Полет над Ласточкиным гнездом

Загадка ненаписанной пьесы Мастера

Осенью 1939 года смертельно больной Михаил Булгаков еще был полон творческих замыслов, в голове рождались образы новой пьесы. Этот смелый и умный человек медленно и мучительно умирал от наследственной болезни почек. Как врач, он прекрасно знал, что обречен, что никто на свете не сможет ему помочь. Однако творческая мысль продолжала работать. Правда, как признавался тогда сам Михаил Афанасьевич: «Ничего не пишется, голова как котел... Болею, болею...» И тем не менее, преодолевая боль и внезапную слепоту, он тщательно обдумывал замысел своей последней и, быть может, самой главной своей вещи... На бумаге остались всего семь слов, начертанных рукою Мастера: «Ласточкино гнездо, шкаф... Альгамбра... Гренада, гибель Гренады». Этот бесценный автограф хранится ныне в рукописном отделе Российской Национальной библиотеки.

Но почему именно Гренада? Чем могла заинтересовать московского писателя мало кому известная испанская провинция? Впрочем, в те годы звучала песня Михаила Светлова — «Гренада, Гренада, Гренада моя...» Но не она же, в самом деле, подвигла Булгакова к работе над пьесой «о гренадской волости»? Не она...

В конце тридцатых годов перед глазами Булгакова, да и не только его, разыгрывались события, достойные по своему масштабу и трагизму шекспировских творений. Один за другим низвергались и стирались в лагерную пыль, в могильный прах партийные и государственные колоссы, «горланы-главари» вроде главного большевистского поэта Владимира Маяковского и иже с ним, великие чекисты-инквизиторы типа Генриха Ягоды или Ежова... В один день вчерашние кумиры, которым рукоплескала огромная страна, становились «врагами народа» и исчезали во глубине не только сибирских руд...

Все это наводило на мысли о великом крушении большевизма в его классическом виде, все это заставляло искать исторические аналогии в прошлых эпохах. Пьеса «Ласточкино гнездо» задумывалась Булгаковым как осмысление злободневных и судьбоносных событий. Булгаков уже написал пьесу о Сталине — «Батум». Но даже она, вполне лояльная, написанная о молодых годах вождя, не пошла. Что же было говорить о произведении на такую взрывоопасную политическую тему, которая сотрясала страну Советов в 1937, 1938, 1939 годах?... И все же мы вправе утверждать, что Булгаков задумывал еще одну пьесу о Сталине, только уже не о молодом («все молодые люди и старики одинаковы» — начертал генсек на рукописи «Батума»), а о зрелом Сталине, вожде на пике своей громовой славы, великом кормчем, резко переложившем руль государственного корабля. Думается, что эта новая вещь обрадовала бы Иосифа Виссарионовича еще меньше, чем злополучный «Батум». Вовсе не панегирик замышлял Михаил Булгаков. Да и вождю народов отводилась в пьесе роль скорее «Бога из машины», нежели мудрейшего генерального секретаря всепобеждающей ВКП(б). Однако Булгаков не был бы Булгаковым, если бы не откликнулся на главный нерв своего времени.

Таинственный набросок, оставленный им, прямо говорит о той исторической аналогии, которую Булгаков подыскал для СССР конца тридцатых годов — «гибель Гренады».

Как и когда погибла Гренада? Чтобы ответить на этот вопрос, придется совершить небольшой экскурс в историю средних веков и даже глубже.

На заре нашей эры германское племя готов создало на Пиренеях свое королевство со столицей Толедо, но воинственные арабы и берберы, прозванные в Европе маврами, захватили готское королевство.

Местные христиане, жившие на территории полуострова, были полностью отстранены от управления государством, они обязывались платить унизительный налог — сульх. Однако христиане начали непримиримую освободительную войну против захватчиков — долгую и упорную Реконкисту. Ее начали еще сторонники последнего готского короля Родерика, укрывшиеся в Кантабрийских горах. Борьба шла долго, но христиане упорно отвоевывали все новые и новые земли, на которых возникали герцогства и графства. Богатые еврейские семьи предпочитали не уезжать, а принимать христианство, они стали называться маранами. Именно тогда католическая церковь учредила инквизицию, чтобы следить, не продолжают ли бывшие иудеи — мараны — тайно соблюдать свои обряды. И заполыхали знаменитые костры инквизиции. Лишь Гренада оставалась последним убежищем для изгнанных мавров, там собралось три миллиона жителей. Под давлением обозленных беженцев гренадский эмир отказался платить дань Кастилии, молодому испанскому государству, возглавившему Реконкисту. Более того, он захватил один город и увел его население в рабство. Но Кастилию поддержало другое свободное испанское королевство — Арагон. На помощь Изабелле Кастильской пришел правитель Арагона Фердинанд, предложив ей не только помощь, но руку и сердце. Так возникла сильная кастильско-арагонская держава.

Война продолжалась одиннадцать лет и окончилась осадою и взятием христианами города Гренады 2 января 1492 года.

Тема Испании была, что называется, на слуху у современников Булгакова. Три года в стране Сервантеса шла братоубийственная гражданская война, столь схожая с той, которую пережило поколение Булгакова всего лишь двадцать лет назад. К тому же Булгаков, работая над либретто «Дон Кихота» для Большого театра, изучил староиспанский язык, чтобы читать роман в подлиннике, называл себя в шутку доном Мигелем и вообще считал, что в прошлых рождениях был испанцем и во многом был эдаким обнищавшим дворянином Алонсо Кихано, потому что тоже страдал любовью к справедливости и стремлением к добру и, что самое ужасное в его положении, и самой искренней любовью к России.

Образ Гренады возник в его творческих замыслах скорее всего, после нескольких бесед с Анной Ахматовой, которая в то непростое время занималась творчеством Пушкина. Именно она поведала ему предысторию известной сказки о Золотом Петушке.

По словам Анны Ахматовой, глубоко изучавшей творчество великого поэта, судьба царя Дадона из сказки Пушкина реально перекликается с судьбой Мулей-Абен-Гассана последнего мавританского короля Гренады. Как установила Анна Андреевна Ахматова, «Альгамбрские сказки» были напечатаны в сентябрьском «Телескопе» в 1834 году, их публикатор — английский писатель Вашингтон Ирвинг — был дружен с князем Дмитрием Ивановичем Долгоруковым, который служил в российском посольстве в Мадриде. Князь же в свою очередь вел переписку с Пушкиным. Возможно, с его легкой руки и родилась под пером поэта история царя Дадона. Надо заметить, что Александр Сергеевич написал десять строк, которые так и не вошли в канонический текст загадочной сказки.

Царь увидел пред собой
Столик с шахматной доской.
Вот на шахматную доску
Рать солдатиков из воску
Он расставил в стройный ряд.
Грозно куколки стоят,
Подбоченясь на лошадках,
В коленкоровых перчатках,
В оперенных шишачках,
С палашами на плечах...

Вспоминаете: «Маргариту чрезвычайно заинтересовало и поразило то, что шахматные фигурки были живые. Кот... тихонько подпихнул своего короля в спину. Тот в отчаянии закрыл лицо руками... Белый король, наконец, догадался, чего от него хотят. Он вдруг стащил с себя мантию, бросил ее на клетку и убежал с доски. Офицер брошенное королевское одеяние накинул на себя и занял место короля». Как многозначительно...

А вот отрывок из «Легенды об арабском астрологе»: «Султан Абер Абус подошел к столу, на котором, словно на шахматной доске, были расставлены крошечные фигуры, резанные, из дерева. Вдруг, к своему великому изумлению, он обнаружил, что они двигаются, будто живые. Гарцевали и выделывали курбеты кони, воины размахивали мечами и копьями, слышались глухие и слабые звуки барабанов...»

В своем знаменитом романе Булгаков предсказал грядущую войну, которую он увидел глазами Маргариты на глобусе Воланда. Его пророчества сбывались одно за другим, но что же он не успел предсказать в своей последней пьесе?

Быть может, ответить на этот вопрос в какой-то мере поможет еще одно слово в таинственной записке Булгакова: «...Альгамбра».

Старинная крепость — Альгамбра, столь заинтересовавшая писателя, и дворец мавританских владетелей общей площадью три с половиной километра строилась в течение трех веков с тринадцатого по пятнадцатый. Огромное количество залов: парадный «Посланников», «Суда», «Двух сестер», «Архивный» и множество других, все поражают богатейшей отделкой и изощренной орнаментикой. Фрески четырнадцатого-пятнадцатого веков со сценами охоты и сражений являются редчайшим памятником мусульманской художественной культуры.

Однажды, посетив Воронцовский дворец в Алупке, Михаил Афанасьевич воочию увидел ...крепость Альгамбра в Гренаде. А он умел это делать. Львы перед главным входом и арабская вязь в куполе напомнили ему Львиный двор в испанской крепости, где двенадцать львов украшали фонтан. Справедливости ради надо сказать, что архитектор Э. Блор действительно использовал узорные элементы и декоративные детали крепости Альгамбра в Алупкинском дворце.

Мигель Сервантес описал разорительные последствия затяжной Реконкисты в своем бессмертном романе. Мы видим разоренную Испанию в образе обнищавшего дворянина-рыцаря Дон Кихота.

Михаил Булгаков писал свои романы и повести тоже по горячим следам схожих драматических событий. Неподалеку от Воронцовской усадьбы он побывал в белоснежном Ливадийском дворце, в котором два лета в 1911-м и в 1913-м жила семья расстрелянного царя. А в конце царской тропы имение Дюльбер, где в качестве заложников держали семью Александра III, спасло их, как ни странно, подписание большевиками Брестского мирного договора, по которому немцам, вчерашним врагам, предоставлялось право оккупировать Крым. Они-то и спасли от расстрела в самый последний момент вдову Александра III с дочерьми и восемью внуками, включая новорожденных младенцев. В руки немцев попали чекисты, несостоявшиеся палачи императорского семейства, но члены августейшей фамилии вступились за них. Немцы так и не поняли подобного заступничества, но большевиков отпустили.

Созвучие драматических событий происходивших на глазах Мастера с событиями прошлого навеяли новые мысли. Он переносился воображением в далекую Гренаду и понимал, что история на крутых поворотах невольно повторяется. Недаром один из героев пьесы должен был зваться Ричард Ричардович, как английский король Ричард Львиное сердце. Разумеется, он из другой страны и другой эпохи, но ведь для Мастера это не фокус — перенести своего героя куда угодно. По замыслу автора он должен был стать видным чекистом, эдаким главным инквизитором. Аналогия просматривалась очевидная: 1937 год, один за другим в застенках НКВД исчезают его недавние гонители — злобные критики, непреклонные деятели Главреперткома, а еще те, кто не принимал его талант и взгляды, — Мейерхольд, Маяковский, Луначарский, Раскольников все гибнут при весьма сомнительных обстоятельствах. Пьеса «Ласточкино гнездо» была задумана как история начинающего писателя, этакой пешки, втянутой в большую игру советских «королей». Но отчего-то один из «королей», властителей чужих жизней Ричард Ричардович хочет бежать за границу... Прообразом всемогущего Ричарда Ричардовича Булгаков выбрал Генриха Ягоду, главу беспощадной карательной машины огромного государства, который однажды и сам стал ее жертвой. Ни для кого не было секретом, что это был ничтожный человек с двумя классами образования, вознесенный на вершину власти волею случая. Получила огласку и скандальная страсть Ягоды к невестке Максима Горького Надежде Пешковой. Всесильный начальник всесоюзной охранки «деликатно» убрал главное препятствие — ее мужа Максима Пешкова. После ночной пирушки люди Ягоды оставили пьяного Максима на морозе. Сын классика пролетарской литературы погиб. Овдовев, Надежда поняла, что свекор — больной, убитый горем старик, совсем ей не защитник. И она согласилась стать любовницей шефа НКВД. Но Ягоде этого было мало, он хотел стабильности или легальности, потому как и сам был женат на сестре Свердлова. Оставить политическую карьеру? Но такие посты просто так не оставляют, недаром говорилось, что в НКВД есть только одна форма отставки — смерть. Так в его сознании появилась мысль о побеге из лагеря строителей социализма. Тем более, что в заграничных банках, наверняка, были размещены на имя Ягоды немалые средства. Однако внезапный арест пресек все планы шефа НКВД.

Булгаков не случайно видел финал пьесы в Крыму, в его знаковом месте — вилле Ласточкино гнездо. Ведь это своего рода крымская Альгамбра, отсюда, из крымских дворцов и бежали из России на германских кораблях многие члены царской семьи. Именно здесь, на балюстраде Ласточкиного гнезда, высокопоставленный чекист Ричард Ричардович должен был посвятить свою возлюбленную в планы побега из СССР. Но тут в ночи забрезжил слабый огонек. Маяк надежды? Тайный сигнал к действию? Вовсе нет. То был огонек той самой курительной трубки, которая была — и зритель это хорошо знал — атрибутом генерального секретаря ЦК ВКП (б)...

Такова (по записи биографа Булгакова П.С. Попова) в самых общих чертах была развязка ненаписанной пьесы.

«Дописать прежде, чем умереть» — этот девиз последних лет Булгакова успел спасти только роман «Мастер и Маргарита». Увы, «Ласточкино гнездо» осталось разоренным преждевременной смертью гения.