6. М.А. Булгаков и писатели

М.Я. Козырев

М.Я. Козырев — сатирик, хорошо известный в 1920—1930-х годах, он сотрудничал в юмористических журналах, особенно любил «Бегемот», где работал в 1925—1927 г. после обновления под редакцией Д'Актиля, а также и в «Крокодиле» — в 1924—1927 г., где был одним из самых популярных авторов (ил. 65)¹. Он писал об этом в письме И.Л. Кремлеву-Свэну:

Ты понимаешь, что это значит: например, я пишу для «Лаптя», а что не подходит, посылаю в «Бегемот». Это одно! Я пишу для «Крокодила», а что для них слишком хорошо, — я посылаю в «Бегемот». Это другое. И — я пишу для «Бегемота», а что плохо — отдаю в «Крокодил». Это третье².

В серии «Библиотека Бегемота» в 1926 и 1927 гг. вышли две его книги — «Рассказы» и «Необыкновенные истории»³. В том же 1927 г. в этом журнале был опубликован его портрет. Однако обновленный «Бегемот» оказался слишком свободным юмористическим органом, он подвергся резкой идеологической критике и был окончательно закрыт в 1928 г.:

«Бегемот», например, изменив свою внешность и став более нарядным, продолжал все дальше отходить от задачи обслуживания рабочих и стал открытым рупором обывательского самодовольства и ареной пошлых юмористических упражнений совершенно не понимающих нашей действительности беспартийных литераторов и художников из дореволюционных журналов⁴.

Как уже говорилось, М.Я. Козырев был постоянным участником, а с 1922 до 1931 г. и секретарем объединения «Никитинские субботники»⁵. И.Н. Розанов в «Письме провинциала» Спиридона Косоворотова писал:

<...> Садится дама кудреватенькая, это и есть сама Евдоксия Федоровна, далее какой-то черненький, щупленький <...> кто с бородкой — секретарь⁶.

27 января 1923 г. М.Я. Козырев читал на «Никитинском субботнике» рассказ / повесть «Крокодил. Три дня из жизни Красного Прищеповска»⁷. М.О. Чудакова отмечала, что сатирическое творчество М.Я. Козырева повлияло на М.А. Булгакова, и влияние связывала как раз с этим рассказом:

Сохранившаяся авторская машинопись этого рассказа датирована 1921 годом. Она позволяет предположить, что этот рассказ оказал влияние на Булгакова — прежде всего на замысел повести «Роковые яйца». Но влияние это, возможно, было и более глубинным — и откликнулось много лет спустя в эпилоге «Мастера и Маргариты»⁸.

Произведения М.Я. Козырева многократно обсуждались на субботниках, в частности 12 октября 1929 г. его рассказы, как и журнал «Бегемот», подверглись резкой критике за антисоветскую сатиру:

М.Я. Козырев прочел три рассказа: «Хмель», «Доберман», «Торжество» <...> Л.С. Лозовский: <...> Содержание рассказов гораздо значительнее, чем это может показаться на первый взгляд. Основной тон этих рассказов неприемлем, хорошо, что автор больше не пишет таких рассказов⁹.

Весной 1930 г. на субботнике обсуждалась комедия «Балласт», написанная М.Я. Козыревым в соавторстве с И.Л. Кремлевым-Свэном. Об этом сохранилась записка самого сатирика:

Я хочу прочесть новую комедию «Балласт» в 3 д. (40 стр. текста) — примерно 1.15 м чтения. Вещь нескучная, а скорее (не проверял) очень веселая. М. Козырев. 1/III 30¹⁰.

Этой пьесой очень интересовался М.А. Булгаков, о чем пишет в своих воспоминаниях уже И.Л. Кремлев-Свэн, однако указывает только свое авторство:

Последний раз я видел его в середине 30-х гг. Привела меня к нему написанная мною пьеса «Балласт». Комедия. Я не помню уже почему и как она попала к Михаилу Афанасьевичу. Комедия была построена на смешном анекдоте, создавшем хорошо «пружинивший» сюжет. Было в ней одно особенно выигрышное для комедийного актера место <...> Пьеса моя чем-то заинтересовала Булгакова, и, разговаривая о ней со мной, он тут же «проиграл» одно понравившееся ему место¹¹.

П.Н. Зайцев в своих воспоминаниях рассказывает о кружке писателей-фантастов, в который входили и М.Я. Козырев, и М.А. Булгаков:

С конца 1923 года и весь 1924 год <...> я сделал попытку организовать небольшой кружок писателей-фантазеров, «фантастических» писателей. М.А. Булгаков, С.С. Заяицкий, М.Я. Козырев, Л.М. Леонов и Виктор Мозалевский должны были войти в основную группу, с расчетом на расширение кружка и привлечение новых членов этой направленности <...> К затее организовать такой кружок и Леонов, и Козырев, и Булгаков отнеслись сначала с интересом. Мысль объединить писателей по линии особенностей их творческого дарования и мастерства показалась чем-то соблазнительной и просто удачной. Из нее могло получиться нечто путное¹².

Кроме интереса к фантастике, примечательно, что М.Я. Козырев, подобно М.А. Булгакову, имел склонность к чертовщине. В 1926 г. была опубликована книжка под названием «Чорт в Ошпыркове»¹³.

Критика сочинений М.Я. Козырева продолжалась и на заседаниях ВССП, 8 декабря 1931 г. состоялся доклад К.Л. Зелинского и 15/V-31 г. принята резолюция о книге М.Я. Козырева и И.Л. Кремлева-Свэна «Город энтузиастов»:

Принять заключение комиссии с внесенными поправками о халтурности произведения и отсутствии философского подхода, что лишило идею произведения присущей ей высоты. Приложение. Заключение комиссии ВССП <...> по поводу книги Мих. Козырева и И. Кремлева-Свэна «Город энтузиастов». Но какую область будущей жизни в советской столице не возьмутся описывать авторы, тотчас мы имеем злую, классово-враждебную нам карикатуру на сегодняшнюю (и прошлую нэповскую) действительность. Механическое перенесение облика нэповской Москвы в Москву социалистическую, реконструированную имеет под собой одну подкладку — высмеять наше строительство, опошлить его, уверить читателя в неудаче освободиться от «цыганских» пивных и «живучих частников» <...> «Город энтузиастов» есть последовательно проведенное извращение самих основ нашего строительства социализма <...> Роман М. Козырева и И. Кремлева-Свэна по самому существу и самым резким образом расходится с общеидеологическими установками всего Союза в целом, и Правлению ВССП, поскольку оно занялось обсуждением этой книги, необходимо было найти форму, в которой подчеркнуть свое решительное несогласие с подобного рода «творчеством» некоторых членов Союза¹⁴.

Однако есть основания полагать, что М.Я. Козырев не только был хорошо знаком с М.А. Булгаковым по литературным кружкам, был близок ему по духу как фантастический писатель, а также интересовался чертовщиной и оказал влияние на него, но и был одним из прототипов Кота Бегемота в романе «Мастер и Маргарита».

Исследователи уже допускали, что его прозвище Бегемот могло быть связано как раз с одноименным журналом¹⁵. Из близких М.А. Булгакову литераторов оно могло касаться только М.Я. Козырева. Помимо прозвища, некоторые реплики Кота в романе указывают на пародирование сочинений сатирика и его личности. Так, Бегемот говорит:

Уж вы мне верьте <...> я форменный пророк¹⁶.

Пророческой была повесть-антиутопия М.Я. Козырева «Ленинград»¹⁷. Герой повести, революционер-подпольщик, был усыплен в 1913 г., проснулся в 1950 г. и застал еще более страшную цензуру, чем до революции.

В романе М.А. Булгакова неоднократно говорится, что все, сказанное Котом, «враки, как и всегда», вранье или «вранье от первого до последнего слова», что верить ему нельзя¹⁸. Это прямо перекликается с названием повести М.Я. Козырева 1936 г. (не опубликованной при жизни писателя) — «Пятое путешествие Гулливера капитана воздушного корабля, в Юбераллию, лучшую из стран мира, называемую также страной лицемерия и лжи»¹⁹. Исследователи отмечали в этой повести аллюзии на реалии и фашистской Германии, и советской России. Примечательна реплика Кота о несуществующей жене:

Ах, мессир, моя жена, если б только она у меня была, двадцать раз рисковала остаться вдовой! Но, по счастью, мессир, я не женат, и скажу вам прямо — счастлив, что не женат. Ах, мессир, можно ли променять холостую свободу на тягостное ярмо!²⁰

В полной рукописной редакции романа 1928—1937 гг. в сцене на балу Кот писклявым голосом передразнивает жен, которые дома пилят мужей после бала²¹. Здесь имеет смысл обратиться к деликатной теме взаимоотношений М.Я. Козырева с его реальной женой, поэтессой Адой Владимировой, каковые и были для него в некоторой мере «тягостным ярмом». П.Н. Зайцев вспоминал о том же кружке писателей-фантастов:

Потом мы сделали оговорки и ограничения относительно писательских жен. М.Я. Козырев стал ездить в наш, по существу, рабочий писательский кружок, а вовсе не литературный салон со своей женой поэтессой А.Д. Владимировой. <...>

Ада, Ада, Ада, Ада,
Ада, Ада, это вы... —

так пел о ней в литературном салоне Е.Ф. Никитиной милый И.Н. Розанов. Она тоже не способствовала сплочению кружка, а развалу его, охлаждению к нему, критическому отношению к моей затее она весьма помогла <...> Что же получилось с чтением новой вещи Леоновым у нас в этот вечер? Милая дама, жена Козырева, еще раньше 11 часов вечера начала беспокойно ерзать на своем стуле или на диване, где она сидела, и дергать своего «Мишу» громким шепотом: «Миша, едем, трамвай уйдет!». Леонов продолжал читать, но громкий шепот Ады его очень дергал и раздражал. С грехом пополам досидели мы до 12 часов... Нетерпеливая, беспокойная дама увлекла-таки своего мужа писателя М.Я. Козырева гораздо раньше, просто прервав чтение. Вечер был испорчен всем: и Леонову, и всем присутствующим <...> Леонов и Булгаков после пеняли мне, зачем я привлек в него дам...²²

Обремененность М.Я. Козырева постоянным присутствием жены передана и в приведенном выше стихотворении Я. Окунева «Никитинский музей. Дети! Овсяный кисель на столе... (Гекзаметры)» от 3 апреля 1930 г.²³ У М.Я. Козырева был длительный роман с Е.Ф. Никитиной, секретарем которой он был много лет, роман, драматичный для него, что явствует из его писем 1928 г. к ней, в частности из письма от июля 1928 г.:

Связывало меня с тобою эти пять почти лет, а не последние три месяца... Она чувствует это и отсюда такая, казалось бы, необоснованная ревность <...> Никого нельзя любить, кроме тебя. Милая!²⁴

На это уже обратила внимание Н.В. Умрюхина, которая предполагает, что личная драма М.Я. Козырева отразилась в коллизиях его прозаических произведений:

Личные взаимоотношения Козырева с председателем «Никитинских субботников» Е.Ф. Никитиной станут одной из драматических страниц его жизни и, возможно, найдут художественное отражение в истории главных героев романов «Подземные воды» и «Город энтузиастов»²⁵.

Роль Кота в романе М.А. Булгакова — роль беса, шута горохового, валяющего дурака. М.Я. Козырев как беспощадный сатирик прекрасно соответствует этой роли. Кроме того, Кот — не просто шут, но шут сатаны, т. е. Воланда. Если Б.Е. Этингоф был одним из прототипов Воланда, а М.Я. Козырев секретарем Е.Ф. Никитиной, то он отчасти выполнял секретарские функции и при ее супруге. Возможно, в стихотворении Я. Галицкого от 31.01.33 по случаю дня рождения Е.Ф. Никитиной под котом ученым также имелся в виду ее бывший секретарь:

Здесь днем и ночью кот ученый
Все ходит по цепи кругом²⁶.

При этом М.А. Булгаков подчеркивает серьезный интеллектуальный подтекст буффонады и вранья Кота, вкладывая в его уста реплику о собственных речах:

Речи мои представляют отнюдь не пачкотню, как вы изволили выражаться в присутствии дамы, а вереницу прочно упакованных силлогизмов, которые оценили бы по достоинству такие знатоки, как Секст Эмпирик, Марциан Капелла, а то, чего доброго, и сам Аристотель²⁷.

Тем самым писатель указывает на конкретные философские основы (скептицизм, образование и логика) болтовни Кота. Особенно примечательно здесь упоминание Секста Эмпирика как главного выразителя скептицизма: напомним, что в письме к правительству от 28 марта 1930 г. М.А. Булгаков писал о своем собственном скептицизме как неотъемлемом свойстве всякого сатирика. По отношению к Коту это и должно быть намеком на серьезный сатирический характер его шуток. В эпизоде с приездом Поплавского в нехорошую квартиру Кот надевает очки, чтобы рассмотреть его паспорт, что тоже может служить указанием на интеллектуальную деятельность персонажа. Во многих эпизодах он принимает человеческий облик; мастер, обращаясь к нему, говорит, что он не очень-то Кот²⁸.

Внешность М.Я. Козырева этому не противоречит. Он был худощав, небольшого роста, с крупной головой, густыми черными волосами, временами носил бородку. Булгаковский Кот надевает кепку на круглую голову, поросшую густым волосом или чем-то, очень похожим на кошачью шерсть²⁹. В сцене полета в финале романа он становится худеньким юношей. На балу у сатаны Кот оказывается среди организаторов. Как человек, близкий к Е.Ф. Никитиной, М.Я. Козырев мог принимать участие на вечере в Музее. Здесь уместно вновь обратиться к воспоминаниям Е.Ф. Никитиной о шуточной скульптуре, подаренной ей С.М. Городецким, где у ее ног было изображение собаки. Поза Маргариты, встречающей гостей на балу на вершине лестницы с Котом у ног могла отражать не только шуточную скульптуру Е.Ф. Никитиной, но и ее взаимоотношения с секретарем. Примечательно, что на картине К. Юона Е.Ф. Никитина также изображена стоящей, а рядом с ней под рукой сидит именно ее секретарь М.Я. Козырев (ил. 44).

Примечателен эпизод в романе после бала, когда Кот диктует текст удостоверения для Николая Ивановича, а Гелла его печатает на машинке:

И не успел Николай Иванович опомниться, как голая Гелла уже сидела за машинкой, а кот диктовал ей. <...> Чисел не ставим, с числом бумага станет недействительной, — отозвался кот, подмахнул бумагу, откуда-то добыл печать, по всем правилам подышал на нее, оттиснул на бумаге слово «уплочено» и вручил бумагу Николаю Ивановичу³⁰.

Этот эпизод мог пародировать секретарские функции на «Никитинском субботнике», поскольку, кроме М.Я. Козырева, у Е.Ф. Никитиной всегда бывали еще и секретарши-машинистки, в частности Р.Э. Корн, написавшая об этом воспоминания, а также К.Г. Ковальская³¹.

Можно попытаться прокомментировать и знаменитую формулу «рукописи не горят», произнесенную по поводу сожженного романа мастера. Кот в этом эпизоде сидит на пачке рукописей мастера, которая возникла из воздуха по требованию Воланда, а потом он же пакует их в чемодан³². В.И. Лосев уже обратил внимание на то, что этот эпизод можно рассматривать как указание на реальное существование завершенной редакции романа «Мастер и Маргарита»³³. Его мысль можно продолжить и развить: вся эта пародийно-дьявольская ситуация могла быть связана с реальным хранением рукописей романа М.А. Булгакова у Е.Ф. Никитиной. Как уже говорилось, в архиве Е.Ф. Никитиной сохранился машинописный экземпляр романа, причем, по свидетельству Е.Ю. Колышевой, он не имеет отношения к копиям, сохраненным Е.С. Булгаковой. Возможно, что еще раньше у Е.Ф. Никитиной мог быть экземпляр одной из ранних редакций, и М.А. Булгакову после сожжения рукописи выдали дубликат. В легендарных рассказах Е.Ф. Никитиной о нескольких кофрах рукописей М.А. Булгакова могла содержаться и доля истины, но к 1960-м годам они уже могли быть перераспределены между другими владельцами. Е.Ф. Никитина действительно хранила у себя некоторые рукописи писателей, в том числе репрессированных, в частности, рукописи самого М.Я. Козырева и А. Веселого³⁴.

И наконец, особых комментариев требует появление пары Кота и Коровьева в ресторане Дома Герцена и их подпись «Панаев и Скабичевский». Уже шла речь о том, что М.А. Булгаков мог обыграть эпизод на вечере в музее и шутливую запись в явочном листе субботника³⁵. Фамилия «Па-на-ев» по количеству слогов и ритмике близка фамилии «Ко-зы-рев», только ударение отличается. Аналогично писатель мог подразумевать и взаимосвязь начала фамилии писателя и обозначения персонажа «Ко-т».

Кроме того, М.Я. Козырев и его соавтор И.Л. Кремлев-Свэн имели непосредственное отношение не только к лавке писателей, о чем шла речь в третьей части, но и к столовой Дома Герцена и ее окончательной ликвидации. С весны 1931 г. М.Я. Козырев обладал правом подписи текущего счета столовой наряду с Я.Д. Розенталем³⁶. Сохранился членский билет, выданный Козыреву М.Я. 20 декабря 1932 г. для входа в столовую Горкома писателей, на лицевой стороне корочки написано «Дом имени Герцена»³⁷. Тем самым образ Кота, поджигающего ресторан, мог быть прямо связан с М.Я. Козыревым и И.Л. Кремлевым-Свэном. Итак, мы считаем допустимым рассматривать М.Я. Козырева как одного из центральных прототипов Кота Бегемота в романе М.А. Булгакова.

С.М. Городецкий

Л.Л. Фиалкова убедительно показала, как М.А. Булгаков использовал в тексте романа «Мастер и Маргарита» критическую рецензию С.М. Городецкого на пьесу С.М. Чевкина «Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины», вышедшую в 1922 г. в Симбирске³⁸. Статья была опубликована в 1923 г. в «Красной ниве». По мнению С.М. Городецкого, главный недостаток пьесы кроется в признании реальности личности Иисуса:

<...> Автор так определяет свою задачу: вскрыть, наконец, подлинную жизнь раввина Иешуа. Автор не отвергает астрономическую теорию, выводившую евангелия из вавилонских мифов о луне и звездах, и признает историческую личность Иисуса. Но как раз в этом подходе к теме кроется и главный недостаток пьесы, лишающий ее полного влияния на массы и мешающий ей стать орудием в борьбе с религиозными предрассудками. Заметно увлекаясь личностью Христа, автор из его жизни делает историю врача-неврастеника, а не этап борьбы рабов против господ³⁹.

Как отмечает Л.Л. Фиалкова, текст рецензии вызывает отчетливые ассоциации с речью Берлиоза, обращенной к Бездомному на Патриарших прудах. М.А. Булгаков по канве антирелигиозной рецензии выстроил разбор Берлиозом поэмы Ивана. Он, как и С.М. Городецкий, упрекает поэта, что Христос у него получился как живой⁴⁰.

К наблюдениям Л.Л. Фиалковой по поводу антирелигиозных сочинений С.М. Городецкого, послуживших источником для эпизода на Патриарших прудах, можно добавить следующее. Эта сцена композиционно построена аналогично пьесе С.М. Городецкого «Старуха на духу»⁴¹. Действие в ней развивается в виде диалога двух персонажей: попа и не желающей исповедоваться старухи. Их спор достигает кульминации, доходит до драки, и тогда появляется псевдочерт, ряженый комсомолец Ваня, который угрожает попу адскими муками, прогоняет его и предсказывает полное исчезновение попов:

Сковородки раскаленной
Удостоен ты в аду <...>
Я не черт, а комсомолец.
А рога я привязал,
Чтобы жулик богомолец
В страхе правду рассказал <...>
Не желает? Сами стащим! (Выгоняет попа)
Поп уйдет с лица земли⁴².

А у М.А. Булгакова в сцене на Патриарших прудах полемический диалог двух литераторов, Берлиоза и Бездомного, завершается первым появлением Воланда-сатаны, также псевдо-Мефистофеля, который тут же предсказывает Берлиозу скорую кончину от руки комсомолки, после чего тот уходит, и его смерть немедленно свершается согласно предсказанию. Поучения атеиста Берлиоза при этом пародируют проповедь попа, о чем прямо говорится словами Воланда:

Вы всегда были горячим проповедником <...>⁴³.

М.А. Булгаков следует здесь логике большевистской пропаганды, в которой идеи сопоставления христианства и коммунизма как религии были актуальны с первых лет, о чем шла речь во второй части. Мотив пародийного уподобления большевистской пропаганды проповеди мы видим и в эпизоде, когда Воланд говорит Бездомному о пропаганде среди мужиков⁴⁴. Примечательно, что во время атеистической проповеди, навеянной рецензией С.М. Городецкого, Берлиозу привиделся («соткался из воздуха») Коровьев. Так М.А. Булгаков связывает демагогию, источником которой был текст поэта, с образом своего персонажа. А после этого уже живой Коровьев услужливо указывает Берлиозу дорогу к турникету, где он и погибнет от руки комсомолки. Обусловлено ли это ходом действия или писатель пародийно сопоставляет личность С.М. Городецкого и Коровьева? Попробуем проследить логику М.А. Булгакова.

Рецензия на С.М. Чевкина и поэма «Старуха на духу» далеко не единственные антирелигиозные произведения С.М. Городецкого 1920-х и 1930-х годов. Частью его богоборческой деятельности было и непосредственное участие в травле Павла Флоренского, после которой православного философа через несколько лет сослали на Соловки. Сам С.М. Городецкий не только не скрывал и не стеснялся этого, но с гордостью повторял в своих автобиографиях:

Первой моей пробой пера после ленинской учебы была злая рецензия на книгу Павла Флоренского, попа и математика, «Мнимости в геометрии»<...>⁴⁵.

Разгромная рецензия на П. Флоренского была опубликована в том самом номере «Красной нивы» и на той же странице, что и рецензия на С.М. Чевкина. Известно, как серьезно изучал М.А. Булгаков «Мнимости в геометрии», работая над романом «Мастер и Маргарита»⁴⁶. Глава, посвященная «Божественной комедии» Данте, была испещрена его пометами там, где говорилось о переходе от бытия к небытию⁴⁷. Вероятно, он интересовался и отзывами на книгу П. Флоренского, поэтому в номере «Красной нивы» мог прочесть обе статьи. Вполне возможно также, что именно рецензию С.М. Городецкого на П. Флоренского подразумевал М.А. Булгаков в реплике Ивана Бездомного, который предлагает сослать Канта на Соловки.

Н. Кузякина остроумно предположила, что фамилия Коровьев, происходит от подзаголовка журнала «Безбожник». Первый номер за 1925 г. назывался «Безбожник. Коровий», т. е. «крестьянский», редакция поясняла:

Журнал наш — журнал крестьянский. Прежде всего, хотим, чтоб он был для крестьян полезен и интересен <...> Поэтому и пишем мы в этом номере «Безбожника» и о коровьем здоровье, и о том, как знахари и попы людей морочат и скот губят⁴⁸.

Это имеет прямое отношение к С.М. Городецкому, который опубликовал огромное количество чудовищных богоборческих сочинений:

С 1921 года я выпускал книжечки стихов агитационных и пропагандистских <...> все массовым тиражом <...>⁴⁹.

Он занимался также и переводами антирелигиозных текстов. Так, в протоколе заседания «Никитинского субботника» 30 марта 1929 г. значится:

С.М. Городецкий прочел перевод из Барбюса «Евангелие Иисуса сына Марии»⁵⁰.

Основная часть этих произведений поэта была опубликована именно в «Безбожнике» и в библиотечке журнала в издательстве «Атеист» под покровительством Демьяна Бедного. Примечательно, что это имело для поэта вполне практический, житейский смысл: как он сам признавался, опять-таки без всякого стеснения, Демьян Бедный обеспечил ему достойное жилье в самом центре Москвы возле Красной площади по адресу Исторический проезд, д. 1, кв. 8, где он жил и после войны:

Весной 1921 года вернулся в Москву, где я живу до сих пор. Квартиру в палатах Бориса Годунова нашел мне Демьян Бедный <...>⁵¹.

Исследователи уже обращали внимание на то, что в ситуации с поэмой Ивана Бездомного, заказанной Берлиозом специально к Пасхе, М.А. Булгаков вводит пародийную аллюзию на реальную практику атеистической пропаганды привязывать публикации и публичные акции к церковным праздникам. Прежде всего, это касалось именно Демьяна Бедного, который в 1925 г. опубликовал «Новый завет без изъяна евангелиста Демьяна», написанный в «страстную седьмицу»⁵². В пасхальную ночь того же 1925 г. была устроена антирелигиозная детская «коммунистическая Пасха»⁵³.

Весной 1931 г. пышно отмечался юбилей творчества Демьяна Бедного:

17.V.31. В связи с 20-летним юбилеем Демьяна Бедного в большевистской прессе организовать 21-го мая в клубе ФОСП вечер, посвященный творчеству Демьяна Бедного. На вечере поставить обстоятельный доклад о роли Демьяна Бедного в пролетарской литературе. Вечер провести совместно с ЛИЯ Комакадемии. Привлечь на вечер актив всех литорганизаций и, в частности, литударников. 2. Предложить издательству «Федерация» издать сборник, посвященный творчеству Демьяна Бедного. К составлению сборника привлечь литературоведческие силы Комакадемии и РАПП. 3. Послать приветствие Демьяну Бедному. Поручить составить приветствие тов. Селивановскому. 4. «Литгазете» соответствующим образом отметить юбилей⁵⁴.

18.05.31. Председатель: Предложение по поводу двадцатилетней работы Демьяна Бедного послать приветственную телеграмму. Скосырев: 24-го мая в клубе ФОСП будет устроен большой вечер, посвященный Демьяну Бедному. Я думаю, что будет уместно, чтобы от Правления в ФОСП были представители, которые будут приветствовать Демьяна Бедного. Текст приветствия поручаем составить Президиуму⁵⁵.

Об атеистической деятельности С.М. Городецкого весьма метко и беспощадно остроумно высказался в 1943 г. Р. Иванов-Разумник, поместив рассказ о нем в раздел «Приспособившиеся»:

Другой пример <...> — история приспособленчества гремевшего некогда (очень давно! — в 1906—1910 гг.) Сергея Городецкого, ныне совершенно — и по заслугам — забытого. Он, вероятно, очень хотел бы повторить путь пролетарского графа, но — переборщил: вступил членом в коммунистическую партию (чего у Алексея Толстого хватило ума не сделать), стал сотрудничать в безграмотном журнале «Безбожник» и печатать в нем во всех смыслах «безбожные» вирши. Не процвел, но приспособился вполне⁵⁶.

К этому можно добавить, что в 1925 г. С.М. Городецкий вступил в Союз революционных драматургов, его имя значится в списке от 2 июля 1930 г.:

Городецкий Сергей Митрофанович, 47 лет, интеллигент, беспартийный. Образование: историко-фил. фак. университета; литературный стаж — 20 лет. Характер творчества: поэт, критик, драматург. Главнейшие произведения и постановки: «Антигона» (Камерный театр), «Прорыв» (Экспериментальный) и много других. Член СРД с 1925 г. Адрес: Красная площадь № 1, кв. 8. Тел. 59-12⁵⁷.

На «Никитинских субботниках» неоднократно выступал с просоветскими сообщениями:

«Художественная литература об октябре» 6 ноября 1926 г.⁵⁸

В 1930 г. он вел кружок на Электрозаводе:

С. Городецкий. Вчера на Электрозаводе, где я веду кружок, был отчетный доклад (между прочим, завод дал очень хороший отзыв о моей работе)⁵⁹.

М.А. Булгаков в пьесе «Адам и Ева» также прямо обращается к теме писателя-приспособленца, погрязшего в сочинениях для «Безбожника». Литератор Пончик-Непобеда после газовой атаки, когда ему кажется, что только он уцелел в Ленинграде, обращается к Богу, чье существование прежде отрицал, и просит простить его за это⁶⁰. Возможно, его образ и навеян судьбой С.М. Городецкого:

Господи! Господи! (Крестится). Прости меня за то, что я сотрудничал в «Безбожнике». Прости дорогой, Господи! Перед людьми я мог бы отпереться, так как подписывался псевдонимом, но тебе не совру — это был именно я! Я сотрудничал в «Безбожнике» по легкомыслию. Скажу тебе одному, Господи, что я верующий человек до мозга костей и ненавижу коммунизм <...> Воззри, о Господи, на погибающего раба Твоего Пончика-Непобеду, спаси его! Я православный, Господи, и дед мой служил в консистории⁶¹.

Мотив взаимодействия героев с антирелигиозными кругами возникает у М.А. Булгакова и в других контекстах. Так, в редакции романа «Великий канцлер» говорится, что Никанор Иванович Босой — член кружка «Безбожник»⁶².

«Старуха на духу» С.М. Городецкого в подзаголовке называется «Пьеса для крестьянского театра», и в начале книжечки даются простодушные пояснения, как и в каком помещении можно осуществить ее постановку.

Пьеску можно ставить в любой избе⁶³.

Тем самым и это сочинение поэта вписывается в задачи «Безбожника» как крестьянского, т. е. «коровьева» театра. Известно, как внимательно следил М.А. Булгаков за богоборчеством журнала «Безбожник», 5 января 1925 г. он приобрел 11 номеров за 1924 г.⁶⁴

Примечательно, что фамилия Коровьев не только по смыслу обыграна в контексте антирелигиозной пропаганды, но созвучна и фонетически имени поэта-безбожника: К-оро-вьев — Г-оро-децкий. Вновь, мы видим, что М.А. Булгаков довольно прозрачно указывает на связь своего персонажа с поэтом. Фонетическое созвучие использовано и в эпизоде последнего визита в ресторан Грибоедова: Ска-би-чев-ский — Го-ро-дец-кий.

Другое имя Коровьева, Фагот, подробно прокомментировано И.Л. Галинской. Исследовательница на основании лингвистических рассуждений о русском слове «фагот» и французском «fagot» и «fagotin» приходит к выводу, что

заключенную в имени Фагот характеристику интересующего нас персонажа определяют три момента. Он, во-первых, шут (имеющий отношение к музыке), во-вторых, безвкусно одет, и, в-третьих, еретически настроен⁶⁵.

Коровьев-Фагот сочинил каламбур о свете и тьме, за который был наказан шутовством⁶⁶. Причем «прошутить» ему пришлось «немного больше и дольше, нежели он предполагал». Это толкование также соответствует личности С.М. Городецкого. Каламбур о свете и тьме, надо полагать, и был образом его антирелигиозной деятельности, за которую ему пришлось заплатить потерей творческого лица.

Внешность, манера одеваться и поведение самого С.М. Городецкого сходны с булгаковской характеристикой Коровьева-Фагота. Поэт был очень высоким и худощавым человеком, временами сутулился, всегда с маленькими усиками-перышками, носил клетчатые штаны и кепки (ил. 61, 63). С.М. Городецкий — человек из бывших, манерный, артистичный, т. е. гаер. Он играл в спектаклях, в частности в роли Юного поэта в постановке «Ночных плясок» Ф. Сологуба 1909 г., в домашних постановках и капустниках у К.И. Чуковского, у Е.Ф. Никитиной и проч. (ил. 62). Е.Ф. Никитина вспоминала об участии поэта в новогодних празднествах субботников и рассказывала о скульптуре, которую он ей подарил (об этом уже шла речь)⁶⁷.

И наконец, музыкальность Коровьева-Фагота отмечена уже в начале романа, когда при встрече с Берлиозом он называет себя «бывшим регентом». Здесь примечательно, что опять пародируется его взаимоотношения с церковью, он не просто музыкант или певец, а именно регент, регент-певун и проч., т. е. руководитель церковного хора, но бывший. Тем самым он был связан именно с церковным пением, церковной музыкой. Возможно, М.А. Булгаков был осведомлен о тяжбе Наркомпроса с МОДПИКом, церковью и Союзом воинствующих безбожников по поводу авторских гонораров за исполнение духовной музыки.

В филиале Зрелищной комиссии в Ваганьковском переулке Коровьев отрекомендован уже как «видный специалист по организации хоровых кружков»⁶⁸. Кроме того, деятельность хоровых кружков и зрелищных мероприятий прямо насаждалась Главискусством, о чем свидетельствует масса документов, в том числе изданных Б.Е. Этингофом⁶⁹. Эта роль Фагота также находит соответствие в деятельности С.М. Городецкого, который писал в автобиографиях:

Но главным в эти годы для моего творчества был переход от драматического театра к оперному. Я вырос, жил и живу в музыке. Я поставил перед собой задачу создать оригинальное либретто советской оперы. Я сочинил либретто «Прорыв» на темы гражданской войны. Музыку написал С.И. Потоцкий. Опера шла в филиале Большого театра и нескольких областных театрах. Натуралистическая постановка и бедность героической темы в музыке заморозили успех этой первой советской оперы <...>⁷⁰.

Опера «Прорыв» издана впервые в 1929 г., поставлена в 1930 г.⁷¹. Комментатор булгаковских либретто Н.Г. Шафер писал:

9 сентября 1936 года Булгакова навестил композитор Сергей Иванович Потоцкий и попросил «улучшить» либретто С. Городецкого и С. Юдина к его опере «Прорыв», уже шедшей ранее на сцене московского Экспериментального театра. Просьба эта, нужно сказать, была довольно странная. Дело в том, что некоторые музыкальные критики предъявили Потоцкому обвинение в отсутствии классового чутья: дескать, слишком уж кропотливо, подробно и драматически изобразил он страдания белого офицера Андрея Луговинова, проливающего слёзы по поводу запустения помещичьей усадьбы <...> Непонятно, на что рассчитывал Потоцкий, обратившись к Булгакову. Неужели писатель мог бы увлечься борьбой классов и политических партий? Неужели автор «Белой гвардии» изменил бы самому себе и стал бы шаржировать чувства белого офицера? Булгаков отказался переделывать либретто под предлогом, что он не привык коллективно трудиться и тем более вмешиваться в чужую работу. Потоцкий попытался «заразить» его своей музыкой — сыграл фрагменты «Прорыва». Но не «заразил», а, напротив, оттолкнул. Почему так случилось, можно судить по короткой выразительной записи в дневнике Елены Сергеевны Булгаковой, сделанной две недели спустя: «Были у Потоцких. Он играл свои вещи. Слабо. Третий сорт» <...> Потоцкий <...> был не в состоянии сочинить какие-либо запоминающиеся мелодии. Его фильмы <...> были буквально пронизаны легкодоступными песенками, но почти ни одна из них — по причине абсолютной безликости — не приживалась в быту <...> Прошли годы, и жизнь подтвердила бескомпромиссный отзыв Елены Сергеевны о музыке Потоцкого: «Третий сорт»⁷².

Тем самым М.А. Булгаков был прямо вовлечен в постановку оперы «Прорыв», автором либретто которой был С.М. Городецкий. Эта опера построена на череде песен, сменяющих друг друга и малосвязанных с сюжетом, они исполняются то хором, то сольно. В одной из песен первого акта есть слова:

Мы споем про сине море и про матушку Москву <...>⁷³.

Вероятно, М.А. Булгаков пародировал «Прорыв» и личность С.М. Городецкого как либреттиста-песенника в эпизоде с хоровым кружком, организованным Коровьевым в филиале Зрелищной комиссии. Все сотрудники учреждения непроизвольно поют песню хором и поодиночке, не могут остановиться и сгорают от стыда за происходящее. В полной рукописной редакции 1928—1937 гг. при описании этого эпизода М.А. Булгаков словно проговаривается о реальной ситуации, послужившей прототипом эпизода с хором в учреждении:

Здание сектора гремело, как оперный театр⁷⁴.

Несчастных участников массового гипноза посадили в грузовики и повезли за город в клинику Стравинского: это одновременно и образ гротескного безумия ситуации, и ее распространения за пределы Москвы, поскольку «Прорыв» ставили и в областных театрах. И «композиторская» фамилия психиатра оказывается тут исключительно к месту. Песня же поется действительно «про сине море», как в первом акте оперы. М.А. Булгаков и в этом точен в деталях:

Славное море, священный Байкал...⁷⁵

Кроме того, в соответствии со своей должностью в Большом театре в 1937—1938 гг. М.А. Булгаков вынужден был консультировать и править С.М. Городецкого, который писал новое либретто «Иван Сусанин» для оперы Глинки⁷⁶. Р. Иванов-Разумник так комментировал эту деятельность поэта-либреттиста:

Последним литературным подвигом его было перелицовывание текста оперы «Жизнь за царя» в текст оперы «Иван Сусанин». Эта юмористическая история очень шумела в последние годы в Петербурге и в Москве, — и не прославила имени Сергея Городецкого, когда-то так славно начавшего свой литературный путь (сборники стихов «Ярь» и «Перун»), для того, чтобы так бесславно закончить его к началу сороковых годов⁷⁷.

Р. Иванов-Разумник очень точно обозначает два принципиально разных периода творчества С.М. Городецкого и характер его эволюции: до революции (или до возвращения с Кавказа в период Гражданской войны) и при советской власти в Москве. Сам С.М. Городецкий трезво осознавал свое творческое падение и забвение, о чем без обиняков написал в стихотворении, адресованном Е.Ф. Никитиной, от 02.01.50:

Вы запросили биографью
Вдруг распроклятую мою?
Да легче ж на-бок сбить Кутафью,
Чем записать мне жизнь свою! <...>
Когда-то, где-то в прошлом стонут
Ошибки глупые мои...
Письмом я вашим очень тронут.
Знать, не совсем я в забытьи! <...>
В меня Вы верите? Спасибо!
Все силы в будущее лью,
Хоть будь оно огромной глыбой
Раздавит песенку мою⁷⁸.

Не случайно ассоциации с ипостасью Коровьева как темно-фиолетового рыцаря «с мрачнейшим и никогда не улыбающимся лицом» в финале романа вызывают многие фотографии С.М. Городецкого периода творческого кризиса в 1930—1940-х годах (ил. 64).

М.А. Булгаков был хорошо знаком с С.М. Городецким задолго до работы в Большом театре. С.М. Городецкий был старым другом Б.Е. Этингофа, которого М.А. Булгаков знал еще по Владикавказу. С.М. Городецкий также работал в Закавказье и на Северном Кавказе (в Тифлисе, Баку и в Осетии)⁷⁹. В Москве они встречались с М.А. Булгаковым в писательских организациях, кружках и в театрах. Так, С.М. Городецкий был завсегдатаем на «Никитинских субботниках», о чем сам писал:

В 20-х годах <...> Литературной средой, в которой я жил в это время, были «Никитинские субботники», где собирались писатели, художники, композиторы, артисты <...>⁸⁰.

Поэт был не просто близок субботникам, а, по воспоминаниям Е.Ф. Никитиной, был самым первым профессиональным писателем, который еще при А.Н. Веселовском стал читать свои произведения и посещать кружок:

Один из участников наших собраний должен был делать доклад о Сергее Городецком. На этот раз я ничего не сказала Веселовскому и позвонила Городецкому. Он жил в Москве. Я рассказала ему о нашем кружке и сказала, что мы очень хотели бы видеть его у себя. Он сказал: — Хорошо, с удовольствием. И тут у меня возникла блестящая идея: — Может, Вы и стихи свои новые принесете? — Хорошо, принесу какие-нибудь листочки. Вот подошел субботний вечер, первый в нашей жизни, когда рядом с нами сидит живой писатель. В руках — рукопись, он сегодня по истечении какого-то срока получит слово и будет выступать. Может, он захочет задать какие-нибудь вопросы, а потом он будет читать свои стихотворения. Это было замечательно. Мы необыкновенно провели этот вечер. Каждому хотелось как-то боком пристально рассмотреть поэта, как он дышит, как он комкает тетрадку в руках <...> Это был замечательный момент в нашей жизни. Впервые писатель читал свою вещь <...> Городецкий обратился к нему [А.Н. Веселовскому]: — Скажите, а я могу, право, придти к вам еще? Не в качестве поэта, а просто члена вашего кружка?⁸¹

М.А. Булгаков встречался с С.М. Городецким на субботниках, в частности, оба литератора принимали участие в обсуждении пьесы Ф.Ф. Раскольникова «Робеспьер» 16 ноября 1929 г., о чем шла речь в третьей части⁸².

Итак, можно полагать, что не только атеистические сочинения С.М. Городецкого использовались М.А. Булгаковым в романе «Мастер и Маргарита», но и личность самого поэта и либреттиста отразилась в образе Коровьева-Фагота, т. е. С.М. Городецкий был, по крайней мере, одним из возможных его прототипов. В романе перечисляются многочисленные ипостаси Коровьева-Фагота, которые вполне соответствуют личности С.М. Городецкого:

Маг, регент, чародей, переводчик или черт его знает, кто <...>⁸³.

Еще одним доказательством того, что прототипом Коровьева был именно представитель писательской среды, могут служить воспоминания Е.С. Булгаковой в пересказе В. Лакшина:

Однажды в готическом зале писательского ресторана Булгаков вдруг схватил Е.С. за руку и сказал негромко: «Смотри, Коровьев...». В дверях и в самом деле будто стоял он в своем клетчатом пиджаке, с глумливой улыбкой⁸⁴.

Ю.Л. Слезкин

Юрий Львович Слезкин (1885—1947) происходил из старинного дворянского рода, начал публиковаться еще в 1901—1902 гг. (ил. 66, 67)⁸⁵. Накануне Первой мировой войны он уже был широко известным автором нескольких романов, сборников рассказов и повестей, а также трехтомного собрания сочинений. Среди них «Картонный король», «Среди берез», «То, чего мы не узнаем», «Глупое сердце», «Господин в цилиндре», «Повести о странностях любви», «Помещик Галдин», «Роман балерины», «Ольга Орг». По последнему роману, многократно изданному и переведенному на европейские языки, был снят кинофильм. В 1909 г. Ю.Л. Слезкин организовал в Санкт-Петербурге литературно-художественное содружество «Богема», с осени 1914 по 1916 г. возглавлял клуб «Медный всадник». О злоключениях Ю.Л. Слезкина в период Гражданской войны во Владикавказе, знакомстве с М.А. Булгаковым, о его повести «Столовая гора» шла речь в первой части. В Москве Ю.Л. Слезкин возглавил в 1922 г. московский филиал берлинского художественного содружества «Веретено». Публиковался под псевдонимом Жорж Деларм⁸⁶.

Литературоведы многократно комментировали историю человеческих взаимоотношений и творческого взаимодействия Ю.Л. Слезкина и М.А. Булгакова⁸⁷. Большая часть текстов, проливающих свет на эту историю, опубликована: это выдержки из дневника Ю.Л. Слезкина, сочинения самих писателей, в том числе статья М.А. Булгакова о Ю.Л. Слезкине и проч. Однако обычно исследователи в этом контексте обращаются к ранним литературным произведениям Ю.Л. Слезкина, дореволюционным и 1920-х годов. Примечательна статья Т.М. Николаевой, в которой она предлагает рассматривать М.А. Булгакова в качестве прототипа образа композитора Тесьминова в повести Ю.Л. Слезкина «Разными глазами». Кроме того, исследовательница усматривает и значительное влияние творчества М.А. Булгакова на другие произведения Ю.Л. Слезкина — «Шахматный ход» и «Козел в огороде»⁸⁸. Не претендуя на анализ сочинений Ю.Л. Слезкина, предлагаем рассмотреть обстоятельства его деятельности начала 1930-х годов на материале неопубликованных документов, что дает возможность по-новому оценить и его взаимоотношения с М.А. Булгаковым. И в дневнике Ю.Л. Слезкина есть неопубликованные фрагменты. Кроме того, можно развить тему прототипов булгаковских героев в связи с личностью Ю.Л. Слезкина.

Исследователи обращались к статье М.А. Булгакова «Юрий Слезкин. Силуэт», впервые изданной в 1922 г. Большинство авторов отмечало толкование Булгаковым слезкинского творчества как некоей художественной неправды или литературной лжи⁸⁹. Эта мысль повторяется в статье М.А. Булгакова вновь и вновь:

Сколько блестяще построенной лжи дал Ю. Слезкин всюду <...>; Его закоулок — область красивой лжи; Таков Ю. Слезкин <...> с его пестрыми выдумками; Манерный и утонченный человек — писатель в цилиндре, сжав тонкие губы, смотрит со стороны на жизнь, но общего с ней ничего не имеет и не желает иметь; Ю. Слезкин обладает талантом видеть жизнь такой, как она есть, но не любит ее и, когда нужно писать ее, приукрасит по-своему. Наденет на нее белый парик, кавалеров заставит любезно кланяться⁹⁰.

Интерпретация М.А. Булгакова основывалась главным образом на ранних произведениях Ю.Л. Слезкина, которые принесли ему «всероссийское имя» еще до революции. И тон статьи М.А. Булгакова в целом, несмотря на отчасти критическую концепцию, весьма уважительный, он отдает должное таланту, неоспоримым литературным достоинствам и профессионализму писателя. И. Белобровцева и С. Кульюс считают, что к этому моменту в 1922 г. текст «Столовой горы» Булгакову еще не был известен, он не был движим обидой, а разбирал манеру Ю.Л. Слезкина. Это не было ответным выпадом⁹¹. Примечательно, что Ю.Л. Слезкин спустя 10 лет 09.02.32 сам откровенно признается, как все еще трудно ему обращаться к реальности:

До странности в передаче действительности, настоящих событий — я косноязычен⁹².

Но это все тонкие градации литературного творчества. 10.02.32 писатель уклончиво отмечает в дневнике:

Была опасность срыва в халтуру, когда сказать было еще нечего, а есть надо было, а положение обязывало, а предубеждение ко мне, как к «буржуазному» писателю закрывало передо мною двери журналов и обходило меня гонораром. На грани халтуры мне пришлось писать и «Кто смеется последним», и «Бронзовую луну», по заказу, к сроку, и только врожденный вкус и чувство меры спасло меня от этого позорища — эти романы, если не органически мои, то все же достаточно четки и выдержаны со стороны формальной (стилизованы). Неровно, путано это последнее мое десятилетье — попытки раскрыть себя и свое, попытки осмысливания в романе «Столовая гора», в повести «Шахматный ход» остались только попытками и не имели в дальнейшей моей работе своего развития. Все же это, на мой взгляд, лучшее⁹³.

Ю.Л. Слезкин осознает, что лучшие его создания остались в начале 1920-х годов, но речь как будто еще идет об истинно литературных проблемах. О кризисе в творческой жизни отца, совпавшего с женитьбой на О.К. Ереминой, пишет и сын писателя, Л.Ю. Слезкин:

Именно тогда начались особенные трудности: мировоззренческие, издательские, материальные, продолжались аресты знакомых людей; непризнание отца советским писателем и признание таковым в 1934 г., формальное и унизительное, ставили отца в положение человека сомнительной репутации, а значит, настораживало и отдаляло даже часть друзей. Преодолевая трудности, страхи и незаслуженные обиды, отец страдал и уставал⁹⁴.

Ст. Никоненко отмечает, что шесть лет, с конца 1928 по 1935 г., Ю.Л. Слезкина почти не печатали, его пьесы не имели успеха, семья голодала⁹⁵. Что же произошло? Ситуация конца 1920-х — начала 1930-х для серьезных литераторов, оказавшихся в кругу «попутчиков», стала критической. В период агрессивной политики РАППа, перестройки писательских организаций, их огосударствления, сфера деятельности «попутчиков» неуклонно сужалась. Естественно, что в поисках заработков многие вынуждены были браться за поденщину, срочные заказы, газетные и журнальные очерки и проч. Но действительно ли Ю.Л. Слезкина преследовали только как «попутчика» и буржуазного писателя? Кажется, он отчасти лукавит. В реальности ситуация была гораздо грубее:

Приходилось зарабатывать скетчами на темы развития трамвайного парка и санитарного просвещения⁹⁶.

И. Белобровцева и С. Кульюс также обращали внимание на интенсивность процесса превращения Ю.Л. Слезкина из буржуазного в советского писателя⁹⁷. К началу 1930-х годов Ю.Л. Слезкин окунулся в стихию низкопробной советской продукции, не брезговал участием в халтуре и антирелигиозной пропаганде. Примечательно, что Т.М. Николаева связывает само творческое оскудение Ю.Л. Слезкина как писателя к концу 1920-х годов и с исчезновением мотива Булгакова из его сочинений⁹⁸. В те же дни, 09.02.32, он замечает о своей пьесе «Лаковые туфли»:

Никто не решается ее ставить после той отчаянной ругани, которая посыпалась на меня из-за «Путины» и «Балахны» <...> Давно уже чувствую себя в положении человека с трудом выбирающегося из трясины и тут же оглушаемого дубинкой по голове...⁹⁹

17.02.30 в Справке о своей общественной работе, поданной в Правление ВССП, Слезкин сообщает:

В ближайшее время выезжаю в качестве ударника в район сплошной коллективизации для работы на месте в качестве организатора драмкружка, лит. вечеров, стенгазеты и пр., а также для написания пьесы на тему о реконструкции сельского хозяйства. За перегруженностью работой в настоящее время могу до своего отъезда в колхоз принимать участие лишь в лит. вечерах, устраиваемых на предприятиях (чтение коротких рассказов на антирелигиозную тему и проч.)¹⁰⁰.

В автобиографии (после 03.06.30) он сообщает:

Недавно вернулся с бригадой ВССП из Балахны, где работал по ликвидации прорыва на бумфабрике. Работа эта не только теснейшим образом связала меня с производством, но и перевооружила тематически и методологически как писателя. Прикрепившись до конца пятилетки вместе с тов. по бригаде к бумкомбинату, я поддерживаю и живую связь с организованными там лит. и драм кружками. Сейчас пишу очерки о Балахне для «Федерации» и работаю над новой пьесой. Принимаю ближайшее участие в работе режиссуры над моей пьесой «Весенняя путина» в театре им. Вахтангова (пьеса написана по материалам, собранным в рыбацком колхозе, где я прожил три месяца по контрактации Всероскомдрама). Активно участвую в общественной жизни Всероскомдрама. Но должен сказать — работа в московских литорганизациях, отнимая очень много времени и нервов, ничего не дает мне как писателю, тогда как длительная работа на местах — в колхозах и на производстве (а там крайне нужны культурные силы) — напротив того является прекрасной зарядкой и непременным условием для творчества писателя, включившего себя в общий ток социалистического строительства¹⁰¹.

Как видим, Ю.Л. Слезкин охотно выезжает для написания заказных работ в колхозы и на производство, т. е. прямо включается в инициативу ФОСП «Писатель и колхоз», чему была посвящена выставка, которой руководили Б.Е. Этингоф и Е.Ф. Никитина. Он еще и подчеркивает, что это ему гораздо интереснее, чем участвовать в жизни московских литературных объединений.

В 1930 г. Ю.Л. Слезкин стал кандидатом в члены Союза революционных драматургов, куда его приняли членом в 1931 г., о чем сообщается в списке, прилагаемом к протоколу 2 июля 1930 г.:

Слезкин Юрий Львович, 42 года, из дворян, не служит, член Союза полиграф. производства, беспартийный; характер творчества: драматург. Главнейшие произведения и первые постановки: Восемь томов собраний сочинений и много отд. изд. Пьесы: «Пиковая дама», «Ураган» (т. Корш, им. Вахтангова), «Путина» (т. Вахтангова). Ударник, закрепленный до конца пятилетки на Балашихинской бумфабрике, где ведет драматургический и драм. кружок. Состоит членом ВССП, ЦЕКУБУ, Всероскомдрама и СРД. Кандидат в члены СРД с 1930 г., чл. СРД с 1931 г. Адрес: Трехпрудный пер., 3/10, кв. 7. Тел. 4-44-62¹⁰².

В письме, обращенном к крупному начальнику (?) (02.33), он пишет:

<...> Начиная с выхода в свет собрания сочинений, меня систематически начинают «ликвидировать». «Халтурщик», «приспособленец», и прочие столь же лестные эпитеты неизменно приклеиваются к моему имени <...> Еду по контрактакции в рабочий колхоз, три месяца веду там общественную работу, изучаю материал и пишу вторую пьесу «Путина». <...> И вот «Путина» на сцене, новый обвал жесточайшей ругани со стороны критики и похвалы из уст товарищей Лозовского, Енукидзе, Карахана, Этингофа <...> Меня мобилизуют с бригадой на Балахну. Я провожу там с товарищами большую работу, отмеченную рабочей общественностью. Но «Литературная газета» и тут избирает почему-то именно меня для травли <...> Весной выходит книга «Большая Балахна» — скверная, легкомысленная книга. Я несу ответ за нее наряду с моими товарищами и честно в этом признаюсь¹⁰³.

История с написанием коллективной халтуры о бумажном комбинате в Балахне становится нарицательной. Ее упоминают на пленумах ВССП, в Литературной энциклопедии, в прессе. В стенограмме Пленума ВССП 15—18.05.31, в политотчете П.А. Павленко, говорится:

Одним из результатов писательских поездок на места явился поток невероятнейшей халтуры, заполнившей все журналы, давшей кипы безобразнейших по глупости и неграмотности книг¹⁰⁴.

Главный пример, приведенный докладчиком, — Балахна. Один из ее участников, С. Буданцев, пытался оправдаться:

Случился с нами казус, — мы написали вот эту книжку «О Балахне». Конкретный случай, что 90 писателей поехали на прорывы, и из 90 человек пять человек написали книжку, правда, довольно плохую, но это была первая книжка и первый опыт за исключением интересного опыта северной бригады¹⁰⁵.

История не забыта и к 1935 г., когда вышла статья «Попутчики» в Литературной энциклопедии:

Для некоторых попутчиков переход к очерковому жанру сделался отпиской от возрастающих требований, предъявляемых к литературе, заменой искусства больших художественных обобщений поверхностным описательством, публицистикой. Появляется ряд очерковых произведений, соединяющих безудержную лакировку действительности с проповедью реакционных идей (напр. сб. «Большая Балахна»)¹⁰⁶.

В статье «Пять писателей и один журналист» содержится наглядная информация о том, что материалы про Балахну не только халтура, но и плагиат, в них обнаружены пассажи из очерков журналиста А. Позднева:

В № 14 журнала «Инженерный труд» помещен очерк, посвященный главному инженеру Балахнинской бумажной фабрики А.В. Кайацу, подписанный пятью авторами: Глебом Алексеевым, Константином Большаковым, Сергеем Буданцевым, Львом Гумилевским и Юрием Слезкиным. Эти пять писателей, между прочим, сообщают читателю, что в газете «За индустриализацию» был помещен «прекрасный очерк А. Позднеева, посвященный главному инженеру Балахнинской бум-фабрики» <...> Неужели у наших пяти литераторов нашлось так мало изобразительных средств, что пришлось обращаться за ними к одному журналисту? <...> Этот абзац целиком, почти без переделок, заимствован пятью писателями из другого очерка А. Позднева «Рассказ о трех балахнинских машинах», напечатанного в «За индустриализацию» летом прошлого года <...>¹⁰⁷.

О творчестве Ю.Л. Слезкина появлялись критические отзывы и раньше, во времена его литературного расцвета. В 1922 г. И.Г. Эренбург, говоря о «Серапионовых братьях», писал:

Завтра возьмут и бросят писать или критикам назло выпишутся в грядущих Слезкиных¹⁰⁸.

12.05.31 В. Полонский уже ставит Ю.Л. Слезкина в один ряд с халтурщиками и приспособленцами:

Трагедия театра: нет репертуара современного, на котором могли бы развернуться актерские силы. Театры не виноваты: они готовы брать что угодно. Во МХАТе 1-м — хорошо поставили «Хлеб» Киршона, во 2-м — «Чудака» Афиногенова, у Вахтангова поставили «Авангард» Катаева, «Путину» Слезкина — вещи, написанные «на заказ», чтобы «потрафить», т. е. халтурные, приспособленческие. Все это слабо, плохо, иногда не бездарно, но томительно, нудно, потому что тенденция, как пружины из старого дивана, вылезает наружу¹⁰⁹.

Тем самым эволюция творчества Ю.Л. Слезкина сопоставима с тем, что уже было отмечено в отношении С.М. Городецкого. Именно на фоне этой литературной деятельности Ю.Л. Слезкина и развивались их взаимоотношения с М.А. Булгаковым. Исследователи по-разному интерпретировали мотивы расхождения писателей в 1924 г.: они могли быть как творческими, так и личными (именно в тот момент).

Обратимся к личной ситуации. Многократно приводились цитаты из дневника Ю.Л. Слезкина о Л.Е. Белозерской и о разводах М.А. Булгакова. В них обращают на себя внимание острый неравнодушный интерес и прекрасная осведомленность Ю.Л. Слезкина как о личной жизни Любови Евгеньевны, которую он называет «Любочка», так и о внутренней ситуации семьи Булгаковых.

21.02.32 Ю.Л. Слезкин вспоминал 1924-й год:

Тут у Булгакова пошли «дела семейные» — появились новые интересы, ему стало не до меня. Ударил в нос успех... К тому времени вернулся из Берлина Василевский (не Буква) с женой своей (которой по счету?) Любовь Евгеньевной. Не глупая, практическая женщина, многое испытавшая на своем веку, оставившая в Германии свою «любовь» — Василевская приглядывалась ко всем мужчинам, которые могли бы помочь строить ее будущее. С мужем она была не в ладах. Наклевывался у нее роман с Потехиным, Юрием Николаевичем (тоже вернувшимся из эмиграции) — не вышло, было и со мною сказано несколько теплых слов...¹¹⁰

04.11.32: Любочка — прошла сквозь огонь и воду, и медные трубы — она умна, изворотлива, умеет себя подать и устраивать карьеру своему мужу... Она и пришлась как раз на ту пору, когда Булгаков, написав «Белую гвардию», выходил в свет и, играя в оппозицию, искал популярности в интеллигентских, цекубуских кругах — Любочка заводила нужные знакомства, возобновляла старые — где лестью, где кокетством пробивала Мише дорогу в МХАТ... Когда пошли «Дни Турбиных», положение Булгакова окрепло — акции Любы у Миши сильно пали — был момент, угрожавший разрывом, но тут помог РАПП — улюлюканье и крик, поднятый им по поводу «Дней Турбиных», а после и снятие и запрещение самой пьесы — ввергли на долгое время Булгакова в матерьяльный кризис, и Любочка с ее энергией снова пригодилась... До нового разрешения постановки «Дней Турбиных», принятия к постановке «Мольера» и пр. ... <...> Все закономерно и экономически и социально оправдано..,¹¹¹.

Кажется, горячая заинтересованность и осведомленность Слезкина в личных делах Л.Е. Белозерской и плохо скрываемые досада и ревность находят объяснение еще в одном пассаже его дневника от 09.02.32. Он скрупулезно подводит итоги собственной личной жизни и перечисляет многочисленных дам, с которыми у него были романы в 1920-х годах:

За эти десять лет <...> Любовь Евгеньевна (безрадостно) <...>¹¹².

Тем самым «несколько теплых слов» обернулись для Ю.Л. Слезкина неудачным романом с ней. Из воспоминаний Л.Е. Белозерской также ясно, что она с Ю.Л. Слезкиным была коротко знакома, но в ее тоне совершенно нет раздражения, напротив, она подчеркивает романтический флер их встречи и слегка иронизирует над его ролью записного Дон Жуана:

А вот Юрий Слезкин. Неужели это тот самый, петербургско-петроградский любимец, об успехах которого у женщин ходили легенды? Ладный, темноволосый, с живыми черными глазами, с родинкой на щеке на погибель дамским сердцам... Вот только рот неприятный, жестокий, чуть лягушачий. Он автор нашумевшего романа «Ольга Орг». У героини углы рта были опущены «как перевернутый месяц», и девушки сходили с ума и делали кислую гримасу, стараясь подражать перевернутому месяцу¹¹³.

По-разному сложившиеся личные взаимоотношения обоих писателей с Л.Е. Белозерской могли послужить одной из важных причин разлада между ними и ревности, во всяком случае, Ю.Л. Слезкин так и пишет:

С той поры наша дружба пошла врозь¹¹⁴.

Т.Н. Лаппа также свидетельствовала об осложнении их отношений в 1920-х годах:

Со Слезкиным Михаил потом поссорился. Он его в глаза хвалил, а за спиной черт-те-что рассказывал¹¹⁵.

Однако эти заметки Ю.Л. Слезкина касаются не только личной сферы. Досада и ревность адресуются и к М.А. Булгакову. Писатель раздраженно ищет прагматические мотивы его взаимоотношений с женщинами и упрекает М.А. Булгакова в зазнайстве и игре в оппозицию. Важнейшей причиной разлада, несомненно, явились их разные литературные пути и разные способы адаптации к новой социальной действительности. М.А. Булгаков, как известно, долгое время зарабатывал фельетонами. Однако его принципиальной позицией было категорическое нежелание писать на колхозные и производственные темы, т. е. участвовать в «халтурах», даже в периоды острого безденежья, гонений и травли. Антирелигиозная деятельность у него вызывала ужас и отвращение, он никогда до нее не опускался. В этом была разница жизненной и творческой позиций Ю.Л. Слезкина и М.А. Булгакова. Мера допустимого компромисса в политической ситуации начала 1930-х годов была для них принципиально разной. При этом для М.А. Булгакова конец 1920-х годов также был трагическим, его преследовала нищета. Лишь в 1930-м году он получил работу во МХАТе.

Здесь стоит обратить внимание на тот факт, что в конце 1920-х годов Ю.Л. Слезкин был избран председателем бюро секции драмы. Он сообщает об этом в дневнике¹¹⁶ и в Справке, 17.02.30 поданной в ВССП:

В настоящее время несу следующую общественную работу: 1) Состою Председателем Бюро Драмсекции Драмсоюза. 2) Состою Начальником Центрального Штаба Ударных Бригад Драматургов Драмсекций МОДПИК'а и Драмсоюза¹¹⁷.

Драмсоюз и МОДПИК были в том же году преобразованы, так что долго занимать эти посты Ю.Л. Слезкин не мог. Однако он чувствовал себя руководящей фигурой советской драматургии, несмотря на провал «Путины». Поэтому репертуар театров и в частности МХАТа оценивал не просто как сторонний наблюдатель, но как ответственное лицо.

Буквально через несколько дней после излияний о своей халтуре и безуспешной литературной деятельности, 21 и 27.02.32 Ю.Л. Слезкин пишет в дневнике об оглушительном успехе булгаковских «Дней Турбиных», возобновленных по воле И.В. Сталина во МХАТе:

Такой триумф не упомнят в Художественном театре со времен Чехова¹¹⁸.

Любопытно проследить, как формулирует Ю.Л. Слезкин в дневнике свои впечатления от М.А. Булгакова и Художественного театра (21.02.32):

Талант Булгакова неоспорим, как неоспоримо его несколько наигранное фрондерство и поза ущемленного в своих воззрениях человека. Старая интеллигенция выкидывает его как свое знамя, но по совести говоря, знамя безыдейное, узкое и несколько неловко должно быть интеллигенции за такое знамя... Когда-то знаменем ее были — Герцен, Чернышевский... А Миша Булгаков проговорился однажды в своем «Багровом острове»: «Мне бы хороший гонорар, уютный кабинет, большая библиотека, зеленая лампа на письменном столе и чтобы меня оставили в покое...». Все это он получил, поставив во МХАТ'е I «Дни Турбиных» — не хватало только одного — его не оставили в покое... ему не дали спокойно стричь купоны — революция, большевики, пролетариат, долой революцию, большевиков и пролетариат! Вывод ясен? Да, конечно. Но неужели это знамя русской интеллигенции?¹¹⁹

Досада Ю.Л. Слезкина объяснима: талантливый и знаменитый писатель с большим стажем, с изданным собранием сочинений, покровитель молодых литераторов (в том числе М.А. Булгакова), руководитель драмсекции, интеллигент, потомственный дворянин и аристократ, дамский угодник зашел в своем компромиссе с властью слишком далеко, возможно, безвозвратно. Он потерял лицо и приобрел репутацию халтурщика и приспособленца. Упрямство и несгибаемость М.А. Булгакова воспринимались им болезненно, он именует их фрондерством и позой. И дальше Ю.Л. Слезкин развивает тему мещанства М.А. Булгакова, хотя выясняется, что тоска по нормальному, устроенному быту и независимости совсем не чужда и ему самому. 05.03.32:

Не ждет ли нас царство мещанина великого? Недаром трубадуром и провозвестником этого царства и популярнейшим, любимейшим писателем — надо честно признаться — признан у нас неофициальной общественностью — Мих. Булгаков самый смелый мещанин Союза! — Да разве эта сила не сидит в каждом из нас и не кричит — довольно! Жить, жить, жить хочу — строить свое собственное завтра, спокойно делать свое дело и знать, что только я один могу распоряжаться своей жизнью... Домишко бы над фиордом, сосны, пылающий камин в просторной столовой... — и любимый труд на столе под зеленой лампой — организующий мою жизнь... Матушки мои, до чего велика сила!..¹²⁰

26.11.32: Объявлено постановление ЦК о присвоении МХАТу в честь 40-летнего юбилея М. Горького — наименования — Москов. худ. акад. театр им. Горького... Зам Чехова? С репертуаром М. Булгакова... У нас утрачено чувство юмора... Или еще не приобретено, зане мы слишком юны...¹²¹

Это важный пассаж, из которого очевидно, что Ю.Л. Слезкин и в дневнике не скрывал своего сарказма по поводу присутствия М.А. Булгакова в репертуаре МХАТа. Вероятно, М.А. Булгаков знал об этом и отразил именно эти настроения Ю.Л. Слезкина в эпизоде «Записок покойника» перед афишей театра:

Не знаю, как описать то, что произошло с Ликоспастовым. <...> На лице его выразился неподдельный ужас <...> Ликоспастов повернулся к Агапенову и сказал: — Нет, вы видели, Егор Нилыч? Что же это такое? — Он тоскливо огляделся. — Да они с ума сошли!.. <...> Да откуда он взялся?.. Да я же его и открыл... <...> Ну, брат, — вскричал Ликоспастов, — ну, брат! Благодарю, не ожидал! Эсхил, Софокл и ты! Как ты это проделал, не понимаю, но это гениально! Ну, теперь ты, конечно, приятелей узнавать не будешь! Где уж нам с Шекспирами водить дружбу!¹²²

Возвращаемся к дневнику Ю.Л. Слезкина.

04.11.32: Узнал от Финка, что М. Булгаков развелся с Любочкой и женился на сестре жены секретаря Немировича-Данченко... <...> К славе снова прилетели деньги — чтобы стать совершенно своим человеком в МХАТ'е нужно было связать с ним не только свою творческую, но и личную судьбу — так назрел третий брак...¹²³

15.01.33: Вечером доклад Андрея Белого о «Мертвых душах» Гоголя и постановке их в МХАТе. <...> И как радостно слышать настоящие, полноценные свои слова после тысячи казенных речей о литературе... Большая любовь, огромное трудолюбие, талант, эрудиция... И как ярко, оригинально раскрыт Гоголь — его палитра, его инструментовка, его композиция, его видение... — Возмущение, презрение, печаль вызвала во мне постановка «Мертвых душ» в МХАТ'е — резюмировал Белый! — Так не понять Гоголя! Так заковать его в золотые, академические ризы, так не суметь взглянуть на Россию его глазами! И это в столетний юбилей нашего непревзойденного классика... Давать натуралистические усадьбы николаевской эпохи, одну гостиную, другую, третью и не увидеть гоголевских просторов, туманов, гоголевской тройки, мчащей Чичикова-Наполеона к новым завоеваниям — к мировоззрению Костанжогло, к торжеству капитализма... Позор! <...> Ушел с печалью. Все меньше таких лиц, как у Белого, встречаешь на своем пути... Вокруг свиные рыла — хрюкающие, жующие, торжествующие...¹²⁴

Интересно сравнить Слезкинский пересказ речи А. Белого с его же статьей «Непонятый Гоголь», опубликованной через пять дней после заседания. Статья резко полемически направлена против спектакля и автора пьесы:

Театр <...> не заметил <...> самого главного — живой идеи произведения <...> Мыслимо ли, может ли быть постановка гоголевских «Мертвых душ» без чичиковской дорожной тройки, без ее жути, без чувства безысходной тоски, с которым Гоголь смотрел на бескрайние просторы современной России¹²⁵.

Однако статья написана гораздо более сдержанным и академическом тоном, чем пересказ устного выступления, более того, она начинается с того, что А. Белый хотел бы вовсе уклониться от выступления. Возможно, Ю.Л. Слезкин намеренно заостряет тон А. Белого. Он верно воспроизвел существо позиции оратора и полностью солидарен с ним в противовес М.А. Булгакову. При этом Ю.Л. Слезкин не высказывает прямо собственной точки зрения, а словно прячется за А. Белым и за его обличительным пафосом.

Критическая оценка булгаковской инсценировки Гоголя, аналогичная позиции А. Белого и Ю.Л. Слезкина отразилась и в одиннадцатой главе стихотворного романа «Евгений Онегин в Москве» А. Архангельского и М. Пустынина (ил. 68):

Невзгоды дней былых оплакав,
Уж резал Гоголя Булгаков,
И красной ниткой Ромашов
В финале пьесы делал шов <...>
Закройщик из Всероскомдрама
Скроит в присест десяток пьес.
Таких закройщиков не много ль?
Пищит под ножницами Гоголь <...>¹²⁶.

Дальше в дневнике Ю.Л. Слезкина читаем:

27.03.37: У Бершадских встретился с актером МХАТа. От него узнал, что Булгаков уже не работает в МХАТе. Ему там нечего было делать. С коллективом он не сжился, хотя все к нему хорошо относились. Он написал повесть о молодом авторе, принесшем пьесу в МХАТ. Очень зла и остроумна, но как обычно у него — неизвестно во имя чего это написано. Зубоскальство — и только. Грустная у него писательская судьба. Очень талантлив, но мелок — отсюда все качества¹²⁷.

Исследователи справедливо рассматривали личность Ю.Л. Слезкина в качестве прототипа персонажей нескольких булгаковских произведений. Попробуем кое-что добавить к этому. Вероятно, самый ранний для М.А. Булгакова персонаж, для которого использованы черты и детали биографии Ю.Л. Слезкина, — это Аметистов из «Зойкиной квартиры». Аметистов в 1919 г. заведовал отделом искусств в Чернигове, и прошел слух, что он был расстрелян в Баку: и то, и другое соответствует реальной биографии Ю.Л. Слезкина, только ложная информация о его расстреле исходила из Владикавказа¹²⁸.

К этому можно добавить еще некоторые детали, также указывающие на Ю.Л. Слезкина как на прототип Аметистова. «Ну, отсидел я...», — сообщает Аметистов¹²⁹. Ю.Л. Слезкин был арестован во Владикавказе весной 1920 г. Аметистов рассказывает о своей разнообразной деятельности на Кавказе:

Актером был во Владикавказе; Я старый массовик со стажем; Я одно время на Кавказе громадную роль играл¹³⁰.

Ю.Л. Слезкин подвизался в разных качествах во владикавказских театрах, а также был зав. подотделом искусств Терского ревкома, о чем всегда с гордостью писал в своих автобиографиях. Примечательно, что в действительности это заведование продолжалось не более двух месяцев, апреля и мая, уже в конце мая его сменил на этом посту Г.С. Евангулов. Аметистов в детстве путешествовал в Ниццу:

Я тоже, конечно, бывал, но только в глубоком детстве. Моя покойная матушка, помещица, возила меня. Две гувернантки с нами ездили, нянька. Я, знаете ли, с кудрями¹³¹.

Ю.Л. Слезкин несколько лет провел в детстве с матерью во Франции. Аметистов «потерся при дворе»¹³². Ю.Л. Слезкин, как уже говорилось, происходил из старого дворянского рода.

«<...> Зачем ты врешь поминутно», — обращается к Аметистову Зоя¹³³, тем самым подчеркивается, что ложь органически свойственна ему. Как уже говорилось, М.А. Булгаков связывал тему неправды, лживости именно с Ю.Л. Слезкиным.

Целесообразно прокомментировать еще один мотив пьесы Булгакова, который, хотя и не столь прямо, но также может указывать на Ю.Л. Слезкина. Предприимчивый и авантюрный Аметистов мечтает о деньгах любой ценой, червонцы, преуспеяние, хвастовство звучат в его репликах постоянно:

Лучшего администратора на эту должность вам не найти. Вам просто свезло, господа; Ты Аметистова слушай, Аметистов большой человек. Ежели он ставит дело, то на хозрасчете, то на широкую ногу...; Человек, получающий двести червонцев в месяц не может быть вульгарным¹³⁴.

М.А. Булгаков уже писал в «Записках на манжетах» о предприимчивости Ю.Л. Слезкина, сулящего под своим руководством заработки:

Все будет! Я уж заведовал <...> Деньги за ковер будем бросать! <...> Мы, бывало, с женой, как получим жалованье, за ковер деньги бросали. Тревожно было. Но ели. Ели хорошо. Паек¹³⁵.

Примечательно, что эта тема накопления денег звучит и у самого Ю.Л. Слезкина, но по отношению к М.А. Булгакову, которому он со своей стороны приписывал обостренный интерес к материальному благополучию и собиранию червонцев. 21.02.32 он писал:

Припрятывал «золотые», рекомендовал делать то же. <...> Портрет Булгакова тех дней очень верно написан Вал. Катаевым в его рассказе «Зимой», Катаев был влюблен в сестру Булгакова, хотел на ней жениться — Миша возмущался. «Нужно иметь средства, чтобы жениться» — говорил он¹³⁶.

Возможно, аллюзией на склонность Ю.Л. Слезкина к активному приспособленчеству к советской действительности явилась и пародийная реплика Аметистова:

Я по себе сужу: когда я пустой, я задумчивый, философия нападает, на социализм тянет¹³⁷.

Еще одна деталь в образе Аметистова была хорошо знакома Булгакову по кавказскому прошлому:

В чемодане <...> портреты вождей. Спасибо дорогим вождям, ежели бы не они, я бы прямо с голоду издох <...> Понимаешь, захватил в культотделе в Баку на память пятьдесят экземпляров вождей. Продавал их по двугривенному¹³⁸.

Возможно, этот эпизод не был прямо связан именно с личностью Ю.Л. Слезкина, но многие из писателей, работавших в кавказских подотделах искусств и отделениях РОСТА, не понаслышке знали о тиражировании портретов вождей. В автобиографии С.М. Городецкого читаем:

Я был назначен заведующим Художественным отделом Баккавроста. Нам отвели огромный чердак, и мы стали выпускать плакаты, портреты вождей — и все вручную. Сохранился в репродукции прекрасный портрет Карла Маркса работы Лейтеса. (Им открывается альбом плакатов под ред. В. Полонского) <...>¹³⁹.

Как уже говорилось, Ю.Л. Слезкин справедливо считается прототипом писателя Ликоспастова из «Записок покойника», о чем свидетельствовала сама Е.С. Булгакова¹⁴⁰. Коллизия в романе строится на том, что Ликоспастов неверно и обидно описал Максудова в своем рассказе «Жилец по ордеру»:

И я, отложив Лесосекова, принялся за Флавиана и даже Ликоспастова и в последнем налетел на сюрприз. Именно, читая рассказ, в котором был описан некий журналист (рассказ назывался «Жилец по ордеру»), я узнал продранный диван с выскочившей наружу пружиной, промокашку на столе... Иначе говоря, в рассказе был описан... я! Брюки те же самые, втянутая в плечи голова и волчьи глаза... Ну, я, одним словом! Но, клянусь всем, что было у меня дорогого в жизни, я описан несправедливо. Я вовсе не хитрый, не жадный, не лукавый, не лживый, не карьерист и чепухи такой, как в этом рассказе, никогда не произносил! Невыразима была моя грусть по прочтении ликоспастовского рассказа, и решил я все же взглянуть со стороны на себя построже, и за это решение очень обязан Ликоспастову <...> И тут же столкнулся с еще более ужасной мыслью о том, что... а ну, как выйдет такой, как Ликоспастов?¹⁴¹

Вероятно, ужас Максудова перед такой перспективой отражал отношение самого М.А. Булгакова к сочинениям, выходившим из-под пера его старого и старшего товарища к началу 1930-х годов. Раздражение Максудова вызвано неверным описанием, содержащимся в рассказе Ликоспастова. Здесь содержится аллюзия на «Столовую гору» Ю.Л. Слезкина, которой М.А. Булгаков был недоволен, и знакомый мотив литературной неправды, о которой он пишет в своей статье. Но в этот период для М.А. Булгакова это уже было не «областью красивой лжи», а потерей писательской репутации, т. е. лица.

Исследователи выдвигали несколько интерпретаций самого имени Ликоспастова. Предлагались толкования, связанные с образом волка: жертва нападения волка, Волкорванов, Волкопасов, волчья пасть¹⁴²; «Лик Спаса»¹⁴³; лик чудотворной иконы Спасителя со слезами на глазах¹⁴⁴. Не претендуя на полемику с этими толкованиями (у Булгакова могло быть и несколько смысловых оттенков), предлагаем еще одно прочтение. Лик-о-спаст-ов — человек, спасающий лик (лицо). То есть имеется в виду тот, кто лицо потерял, но еще надеется и пытается его спасти, то есть найти путь к спасению. При этом лик — это и его собственное лицо, и Лик Спасителя, Спаса, который он должен нести в себе, поскольку согласно христианским представлениям, человек создан по образу и подобию Божию. Это вполне соответствует ситуации Ю.Л. Слезкина начала 1930-х годов, действительно потерявшего свое писательское лицо и тем самым Лик Божий в себе.

Ю.Л. Слезкин мог быть прототипом еще одного персонажа: драматурга Бескудникова в романе «Мастер и Маргарита»¹⁴⁵. В редакции романа «Золотое копье» М.А. Булгаков называет его председателем секции драматургов, т. е. указывает ту самую должность, которую занимал Ю.Л. Слезкин¹⁴⁶. Кроме того, описание внешности персонажа, его подчеркнутая элегантность и заграничная одежда также напоминают манеры Ю.Л. Слезкина:

Один был в хорошем парижской материи костюме и крепкой желтой обуви — председатель секции драматургов Бескудников¹⁴⁷.

В окончательной редакции романа ему дается более подробная характеристика, и назван он уже беллетристом:

Беллетрист Бескудников — тихий, прилично одетый человек с внимательными и в то же время неуловимыми глазами¹⁴⁸.

М.А. Булгаков не остался равнодушен к инициативе «Писатель и колхоз», в которой так охотно участвовал Ю.Л. Слезкин. Уже шла речь о Воланде, который обращался к Бездомному с поучением, как надо вести пропаганду среди мужиков. Еще один эпизод содержится в уничтоженной главе к редакции «Великий канцлер», где писательница, не попавшая в список на получение жилплощади, сообщает:

Я! Написала пять колхозных романов!¹⁴⁹

Примечательный эпизод с колхозным романом использован М.А. Булгаковым в пьесе «Адам и Ева». Его написал Пончик-Непобеда:

«Красные зеленя». Роман. Глава первая. ...Там, где некогда тощую землю бороздили землистые лица крестьян князя Барятинского, ныне показались свежие щечки колхозниц. — Эх, Ваня! Ваня! — зазвенело на меже...¹⁵⁰

И далее выясняется, что аналогичный текст опубликован в газете «Вечерка» другим автором, Марьиным-Рощиным, который был в той же колхозной бригаде, что и Пончик-Непобеда. Возможно, М.А. Булгаков здесь не только пародировал сам сюжет и бригадные выезды писателей в колхозы, но также отразил и шумную историю с публикацией коллективной халтуры «Балахна» и разоблачением плагиата, в котором участвовал и Ю.Л. Слезкин. И далее в момент катастрофы Пончик-Непобеда молится:

Матерь Божия, но на колхозы Ты не в претензии?.. Ну что особенного? Ну мужики были порознь, а теперь вместе. Какая разница, Господи? Не пропадут они окаянные!¹⁵¹

И наконец, предлагаем рассмотреть еще одного персонажа М.А. Булгакова в контексте соотнесения его с личностью Ю.Л. Слезкина как возможного прототипа. Речь идет о Левии Матвее из «Мастера и Маргариты». Здесь удивительная ситуация: при очевидных аллюзиях на историю Нового завета Булгаковым во всех вариантах романа избирается только один ученик Иешуа (или апостол и евангелист), а не четыре и не двенадцать. Он один и составляет жизнеописание Иешуа, т. е. снова можно усмотреть параллель жизнеописанию М.А. Булгакова во Владикавказе, составленному Ю.Л. Слезкиным в «Столовой горе». При этом все время подчеркивается знакомая нам тема: жизнеописание неверное, неталантливое, написанное человеком, не понимающим суть событий, т. е. в конечном счете лживое:

И думаю, что тысяча девятьсот лет пройдет, прежде чем выяснится, насколько они наврали, записывая за мной¹⁵²; Он неверно записывает за мной <...> Я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил¹⁵³.

В полной рукописной и окончательной редакциях романа после казни Иешуа Пилат, обращаясь к Левию, называет его «книжным человеком» и предлагает взять его на службу¹⁵⁴. Не содержится ли в этой сцене аллюзии на владикавказскую ситуацию, когда Б.Е. Этингоф взял на службу в наробраз Ю.Л. Слезкина? В таком случае этот эпизод согласуется также с предположением об автобиографическом характере истории Иуды и Низы. Предложение Левию Матвею Пилат делает после сообщение о мести Иуде.

Примечательно, что Левий Матвей как посредник между Воландом, Иешуа и мастером появляется уже в Москве на крыше дома Пашкова среди свиты Воланда, т. е. среди персонажей, непосредственно связанных с московской писательской средой, и это происходит сразу после пожара в Грибоедове. Это также может служить указанием на некоего прототипа Левия Матвея из той же литературной среды. Ю.Л. Слезкин был участником последней артели Е.Ф. Никитиной, общался с Б.Е. Этингофом в начале 1930-х. Он мог действительно исполнять какие-то поручения. Б.Е. Этингоф относился к нему снисходительно, как и Воланд. Кроме приведенных воспоминаний Е.Ф. Никитиной, можно упомянуть Н.Б. Этингоф, которая приводит слова отца о нем:

Есть такой писатель — Слезкин — ха-ха, смешной человечек.

Здесь целесообразно обратиться к рассмотрению самого имени Левия Матвея. Нигде в новозаветных книгах не используется комбинация из двух имен: и Левий, и Матвей. Евангелист и апостол из двенадцати Левий, сын Алфеев, он же Матфей, мытарь или сборщик податей, автор первого Евангелия, брат Иакова Алфеева, призванный в Капернауме, назван в Евангелии от Матфея и Деяниях апостолов Матфеем (IX: 9; Деян. I: 13), в Евангелии от Марка — Левием Алфеевым (II: 14), в Евангелии от Луки — Левием (V: 27). М.А. Булгаков намеренно соединяет оба имени, меняет транскрипцию, и благодаря этому по слогам, ритму и музыке двойное имя звучит почти в полном соответствии с именем Ю.Л. Слезкина: Ле-вий Ма-твей — Ю-рий Слез-кин.

Примечания

1. Несколько слов об авторе // Козырев М.Я. Пятое путешествие Гулливера и другие повести и рассказы. М.: Текст, 1991. С. 300.

2. Умрюхина Н.В. Проза М.Я. Козырева 1920-х гг. Историко-литературный контекст, проблематика, поэтика: Дис. ... канд. филол. наук: 10.01.01 М., 2005. С. 33—34, 199. Письма к И.Л. Кремлеву-Свэну.

3. Умрюхина Н.В. Проза М.Я. Козырева... С. 35. Козырев М. Рассказы. Веселая библиотека Бегемота. Л., 1926; Он же. Необыкновенные истории. Веселая библиотека Бегемота. Л., 1927; ГЛМ, ф. 349, оп. 1, д. 519, л. 1, 4.

4. С.Б. Ингулов — Секретариат ЦК ВКП (б) [ранее 3 августа 1928 г.] // «Счастье литературы». Государство и писатели. 1925—1938. Документы. М.: РОССПЭН, 1997. С. 57.

5. Умрюхина Н.В. Проза М.Я. Козырева... С. 32. У Д.М. Фельдмана — с 1924 г. Фельдман Д.М. Салон-предприятие... С. 16, 100.

6. Фельдман Д.М. Салон-предприятие... С. 202.

7. Свиток. 1924. Кн. 3. С. 227.

8. Чудакова М.О. Русский сатирик Михаил Козырев // Возвращение: [Сб. / Сост. Е.И. Осетров, О.А. Салынский]. М.: Сов. писатель, 1991. Вып. 1. С. 106.

9. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 304, л. 2.

10. РГАЛИ, ф. 341, оп. 1, д. 253, л. 43.

11. В литературном строю: воспоминания / И.Л. Кремлев. М.: Московский рабочий, 1968; Умрюхина Н.В. Проза М.Я. Козырева... С. 36.

12. Зайцев П.Н. Воспоминания. С. 272, 273.

13. Козырев М.Я. Чорт в Ошпыркове. М.; Л., 1926.

14. ОР ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, д. 72, л. 1—8, 2—2 об.

15. Лесскис Г., Атарова К. Путеводитель... С. 60.

16. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 909.

17. Козырев М.Я. Пятое путешествие Гулливера... С. 3—98.

18. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 831, 846, 908.

19. Козырев М.Я. Пятое путешествие Гулливера... С. 99—200.

20. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 909.

21. Там же. С. 563.

22. Зайцев П.Н. Воспоминания. С. 273, 275; Чудакова М.О. Русский сатирик... С. 106—107.

23. Фельдман Д.М. Салон-предприятие... С. 210.

24. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 361, л. 11, 10.

25. Умрюхина Н.В. Проза М.Я. Козырева... С. 32.

26. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 365, л. 4а.

27. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 830.

28. Там же. С. 855.

29. Там же. С. 628, 903.

30. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 856.

31. Корн Р. Никитинские субботники // Корн Р. Друзья мои... М.: Советский писатель, 1986. С. 171—180.

32. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 583, 853, 855.

33. Там же. С. 994. Примеч. к с. 583.

34. Корн Р. Никитинские субботники. С. 173.

35. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 357, л. 2.

36. «Протокол № 8 Заседания правления Всерос. Союза Советск. Писателей от 29/III-31 г. <...> Слушали: <...> 2) Об изменении хоз.-фин. структуры столовой ВССП. Постановили:... 2) утвердить решение секретариата. Завести особый текущий счет столовой ВССП за подписью т. Розенталя и т. Козырева». ОР ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, д. 39, л. 652; «Протокол № 15 Заседания Секретариата Всерос. Союза Советских Писателей. От 4-го июня 1931 г. Слушали: <...> 2. О столовой ВССП. Постановили: Отмечая, что меры, принятые тов. Свэном к оживлению работы столовой и принятия ее оборота, оправдывают себя и дают нужные материальные результаты, считать в то же время, что столовая ВССП не должна быть индивидуализирована, применительно к специальным задачам обслуживания писателей. Это относится как к бытовому режиму столовой, так и к характеру оформления столовой (украшения и т. п.)». ОР ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, д. 30, л. 16. Протоколы заседаний секретариата. Московское отделение 1931.

37. РГАЛИ, ф. 1250, оп. 2, ед. 463.

38. См.: Этингоф О.Е. М.А. Булгаков и С.М. Городецкий. К вопросу о прототипах // М.А. Булгаков в потоке российской истории XX—XXI вв. Научная серия Музея им. М.А. Булгакова. 1. М., 2011. С. 177—191.

39. Фиалкова Л.Л. К генеалогии романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» // Известия АН СССР. Серия литературы и языка. 1981. Т. 40. № 6. С. 532, 533, 535—536. Примеч. 5. Исследовательница отмечает также, что пьесу С.М. Чевкина планировали ставить в Театре Революции. Именно в это время на должность завлита театра был приглашен С.М. Городецкий. Постановка не была осуществлена, а в начале 1923 г. была опубликована его критическая рецензия.

40. Там же.

41. Городецкий С. Старуха на духу. Пьеса для крестьянского театра в 1-м действии. М.: Атеист, 1925.

42. Там же. С. 8, 13.

43. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 843.

44. Там же. С. 57.

45. Городецкий С.М. Мой путь // Советские писатели. Автобиографии: в 2 т. / Сост. Б.Н. Брайнина и Е.Ф. Никитина. М.: Худ. лит., 1959. Т. 1. С. 327—329.

46. Фиалкова Л.Л. К генеалогии... С. 536. Примеч. 5.

47. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 440.

48. Кузякина Н. Михаил Булгаков и Демьян Бедный. С. 406; Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 270.

49. Городецкий С.М. Мой путь. С. 327—329.

50. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 292, л. 3 об.

51. Городецкий С.М. Мой путь. С. 327—329.

52. Лесскис Г.А. Триптих... С. 253.

53. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 156.

54. ОР ИМЛИ, ф. 51, оп. 1, д. 44, л. 6.

55. ОР ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, д. 166, л. 3. ВССП. Пленум. Стенограмма. 1931, мая 18. 4-й день, утреннее заседание.

56. Иванов-Разумник Р. Писательские судьбы. «Литературный фонд». Нью-Йорк, 1951. С. 24. В уничтожающем тоне комментировал также личность и поведение С.М. Городецкого В. Полонский: «Человек с монархическим прошлым, дрянь и бездарность, махровый приспособленец». Выступление С.М. Городецкого против «Литературной газеты» на заседании ВССП 17 мая 1931 г. В. Полонский называет «хамски грубым» и подчеркивает, что, хотя поэт был прав по существу, его личность вызывала отторжение у большинства присутствующих литераторов. Полонский В. «Моя борьба на литературном фронте». Дневник. Май 1920 — январь 1932 / Подгот. текста, публ. и коммент. С.В. Шумихина. Продолжение // Новый мир. 2008. Май, № 5. 18 мая 1931 г. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/5/ро10.html

57. РГАЛИ, ф. 625, оп. 1, д. 402, л. 19—20, 22, 24 об.

58. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 223, л. 2.

59. ОР ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, д. 26, л. 2. Совещание писателей. Стенограмма. 1930 г.

60. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 157.

61. Булгаков М. Собрание... Т. 7. С. 122.

62. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 112.

63. Городецкий С. Старуха на духу. С. 2.

64. Лосев В. Бог поругаем не бывает. С. 7.

65. «Булгаков, на наш взгляд, соединил в нем два разноязычных слова: русское "фагот" и французское "fagot". <...> В числе этих значений есть такие фразеологизмы, как "être habillé comme une fagot" ("быть, как связка дров", т. е. безвкусно одеваться) и "sentir le fagot" ("отдавать ересью", т. е. отдавать костром, связками веток для костра). Не прошел, как нам кажется, Булгаков и мимо... французского слова "fagotin" (шут)». Галинская И.Л. Загадки известных книг. М.: Наука, 1986. С. 97—98, 100. См. также: Маргулев А. «Товарищ Дант» и «бывший регент» // Литературное обозрение. 1991. № 5. С. 70—74.

66. Булгаков М, «Мой бедный...» С. 921.

67. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 83—84.

68. Галинская И.Л. Загадки... С. 97.

69. Про зрелища и хоры: «Протокол совещания в Главискусстве с руководителями театров от 2 марта 1930 г. Считать своевременным и совершенно необходимым создание Объединения государственных зрелищных предприятий». РГАЛИ, ф. 645, оп. 1, д. 127 (1), л. 3; «Протокол № 1 Заседания Центрального хорового совета при Секторе искусств и литературы Н.К. П. 15 ноября 1930 г.». РГАЛИ, ф. 645, оп. 1, д. 343, л. 60; «20/XII-31 г. Удостоверение. Дано тов. Маневич Е.О. в том, что она является заведующей учебной частью курсов директоров зрелищных предприятий, организуемых Сектором искусств в Москве. И. о. Зав. Сектором искусств Этингоф». РГАЛИ, ф. 645, оп. 1, д. 214, л. 6.

70. Городецкий С.М. Мой путь. С. 327—329.

71. Потоцкий С. Прорыв [Ноты]: опера в 4-х действиях и 6 картинах (2 акт): для пения с фп. / Сценарий С. Юдина (по сюжету С. Городецкого); либретто С. Городецкого, С. Потоцкого, С. Юдина и Ф. Ильинского. Клавир. М.: Опера и балет, 1929.

72. Шафер Н.Г. Черное море (комментарии к либретто) // Булгаков М. Оперные либретто / Сост., вступ. статья и комм. Н.Г. Шафера. Павлодар, 1998. URL: http://shafer.pavlodar.com/texts/ol07.htm С. 1; Булгакова Е. Дневник... С. 123.

73. Потоцкий С. Прорыв... С. 25.

74. Булгаков М. «Мой бедный...». С. 505.

75. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 783.

76. Шафер Н.Г. Минин и Пожарский (комментарии к либретто) // Булгаков М. Оперные либретто. URL: http://shafer.pavlodar.com/texts/ol06.htm С. 1—2.

77. Иванов-Разумник Р. Писательские судьбы... С. 24.

78. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 1461, л. 1.

79. Городецкий С.М. Мой путь. С. 327—329.

80. Там же.

81. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 64—66.

82. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 428—430.

83. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 825.

84. Лакшин В. Елена Сергеевна рассказывает. С. 418.

85. См.: Этингоф О.Е. Еще раз о Ю.Л. Слезкине и М.А. Булгакове // Российское историко-культурное наследие. Орел, 2011. № 5. С. 132—42.

86. Никоненко Ст. Михаил Булгаков и Юрий Слезкин... С. 172—195; Арьев А.Ю. Слёзкин Юрий Львович [09.12.1885—26.07.1947] // URL: http://www.az-libr.ru/Persons/000/Src/0010/088cdcf5.shtml; Новелла Серебряного века / Сост. Т. Берегулева-Дмитриева. М.: Терра, 1997 (Включены пять рассказов Ю.Л. Слезкина); Слезкин Ю. Разными глазами. М., Совпадение. 2013.

87. Слезкин Ю.Л. «Пока жив...» С. 205—227; Чеботарева В.А. Сатана на Патриарших прудах или Дьявольщина в прозе М. Булгакова // Чеботарева В.А. Рукописи не горят. С. 103—104; Файман Г. На полях исследований. С. 200; Слезкин Ю. Из дневника писателя. С. 3; Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 182, 221, 226, 273, 279—280, 283—286, 352—353; Николаева Т.М. Отречение Юрия Слезкина и русская интеллигенция на переломе // Russian literature. Amsterdam, 1999. Vol. 45. С. 432—433; Белобровцева И., Кульюс С. «Поезда иного следования»: Михаил Булгаков и Юрий Слезкин // Булгаковский сборник IV. Материалы по истории русской литературы XX века / Сост. и ред. И. Белобровцева, С. Кульюс. Таллин, 2001. С. 20—31; Никоненко Ст. Михаил Булгаков и Юрий Слезкин... С. 172—195; Исмагулова Т. «Откуда пришел литературный волк». С. 83—91.

88. Николаева Т.М. Отречение... С. 432—433.

89. Белобровцева И., Кульюс С. «Поезда...» С. 22—24.

90. Булгаков М.А. Юрий Слезкин (Силуэт) // Слезкин Ю.Л. Роман балерины. Рига, 1925. С. 11, 13, 19.

91. Белобровцева И., Кульюс С. «Поезда...» С. 21.

92. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 3, л. 1.

93. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 3, л. 13; Слезкин Ю.Л. «Пока жив...» С. 213.

94. Слезкин Л.Ю. До войны... С. 213.

95. Никоненко Ст. Михаил Булгаков и Юрий Слезкин... С. 193.

96. Никоненко Ст. Михаил Булгаков и Юрий Слезкин... С. 193.

97. Белобровцева И., Кульюс С. «Поезда...» С. 28.

98. Николаева Т.М. Отречение... С. 433.

99. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 3, л. 1.

100. ОР ИМЛИ, ф. 413, оп. 1, д. 11, л. 1—1 об.

101. РГАЛИ, ф. 1384, оп. 1, д. 18, л. 14—15.

102. РГАЛИ, ф. 625, оп. 1, д. 402, л. 19—20, 22, 29.

103. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 4, л. 138—139.

104. ОР ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, д. 163, л. 6.

105. Там же, л. 53.

106. Селивановский А. Попутчики // Литературная энциклопедия: В 11 т. Т. 9. М.: ОГИЗ РСФСР, Гос. ин-т. «Сов. Энцикл.», 1935. Стб. 147.

107. ОР ИМЛИ, ф. 157, оп. 1, д. 39, л. 422; Журналист. 1931. № 17.

108. Эренбург И. Новая проза // Новая русская книга. 1922. № 9. С. 3.

109. Полонский В. «Моя борьба на литературном фронте». Дневник. Май 1920 — январь 1932. <1931> / Публ., подгот. текста и коммент. С.В. Шумихина. Продолжение // Новый мир. 2008. Апрель. № 4. URL: http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2008/4/ро11.html

110. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 2, л. 31.

111. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 4, л. 41—41 об.

112. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 2, л. 7—7 об.

113. Белозерская-Булгакова Л.Е. Воспоминания. С. 87.

114. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 2, л. 31.

115. Паршин Л. Чертовщина... С. 101.

116. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 6?

117. ОР ИМЛИ, ф. 413, оп. 1, д. 11, л. 1—1 об.

118. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 2, л. 32.

119. Там же, л. 31—31 об.

120. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 2, л. 40.

121. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 4, л. 31 об.

122. Булгаков М. Собрание... Т. 1. С. 472—473.

123. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 4, л. 41—41 об.

124. Там же, л. 65 об. — 66; Слезкин Ю.Л. «Пока жив...» С. 218.

125. Белый А. Непонятый Гоголь // Советское искусство. 1933. 20 января; Смелянский А. Михаил Булгаков в Художественном театре. М.: Искусство, 1989. С. 253.

126. Судьба Онегина. С. 386—387; НИОР РГБ, ф. 562, к. 27, ед. 2, л. 789.

127. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 5, л. 81 (69).

128. Исмагулова Т. «Откуда пришел...» С. 88—89.

129. Булгаков М. Собрание... Т. 7. С. 29.

130. Там же. Т. 7. С. 29, 33.

131. Там же. С. 62.

132. Там же. С. 56.

133. Там же. С. 48.

134. Булгаков М. Собрание... Т. 7. С. 26, 42, 60.

135. Там же. Т. 1. С. 184.

136. НИОР РГБ, ф. 801, к. 1, ед. 2, л. 30—31.

137. Булгаков М. Собрание... Т. 7. С. 42.

138. Булгаков М. Собрание... Т. 7. С. 28.

139. Городецкий С.М. Мой путь. С. 327—329.

140. Смелянский А. Записки покойника. Театральный роман // Булгаков М.А. Собрание сочинений: в 5 т. Т. 4. М.: Худ. лит., 1990. С. 665—666.

141. Булгаков М. Собрание... Т. 1. С. 450.

142. Арьев А. «Что пользы, если Моцарт будет жив...» С. 443; Белобровцева И., Кульюс С. История с великими писателями: Пушкин — Гоголь — Булгаков // Ruthenia. Пушкинские чтения в Тарту 2. Тарту, 2000. С. 257—266.

143. Яблоков Е.А. Художественный мир Михаила Булгакова. М.: Языки славянской культуры, 2001. С. 360.

144. Исмагулова Т. «Откуда пришел...» С. 83—84.

145. Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 240—241.

146. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 279.

147. Там же. С. 279.

148. Там же. С. 685.

149. Там же. С. 958.

150. Булгаков М. Собрание... Т. 7. С. 105.

151. Булгаков М. Собрание... Т. 7. С. 122.

152. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 41.

153. Там же. С. 659; Гаспаров Б.М. Новый завет... С. 83—123; Лесскис Г. Триптих... С. 278, 377; Лесскис Г., Атарова К. Путеводитель... С. 275, 309.

154. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 610, 884.