Предисловия и первые главы монографий обычно относятся (впрочем, напрямую об этом не говорится и, тем более, не пишется) к разряду не самого интересного чтения. Однако научная этика, традиции и правила игры требуют указывать, что именно и кем именно сделано до появления очередной работы по избранной, заявленной теме исследования. Просто указывать мало: надо цитировать, цитировать и ещё раз цитировать. В известных нам зарубежных монографиях цитаты заменяются пересказом наиболее существенного, за счёт чего получается, во-первых, более цельный и пластичный с точки зрения стилистики текст, а во-вторых, не теряется образ «ведущего», автора монографии, честно и тщательно реферирующего работы предшественников.
Ещё одна беда первых глав — это повествование at obo — от яйца. Коль скоро мы употребим изящный и изысканный термин «концепт», то по сложившейся традиции всенепременно вставим в книгу и серию определений, дефиниций концепта. Термин «дискурс» также порождает совпадающее цитирование, причем в принципиально различных по тематике работах. Но и это ещё не всё. Идея, что открытия совершаются на стыке наук, поощряет аспиранта-лингвиста обращаться отнюдь не к трудам литературоведов, а к трудам философов и психологов как «более научным» по определению.
Интересно вот что. При современном буме исследований концептов «пространство» и «время» плохо поддаются включению в парадный строй изученных концептов. Так, они не вошли в двухтомную «Антологию концептов», составленную В.И. Карасиком и И.А. Стерниным на основе защищённых диссертаций [Антология концептов 2005]. Вошёл разве что концепт «пространственная ориентация», исследованный Е.И. Евтушенко (Волгоград, 2004).
В обобщающем перечне исследованных концептов в статье С.В. Козлова, где перечисляется 57 концептов и 96 авторов исследований (на один концепт приходится, как правило, несколько солидных публикаций), также не отмечены ни «пространство», ни «время» [Козлов 2005: 118—119]. Они как бы больше, чем концепт, универсальнее, на порядок значимее. Это с одной стороны. А с другой стороны (полагаем, не без влияния весьма авторитетного на протяжении последних десятилетий ПОЛЕВОГО ПОДХОДА1!), в самих названиях исследований всё чаще встречается термин «пространство», отражающий и участок исследования, и совокупность характерных атрибутов этого участка. Приведём несколько примеров.
Докторские диссертации: Корнева В.В. Наречие как специализированное средство объективации испанской пространственной картины мира (Воронеж, 2008), Бабаян В.Н. Дискурсивное пространство терциарной речи (Ярославль, 2009), Соколова Е.Н. Ономастическое пространство древнерусских памятников письменности Киевской Руси (Тюмень, 2010), Кулькова М.А. Когнитивно-смысловое пространство народной приметы (Казань 2011). Готовится диссертация о когнитивно-коннотативном пространстве поэтической прозы (Белгород).
Кандидатские диссертации: Выродова А.С. Лингвокультурологическое пространство колоративов в русском поэтическом дискурсе первой половины XX века (Белгород 2008); Системно-динамическая организация текстового пространства в синергетическом аспекте (Оренбург, 2010); Уткина А.С. Диалектные языковые факты в лингвистическом пространстве Ленского района Архангельской области (Архангельск, 2010); Кичикова Н.А. Топонимия республики Калмыкии как составная часть ономастического пространства Российской Федерации (Волгоград, 2011).
Перед глазами два автореферата: «Языковая концептуализация социального пространства» [Пэрэнлэй 2006] и «Ономастическое пространство русских народных и авторских сказок» [Горбачёва 2008]. В первом случае речь идёт, действительно, об окружении (внутрибригадный, межнациональный, проправительственный, прифабричный, внебрачный, подотчётный), во втором — термин «пространство» употреблён в значении «множество», «совокупность» (онимов): Казань, Русь, Кощей, Иван-царевич. Дело, разумеется, не в заглавии работы, а в самом подходе к материалу. В диссертации Л.А. Ласица «Внутреннее время текста: лексикограмматические и онтологические модели» речь идёт... о темпоральном пространстве. «Объём (!) темпорального пространства варьируется в текстах разных функциональных стилей. Темпоральное пространство наибольшего объёма формируется в текстах художественной прозы. Наименьшее по объёму темпоральное пространство реализуется в научных текстах с жёсткой структурой» [Ласица 2008]. «Темпоральное пространство» понимается здесь как отрезок текста с сигналами времени. Идея пространства времени вынесена в заглавие диссертации Д.И. Лалаевой «Лексико-семантическое поле «время» в донском казачьем диалекте...» [Лалаева 2007].
Термин «пространство» приобретает всё большую условность. Скажем так: слово, в том числе термин, развивается по своим канонам, законам, если не сказать, заскокам, и с этим тоже приходится считаться.
Такая расширительная тенденция, разумеется, не означает отсутствия сугубо «пространственных» работ, таких как:
Мамута И.А. Пространство как феномен поэтического речевого мышления (на материале лирики А. Блока) (Воронеж, 1999): Федосеева Л.Н. Пространственные отношения в современном русском языке: семантика и средства выражения (Рязань, 2004); Игнатенко О.И. Средства вторичной номинации пространственного положения объекта (на материале глаголов и глагольных фразеологизмов современного русского языка) (Волгоград, 2004); Смолякова Н.С. Пространственные лексические единицы в лингвокультурологическом аспекте (на материале говоров Среднего Приобья) (Томск, 2006).
Сейчас мы ведём речь о том, что расширение терминологического понятия обусловлено специфическими его свойствами. Интересно, что в последнее время в качестве новомодного предлога стал появляться и предлог «в континууме». См. название главы «Созависимость в континууме любви» в монографии И.А. Шаповал «Созависимость как жизнь» (М., 2009). Впрочем, в этой же книге встречается название параграфа «Смысловое пространство созависимости». Препозиционализация не может осуществляться без предварительного частотного словоиспользования. Нетрудно найти примеры употребления существительного «континуум» в лингвистической литературе. Так, Н.В. Халина пишет о «семантическом континууме языковой общности» [Халина 2009: 145 и др.].
Почему же современный предлог «в континууме» на порядок отстаёт и по времени возникновения и, тем паче, по частотности от предлога «в пространстве»? Всё дело в устройстве нашего мозга, который именно «тикает», «может обрабатывать информацию лишь дискретно и для этого специально дробит на порции, квантует её» [Князева, Туробов 2002: 136—154]. Нужны определённые и усилия, и навыки работы в режиме не-дробления интерпретируемого.
Интересно, что в последнее время и «время» употребляется в значении пространства, что подчёркивает континуальные свойства этих величин. См. название словаря-справочника по истории русской гуманитарной культуры: «Русское время: лики и личности» (Великий Новгород, 2011—100 с.).
Получается, что пространство и время требуют особого исследовательского внимания, которое не должно ограничиваться авторитетными ссылками на философию и психологию пространства и времени. Случайно ли, что, перечисляя отсутствие типов словарей, В.Д. Девкин отмечает: «Нет словаря ПРОСТРАНСТВЕННЫХ и ВРЕМЕННЫХ номинаций [Выделено автором. — В.Х., С.Г.] [Девкин 2005: 563]?
Более того, пространство часто тянет за собой время, а время непредставимо без пространственных проекций, что и требует разработки континуального подхода к лингвистике времени и пространства.
Из мелких предварений к книге: сама тема монографии налагает вето на использование семантики пространства как модной и элегантной метафоры: в пространстве текста, в художественном пространстве романа и под. См. название сборника научных статей: «В пространстве лингвистической мысли» (Белгород, 2010). На наших глазах родился новый именной предлог, произошла препозиционализация, переход существительного в предлог (ср. также: в режиме..., в аспекте, в плане...). Как бы то ни было, но злоупотреблять таким предлогом нам заказано.
Понимая опасность ещё не состоявшейся работы оказаться ожидаемой и неинтересной, мы будем стремиться по возможности всего только что сказанного избегать. Контексты романа М. Булгакова цитируются по собранию сочинений2, равно как отрывки из других произведений исследуемого автора.
Исследуемый роман Михаила Булгакова и шире, и глубже приписывания к той или иной философской концепции, хотя многие из них хорошо ложатся на художественное поле романа и пластично иллюстрируются макро- и микроконтекстами. Сказанное относится и к пониманию природы времени и пространства. Как известно, сознание выделяет прежде всего устойчивые объекты — субстанции, но взятый в отдельности материальный объект не образует ситуации: о нем нельзя сказать, что он существует. Ситуация, как подчёркивают философы, образуется в результате КООРДИНАЦИИ МАТЕРИАЛЬНЫХ ОБЪЕКТОВ И ИХ СОСТОЯНИЙ. Как известно, существует две наиболее общие формы такой координации: пространство и время. Временная и пространственная координация — это единственный способ включить объект в ситуацию, заставить его существовать. Пространство и время — всеобщие формы бытия материи, ее важнейшие атрибуты. «Пространство — это совокупность отношений, выражающих координацию сосуществующих объектов, их расположение относительно друг друга и относительную величину (расстояние и ориентация (вправо, влево, вниз, вверх). Время — совокупность отношений, выражающих координацию сменяющих друг друга состояний (явлений), — их последовательность и длительность» [Физический энциклопедический словарь 1965: 227].
Идея пространства и времени как координат материальных объектов и их состояний позволяет ставить вопрос об онтологической и когнитивной нерасторжимости, о континуальности пространственных и временных характеристик и необходимости поиска языковых проекций заявленной континуальности и нерасторжимости. В своей работе, делая акцент на необходимости континуального изучения пространства и времени и пространства-времени, мы отнюдь не отрицаем значимости и отдельного, точечного исследования указанных категорий, что уже широко представлено в лингвистических трудах и что может быть продолжено и разработано в новых аспектах.
Лингвисты и философы (А.Г. Лыков 2002, Э.В. Баркова 2003) под континуальностью понимают непрерывность, плавность незаметных ступеней переходов от одного значения к другому, переход от одного качества к другому, способность одного и того же слова совмещать различные смысловые векторы.
Итак, континуальность есть не что иное, как переходность, континуальность равна «размытости», «смазанности» (увы и ах, терминам не к лицу отрицательные коннотации!), переходности, непрерывности, нечленимости? Верно, но не совсем. Континуальность — это совмещённость характеристик, одномоментность разного? Тоже верно, и тоже не совсем. Здесь необходимо совокупное определение. В противоположность дискретности и одноплановости континуальность есть не что иное, как переходность плюс совмещённость различных объектов с их характеристиками. Когда мы говорим о континуальности, мы утверждаем, что в исследуемом материале есть градации перехода и есть точки (сегменты) совмещения, и есть и то, и другое одновременно. Приведём модельный пример: Тут вот что случилось. «Тут» обозначает место (кто бы спорил?), но означает и время тоже! Мы ещё не раз обратимся к инициальному элементу «тут», когда далее будем описывать язык романа.
Как отмечает Э.В. Баркова, современный мир всё больше раскрывается как способ порождения не только новых типов предметной реальности, но и условий её формирования. Человек теперь создаёт не просто готовые предметы, но такое пространство-время отношений, в котором он постоянно находится внутри инновационных проектов, адаптируясь не столько к внешней, объективно существующей среде, сколько к пространству и времени, которое создает сам [Баркова 2003: 2—4]. Подобно тому, как предметом изучения становится ситуация взаимодействия пространственно-временного континуума с материей, предметом специального исследования должен стать и процесс взаимодействия пространственно-временного континуума с сознанием, с мыслью [Любинская, Лепилин 2002: 101].
Необходимость изучения подобного континуального феномена неоднократно подчёркивалась в работах А.Г. Лыкова, отмечавшего, что наименее описан в современной русистике второй аспект — континуальность семантики и дискретность единиц языка. Ни в современных вузовских учебниках по русскому языку, ни в «Лингвистическом энциклопедическом словаре (М., 1990), ни в обоих изданиях энциклопедии «Русский язык» (М., 1979; М., 1997) нет статей, посвящённых континуальности и дискретности в языке» [Лыков 2002: 165]. За десятилетие с момента высказывания мало что изменилось, и исследование континуальности только сейчас начинает набирать обороты [Континуальность... 2011].
Кстати, в этом сборнике мы поместили статью, посвящённую континуальности как приёму анализа. Речь идёт о корпусе лично собранных, хронологически последовательных детских высказываний при лонгитюдном наблюдении (2005 — 2011) над речью двух братьев. В противовес обычным словарным материалам такие «ковровые» записи выступают как приём анализа, открывающий такие перспективы исследования, которые при традиционном, выборочном, дискретном анализе детских реплик невозможны или затруднены [Харченко 2011]. «Непрерывное» наблюдение над речью детей на протяжении нескольких часов, дней, месяцев, лет позволяет отследить процедуру овладения языком: феномены научения и запечатления, подражания и творчества, интердискурсивности и непосредственности, логики и эмоциональности, усложнения и упрощения языковых структур и мн.др.3
Полагаем, что как приём анализа континуальность может быть задействована при исследовании разговорной речи, билингвизма в семье, полилогов, внутренних монологов. Список открыт... Правда, здесь не хватает новых, адекватных материалу терминов, что в принципе преодолимо (наш термин «ковровое считывание» не более чем метафора!), и не хватает силы мышления, умения мыслить в разных логиках, что преодолевается с трудом, а, скорее, лишь условно, на что указывают философы.
Исследуя феномен континуальности, мы не должны его абсолютизировать. Биолог Н.В. Тимофеев-Ресовский, занимавшийся классификацией видов, писал о «некисельности» жизни. Тем более сам по себе анализ любых величин и объектов предполагает их расщепление, размежевание, «разрывы» в ткани наблюдаемого. Выражаясь терминами философского дискурса, момент дискретности есть «прерывание всех континуальных процессов, переход на качественно новую ступень, точка соприкосновения существующего и сущего, акт мистический, сверхопытный». Вместе с тем исследование дискретного в свою очередь требует перехода на иное качество, то есть на изучение континуального, непрерывного.
Философия и логика науки, как правило (приятное, разумеется, правило!), помогает осмыслению лингвистических парадоксов. Однако в отношении континуальности имеет место кризис логики, о котором пишет В.С. Библер в своей хорошо известной книге «Мышление как творчество». «Актуальная бесконечность» канторовской теории множества потребовала непосредственного отождествления бесконечности и конечности, КОНТИНУАЛЬНОСТИ и дискретности в определении всеобщего «предмета» математической мысли (множества). Это требование означало, далее, необходимость коренного изменения методов дедукции (логики в узком смысле слова), необходимость привести дедукцию в соответствие с радикально «самозамыкающимся», самообосновывающим себя идеализованным предметом [Библер 1975: 36]. Далее говорится о «двуязычии» мысли, о столкновении радикально различных культур мышления в единой логике спора (диалога) логик [Там же, 41—42].
Мысль о единении континуального и дискретного можно вывести (но не вычитать, поскольку термином «континуальность» автор не пользуется) из гипотезы метёлок Е.А. Климова [Климов 1992: 3—12].
В 1983 году Говард Гарднер (Гарвардский университет) предложил теорию множественных интеллектов (музыкальный, логико-математический, пространственный, телесно-кинестетический, лингвистический, межличностный, внутриличностный, духовный и эмоциональный), определяя интеллект как способность индивида использовать обретённые навыки, создавать изделия или решать задачи такими способами, которые представляют ценность для общества, которому принадлежит такой индивид. В основе каждого интеллекта лежит система обработки информации, характерная только для данного типа мышления. Гарднер также предложил рассматривать каждый интеллект как некий полуавтономный континуум [Соуза 2010: 48—49]. Обратим внимание в цитате, что «система обработки информации» изначально нуждается в сырье, обладающем КОНТИНУАЛЬНЫМИ характеристиками.
Примечания
1. Здесь и далее выделения прописными буквами и полужирным наши. — В.Х., С.Г. Косой чертой в работе отмечены не только границы стихотворных строк, но и границы абзацев цитируемого прозаического текста.
2. Булгаков М.А. Мастер и Маргарита. Собрание сочинений в пяти томах. Том 5. — М.: Худ. лит., 1990. — С. 7—384; Булгаков М.А. Белая гвардия. Собрание сочинений в пяти томах. Том 1. — М.: Худ. лит., 1989. — С. 179—430.
3. Кстати, о детях. Восприятие детьми пространства тоже интереснейшая тема монографического исследования: «Вербализация локативных ситуаций в речи детей дошкольного возраста» [Мартынова 2008].
| К оглавлению | Следующая страница |