУ-ДУ-ДУ...» РАЗГОВАРИВАЮТ... <2>

В то же время в дневнике, не для печати:

«Я читаю мастерскую книгу Горького «Мои университеты». <...> Несимпатичен мне Горький как человек, но какой это огромный, сильный писатель и какие стр[ашные] и важные вещи говорит он о писателе» (Дн, 6.XI.1923).

Великий же читатель Горький сразу распознал талант молодого автора и, насколько мог, стал ему покровительствовать:

в разрешении пьес «Багровый остров», «Бег», «Кабала святош»,

в возвращении конфискованных дневников,

в запрещении романа «Мольер»,

в вопросе о выезде Булгакова за границу.

Из отзывов М. Горького:

«Булгаков очень понравился мне, очень...» (М.Л. Слонимскому. 8.V.1925);

«Прочитай <...> рассказ Булгакова «Роковые яйца», это тебя рассмешит. Остроумная вещь!» (М.Ф. Андреевой. 14.V.1925);

«Остроумно и ловко написаны «Роковые яйца» Булгакова...» (А.А. Демидову. 15.V.1925).

«О пьесе М. Булгакова «Мольер» я могу сказать, что — на мой взгляд — это очень хорошая, искусстно [Именно так у Горького: «искусстно». — Примечание Е.С. Булгаковой] сделанная вещь, в которой каждая роль дает исполнителю солидный материал. Автору удалось многое, что еще раз утверждает общее мнение о его талантливости и его способности драматурга. Он отлично написал портрет Мольера на склоне его дней. Мольера уставшего и от неурядиц его личной жизни, и от тяжести славы. Так же хорошо, смело и — я бы сказал — красиво дан Король-Солнце, да и вообще все роли хороши. Я совершенно уверен, что в Художественном театре Москвы пьеса пройдет с успехом, и очень рад, что пьеса эта ставится. Отличная пьеса. Всего доброго. А. Пешков» (ДЕБ, с. 69—70).

Несколько раз Булгаков писал Горькому — но не писателю Горькому, а Горькому-заступнику и богу эмиграции:

«Прошу Вас, Алексей Максимович, поддержать мое ходатайство» (3.IX.1929)...

«Прошу вынести гуманное решение — отпустить меня!» (28.IX.1929)...

«Мне хотелось бы повидать Вас. Может быть, Вы были бы добры сообщить, когда это можно сделать? Я звонил Вам на городскую квартиру, но все неудачно — никого нет» (5.VIII.1933).

«...прошу о разрешении мне двухмесячной заграничной поездки»

9 сентября 1933 года, когда Горький во МХАТе читал «Достигаева», Булгакову удалось с ним встретиться, хотя и в присутствии П.П. Крючкова, приставленного к Горькому секретаря.

Из дневника Е.С. Булгаковой:

«Крючков сказал, что письмо М.А. получено (от 5 августа, что ли?), что Алексей Максимович очень занят был, как только освободится...

— А я думал, что Алексей Максимович не хочет принять меня.

— Нет, нет!» (ДЕБ, с. 36).

В том же 1933 году Булгаков побывал в доме Горького, в Горках. На расспросы жены отвечал: «там за каждой дверью вот такое ухо! — и показывал ухо с поларшина» (ДЕБ, с. 189).

АРЕСТАНТ ЖЕ ТЕМ ВРЕМЕНЕМ ПРОДОЛЖАЛ СВОЮ РЕЧЬ, НО СЕКРЕТАРЬ НИЧЕГО БОЛЕЕ НЕ ЗАПИСЫВАЛ, А ТОЛЬКО, ВЫТЯНУВ ШЕЮ, КАК ГУСЬ, СТАРАЛСЯ НЕ ПРОРОНИТЬ НИ ОДНОГО СЛОВА (ММ, 2).

Ни одного слова, ни одного письма от Горького Булгаков, если только ему не изменила память, не получил.

М.А. Булгаков — Е.С. Булгаковой:

«Об автографах. Перекрестись, Ку... Ты меня так смутила, что я, твердо зная, что у меня нет не то что строчки горьковской, а даже буквы, собирался производить бесполезную работу — рыться в замятинских и вересаевских письмах, ища среди них Горького, которого в помине не было.

У меня нет автографов Горького, повторяю! А если бы они были, зачем бы я стал отвечать, что их нет? Я бы охотно сдал их в музей! Я же не коллекционер автографов» (3.VI.1938).