Известно, что в 1939 г. М.А. Булгаков задумал последнюю пьесу, варианты ее названий — «Ласточкино гнездо», «Альгамбра», «Гибель Гренады», «Ричард Первый»1.
По этому поводу есть очень краткая запись самого М.А. Булгакова от 6 января 1940 г. и два основных пересказа замысла писателя: Е.С. Булгаковой и П.С. Попова со слов Елены Сергеевны, но сделанный 15 апреля 1940 г., т. е. раньше, чем она сама составила текст. Запись об этом в дневнике Е.С. Булгаковой датируется 18 мая. Обе записи опубликованы:
Миша задумал пьесу («Ричард Первый»)2; Задумывалась осенью 1939 г. Пером начата 6.I.1940 г.3
К этой пьесе обращались И. Ерыкалова и М.О. Чудакова4. Приведем некоторые отрывки из записей П.С. Попова и Е.С. Булгаковой. В версии П.С. Попова рассказывается о писателе, живущем в мансарде с женой, которая жалуется на его неустроенность. Писатель отвечает ей:
«Дело в счастьи и нужно найти свое счастье». Он <...> вспоминает, как в его детстве водили по дворам попугаев. При них были заклеенные конверты, и попугай с клювом раздавал желающим конверты с пожеланиями, «с счастьем»5.
Писатель находит письмо матери некоего «всесильного человека», и с помощью этого письма с ним встречается. Далее следует так называемый «монолог о наглости» «всесильного человека»:
«Много я безобразий видел на своем веку, много нахальства, которое приходилось обрывать, но такой наглости я не встречал. Откуда вы взялись, что за попутай, что за ерунду вы несете! <...> Помните, если вы хоть что-нибудь расскажете, что вы здесь видели и слышали, то вам будет конец. <...>» В результате передачи письма всесильному человеку, писатель добивается нужного и постепенно вкрадывается в доверие. <...> он живет в новой богатой и роскошной квартире6.
Дальше речь идет о самом «всесильном человеке», который обладает всем, но ищет лишь любви, а ее все нет. Он решается бежать за границу с любимой женщиной. Следует сцена на южном побережье над морем. Он договаривается о побеге с заговорщиком:
И вдруг перед ним светящаяся точка. Это — чья-то горящая трубка. <...> Оказывается, это Сталин, с которым всесильный человек близок. Сталин заговаривает с ним <...> и спрашивает: «Покажи свой револьвер, мне что-то мой револьвер не нравится». <...> Сталин <...> говорит: «Ну, возьми, это хороший револьвер». <...> Но скоро всесильного человека берут, арестовывают. Писатель об этом узнает, читая газету. Все расчеты его рушатся, авторитет его падает в связи с тем, что он дружил с человеком, заподозренным в заговоре, и ему снова приходится водвориться в своей мансарде7.
В записи, сделанной позже Е.С. Булгаковой, излагается близкая сюжетная канва, но с серьезными коррективами. Здесь подчеркивается принадлежность «всесильного человека» НКВД, и прямо содержится намек на Ягоду в качестве его прототипа. «Всесильного человека» зовут Ричард Ричардович, писатель, «молодой человек развязного типа», жалуется, говорит о «своей гениальности», просит помощи. Нет никакого упоминания письма. После «монолога о наглости» заключается соглашение, писатель обещает написать «пьесу на нужную тему». На генеральную репетицию пьесы приезжает Ричард. После премьеры сцена на даче Ричарда. Опять эпизод с женщиной, планы бежать за границу. Однако никаких южных морей не упомянуто. И снова появляется Сталин, имя которого не названо, следует диалог о револьвере:
Общее потрясение — известие об аресте Ричарда. О самоубийстве его <...> О том, что он враг <...> Пьеса летит ко всем чертям. Автор вылетает из театра. <...> Мансарда. Там жена писателя. Появляется уничтоженный автор. Все погибло <...>8.
Как пишет М.О. Чудакова,
...крах Ричарда означал и крах писателя9.
Исследовательница рассматривает несколько фигур в качестве прототипов пары всесильного человека и писателя: Маяковский — Агранов, Горький — Ягода, Бабель — Ежов и Горожанин. Кроме того, она упоминает, что в дружеских и родственных отношениях с чекистами находились В.М. Киршон, Л.Л. Авербах, А.Н. Афиногенов:
Падение в 1937—38 гг. всесильных чекистов — Ягоды, Агранова, Ежова, одного за другим, неизменно обрушивавшее вслед за собой и литературные карьеры, было предметом пристального внимания Булгакова, что видно по дневнику Е.С. К весне 1939 года все эти люди исчезли. И тогда стали предметом его драматургии10.
Однако М.О. Чудакова признает в фигуре писателя и «автобиографический пласт подведения итогов и покаяния»11. И это представляется самым интересным для нашего контекста. Вновь подчеркиваем, что у М.А. Булгакова могло быть несколько источников в формировании его замысла. Однако история его собственного знакомства с Б.Е. Этингофом, кажется, также имеет непосредственное отношение к последней пьесе.
Писатель в кризисной ситуации ищет поддержку всесильного человека и обретает ее благодаря письму, приносящему счастье. Всесильный человек произносит монолог о наглости. Он настаивает на сохранении тайны того, как удалось помочь писателю. Благодаря покровительству «всесильного человека» писатель обретает возможность договориться с властью и успешно работать.
Тема «наглости» уже возникала неоднократно. В частности, Пилат возмущается откровенностью высказываний Иешуа (его «языком»), секретарь, записывавший допрос Иешуа Пилатом, поражается неслыханной дерзостью арестованного, когда тот предлагает Пилату прогуляться12. Согласно рассказу Е.Ф. Никитиной 1969 г., М.А. Булгаков был вызывающе дерзок на допросе во Владикавказе. Затем это повторилось и на пушкинском диспуте. Дерзкий тон письма М.А. Булгакова правительству 1930 г. вызвал недовольство А.С. Бубнова и Ф.Я. Кона, которые сочли его недопустимым и отказали писателю в разбирательстве. Очевидно, что Б.Е. Этингоф вынужден был улаживать эту ситуацию и, вероятно, делать выговор М.А. Булгакову «за наглость».
Затем следует история «всесильного человека» с поисками любви и поездкой за границу, диалог у южного морского побережья, не исключено, что это касалось отъезда Б.Е. Этингофа на четыре года в Трапезунд, где тогдашняя жена Наталья Васильевна его покинула, т. е. произошел кризис любви. Да и следующий брак с феминисткой Е.Ф. Никитиной вряд ли можно назвать безоблачно счастливым. Тема всесилия многократно обыгрывается и в окончательной, и в ранних редакциях романа «Мастер и Маргарита» в связи с образом Воланда. О неограниченных возможностях его говорят Коровьев перед балом, сам Воланд, говорит и думает Маргарита, и повторяется именно эпитет «всесильный»13.
Разговор с И.В. Сталиным про револьвер мог касаться реального оружия, хранившегося у Б.Е. Этингофа, о котором М.А. Булгаков, вероятно, знал и даже мог получить у него один из револьверов. В редакции романа «Великий канцлер» была запланирована глава под названием «Револьвер у поэта»14. И в ней говорилось о том, что Воланд дарит револьвер поэту (персонажу, который впоследствии будет назван мастером):
Примите от меня этот подарок, и тут он протянул поэту маленький черный револьвер с золотою насечкой. Поэт, все так же мутно и угрюмо глядя исподлобья, взял револьвер и спрятал его в глубоком кармане под кацавейкой15.
Затем подаренный уже мастеру револьвер вновь упоминается в сцене отравления вином, принесенным Азазелло16. Кроме того, револьвер фигурирует в нехорошей квартире после бала, когда Азазелло и Кот стреляют в цели, а у Кота в лапах в момент захвата нехорошей квартиры браунинг17.
В. Лакшин, зафиксировавший устные рассказы Е.С. Булгаковой, писал:
В 1929 году, «лишенный огня и воды» Булгаков готов был наняться рабочим, дворником, — его никуда не брали. После разговора по телефону со Сталиным, когда ему была обещана работа в Художественном театре, он бросил револьвер в пруд. Кажется, в пруд у Новодевичьего монастыря18.
1 августа 1969 г. Е.С. Булгакова сходным рассказом делилась и с историком С.Н. Семановым, она говорила, что в ожидании ответа на письмо правительству М.А. Булгаков думал о своем револьвере:
Написав письмо в марте 1930, Б. был взволнован и угрюм. «Если ответа не будет, я должен покончить с собой». Для этой цели хранил в столе браунинг19.
У М.А. Булгакова был револьвер, хотя хранить его было запрещено. Если у него был замысел главы, в которой «поэт», т. е. автобиографический герой, получает револьвер от Воланда, можно предполагать, что сам М.А. Булгаков также получил его от какого-то покровителя. Б.Е. Этингоф, по-видимому, владел револьверами еще и в 1937 г., в частности, о этом сообщает в своем доносе Е. Чернявский:
Б. Е. упомянул, что у него 4 револьвера без разрешения, когда я сказал, что их надо сдать, — он ответил, что он не отдаст и будет драться за них, если у него захотят отнять20.
Нетрудно сделать и следующее допущение о том, что М.А. Булгаков мог получить от Б.Е. Этингофа один из револьверов после его возвращения из Трапезунда, но после завершения трагической ситуации весной 1930 г., благодаря его покровительству, надобность в оружии отпала, и револьвер был отправлен в пруд.
И наконец, тема краха «всесильного человека», который повлек за собой крах карьеры писателя, также вполне автобиографична для М.А. Булгакова. Б.Е. Этингоф сначала был отстранен в 1933 г. от работы в Наркомпросе, а затем в феврале 1937 г. исключен из партии и лишился всякой работы. Именно к этому времени относится резкое ухудшение дел М.А. Булгакова и его крайне угнетенное состояние.
Примечательно, что П.С. Попов в своем пересказе замысла пьесы говорит, что именно письмо сыграло решающую роль в обретении покровительства, что писатель «дружил» с «всесильным человеком». Напомним, что именно П.С. Попов, близкий друг М.А. Булгакова, его первый биограф, прекрасно осведомленный о его жизни, в своем послании весной 1930 г. рассказывал о ситуации с письмом правительству, что было «письмишко», но скрывал реальные взаимоотношения писателя с покровителем:
Эйхенбауму внушил, что Вы <...> ни с кем не дружны21.
Вполне возможно, что Е.С. Булгакова при составлении своей записи руководствовалась главным образом цензурными соображениями и сознательно редактировала замысел писателя, чтобы максимально скрыть именно автобиографический подтекст будущей пьесы. Как уже говорилось выше, никаких упоминаний Б.Е. Этингофа ни в ее дневнике, ни в вырезках альбомов, переданных в РГБ, ни в каких других документах не было.
Примечания
1. Чудакова М.О. О последнем замысле М.А. Булгакова // Тыняновский сборник. Седьмые тыняновские чтения. С. 214.
2. Булгакова Е. Дневник... С. 260.
3. Там же. С. 387—389.
4. Ерыкалова И. «А зачем же... мне писать не дают?»: Проходят традиционные майские булгаковские чтения // Литератор. Л., № 16. 11 мая. 1990. С. 8; Чудакова М.О. О последнем замысле... С. 212—221.
5. Булгакова Е. Дневник... С. 387—388.
6. Булгакова Е. Дневник... С. 388.
7. Там же.
8. Булгакова Е. Дневник... С. 315—316.
9. Чудакова М.О. Архив... С. 140.
10. Чудакова М.О. О последнем замысле... С. 217.
11. Там же. С. 218.
12. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 661.
13. Там же. С. 583, 827, 850, 853, 861.
14. Чудакова М.О. Архив... С. 108—109; Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 19.
15. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 178.
16. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 636.
17. Там же. С. 847—848, 894.
18. Воспоминания о Михаиле Булгакове. С. 414.
19. Семанов С. Свидетельства Маргариты о мастере // Литературная Россия, 2006. № 40. 06.10. URL: http://www.litrossia.ru/archive/item/1238-oldarchive.
20. РГАСПИ, ф. 589, оп. 1, д. 14274, т. 1, л. 17.
21. «Когда я вскоре буду умирать...» С. 94, 97. Примеч. 8.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |