«Наша марка»

Филолог А. Фомин показывает класс

В главе 1-й («Никогда не разговаривайте с неизвестными») романа «Мастер и Маргарита» наименование папирос было указано три раза. Причем нужно заметить, что во всем романе была упомянута только одна марка папирос.

«— Вы хотите курить, как я вижу? — неожиданно обратился к Бездомному неизвестный, —вы какие предпочитаете?

— А у вас разные, что ли, есть? — мрачно спросил поэт, у которого папиросы кончились.

— Какие предпочитаете? — повторил неизвестный.

— Ну, «Нашу марку», — злобно ответил Бездомный.

Незнакомец немедленно вытащил из кармана портсигар и предложил его Бездомному:

— «Наша марка».

И редактора и поэта не столько поразило то, что нашлась в портсигаре именно «Наша марка», сколько сам портсигар. <...>

Поэт и владелец портсигара закурили, а некурящий Берлиоз отказался».

Для кандидата филологических наук А.А. Фомина троекратного упоминания марки папирос оказалось достаточно, чтобы предложить глубокий и разносторонний анализ этой детали (литературного прагмонима), а с помощью нее и романа. Анатолий Аркадьевич в своей статье «О «Нашей марке» и не только: смыслообразующий потенциал прагмонима в художественном тексте» воплотил постулат, когда-то выдвинутый писателем и литературоведом Ю.Н. Тыняновым. Литературные онимы (наименования — А.Я.) обладают способностью «говорить», т. е. передавать разнообразную информацию о номинируемом (выделяемом — А.Я.) объекте и влиять на построение образного и концептуального плана текста.

Правда, мы сомневаемся, что у обычного читателя получиться одолеть статью целиком и в полной мере оценить глубину анализа, предложенного А. Фоминым. У читателя поэтому не будет никакого выбора, как поверить нам на слово, что мы максимально точно передали смысл, содержащийся в 22 страничной статье уважаемого ученого. Хотя размер статьи и во много раз уступает трудам коллег богословов и филологов, тем не менее, по важности она, по нашему мнению, равна работе о. Андрея (Кураева) ««Мастер и Маргарита»: За Христа или против?» Однако, в отличие от взглядов богослова известных многим, содержание статьи остается скрытым для широкой аудитории, возможно, из-за невозможности неподготовленному читателю понять ее смысл. Мы перевели статью с научного на русский, доступный массовому читателю и надеемся, что идеи, содержащиеся в статье А. Фомина, заслуженно получат широкое распространение.

Время написания романа

Название марки папирос указывает, что события на Патриарших прудах происходят в промежутке от 1925 г. до 1940 г. в Советском Союзе. Время определяется по следующим датам. Папиросы «Наша марка» были разработаны и поступили в производство в 1925 году на Донской государственной табачной фабрике (бывшей табачной фабрике В. Асмолова) в Ростове. 1940 год ознаменовался окончанием работы над романом в связи со смертью писателя. Папиросы «Наша марка» выпускались только в СССР и не экспортировались в другие страны.

Как видно, с помощью этого наименования можно лишь приблизительно определить время написания романа. Поэтому для более точного установления времени следует дополнить полученные результаты анализом других наименований. Например, литературного эргонима (названия организации) МАССОЛИТ (Московская ассоциация литераторов). Объединения пролетарских писателей ВАПП и РАПП были распущены в 1932 г., а в 1934 г. был создан Союз писателей СССР, заменивший собой разрозненные и противоборствующие писательские группировки. Следовательно, после 1932 года никаких литературных организаций в стране Советов быть уже не могло.

Таким образом, использование литературных прагмонима «Наша марка» и эргонима МАССОЛИТ позволяют отнести события в романе к рубежу 20—30 годов XX века.

В художественном тексте название папирос может сообщить читателю как о своих свойствах, так и дать характеристику лиц, связанных с указанной маркой.

«Наша марка»

Слово марка среди прочих имеет значение: «товарный знак, клеймо на изделии, товаре с обозначением города, предприятия, где производится изделие, его качества и т. п.» [БАС, 9, 533—535]. В русский язык данное слово было заимствовано из немецкого [СИС, 294], где имело аналогичное значение (в связи с этим интересно отметить, кстати, что папиросы «Наша марка» предлагает Ивану именно «немец»).

Притяжательному местоимению наша характерны следующие значения: «принадлежащий нам», «свойственный, присущий нам», «осуществляемый, совершаемый нами», «относящийся к нам, связанный с нами», «близкий нам по убеждениям, взглядам и т. п., объединенный с нами общими условиями, положением» и ряд других [БАС, 11, 485—487].

В любом случае притяжательное местоимение отсылает к личному мы. которое и нуждается в объяснении (кто может пониматься под этим мы?). А оно, в свою очередь, зависит от того, кто и в какой ситуации употребляет данный указывающий элемент.

«Наша марка» для табачной фабрики

Мысль, к которой подталкивает потенциального покупателя того времени марка папирос, примерно такова: «Мы, работники Донской государственной табачной фабрики, перешедшей теперь в собственность государства, предлагаем новый, созданный нами вид папирос, которые не уступают завоевавшим популярность табачным изделиям фабрики Асмолова, папиросы, которые достойны стать нашей фирменной продукцией и за качество которых мы ручаемся». Данное название, выделяя реалию нового, послереволюционного мира, выступает в качестве бренда, побуждающего сравнить новое со старым, и сделать выбор в пользу нового.

«Наша марка» для Ивана Бездомного

Папиросы «Наша марка», по мнению А. Фомина, вполне соответствуют представлению о персонаже, которое складывается на основе как получаемых, так и выводимых читателем сведений о нем.

Иван — представитель той самой народной массы, которую ставили своей задачей привлечь в литературу рапповцы. Об этом, в частности, свидетельствует и его имя, ставшее почти нарицательным при обозначении типичного русского, и его псевдоним, заявлявший о принадлежности к обездоленным революционным низам. О причастности к народным низам говорит и недостаточный уровень образования и эрудиции, свойственный персонажу.

Иван добился определенных литературных успехов, снискал желаемую популярность и выдвинулся в литературных кругах на довольно заметное место: его печатает «Литературная газета», ему заказывает антирелигиозную поэму толстый художественный журнал. Его материальное положение, безусловно, улучшилось. Поэтому персонаж может позволить себе курить не самую дешевую, «фирменную» для ДГТФ марку папирос высшего сорта.

Возможно, предпочтение, оказываемое им новой, недавно разработанной продукции говорит также о молодости героя (в романе ему двадцать три года), поскольку у него не успела сформироваться устойчивая привычка к дешевым сортам, с которых он, не исключено, начинал курение еще до своих литературных успехов.

Таким образом, марка папирос характеризует промежуточный социальный статус героя: он занимает привилегированное положение по отношению к народным низам и скромное положение относительно литературных верхов, что достаточно точно соответствует тому объему информации, которым мы располагаем об Иване Бездомном.

Кроме взгляда на героя с социально-экономической точки зрения следует указать, что «Наша марка» приобретает для персонажа символическое звучание, выступая в качестве символа нового, справедливого и прогрессивного общества.

Автор полагает, что поэт мог легко уловить смыслы, вкладываемые в новую, «советскую» марку папирос. Пафос переустройства старого мира, построения новой жизни и отказа от старого быта не может не быть близок поэту, стремящемуся своим творчеством разрушить идеологические догмы дореволюционной действительности. Кроме того, мы для него — это строители новой жизни, чью деятельность он видит вокруг себя и чьи идеалы он разделяет. Наша для него — значит советская, свидетельствующая о том, что строй, которому он служит, достигает успехов в своей деятельности по переустройству человека и мира. Так «Наша марка» понимается им как созданная коллективом и предназначенная для широких масс, частицей которых он себя ощущает.

«Наша марка» для Воланда

Следует обратить внимание, что эпизод с папиросами возник после вопроса Воланда:

«— Вы хотите курить, как я вижу? — неожиданно обратился к Бездомному неизвестный, — вы какие предпочитаете?»

Если бы «консультант» промолчал, то и никакого бы разговора о них не возникло. Поэтому марка папирос характеризует в этом эпизоде обоих: того, кто угощает и того, кто угощается.

В образе Воланда всячески подчеркивается его исключительность, непохожесть на окружающих. Естественно, для дьявола название «Наша марка» не будет выражать тот же круг идей, что и для Ивана.

Для «консультанта» наша может означать «имеющая отношение к нечистой силе», т. е. к дьяволу и его подручным. Тогда слово марка означает «клеймо, знак присутствия нечистой силы», а ситуация принятия Иваном папирос и совместного курения с дьяволом приобретает символический характер.

Получается, что, предлагая Бездомному папиросы, Воланд как бы намекает на свою сущность, но намек этот не может быть услышан и понят атеистически настроенными персонажами, как и символический смысл самого акта курения, заключающийся в окончательном отказе от Бога и в подпадении под власть дьявола.

Характерно, что данный эпизод следует непосредственно после отрицания существования Бога и признания в своем атеизме, которое от лица обоих литераторов высказывает Берлиоз.

Показательно также, что сцена с курением папирос «Наша марка» происходит именно на Патриарших прудах; урбаноним (собственное имя внутригородского объекта — А.Я.) с прозрачной внутренней формой своевременно напоминает внимательному читателю о православной церкви с ее категорическим осуждением «дьявольского зелья».

Связь табака и черта давно и прочно укоренилась в православном сознании. Яростным противником курения на протяжении долгого времени являлась православная церковь, видевшая в нем поругание религиозных святынь и дьявольский соблазн. «При службах Божиих воскуривают же ладаном, как и рабам греха не изобрести своего рода курения? Первое приятно Богу, а второе должно быть приятно врагу Божию — диаволу». С этими словами святого Никодима Святогорца (1749—1809) солидаризировались священник Иоанн Кронштадский (1829—1908), философ и богослов Павел Флоренский (1882—1937) и другие.

Связь табака и дьявола наглядно отразилась и в русской фразеологии, где табак иносказательно именуется чертовым или дьявольским зельем, а также чертовым ладаном.

Сам факт, принятия табака из рук Сатаны и курение «чертова ладана», переводит героя из положения пассивного согласия с заявленным мнением Берлиоза на позицию активного деятеля, совершающего предосудительный с точки зрения православной веры поступок, пусть и не осознаваемый им самим в качестве греха. А подталкивает его к этому поступку, «соблазняет» на греховное действие, как и положено по канонам христианской религии, дьявол.

Таким образом, название «Наша марка» за счет своей связи с поэтом и «консультантом», получает возможность определить безобидную ситуацию угощения папиросами как случай соблазнения дьяволом своей жертвы.

Если до акта курения Бездомный и Берлиоз выступают в качестве идеологических союзников, имеющих общие убеждения и вместе противостоящих консультанту в их теологической дискуссии (вернее, Бездомный выступает «младшим союзником», «учеником» Берлиоза, разделяющим идеологические установки своего «учителя»), то после данной сцены происходит резкая перегруппировка образов. Поэт неожиданно, вопреки своей воле, оказывается объединен с идеологическим противником и противопоставлен некурящему редактору, и это предвосхищает решительное расхождение их судеб.

Берлиоз обречен на небытие, потому что «каждому будет дано по его вере»; Иван останется жить, но жизнь его после короткой встречи с Воландом изменится: героя ждет «чистилище» в психиатрической лечебнице, он отвергнет ложную веру и найдет другого учителя.

В итоге название папирос «Наша марка», воспринятое в контексте всего романа, приобретает прогностическую силу и может быть понято как дьявольское клеймо, которое, будучи получено однажды при встрече с Воландом, отмечает весь жизненный путь, всю дальнейшую судьбу героя, являясь долгой и неизбежной расплатой за давние заблуждения юности.

Коровьев

Он же: Коровьев, Фагот, рыцарь, Коровьев-Фагот.

В романе переводчик иностранного консультанта дважды представлялся Коровьевым: в первый раз перед Никанором Ивановичем Босым и во второй перед Маргаритой Николаевной.

— Фамилия моя, — ничуть не смущаясь суровостью, отозвался гражданин, — ну, скажем, Коровьев». (Глава 9-я)

— Разрешите мне представиться вам, — заскрипел Коровьев, — Коровьев. (Глава 22-я)

Этим именем его дважды называл, как ни странно, и Воланд, правда, во второй половине романа.

— Да, прав Коровьев! Как причудливо тасуется колода! Кровь! (Глава 22-я)

— А что делал Коровьев в то время, когда ты мародерствовал? — спросил Воланд. (Глава 29-я)

Кроме того, клетчатый персонаж в романе назывался другими представителями нечистой силы еще рыцарем и Фаготом.

Дьявол дважды обращался к нему как к рыцарю.

— Да, — заговорил после молчания Воланд, — его хорошо отделали. — Он приказал Коровьеву: — Дай-ка, рыцарь, этому человеку чего-нибудь выпить. (Глава 24-я)

— Рыцарь этот когда-то неудачно пошутил, — ответил Воланд, поворачивая к Маргарите свое лицо с тихо горящим глазом, — его каламбур, который он сочинил, разговаривая о свете и тьме, был не совсем хорош. И рыцарю пришлось после этого прошутить немного больше и дольше, нежели он предполагал. Но сегодня такая ночь, когда сводятся счеты. Рыцарь свой счет оплатил и закрыл! (Глава 32-я)

Также один раз к нему обратилась Гелла.

— Спрошу, — сказала, видимо колеблясь, горничная и, приоткрыв дверь в кабинет покойного Берлиоза, доложила: — Рыцарь, тут явился маленький человек, который говорит, что ему нужен мессир. (Глава 18-я)

Но, несмотря на то что Воланд дважды называл слугу то Коровьевым, то рыцарем, в самый первый раз в театре Варьете дьявол обратился к нему как к Фаготу.

— Скажи мне, любезный Фагот, — осведомился Воланд у клетчатого гаера, носившего, по-видимому, и другое наименование, кроме «Коровьев», — как по-твоему, ведь московское народонаселение значительно изменилось? (Глава 12-я)

Также дважды называл его и Бегемот.

— Нет, Фагот, — возражал кот, — бал имеет свою прелесть и размах. (Глава 24-я)

— Нет, Фагот, нет, — задумчиво ответил Бегемот, — ты, дружочек, ошибаешься. В лице сиреневого джентльмена чего-то не хватает, по-моему. (Глава 28-я)

А вот повествователь называл героя в добавление к вышеперечисленным именам еще и сдвоенным — Коровьев-Фагот.

— Точно так, мессир, — негромко ответил Фагот-Коровьев. (Глава 12-я)

Подлый же Фагот, и он же Коровьев, прокричал: (Глава 12-я)

Это был Коровьев, он же Фагот. (Глава 22-я)

Вряд ли теперь узнали бы Коровьева-Фагота, самозванного переводчика при таинственном и не нуждающемся ни в каких переводах консультанте, в том, кто теперь летел непосредственно рядом с Воландом по правую руку подруги мастера. На месте того, кто в драной цирковой одежде покинул Воробьевы горы под именем Коровьева-Фагота, теперь скакал, тихо звеня золотою цепью повода, темно-фиолетовый рыцарь с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом. (Глава 32-я)

Рассмотрим же какие значения, возможно, вкладывал Булгаков в наименования этого персонажа.

Из него рыцарь как на корове седло

Филолог А. Фомин в статье «Об одном собственном имени в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»» исследовал оним (имя) персонажа Коровьева.

Фамилия героя впервые вводится в текст лишь в 9-й главе («Коровьевские штуки»), хотя сам персонаж появляется уже в самом начале 1-й главы произведения («Никогда не разговаривайте с неизвестными»).

Председатель жилищного товарищества Никанор Иванович Босой, встретив в квартире покойного Берлиоза постороннего и подозревая его в дурных намерениях, требует от подозрительного субъекта назвать себя:

«— Да кто вы такой будете? Как ваша фамилия? — все суровее спрашивал председатель и даже стал наступать на неизвестного.

— Фамилия моя, — ничуть не смущаясь суровостью, отозвался гражданин, — ну, скажем, Коровьев».

Вводное слово «ну, скажем» «выражает неуверенное допущение» и поэтому заставляет читателя отнестись к имени героя (антропониму) с определенной долей сомнения. Так что фамилия Коровьев с первого появления в тексте позволяет воспринять её как ненастоящую, неистинную, не открывающую, а маскирующую сущность носителя. Это ощущение, возникающее на фоне уже полученного знания о персонаже, укрепляется после его само представления, когда фамилия из речи героя в речь повествователя переходит не сразу, а превращается сначала в непрямое, описательное обозначение объекта:

«— Я, изволите ли видеть, состою переводчиком при особе иностранца, имеющего резиденцию в этой квартире, — отрекомендовался назвавший себя Коровьевым...».

Сомнительность, двусмысленность наименования, отсутствие уверенности в истинности его связи с персонажем составляют особенность обозначения этого образа.

В любом случае читатель ясно осознает, что присутствует связь между самоназванием персонажа и словом корова. В русском языке для обозначения человека существует совокупность собственных имён, в которой является достаточно употребительной фамилия Коровин, происходящая от того же слова.

Если среди совокупности русских фамилий представлены как основа (корова), так и фамильная производная (Коровьев) имени собственного, то их сочетание выглядит явно искусственным. Притяжательные прилагательные от названий животных обычно не подвергались преобразованию в имена, а потому совершенно нетипичны в позиции слов, объясняющих названия фамилий. Это приводит к отсутствию среди русских фамилий структурно-семантических соответствий для фамилии Коровьев: к примеру, отсутствуют фамилии Козьев, Бараньев, Овечьев, Медвежьев, Волчьев и другие, полученные тем же способом, что и рассматриваемое самоназвание.

Фамилия Коровьев производит странное впечатление, звуча одновременно и естественно, и непривычно, не слишком контрастируя с общим фоном имен в романе и в то же время, выделяясь на фоне реальных русских фамилий. Она ощущается как «испорченная», «искаженная» копия действительно существующего имени собственного, которая как бы «передразнивает», «коверкает» оригинал.

Почему же именно слово корова было положено в основу создаваемого имени собственного? Почему персонаж называет себя собственно Коровьевым, а, допустим, не Козьевым или Бараньевым? Чем и как мотивировано в тексте имя собственное?

В романе нижний, земной мир представляется как область обманов и иллюзий, а верхний, «космический» мир как сфера истины и неопровержимых законов. Действие в пределах двух реальностей развивается в разных формах — в форме «космической драмы» битвы добра и зла наверху и в форме профанирующего эту борьбу фарса внизу.

Имя собственное Коровьев подает образ персонажа в его ложной, иллюзорной ипостаси, представляя читателю героя в качестве участника профанной истории нижнего мира. Его истинный облик проявляется в «метафизической» реальности, где он лишен имени в качестве знака, так как в пределах этой действительности нет смысла и потребности в такого рода знаке, который бы указывал на индивидуальность в сущности героя. Подобно Воланду, «темно-фиолетовый рыцарь» становится частью той силы, «что вечно хочет зла и вечно совершает благо»; отрываясь от земной реальности, он закономерно теряет земное имя, разрывая, таким образом, и эту нить, связывающую его с прошлым.

Образы Коровьева и темно-фиолетового рыцаря непросто различны, они противоположны, что обеспечивается противоположностью многих компонентов их лексической структуры.

Во-первых, исходным для анализа фамилии персонажа следует считать наименование «настоящей» ипостаси образа (рыцарь), а самоназвание Коровьев рассматривать как производное от этого наименование и в каком-то отношении противоположное ему.

Во-вторых, противоположность двух имен нужно описывать в системе тех смысловых оппозиций, которые принимаются за основные при анализе других лексических компонентов, формирующих структуру этого образа.

В своем истинном обличье герой является перед нами рыцарем. Согласно «Словарю русского языка», рыцарь — феодал, принадлежавший к военно-землевладельческому сословию; конный воин с тяжелым вооружением и снаряжением. Как мы видим, неотъемлемым признаком рыцаря является его боевой конь. В русский язык рыцарь заимствовано из немецкого, где Ritter «рыцарь» восходит к ст.-герм. riter «всадник».

Единственное, что напоминает о лошадях в облике Коровьева, — нелепый жокейский картузик, дополняющий нарочитую дисгармоничность и безвкусность его наряда. Жокей — профессиональный наездник на скачках или (устар.) слуга при лошадях, что явно снижает высокую литературно-поэтическую ассоциацию фигуры рыцаря, представляя его комического двойника в нижнем мире. Интересно, что другие значения англ. jockey «плут», «обманщик» и «менестрель» также хорошо вписываются в образ Коровьева.

Итак, наименование рыцарь не может не вызвать у читателя ассоциации со словом конь. Когда же необходимость заставляет героя создать себе имя, соответствующее нормам образования фамилий в московском топосе (месте), он прибегает к выбору такого имени, которое было бы в известном смысле противоположно по отношению к истинному наименованию, причем снижало бы и пародировало его. Так образуется смысловая оппозиция конь/корова, связанная с противопоставленностью некоторых ассоциативных признаков каждого из членов этой оппозиции. К примеру, корова, в отличие от коня, воспринимается как животное, предназначенное исключительно для мирного труда, для хозяйствования; она ассоциируется с крестьянской работой и образом жизни и поэтому является «низким» животным, тогда как конь в рамках этого противопоставления воспринимается «благородным» животным, используемым для войны. Характерную черту средневекового сознания составляли убеждения в преимуществе военной деятельности над мирными занятиями и в закономерности господства военно-феодального сословия над невоенными слоями населения. О наличии подобного противопоставления коровы и коня в традиционном русском сознании свидетельствуют пословицы: идет (пристало) как (к) корове седло или сидит как на корове седло, употребляемые для указания на несочетаемость чего-либо.

Единица наименования рыцарь порождает смысловую ассоциацию со словом конь, отражающую реальную связь между двумя обозначениями. Принцип противопоставления в организации концептуального плана произведения (противоположность московского и космического топосов) ведет к избранию в качестве единицы, объясняющей наименование, такого слова, которое воспринимается как противоположность в романе по отношению к исходному слову-стимулу рыцарь. Такой единицей становится слово корова, которое представляет собой ассоциативную реакцию на этот стимул.

Фагот

Рассмотрим, что могло бы означать наименование героя Фаготом.

Во-первых, фагот — это язычковый деревянный духовой музыкальный инструмент басового, тенорового, альтового и частично сопранового регистра. Его название произошло от итальянского fagotto, букв. «узел, пучок, вязанка» и в таком виде было заимствовано в немецком fagott. А вот на французском языке этот инструмент называется иначе — basson и также в английском — bassoon.

Своё название инструмент получил из-за того, что в разобранном виде напоминает вязанку дров (в переводе с итальянского fagotto — «вязанка дров»). Наиболее употребительны нижний и средний регистр инструмента, верхние ноты звучат несколько гнусаво и сдавленно.

В романе Коровьев имеет схожесть с фаготом как музыкальным инструментом. Персонаж выделялся длинным и худым телосложением и несколько гнусавым звучанием голоса.

В 1-й главе среди описания героя есть указание и на его внешние данные.

«Гражданин ростом в сажень, но в плечах узок, худ неимоверно, и физиономия, прошу заметить, глумливая».

Сажень — это — старорусская единица измерения расстояния, равнявшаяся 2 м 13 см.

Худощавость и высокий рост героя подтверждаются в последующих главах, например, 9-й («Коровьевские штуки»).

«За столом покойного сидел неизвестный, тощий и длинный гражданин в клетчатом пиджачке, в жокейской шапочке и в пенсне... ну, словом, тот самый».

В главе 7-й сообщается о голосе персонажа.

«— Они, они! — козлиным голосом запел длинный клетчатый, во множественном числе говоря о Степе...»

Козлиный голос — дурной, гнусавый голос.

Правда, в романе голос персонажа звучал на разный манер: треснувший и дребезжащий тенор, говорил герой то чистым и звучным голосом, то разбитым и козлиным, наконец, сипел, скрипел, свистел, пищал.

Дирижер Игорь Яковлевич Резников полагает, что голос булгаковского Фагота вполне соответствует звучанию музыкального инструмента. В среднем регистре фагот звучит сладенько, но несколько гнусаво и глуховато. В низком мощно, грозно и полно, в высоком — меланхолично и красиво, а в самом высоком — жидко и напряженно. Вообще, нет другого музыкального инструмента, чей тембр бы так разительно менялся в связи с регистром. Но в целом он несколько хрипловат (как у Грибоедова: «хрипун, удавленник, фагот»).

Во-вторых, в романе неоднократно указывается, что персонаж когда-то был регентом, т. е. дирижером в церковном хоре. А до получения руководящей должности исполнял обязанности запевалы. Возможно, из-за схожести с инструментом по форме и по звучанию герой и получил свое прозвище Фагот.

В произведении определение регент в отношении Коровьева было использовано 23 раза. В главе 3-й — 2 раза, в 4-й — 14 раз, в 17-й — 3, в 22-й — 1, в 24-й — 1, в 28-й — 1, в 31-й — 1. Причем в 5 случаях Булгаков прямо указывает на связь термина «регент» с профессией, со службой и пением.

В главе 3-й сообщается, что бывший регент обладал треснувшим тенором.

— Турникет ищете, гражданин? — треснувшим тенором осведомился клетчатый тип, — сюда пожалуйте! Прямо, и выйдете куда надо. С вас бы за указание на четверть литра... поправиться... бывшему регенту! — кривляясь, субъект наотмашь снял жокейский свой картузик.

В главе 4-й сказано, что регент был отставником, т. е. закончил свою службу.

«Отставной втируша-регент сидел на том самом месте, где сидел еще недавно сам Иван Николаевич».

В главе 17-й опять-таки прямо указывается на связь слов регент и пение — старый регент-певун, который знает свое дело, т. е. долгое время занимался хоровым пением.

«— До-ми-соль-до! — вытащил наиболее застенчивых из-за шкафов, где они пытались спастись от пения, Косарчуку сказал, что у него абсолютный слух, заныл, заскулил, просил уважить старого регента-певуна, стучал камертоном по пальцам, умоляя грянуть «Славное море».

Грянули. И славно грянули. Клетчатый, действительно, понимал свое дело».

В главе 24-й снова прямо показана связь между словами служба, регент и пение — бывший регент и запевала.

— Драгоценная королева, — пищал Коровьев, — я никому не рекомендую встретиться с ним, даже если у него и не будет никакого револьвера в руках! Даю слово чести бывшего регента и запевалы, что никто не поздравил бы этого встретившегося.

В главе 31-й Бегемот, подначивая Коровьева, соглашается с оценкой своего свиста как очень среднего, но оправдывается тем, что он не был регентом, т. е. не был связан со звуком.

— Свистнуто, не спорю, — снисходительно заметил Коровьев, — действительно свистнуто, но если говорить беспристрастно, свистнуто очень средне!

— Я ведь не регент, — с достоинством и надувшись, ответил Бегемот и неожиданно подмигнул Маргарите.

Таким образом, при всей своей лаконичности Булгаков не один раз на весь роман, как обычно, прямо указал на связь слова регент с профессией, службой и музыкой, а целых пять раз.

В-третьих, прозвище персонажа звучит, как называется инструмент в немецком и русском языках. В романе же есть несколько указаний, что Коровьев, возможно, имеет отношение к Германии.

Он предпочитает счет вести по-немецки.

— Прописью, прописью, Никанор Иванович!.. Тысяч рублей, — и со словами, как-то не идущими к серьезному делу: — Эйн, цвей, дрей! — выложил председателю пять новеньких банковских пачек. (Глава 9-я)

— Алмаз вы наш небесный, драгоценнейший господин директор, — дребезжащим голосом ответил помощник мага, — наша аппаратура всегда при нас. Вот она! Эйн, цвей, дрей! — и, повертев перед глазами Римского узловатыми пальцами, внезапно вытащил из-за уха у кота собственные Римского золотые часы с цепочкой, которые до этого были у финдиректора в жилетном кармане под застегнутым пиджаком и с продетой в петлю цепочкой. (Глава 12-я)

— Как вы говорите? Ась? — тотчас отозвался на это безобразное предложение Фагот, — голову оторвать? Это идея! Бегемот! — закричал он коту, — делай! Эйн, цвей, дрей! (Глава 12-я)

А вот по-французски в отличие от Геллы («девица с изуродованной шеей то появлялась, то исчезала и дошла до того, что уж полностью стала тарахтеть по-французски»), Коровьев произнес лишь две фразы в главе 12-й.

— Авек плезир! — отозвался Фагот...

— Пардон! — отозвался Фагот, — я извиняюсь, здесь разоблачать нечего, все ясно.

Кроме того, создается впечатление, что Воланд, Фагот и Бегемот имеют между собой общее, в том числе благодаря Германии.

«— Вы — немец? — осведомился Бездомный.

— Я-то?.. — Переспросил профессор и вдруг задумался. — Да, пожалуй, немец... — сказал он». (Глава 1-я «Никогда не разговаривайте с неизвестными»)

«— он (Воланд — А.Я.) опять наклонился к краю кровати и крикнул: — Долго будет продолжаться этот балаган под кроватью? Вылезай, окаянный ганс!» (Глава 22-я «При свечах»)

Ганс — самое простонародное имя у немцев.

Таким образом, подытоживая, во-первых, в романе Коровьев имеет схожесть с фаготом как музыкальным инструментом. Персонаж выделялся своим длинным и худым телосложением и несколько гнусавым голосом. Во-вторых, в произведении неоднократно указывается, что герой когда-то был регентом, т. е. дирижером в церковном хоре. А до получения руководящей должности исполнял обязанности запевалы. Возможно, из-за схожести с инструментом по форме и по звучанию персонаж и получил свое прозвище Фагот. В-третьих, прозвище героя звучит, как называется инструмент только в немецком и русском языках. В романе же есть несколько указаний, что Коровьев, возможно, имеет отношение к Германии.

Анна Францевна де Фужере

Воланд со свитой занимают квартиру, которая раньше принадлежала вдове ювелира Анне Францевне де Фужере. Артикль де указывает на французский язык. В нем fougère (фужере) означает папоротник.

Папоротник считался любимым зельем чертей и ведьм. В Англии их иногда называли «кустами дьявола». Правда, более известны истории с его цветами, которые появляются раз в год на праздник Ивана Купалы (летнее солнцестояние).

Они охраняются нечистой силой, которая сильнее простых людей стремится получить цветок папоротника. Поэтому она старается отвлечь охотника за цветком папоротника: шумит, зовет голосом близкого человека, окликает. Если отозваться на голос или повернуться к призраку, то можно лишиться жизни. Злой дух срывает голову вместо папоротника и посылает душу в ад на мучение за то, что дерзнул похитить цветок, составляющий украшение ада.

По поверью, в полночь из куста папоротника «показывается цветочная почка. Она то движется вперед и взад, то заколышется как речная волна, то запрыгает как живая птичка. Все это происходит от того, что нечистая сила старается скрыть от людского взора дорогой цвет. Потом, ежеминутно увеличиваясь и вырастая вверх, цветет как горячий уголь. Наконец, ровно в 12 часов, с треском развертывается цвет, как зарница, и своим пламенем освещает около себя и вдали».

Сорвавший цвет папоротника и сохраняющий его при себе приобретает необычные возможности. Он становится прозорливым, может понимать язык животных, видеть все клады, входить беспрепятственно в сокровищницы, владеть нечистыми духами, повелевать землею и водою, становиться невидимым и принимать любое обличье.

Сложно сказать, чем привлекла Воланда пятикомнатная квартира № 50 на пятом этаже в шестом подъезде шестиэтажного дома 302-бис по Садовой улице. Внешне квартиры, располагавшиеся ниже и выше, были совершенно такими же. Правда, в главе 18-й («Неудачливые визитеры») упоминалась одна деталь.

«Войдя туда, куда его пригласили, буфетчик даже про дело свое позабыл, до того его поразило убранство комнаты. Сквозь цветные стекла больших окон (фантазия бесследно пропавшей ювелирши) лился необыкновенный, похожий на церковный, свет».

И эти цветные стекла упоминаются в описании Маргаритой вечного приюта, который нахваливал Воланд мастеру перед расставанием.

«... — о, трижды романтический мастер, неужто вы не хотите днем гулять со своею подругой под вишнями, которые начинают зацветать, а вечером слушать музыку Шуберта? Неужели ж вам не будет приятно писать при свечах гусиным пером? Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула? Туда, туда. Там ждет уже вас дом и старый слуга, свечи уже горят, а скоро они потухнут, потому что вы немедленно встретите рассвет. По этой дороге, мастер, по этой. Прощайте! Мне пора».

«Смотри, вон впереди твой вечный дом, который тебе дали в награду. Я уже вижу венецианское окно и вьющийся виноград, он подымается к самой крыше. Вот твой дом, вот твой вечный дом».

Именно цветное венецианское стекло в окне дает свет в комнате, похожий на церковный. И эта деталь сближает вечный приют с нехорошей квартирой.