Краткая история создания музея
В 1990 году, в преддверии столетия со дня рождения М.А. Булгакова, по инициативе ряда творческих союзов, деятелей культуры и искусства был учреждён Фонд им. М.А. Булгакова в статусе общественной организации. Председателем Фонда была избрана Мариэтта Омаровна Чудакова1.
В 1994 году мемориальная квартира писателя, находившаяся в аварийном состоянии, была официально передана Фонду им. М.А. Булгакова под руководством М.О. Чудаковой.
Важнейшей своей целью Фонд считал сохранение мемориальной квартиры Булгакова для российского общества с обязательным свободным доступом в определённые часы всех желающих. А в них тогда (как и теперь) недостатка не было. Было приложено немало усилий — и это удалось.
В стенах квартиры небольшой коллектив энтузиастов, состоявший в основном из творческой молодёжи, вёл большую культурную, исследовательскую и просветительскую деятельность — всё на общественных началах, включая и организатора этой работы, исполнительного директора Фонда И.О. Мишину2. Здесь проходили театрализованные представления, научные конференции, литературные вечера, художественные и фотовыставки, музыкальные концерты и т. п. В квартиру обеспечивался свободный доступ.
И в мае 2007 года в мемориальной квартире М.А. Булгакова (квартиры 50 и 41) по Б. Садовой, дом 10, по инициативе Департамента культуры города Москвы был учреждён первый в России Государственный музей М.А. Булгакова на основе ценных мемориальных предметов семейного архива, переданных племянницами писателя: доктором филологических наук Е.А. Земской (1926—2012) и кандидатом химических наук В.М. Светлаевой (1929—2014) — на временное хранение В.Ф. Дименко для дальнейшей передачи в будущий музей писателя, а также коллекции Благотворительного фонда им. М.А. Булгакова, зарегистрированного В.Ф. Дименко в конце 2007 года.
В марте 2008 года Закупочной комиссией, состоящей из сотрудников музея и Департамента культуры Москвы, был подписан Акт о передаче музею гр-кой Дименко всех вышеназванных предметов, которые и должны были стать музейным фондом.
В 2009 году фонды музея значительно пополнились мемориальными экспонатами — предметами мебели и вещами из последней квартиры писателя в Нащокинском переулке, дом № 3/5, поступившими в музей от семьи Л.К. Тарасевича, который был близким другом вдовы писателя Елены Сергеевны и одноклассником её младшего сына.
Кабинет Булгакова
В 2011 году к 120-летию писателя была открыта постоянная экспозиция в мемориальной комнате Булгакова: «Первый кабинет Булгакова-писателя»3. У Булгакова всегда был кабинет, со студенческих лет; кабинет врача в селе Никольском, в Вязьме и Киеве, когда он в 1918—1919 гг. в родительском доме на Андреевском спуске занимался частной врачебной практикой. В. Катаев пишет в повести «Алмазный мой венец»: «У синеглазого был настоящий большой письменный стол, как полагается у всякого порядочного русского писателя, заваленный рукописями, газетами, газетными вырезками и книгами, из которых торчали бумажные закладки».
Теперь, с 1921 года, он уже не медик, а литератор. Булгаков работал ночами, после трудового дня в Лито, беготни по Москве газетным репортёром или отсиживания в редакции газеты «Гудок»: «...Третья моя жизнь цвела у письменного стола, груда листов всё пухла».
В условиях «самогонного» быта коммунальной квартиры и целодневной работы ради хлеба насущного Булгаков сумел написать три тома прозы, среди которой — «Записки на манжетах», роман «Белая гвардия», повесть «Дьяволиада».
Экспозиция этой комнаты представляет собой образ «Первого кабинета Булгакова-писателя», который совмещает в себе функции гостиной, спальни и собственно кабинета. Главное здесь — тема творчества писательского труда. Основой экспозиции является письменный стол и рядом — содержимое его ящиков — символическая инсталляция на стене с сюжетами булгаковских произведений.
Заваленный бумагами и книгами стол (символ творчества — служения литературе) как бы вытесняет из пространства комнаты другие предметы интерьера, утверждая тем самым приоритет «духовного над материальным» в системе ценностей писателя.
Эту же цель преследует заведомо гротескная несомасштабность стола другим предметам, которые на его фоне кажутся маленькими и незначительными (такая мебель была действительно куплена Булгаковым по случаю, и Татьяна Николаевна говорила М. Чудаковой: «Это была будуарная мебель во французском стиле... она была слишком миниатюрной для довольно большой комнаты...»). Несуразные и трогательные маленький диван и пуфик, крошечный туалетный столик своими «игрушечными» размерами символизируют наивность попытки поиска дома, создания домашнего уюта в условиях пролетарского коммунистического окружения, шире — во враждебном материальном мире.
Дом Пигит
В 1902—1903 годах был построен «Дом Арбатской части 2-го участка на Садовой улице» — знаменитый доходный Дом Пигит (по имени его владельца) — так он значился в официальных документах начала XX-го века. Построен дом был в модном тогда стиле модерн архитекторами Э.С. Юдицким и А.Н. Милковым, со всеми присущими этому стилю формами: растительный орнамент, лепной декор, закруглённые эркеры и балконы украшали его фасад. Дом имел вид трапеции: три жилых корпуса и один — под художественные мастерские. В шестом подъезде девять квартир были сданы в аренду под студенческое общежитие МВЖК (Московские Высшие женские курсы) Герье по цене значительно ниже средней по дому.
Населяла дом в основном интеллигенция: профессора, артисты, адвокаты, доктора, художники. Мастерские занимали известные мастера того времени: П. Кончаловский, Г. Якулов, Н. фон Бооль.
Здесь собирались живописцы, поэты, артисты... Это был один из самых ярких культурных центров дореволюционной и послереволюционной Москвы прошлого века.
Дом был славен своими гостями. Здесь можно было увидеть «всю Москву — от наркома просвещения до начинающего художника, от прославленного режиссёра до футуристического поэта» (А. Де Монзи, французский министр, сенатор, 1924). В доме бывали писатели и поэты А. Толстой, Б. Пастернак, С. Есенин (считается, что именно здесь произошла его встреча с Айседорой Дункан), В. Иванов, С. Маршак, В. Маяковский, А. Белый, актёры И. Москвин, Б. Ливанов, В. Качалов, А. Степанова, А. Коонен, режиссёры В. Мейерхольд, А. Таиров, оперные исполнители Ф. Шаляпин, А. Нежданова, а также пианисты, композиторы, скульпторы и многие-многие другие.
Затруднительно назвать известных людей того времени, точно никогда не посещавших этот дом. Поэтому небезынтересна личность самого владельца доходного Дома.
Илья Давидович Пигит (1851—1915) — табачный магнат, купец 2-й гильдии, владевший фабрикой «Дукат»4, табачными магазинами в Москве, в Петербурге, в Крыму. Его табачная продукция была отмечена всероссийскими и международными наградами.
Он происходил из бедной караимской семьи; «...добившись накопленных больших материальных средств благодаря личным способностям, необычайному трудолюбию и весьма скромной жизни, он поэтому бедность считал одним из людских пороков и был искренне убеждён, что избавиться от неё может и должен всякий трудолюбивый и расчётливо живущий человек, и поэтому Пигит всегда резко и открыто осуждал работоспособных бедных и очень неохотно помогал им».
Однако он «анонимно оказывал значительную материальную помощь нуждающимся караимам...», оставив «после смерти более трёх с половиной миллионов рублей золотом караимскому трудовому народу на разные национальные и благотворительные цели» (I).
Кто же такие караимы?
В рассказе Булгакова «№ 13. — Дом Эльпит-Рабкоммуна» фигурирует «гениальнейший из всех московских управляющих Борис Самойлович Христи», прототипом которого был караим Сакизчи, «оставленный в той же должности после революции по причине своей полной незаменимости» (В. Левшин, сосед М. Булгакова по квартире 34 в Доме Пигит).
Есть несколько научных версий происхождения караимов. «Еврейская» версия — это тюркизированные в условиях Крымского ханства группы евреев. Другую версию — «хазарскую» — принимает большинство современных караимов, они считают себя потомками хазар: после принятия хазарскими правителями в 7—8 веках нашей эры «Ветхого завета» сформировалось самостоятельное религиозное направление — караимизм.
Эта религия признаёт Ветхий Завет с 10-ю заповедями и отвергает Талмуд. Одно из важнейших положений религии караимов: есть Бог и есть человек, между ними нет посредников, поэтому институт церкви и литургии не является обязательным. В принципе, караим может молиться в любом храме и даже под открытым небом.
Численность караимов падает. В настоящее время в России, Литве и Украине их осталось лишь около двух тысяч. Из малочисленной среды караимов вышло немало выдающихся деятелей и просто интересных личностей. В начале прошлого века на 32 караима приходился один кандидат наук, а на 87 караимов — доктор наук.
В Крыму, в родном городе Пигита Евпатории, на Караимской улице находится кенаса — так называется храм караимов.
В городе немало улиц, которые носят имена замечательных караимских деятелей (ул. И. Казаса, ул. Б. Ефета и др.).
Самая красивая улица города — Дувановская — названа в честь его градоначальника С.Э. Дувана (возглавлял Евпаторию в начале прошлого века). При нём были построены набережная, роскошные исторические здания (ныне памятники культуры), определившие архитектурный облик города. Приезжая в Крым, царь Николай Второй всегда останавливался у него.
Недавно в Евпатории С. Дувану был возведён памятник.
Караим Илья Леви считается прототипом Остапа Бендера в романах И. Ильфа и Е. Петрова. Студент университета, весельчак и балагур, он жил в одном доме с Ильфом и действительно был турецко-подданным.
И снова о Пигите. У него не было детей. Вызывает большое уважение то, как он распорядился своим огромным по тому времени состоянием (три с половиной миллиона рублей золотом).
Он включил в завещание всех своих многочисленных родственников и сотрудников.
А ещё он направил немалые средства во все караимские кенасы, какие только были в городах России, а также вне России: в Константинополе, Каире и Иерусалиме. Кроме этого, оставил средства Императорским Московским: Университету, Техническому Училищу и Коммерческому Институту, на проценты от которых распорядился учредить стипендии своего имени, предпочтительно для студентов караимов.
Главным же устремлением всей его жизни, ради чего он так много трудился и копил средства, была забота спасти свой маленький народ от угрожавшего ему вымирания, «избавить всех неимущих соплеменников от нужды и связанных с нею страданий и бед».
Он хотел приучить нуждающихся караимов к земледельческой культуре в сельскохозяйственном поселении, где каждый получил бы безвозмездно свой надел, свой дом и всё необходимое для обустройства «радостной и счастливой жизни» в будущем.
«Для этой цели Илья Давидович незадолго до смерти лично облюбовал и приобрёл недалеко от Евпатории большое благоустроенное имение с паровой мельницей и прекрасной пахотной землёй в количестве 32,00 десятин, назвав его по-караимски «Имдат Пигит», что означает «Помощь Пигита» (1). К сожалению, эта помощь была недолгой.
Наступил 1918 год. Пигиту повезло: он умер до революции и не увидел, как большая часть им накопленного пошла прахом, не увидел, как приобретённую им для общины землю неминуемо национализируют по декрету советской власти и от благородного социального замысла богатого караима не останется и следа.
Но в центре Москвы на Большой Садовой улице так и стоит бывший доходный Дом Пигит5.
Что стало с этим домом и ему подобными доходными домами после революции?
Доходные дома и дома-коммуны
Доходный дом — это многоквартирный жилой дом, построенный для сдачи квартир в аренду. Первые доходные дома появились ещё в конце 18 века. К 20-му веку они уже получили широкое распространение, и этот строительный бум продержался вплоть до начала войны 1914 года.
Доходные (от слова «доход») дома строились в расчёте, что они будут приносить владельцу прибыль, то есть доход. Поэтому заселяли такие дома в основном обеспеченные люди. Но были доходные дома и для неимущих, они содержались на благотворительные взносы тех же обеспеченных. Таких домов было мало, но они были. К примеру, на улице Гиляровского дом № 57, являющийся памятником архитектуры (стиль модерн), был построен в 1906—1908 гг. на средства купца Гаврилы Солодовникова как доходный дом дешёвых квартир для семейных (по проектам архитекторов И. Рерберга и М. Перетятковича) и дом № 65 для одиноких.
«Уже с 1918 года начинается стихийное переселение рабочих в дома буржуазии», а с 1919 года оно носит планомерный характер: в бывших доходных домах организуются рабочие коммуны. «...К концу 1921 года в Москве уже 556 домов-коммун, занятых путём выселения (прежних хозяев), и 309 — без выселения» (через так называемое «уплотнение») (IV).
Если возникновение доходных домов обусловлено стремлением к функциональной целесообразности, комфорту, то дома-коммуны явились воплощением пролетарской идеи «обобществления быта», одной из задач которого было раскрепощение женщины — освобождение её от бытовых забот и от повседневной заботы о детях.
Семья как ячейка общества стремительно теряла свои позиции.
Из выступления Коллонтай (с 1920 г. — заведующая женотделом в ЦК РКП(б)) в 1921 году в Коммунистическом университете «О «коммунистической» морали в области брачных отношений»: «...Коммунистическое хозяйство упраздняет семью... Семья как хозяйственная единица, с точки зрения народного хозяйства, в эпоху диктатуры пролетариата должна быть признана не только бесполезной, но и вредной. Семья, воспитывая и утверждая эгоизм, ослабляет скрепы коллектива и этим затрудняет строительство коммунизма» (IV).
Жизнь показала, что «идею дома-коммуны трудно осуществить в нынешних жилищных и бытовых условиях в домах дореволюционной постройки... и, начиная с 1921 года, разворачивается планомерная работа по разработке проектов нового типа жилища на базе рабочего дома-коммуны» (IV).
Организуются конкурсы проектов домов-коммун как типового жилища.
В этих домах планировались двух- и трёхкомнатные квартиры для семейных с полным набором подсобных и общественных помещений: детский сад, ясли и библиотека-читальня, а также помещений общего пользования: ванные, душевые, кубовые.
Для малосемейных — отдельные комнаты (на одного и двух человек) и общие помещения: приёмные, библиотеки-читальни, столовые, кухни, кубовые, ванные, душевые, уборные... Кроме того, предусматривались: амбулатория, гараж, прачечная, домовая контора, зал для собраний и др.
Проекты типового жилища обсуждались и прорабатывались в рабочих коллективах (к ним прислушивались), на пленумах райсоветов, специальных комиссиях и т. п.
Часть таких домов-коммун была построена в Москве, Ленинграде, Твери, Клину...
Утопические идеи завораживают обещаниями построения общества всеобщего благоденствия и подкупают кажущейся лёгкостью претворения их в жизнь.
Но, во-первых, в нищей России не было средств на постройку требуемого, то есть огромного числа таких домов.
А, во-вторых, довольно быстро выяснилось, что люди не готовы так резко изменить свой привычный образ жизни. Позднее такие дома с «коллективным хозяйством» уже никому не были нужны. Поэтому большая часть этих оригинальных талантливых проектов осталась лишь на бумаге.
Поэтесса О. Берггольц о реальном доме-коммуне, по прозвищу «Слеза социализма», построенном для интеллигенции в Ленинграде на Троицкой улице (29—30 гг., архит. А. Оль), писала:
«...Ни в одной квартире не было не только кухонь... вешалка тоже была общая... была общая детская комната и общая комната отдыха: ещё на предварительных собраниях отдыхать мы решили только коллективно, без всякого индивидуализма».
Их порыва едва хватило на два года.
Города Будущего
В рабочих домах-коммунах видели прообраз жилища будущего.
Поскольку в трудах классиков марксизма отсутствовали конкретизация и детализация жизни будущего общества, востребованными оказались работы авторов социальных утопий: Томаса Мора, Томмазо Кампанеллы, Шарля Фурье, Роберта Оуэна и др.
На архитектора И. Леонидова большое впечатление произвела книга Кампанеллы «Город Солнца» (1623 г.), идеи которого он использовал и развивал в своих проектах. «Кампанелла родился в Южной Италии, в юности вступил в монашеский орден доминиканцев. За свободомыслие и призывы к восстанию против испанских завоевателей в 1598 году он был арестован и около 30-ти лет провёл в тюрьме, где написал все лучшие свои сочинения, в том числе и «Город Солнца» (V).
Строительство нового общества социальной справедливости в «Городе Солнца» основывается на коллективных и уравнительных принципах («всё для всех, всё на равных условиях, полностью отсутствует частная собственность»); разрабатываются целые программы по воспитанию и обучению детей — людей будущего.
«Во всём городе стены — внутренние и внешние, нижние и верхние — расписаны превосходнейшею живописью, в удивительно стройной последовательности отражающей все науки... Здесь имеются начертания изображения геометрических фигур, и карт, и алфавиты различных языков, и законы, и породы всех птиц и животных и т. д. и т. п.
Для всех этих изображений имеются наставники, а дети без труда и как бы играючи знакомятся со всеми науками наглядным путём — до достижения 10-летнего возраста. До третьего года дети обучаются говорить и учат азбуку, гуляя вокруг стен домов... Спустя некоторое время, занимаются с ними гимнастикой, бегом, метанием диска и прочими упражнениями и играми, в которых равномерно развиваются все их члены... Одновременно с этим водят их в мастерские к сапожникам, пекарям, кузнецам, столярам, живописцам и т. д. для выяснения наклонностей каждого.
На восьмом году после начального обучения основам математики по рисункам на стенах направляются они на лекции по всем естественным наукам».
Дети учатся, занимаются физическими упражнениями, одновременно исполняют возложенные на них общественные обязанности. «Впоследствии они получают должности в области тех наук или ремёсел, где они преуспели больше всего...» (V).
В «Городе Солнца» главная площадь — площадь Солнца. И как символ Солнца — висящий в воздухе огромный золотой шар.
«Город Солнца» для архитектора И. Леонидова не столько мечта, сколько программа. В этом городе коммунистического завтра, по замыслу Леонидова, должно было быть найдено единство человека и общества, человека и природы, человека и техники. Частично свои идеи он отразил в проектах Дворца культуры, Дома пионеров, «Артека».
В 20-х годах прошлого века студенты ВХУТЕМАСа (Высшие государственные художественно-технические мастерские), в основном мастерской Н. Ладовского, разрабатывали тему «Город Будущего».
Это «Зелёный Город» самого Н. Ладовского (победитель конкурса).
««Зелёный Город» рассматривался не просто как место отдыха, а как некая модель жилищного комплекса будущего, где жители Москвы в процессе отдыха приобщаются к новому типу обобществлённого быта» (VI).
«Летающий Город» Г. Крутикова.
Города Будущего, по Крутикову, состоят из двух основных частей: «вертикальной — жилая часть, и горизонтальной, на поверхности земли, — производственная часть» (VI).
Сам город не летает. Его жилая часть свободно подвешена в пространстве, но она неразрывно связана со своим основным градообразующим элементом — производственной частью, расположенной на земле. Летающими были не сами города, а их жители, поскольку пространственная структура города будущего была ориентирована на воздушные пути сообщения (VII).
Город-кольцо «Сатурний» В. Калмыкова.
Калмыков предложил «создать вокруг земного шара (по экватору) поднятый в воздух город-кольцо, назвав его «Сатурний»...
Он считал, что кольцо будет вращаться со скоростью вращения Земли, то есть неподвижно висеть над экватором...
Не исключалась возможность иметь и второе кольцо (через полюсы), причём второе кольцо могло быть и перпендикулярным первому... (VI).
И если главная составляющая «общества социальной справедливости» — нравственная (на формирование которой могут уйти годы и годы, даже не одно поколение рабочих) — отсутствует, тогда мы имеем то, что имеем.
Дом Пигит — Рабкоммуна
Теперь рассмотрим идею претворения в жизнь жилищного товарищества в рабочем «доме-коммуне» — в отдельно взятом бывшем доходном доме Пигит, когда утопическая идея сталкивается с грубой реальностью рабочего быта.
Дом Пигит — сначала доходный дом, затем коммуналка с переселением в большинство квартир дома рабочих соседней типографии, а с 1922 по 1928 годы — «Жилищное товарищество дома № 10 по Большой Садовой».
В одну из комнат такой коммуналки (кв. 50) и вселился Булгаков с женой в конце 1921 года.
Вот как описывает Булгаков в повести «Собачье сердце» от лица профессора Филиппа Филипповича «перевоплощение» доходного дома Калабухова, прототипом которого являлся дом Пигит:
«...С тысяча девятьсот третьего года я живу в этом доме. И вот в течение времени до апреля тысяча девятьсот семнадцатого года не было ни одного случая — подчёркиваю красным карандашом — «ни одного»! — чтобы из нашего парадного внизу, при общей незапертой двери, пропала бы хоть одна пара калош. Заметьте, здесь двенадцать квартир, у меня приём. В апреле семнадцатого года, в один прекрасный день, пропали все калоши, в том числе две пары моих, три палки, пальто и самовар у швейцара. Почему калоши до сих пор нужно запирать под замок и ещё приставлять к ним солдата, чтобы кто-либо их не стащил? Почему убрали ковёр с парадной лестницы? Разве Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд Калабуховского дома на Пречистенке следует забить досками и ходить кругом через чёрный двор? Кому это нужно? Угнетённым неграм? Или португальским рабочим? Почему пролетарий не может оставить свои калоши внизу, а пачкает мрамор?»
Кстати, о коврах на лестницах: они не только ласкали взгляд и оберегали мрамор, не и делали шаги бесшумными, тем самым создавая комфорт для других жильцов.
На общих собраниях рабочего жилтоварищества — постоянные склоки: доносы, заявления в суды, обвинения членов правления и ревизионной комиссии во взятках, захвате лучших площадей. Самое главное, что бесконечно обсуждалось на этих собраниях, — переселение из комнаты в комнату не только внутри одной коммунальной квартиры, но и в комнаты квартир других этажей и подъездов. Обсуждений таких предложений — по нескольку десятков на каждом собрании; нередки случаи, когда один жилец переселяется в течение года не единожды, и даже немало семей (муж и жена) оказывались в результате этих переселений в отдельных комнатах разных квартир...
Процитируем фрагмент протокола собрания членов жилтоварищества № 1506 дома 10 по Б. Садовой от 7 августа 1925 года.
И так на нескольких листах. Чем объясняются эти бесконечные переселения? Не дать людям одной квартиры ужиться, сродниться?
Вспомните Коллонтай — никакой семейственности, «семья... ослабляет скрепы коллектива и этим затрудняет строительство коммунизма». Об ослаблении «скреп» какого коллектива в этом доме идёт речь и что за коммунизм они строят?
Атмосфера в квартирах Дома-Рабкоммуны ярко описана Булгаковым в его сочинениях того периода. Вот одна ночь и утро в квартире 50 в рассказе «Самогонное озеро»:
«В два часа ночи квартхоз, разговевшись, выбил все стёкла, избил жену — и свой поступок объяснил тем, что она заела ему жизнь... Население квартиры дрогнуло и вызвало председателя правления. Председатель правления явился немедленно. С блестящими глазами и красный как флаг, посмотрел на посиневшую Катерину Ивановну и сказал:
— Удивляюсь я тебе, Василий Иванович. Глава дома — и не можешь с бабой совладать.
Это был первый случай в жизни нашего председателя, когда он не обрадовался своим словам. Ему лично, шофёру и Дуськину мужу пришлось обезоруживать Василия Ивановича... Василий Иванович заснул со словами:
— Ладно. Я её завтра зарежу. Она моих рук не избежит».
В самый тихий утренний час, когда обитатели кв. 50 «зализывают раны» после разгромного дня накануне, «...B 10 пришёл младший дворник (выпивший слегка), в 10 ч. 20 м. — старший (мертво пьяный), в 10 ч. 25 м. истопник (в страшном состоянии). Молчал и молча ушёл. 5 миллионов, данные мною, потерял тут же в коридоре».
Молодые архитекторы ВХУТЕМАСа и жители Рабкоммун жили в одно время, но как бы в разных эпохах.
Что же, десятки талантливейших, на грани гениальности, проектов жилищ будущего так и остались на бумаге никому не нужными? Ни в коем случае.
И сейчас, почти через сто лет, можно увидеть следы идей из этих проектов в домах необычайных конструкций, выставочных комплексах, небоскрёбах по всему миру.
Короткий период расцвета российской архитектурной мысли (архитектура советского авангарда) навсегда остался в мировой истории архитектуры. Большинство этих удивительных проектов находится в лучших музеях мира.
Ни Булгаков, ни мы с вами не дожили до «Городов Будущего», но против коммуналок Булгаков выступал яростно и мечтал: «Москва! Я вижу тебя в небоскрёбах!» («Москва 20-х годов», 1926).
«Города Будущего»... Может быть, это и есть города нашего Будущего, только значительно трансформированные и дополненные, с учётом прошлых ошибок, Людьми Будущего.
Кабинет М.А. Булгакова, студента-медика, Киев, 1913 г.
Композиция «В ящиках письменного стола»
Коридор квартиры № 50, оформленный силуэтами булгаковских героев
И.Д. Пигит с супругой
Караимская кенаса, г. Евпатория
С.Э. Дуван и памятник ему в г. Евпатория
Ул. Гиляровского (быв. 2-я Мещанская), 57 (слева) и 65, «дома дешевых квартир» для семейных и одиноких, 1906—1908 гг.
Экспериментальный дом-коммуна Наркомата финансов РСФСР, Новинский б-р, 25 к. 1, архитектор М. Гинзбург, 1928 г.
«Город Солнца» И. Леонидова
«Летающий Город» Г. Крутикова
«Зелёный Город» Н. Лидовского
Город-кольцо «Сатурний» В. Калмыкова
Примечания
1. М.О. Чудакова — булгаковед, доктор филологических наук, член Европейской академии, профессор Литературного института, председатель Попечительского совета музея.
2. И.О. Мишина — первый директор музея М.А. Булгакова (2007—2012), с 2013 г. — Президент музея М.А. Булгакова.
3. Концепция И.О. Мишиной, оформление А. Глотова.
4. Построена фабрика в 1891 двумя караимами, из сочетания их двух фамилий, Дуван и Катык, образовано название фабрики «Дукат».
5. Наследники И.Д. Пигита успели в 1917 году продать этот дом Московскому Благушинскому Домовладельческому Акционерному обществу.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |