Здесь целесообразно коснуться темы прототипов Маргариты. Общепринятым считается, что прототипами для ее образа как возлюбленной мастера служили жены и возлюбленные писателя, прежде всего, Е.С. Булгакова, а также некоторые другие дамы, в частности Маргарита (М.П.) Смирнова, имя которой, вероятно, и было использовано1. Вместе с тем В.И. Лосев справедливо отмечает, что прототипы Маргариты менее всего исследованы2. Представляется, что ее образ столь многогранен, вмещает столько тем, что он мог включать и другие прототипы. Маргарита — единственный женский персонаж из протагонистов, все остальные дамы второстепенны (Гелла, горничная Наташа, гости на балу, сотрудницы и зрительницы Варьете, и проч.). Поэтому в единственный важный женский образ М.А. Булгаков мог вплести и другие темы, кроме того, что она подруга мастера.
В романе многократно повторяется, что Маргарита — ведьма. Она натирается чудесной мазью, подаренной Азазелло, летает на швабре, громит писательский дом, ее моют кровью на балу, она говорит мастеру, что ему придется жить с ведьмой, оставляет покинутому мужу записку, что уходит в ведьмы3.
Е.С. Булгакова настаивала на том, что «ведьмой» была именно она и рассказывала, как сам М.А. Булгаков и другие называли ее ведьмой4. С этим невозможно полемизировать, однако, как мы видели, писатель мог иметь в виду еще и другую ведьму.
Маргарита как хозяйка бала, ставшая дамой Воланда на одну ночь полнолуния, значительно отличается от образа Маргариты как подруги мастера. В этой части романа М.А. Булгаков мог использовать и Е.Ф. Никитину как один из прототипов героини. Уже шла речь о том, что ювелирша де Фужере так и не появляется, лишь Степанида Афанасьевна была обозначена в ранней редакции как действующий персонаж и именно как ведьма и хозяйка «ведьминой квартиры». Возможно, владелица этой ведьминой (а впоследствии нехорошей) квартиры исчезла из последующих редакций романа, но не совсем, а частично скрывается в собирательном образе Маргариты. По этому поводу можно привести любопытный фрагмент воспоминаний Е.Ф. Никитиной:
<...> С.М. Городецкий вылепил, обжег, раскрасил, написал текст для скульптуры, украсил постамент гирляндами и цепями и приподнес мне. Скульптура изображала меня. Вот она, т. е. я, стоит на площади, памятник ей сделали субботники, левой рукой она опирается на голову ласковой собаки, ей было дано выражение академика П.В. Лебедева-[Полянского], хорошего друга наших субботников. Она опирается на его ласковую пушистую голову, ей не страшны козни никакого Главлита <...> Словом, эта скульптурная группа долго украшала наш субботний стол и рассказывала о даровании и выдумке Городецкого5.
Кажется, скульптура не сохранилась. Но по ее описанию ясно, что поза Е.Ф. Никитиной, опирающейся на голову собаки-Лебедева-Полянского, изображенной С.М. Городецким, поразительно похожа на описание Маргариты и Кота Бегемота у ее ног на вершине лестницы на балу у сатаны. Е.Ф. Никитина выступала как хозяйка на музыкальных вечерах в музее, потому и составляли явочные листы субботников с подписями гостей на этих вечерах. Скульптура С.М. Городецкого, видимо, была хорошо известна в кружке, М.А. Булгаков мог обыграть и ее.
В полной рукописной и окончательной редакциях романа во время шабаша на реке развязный толстяк принимает Маргариту за Клодину и называет неунывающей вдовой6. Этот эпитет как нельзя лучше соответствует образу именно Е.Ф. Никитиной. И если участники ее кружка в шутку сравнивали субботники с шабашем, то ей неизбежно выпадала роль главной ведьмы.
В этом контексте примечательно шуточное стихотворение М. Пустынина «Сцена из Фауста», пародирующее А.С. Пушкина, которое было зачитано 31 января 1933 г. на субботнике:
Мефистофель
Вам что-нибудь особенное надо! <...>
Во всей Москве один есть уголочек...
Там хорошо. Там блещет остроумье.
Там слышен стук скрещенных эпиграмм...Фауст
Мой бес! Скорей скажи: где это место?
Мне адрес дай.Мефистофель
Всероскомдрам вам ведом?
Так это против. Дом двадцать четыре.
Квартира — восемь. Адрес крайне прост <...>
У Евдоксии скучно вам не будет!
Спешим! И возгласим перед уходом:
Да здравствует Никитинский субботник!7
Мефистофель собирается развлечь Фауста, ведя его к Е.Ф. Никитиной, тем самым Евдоксия играет для него роль второй Маргариты. Вероятно, это также была одна из шуток, известных в среде посетителей субботников.
Выше уже шла речь о композиционном параллелизме «Фауста» И.В. Гёте, в котором чередуются эпизоды Германии XVIII в. и античной древности, с одной стороны, и романа М.А. Булгакова с московскими и «древними» главами, — с другой. Здесь можно отметить, что контекст Музея изобразительных искусств с обилием античных слепков давал писателю пищу для аналогичных сопоставлений. На балу гости оказываются не только в дьявольском окружении, но и словно погружаются в античное прошлое, что отчасти дополняет «древние» главы романа. Б.М. Гаспаров уже отмечал присутствие намека на Елену Троянскую в образе Маргариты8. А Фауст в античных эпизодах поэмы И.В. Гёте влюбляется как раз в Елену Прекрасную.
Примечания
1. Чеботарева В.А. Прототип булгаковской Маргариты... С. 133—144; Смирнова М.П. Встреча с мастером (О Михаиле Булгакове) // Сахаров В.И. Михаил Булгаков; загадки... С. 299—310; Белобровцева И., Кульюс С. Роман... С. 339—341.
2. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 984.
3. Там же. С. 810—814, 816, 834, 911, 928.
4. Лакшин В. Елена Сергеевна рассказывает. С. 413.
5. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 23, л. 83—84. Верные инициалы Лебедева-Полянского — П.И.
6. Булгаков М. «Мой бедный...» С. 547, 822.
7. ГЛМ, ф. 357, оп. 1, д. 365, л. 12.
8. Гаспаров Б.М. Из наблюдений... С. 28—82.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |