Художественное время не может исследоваться в отрыве от временной языковой системы, поскольку базируется на комплексе грамматических категорий времени, вида, способах глагольного действия, вырастающих до уровня текстовой категории — категории темпоральности. Однако исследователи отмечают интересный феномен, когда лексические средства, «преобразующие временную семантику глагольной формы, реализуют функцию ядра, оттесняя грамматическое время на периферию поля темпоральности» [Шуваева 2005: 6]. Грамматика того же времени (и пространства) обычно не так заметна, как семантика, и тем не менее...
Обратимся непосредственно к морфологическим характеристикам булгаковских предикативов. Согласно традиционным представлениям, частеречные антиподы имя — глагол отражают характер влияния на язык глобальных онтологических категорий пространства и времени. Известно также, что ядром категории темпоральности является грамматическая категория времени и что именно глагол участвует в передаче динамики и движения, поэтому наложение и соположение пространственно-временных континуумов и их слияние в пространственно-временной континуум мы рассматриваем прежде всего на материале глаголов. Единственный способ включить героя в рамки текстового времени — заставить его действовать, двигаться. Соответственно исследование языковых механизмов движения помогает постигнуть сущность и своеобразие художественного времени и художественного пространства в произведении.
Необходимо отметить, что точка отсчёта может находиться в прошедшем по отношению к разным этапам прошедшего. Исследователи замечают, что прошедшее точки отсчёта может использоваться после давнопрошедшего и преждепрошедшего. При такой модели времени особую роль играет вид (аспект), связанный с категорией времени. К.Г. Краснухин указывает, что несовершенный вид прошедшего времени обозначает отдалённое от момента речи действие, а совершенный вид — близкое, т.к. отсутствие значения длительности у перфективных форм лишает их значения удалённости во времени (Краснухин 1997). Своеобразие использования перфективных форм в романе М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» заслуживает особого изучения. Точку отсчёта времени закрепляют, фиксируют на ней внимание наречия времени, так называемые временные обстоятельственные интенсификаторы: сейчас, в тот же миг, раньше и др.
Наиболее частотными являются формы совершенного вида прошедшего времени, что частично оправдывается особенностями большого жанра. Известно, что эти формы наиболее насыщены ПОВЕСТВОВАТЕЛЬНЫМ ДИНАМИЗМОМ. Такие глаголы являются сюжетными, даже если не обозначают собственно движения: осведомился, прибавил, рассмеялся, вскричал, поглядели, заговорил, подумал, сказал, отколол (такую штуку), бухнул, подтвердил, нахмурился, возразил, повторил, наловчился, отозвался, усмехнулся, прищурился, управил, подумал, заинтересовало и т. п.
О глаголах прошедшего времени совершенного вида В.В. Виноградов писал, что они обозначают перелом процесса в направлении к результату действия и наличие этого результата <...> Настоящее время само по себе лишено движения. Лишь в смене глагольных форм, в их движущейся веренице настоящее время приобретает динамическое значение. Следовательно, динамичность настоящего времени — не непосредственная, не тематико-морфологическая, а сюжетно-синтаксическая. Настоящее время может быть формой описания, рассуждения и формой повествования. В прошедшем времени совершенного вида смена действий непосредственного выражена его результатом. Форма прошедшего времени совершенного вида — потенциальный сюжет с эпилогом, законченный драматический акт с ещё не опущенным занавесом [Виноградов 1980: 229, 232].
Характеризуя динамическую ситуацию, сюжетное время обозначает события, ограничивая их началом или концом, возможно, и началом и концом, указывая на быстрый темп их полной или частичной сменяемости, на однократность, точечность, мгновенность действия, его полное прекращение или результат данного события, наличествующей в настоящем [Папина 2002: 172].
В художественном нарративе М. Булгакова сюжетное время способствует энергичному развёртыванию сюжета, известной кинематографичности изображения с перемежающимися кадрами, изображающими отдельные акты события. Данная языковая особенность, естественно, свойственна и другим произведениям М.А. Булгакова, например циклу рассказов «Записки врача», роману «Белая гвардия». Потом хлынуло по переулку, словно из прорванного мешка, давя друг друга. Бежал ошалевший от ужаса народ. Очистилось место совершенно белое, с одним только пятном — брошенной чьей-то шапкой. В переулке сверкнуло и трахнуло, и капитан Плешко, трижды отрекшийся, заплатил за своё любопытство к парадам. Он лег у палисадника церковного софийского дома навзничь, раскинув руки, а другой, молчаливый, упал ему на ноги и откинулся лицом в тротуар. И тотчас лязгнули тарелки с угла площади, опять попёр народ, зашумел, забухал оркестр. Резнул победный голос...
Высокая частотность глаголов однократного действия в романе «Мастер и Маргарита» частично объясняется спецификой большого жанра, стремлением автора изобразить ситуацию в самый момент её действия, сделать читателя сиюминутным наблюдателем. Но смысловая и стилистическая ёмкость этого глагольного ряда в системе булгаковского стиля значительно актуализируется, если учесть, что в этом романе практически отсутствуют внесюжетные описания природы, внесюжетные характеристики обстановки. В принципе отсутствует и биографическое время, традиционно свойственное русскому роману. Почти нет даже небольших экскурсов в историю жизни персонажей до начала главного действия романа — появления Воланда в Москве, что придаёт ещё большую смысловую и экспрессивную силу указанным глагольным формам, создавая исключительную динамику романных событий.
Глаголы «олицетворённого», однократного, МГНОВЕННОГО движения часто используются для обозначения внутреннего состояния героя. ...Сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нем; Тупая игла выскочила из сердца...; ...Всё та же непонятна тоска, что уже приходила на балконе, пронизала все его существо; ...Пилат прогнал эту мысль, и она улетела в одно мгновенье, как и прилетела. Она улетела, а тоска осталась необъяснённой, ибо не могла же её объяснить мелькнувшая как молния и тут же погасшая какая-то короткая другая мысль: «Бессмертие... пришло бессмертие...»; ...Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом «Погибли!..»; «...Тут в мозгу у Берлиоза кто-то отчаянно крикнул: «Неужели?»...»; «На тебе!» — стукнуло в голове у Михаила Александровича; ...И тут Степины мысли побежали уже по двойному рельсовому пути...;
— «Здравствуйте!» — рявкнул кто-то в голове у Степы. Этого еще не доставало!»; «Ах, Берлиоз, Берлиоз! — вскипало в голове у Стёпы. Ведь это в голову не лезет!; И тут закопошились в мозгу у Степы какие-то неприятные мыслишки...
Эти контексты можно интерпретировать следующим образом:
(1) чувства динамичны, протекают во времени, а, следовательно, можно предполагать, что есть ещё время внутреннее или психологическое, протекающее внутри персонажа, меняющее его духовно-нравственную сущность;
(2) чувства субъективируются, и потому уже мыслятся как явления трансцендентного порядка; не всегда поддающиеся контролю человека. Отсюда сами герои часто выступают своего рода «манекенами», «игрушками» в руках «управляющего». С этой позиции нелепо звучит ответ Бездомного на вопрос «Кто же управляет жизнью человеческой?»: «сам человек и управляет...».
То, что герои являются, скорее, объектами, нежели субъектами романного действия подтверждается лексическими константами: ...попав в тень чуть зеленеющих лип...; ...и приятели как-то невольно раздвинулись... Такую художественно-изобразительную манипуляцию с глаголами следует признать яркой стилеобразующей чертой романа «Мастер и Маргарита» и в целом языка художественной прозы М.А. Булгакова.
Семантическая категория ВРЕМЕННОЙ ЛОКАЛИЗОВАННОСТИ / НЕЛОКАЛИЗОВАННОСТИ ситуации во времени трактуется как оппозиция следующих семантических компонентов: 1) конкретность, определённость местоположения действия и ситуации в целом на временной оси, то есть прикреплённость к какому-то одному моменту или периоду; 2) неконкретность, неопределённость (в указанном смысле), то есть неограниченная повторяемость, обычность (узуальность) или временная обобщенность (гномичность), вневременность, «всевременность» [Бондарко 1999: 169].
В языке художественной прозы М.А. Булгакова обнаруживаем ситуации как временной локализованности, так и временной нелокализованности. Так, в предложении: В саду ветер дунул в лицо администратору и засыпал ему глаза песком, как бы преграждая путь, как бы предостерегая актуализирована ситуация временной локализованности. Действия, произошедшие в отношении администратора, отчётливо локализованы на временной оси и относятся к событиям прошедшего. Кроме того, в значении глагола имплицитно выражена семантика лимитативности. Перфективы «дунул» и «засыпал» обозначают действие совершившееся, единичное. Роль временного локализатора в этом предложении играет также обстоятельственный интенсификатор со значением места в саду.
Рассмотрим другой пример. В этом подвале уже давно живет другой человек, и вообще не бывает так, чтобы всё стало, как было. Данный пример представляет ситуацию временной нелокализованности, что подчёркивается также дейктиком давно. Время в языке романа преимущественно репрезентирует временную локализованность. Большая часть действий более или менее конкретно зафиксирована. Хронология событий текста вполне восстанавливаема. Значительная роль здесь принадлежит также интенсификаторам, в частности обстоятельственным лексемам со значением конкретного времени: через две минуты, через пять минут и т. п.
Значение локализованности отражает одномерность, асимметричность и необратимость времени: речь идёт об отражении в языковой семантике конкретного местоположения тех или иных процессов и событий в однонаправленном и необратимом потоке времени. Что же касается значения нелокализованности, то в нём заключена языковая интерпретация регулярной (или нерегулярной) повторяемости процессов и явлений с возможными элементами обобщения и оценки, содержащимися в значениях узуальности и гномичности. Таковы предпосылки для абстрагирования в человеческом сознании общих свойств процессов, происходящих в разные периоды времени, для интерпретации тех или иных процессов и фактов как повторяющихся, обычных или имеющих постоянную значимость. В семантике нелокализованности существенную роль играют мыслительные процессы абстрагирования субъекта и объекта, сопряжённые с абстрагированием времени.
Формы настоящего времени глаголов в языке романа М. Булгакова репрезентируют идею «вневременности» или «все-временности». Будит же учёного и доводит его до жалкого крика в ночь полнолуния одно и то же. Он видит неестественного безносого палача, который подпрыгнув и как-то ухнув голосом, колет копьем в сердце привязанного к столбу и потерявшего разум Гестаса. Формы настоящего времени в романе далеко не частотны, они обслуживают преимущественно ДИСКУРС СНА. Сон трактуется как событие настоящее, протекающее в момент речи, то есть в максимально реально ощущаемое время. После укола все меняется перед спящим. От постели к окну протягивается широкая лунная дорога (реминисценция гоголевского образа), и на эту дорогу поднимается человек в белом плаще с кровавым подбоем и начинает идти к луне (редкий случай использования фазового глагола применительно к глаголу идти!). Рядом с ним идёт какой-то молодой человек в разорванном хитоне и с обезображенным лицом.
Частотны также примеры типа: «за десять минут я садился к оконцу и начинал прислушиваться, не стукнет ли ветхая калитка». Глаголы садился, начинал использованы в формах прошедшего времени, но их семантика выражает ситуации, не имеющие точной фиксации на шкале реального времени.
ВРЕМЕННОЙ ПОРЯДОК трактуется А.В. Бондарко как языковое представление времени в событиях. Понятие «временной порядок» предполагает, что речь идёт не о «чистом времени», не об абстрактном представлении о его движении (хотя такое представление возможно), а о «времени в событиях». Предметом лингвистического анализа является поток времени, воплощённый во временной упорядоченности (том или ином расположении на линии времени событий, процессов и состояний (вместе с интервалами и датами) [Бондарко 1999: 205].
Сказанное как нельзя лучше иллюстрируется романом «Мастер и Маргарита», где расположение событий на временной оси создаёт текстовое напряжение и придаёт скорость художественному нарративу. Писатель встраивает насыщенный событийный ряд в координаты времени и пространства, интуитивно опираясь на условия таксиса, временной локализованности и временного порядка.
Иван так и сделал и углубился в таинственную сень арбатских переулков и начал пробираться под стенками, пугливо косясь, ежеминутно оглядываясь, по временам прячась в подъездах и избегая перекрестков со светофорами, шикарных дверей посольских особняков. Деепричастные формы (косясь, оглядываясь, прячась) как ядерные репрезентанты таксиса на лексическом уровне поддерживаются фазовым глаголом начал пробираться наречием времени ежеминутно, предложно-падежной формой с семантикой времени по временам.
Таксисные ситуации (соотношения времен) в идиостиле М. Булгакова встречаются достаточно часто. Преимущественно актуализированы таксисные отношения предшествования и следования, реже обнаруживаются ситуации, выражающие отношения одновременности.
Частотность глагольных форм совершенного вида в романе позволяет обратиться к проблеме актуализации ВНУТРЕННЕГО ВРЕМЕНИ в стиле М. Булгакова. Одним из актуальных направлений исследования глагольного вида является аспектология текста [Маслов 2004, Золотова 1995, 2002, Падучева 1996: 285—296]. Поскольку такие глагольные формы более частотны, нежели формы несовершенного вида, значение внутреннего предела распространяется на всё глагольное время романа в целом. Глагольное время в стиле М. Булгакова дискретно, пронизано семантикой лимитативности.
Высокий уровень частотности глаголов в тексте романа становится СИГНАЛОМ ТЕКСТОВОГО НАПРЯЖЕНИЯ, что свидетельствует о пульсирующей смысловой ёмкости этой части речи у М. Булгакова, а также о роли глагола в моделировании темпоральных отношений, причём наиболее значимы в изобразительном плане такие глагольные категории, как вид и время. В романе глаголы совершенного вида прошедшего времени создают ощущение динамики, значительной событийности. Он внезапно перестал икать, сердце его стукнуло и на мгновенье куда-то провалилось, потом вернулось, но с тупой иглой, засевшей в нём... Несмотря на то, что в данном контексте глаголы передают последовательные, дробные фазы состояния героя, высокая их частотность, насыщенность отрывка глаголами оборачивается для содержания отрывка высокой динамичностью. Особенностью этого описания является то, что чувства субъекта протекают во временной последовательности, что придаёт повествованию художественную рельефность.
Глаголы несовершенного вида обозначают действия или состояния повторяющиеся. — Ты знаешь, — говорила Маргарита, — как раз когда ты заснул вчера ночью, я читала про тьму, которая пришла... / — Все это хорошо и мило, — отвечал мастер. / Разговор этот шёл на закате... Такие формы характеризуют художественные ситуации, в которых время останавливается или перестаёт существовать в сознании героев.
Эффект ахронности часто достигается введением форм настоящего длительного времени: «Около двух тысяч лет сидит он на этой площадке и спит, но когда приходит полная луна, как видите, его терзает бессонница». Вся структура предложения работает на описание явлений постоянно повторяющихся, лишённых точки отсчёта. Длительность в этом типе суждений толкуется так: какой бы временной период мы ни взяли, для него будет верно / характерно вот такое положение дел. «Так говорит он всегда, когда не спит, а когда спит, то видит одно и то же — лунную дорогу, и хочет пойти по ней и разговаривать с арестантом Га-Ноцри». Выбор формы несовершенного вида разговаривать вместо поговорить связан с невозможностью завершённости явления во вневременных условиях.
Данный тип временной нелокализованности, отличающейся максимальной степенью абстрактности действия и всей ситуации, наиболее характерен для форм настоящего времени. Значение этих форм открывает наибольшие возможности для реализации семантики временной обобщённости. По поводу указанных форм А.М. Пешковский писал: «Обычно считается, что здесь нет совсем значения настоящего времени, что это особый вид вневременного глагольного представления. Но вряд ли это так. Можно думать, что мы осознаем здесь всё-таки настоящее время, но расширенное до крайних пределов» [Пешковский 1956: 204]. И далее: «В сущности, и другие времена могут употребляться в таком же смысле, как показывают такие пословицы, как Наш пострел везде поспел; Посмешишь — людей насмешишь и т. д. И на пословицах как раз лучше всего видно, что каждое время сохраняет при этом свое основное значение: ведь не все равно сказать Поспешил — людей насмешил; Спешишь — людей смешишь, или Поспешишь — людей насмешишь, хотя с логической стороны все три такие поговорки выражали бы совершенно одно и то же» [Пешковский 1956: 205].
Сравним также замечания по поводу «вневременности», высказанные И.П. Ивановой: «Отсутствие определённого временного плана ещё не означает вневременности действия, так как действие по своей природе не может не протекать, ни даже теоретически мыслиться вне времени» [Иванова 2000: 31]. И далее: «Снятие разграничительной функции момента речи в настоящем времени создает широкие возможности раздвигания временного периода до самых разнообразных пределов. В тех случаях, когда настоящее мыслится как ограниченное прошедшим и будущим, оно сохраняет признаки противопоставления другим временам — признак, характерный для временной глагольной формы. Но центральное положение настоящего времени и отсутствие разграничительной функции момента речи дают возможность настоящему как бы вытеснять два других времени, заполняя передаваемым в настоящем действием весь объем мыслимого времени. Это и есть то значение, которое в грамматиках называют «вневременным». На самом деле, действие к этих случаях не отнесено к определённому временному плану (например, Сосна растёт на севере). Однако это не означает, что способность сосны расти на севере мыслится вне времени вообще. Снятие противопоставления прошедшему и будущему уничтожает обычное принятое подразделение времени на определённые отрезки и служит выражением максимально обобщенного понятия времени. Действие, также обобщённое, помещаемое в такое обобщённое время, не является вневременным, правильнее, очевидно, было бы в этих случаях говорить о значении «вневременном», или «общевременном», «панхронном». Неограниченность времени способствует максимальной обобщённости таких высказываний» [Иванова 2000: 33].
Как справедливо отмечает Г.А. Золотова, текстовые функции видо-временных глагольных форм тесно связаны с категориальной семантикой глагольного слова. В зависимости от значения акционального / неакционального глагол располагает большими или меньшими и грамматическими и текстовыми возможностями. Неакциональные глаголы (бессобытийные) имеют ограниченные функционально-текстовые потенции, им свойственна имперфективно-характеризующая функция [Золотова 2002: 10—11].
Любопытно функционирование этих смысловых типов глаголов в тексте романа М.А. Булгакова. Индивидуально-художественное своеобразие темпоральной модели создается переосмыслением значений глаголов в аспекте акциональности / неакциональности: В тот час, когда уж, кажется, и сил не было дышать, когда солнце, раскалив Москву, в сухом тумане валилось куда-то за Садовое кольцо, — никто не пришёл, никто не сел на скамейку, пуста была аллея. Глаголы валилось, пришёл, сел, характеризующиеся в системе языка событийно-динамическим оттенком, в тексте представлены как описания статики. Индивидуально-авторский художественный приём состоит в описании пустоты через отсутствие движения посредством прибавления частицы не: не пришел, не сел — статика, неподвижность. И напротив, нагнетание глаголов, внутренняя семантика которых изначально не содержит указания на активность движения, создаёт ощущение динамики, насыщенности событиями кратковременного отрезка. Он побледнел, вытер лоб платком, подумал: Что со мной? Этого никогда не было... сердце шалит... я переутомился (многоточия автора).
Таким образом, в романе «Мастер и Маргарита» обнаруживается пересечение двух функционально-семантических полей: временного (или бытового) и вневременного. Поле временное включает бесконечное движение во времени, в тексте оно репрезентировано дейктическими глагольными формами. Напротив, поле вневременное определяет статическое существование, свободное от непрерывного движения, и потому непосредственно в тексте данная смысловая сфера явлена недейктическими языковыми средствами, изначально лишёнными в своей семантике указаний на точку отсчёта.
Из сказанного можно сделать вывод о своеобразии языковой реализации темпоральной модели в тексте и на перспективу — об уточнении самого понятия «художественное время», сущность которого во многом обусловлена особенностями индивидуально-авторского мировосприятия и текстопорождения.
Противопоставляя комментирующие и нарративные времена в продуцировании современной французской наррации, Н.А. Молчанова приходит к выводу, что «многоплановая наррация характеризуется сочетанием презенсного и претериального повествовательных планов в рамках одного текста и отличается НАРУШЕНИЕМ ПРИНЦИПА ЛИНЕЙНОСТИ изложения событий, которые располагаются в тексте в разных временных планах; сочетание презенсного и претериального планов формирует следующие текстовые структуры: СПОРАДИЧЕСКУЮ, РАМОЧНУЮ, ЦИКЛИЧЕСКУЮ, ЧЕРЕДУЮЩУЮСЯ И МОЗАИЧНУЮ <...> глагольно-временные формы участвуют в продуцировании наррации нового типа, которая обладает свойствами КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКОГО письма» [Молчанова 2008: 4].
Выше мы писали, ссылаясь на Н.А. Виноградову, как уже в ранних рассказах Михаил Булгаков сочетал фабульное и нарративное время повествования вплоть до синтаксического настоящего. Такое совмещение времён работает и на художественную континуальность излагаемого.
Теперь повторим свои же слова, пригласившие уважаемого читателя в этот параграф монографии. «Опять же, отнюдь не дейктики, а «морфология», грамматика времени и вида базисно обслуживает создаваемый автором пасьянс действий героев». Пришла пора подчеркнуть, что при концептуальном конфликте «пусковым механизмом» оказывается не морфология, а соотносимость семантик. Н.А. Кобрина в тезисах доклада пишет о том, что отнюдь не категориальное грамматическое значение правит бал, как считалось традиционно в силу высочайшей степени абстрактности грамматического значения. «Однако факты убеждают в том, что это не всегда так, и это вполне закономерно, т.к. в плане коммуникации и обмена конкретной информацией лексическое значение более важно в формировании общего смысла, чем грамматическое. Кроме того, лексическое значение более важно и для определения потенциальных связей и самой структуры, т. е. является основой коммуникативной деятельности» [Кобрина 2002: 20—21].
Ценность этой цитаты в том, что она разрушает миф о доминировании грамматического значения. Вспомним чертежи функционально-семантических полей с «морфологическим» центром и «лексической», как правило, дальней периферией. Н.А. Кобрина доказывает, что, когда речь идёт о механизме формирования композиционной семантики, всё оказывается на порядок сложнее. Здесь играет роль не столько модельность, сколько мотивированность того или иного результата взаимодействия, т. е. выявление соотносимости лексического и грамматического значения происходит на уровне концептов» [Кобрина 2002: 21].
В начале цитируемой публикации об этой соотносимости говорится, что при соединении единиц, принадлежащих к абсолютно контрастным сферам, может получиться смысловой абсурд при соблюдении грамматической модельности, «но может появиться нечто неординарное в плане использования языковых средств для интерпретации реальности» [Кобрина 2002: 19]. «Жизнь на грани, где только шаг / От триумфа и до провала!»1 Или от провала до триумфа. Так лингвокогнитивистика объясняет риски создания целого, заявляя о правах другой лингвистики, которую можно было бы назвать венчурной.
Примечания
1. Строка из стихотворения В.К. Харченко «Колпак» // В.К. Харченко «Стихи о том, что старость — форма счастья...»: Книга стихов и очерков. — Белгород: Изд-во Белгородск. гос. ун-та, 2003. — С. 8.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |