В Смольном в анфиладе зал,
Ленин Троцкому сказал:
Издавай скорей декрет,
Чтоб расстреливать кадет <...>
Все держались на чеку
Как бы не попасть в Чеку...
И постреливать слегка
Начала тогда Чека1.
М.О. Чудакова в своей книге «Жизнеописание Михаила Булгакова» приводит пересказ воспоминаний о встрече писателя и Б.Е. Этингофа в Москве:
Существует устное свидетельство Е.Ф. Никитиной о следующем эпизоде. На одном из Никитинских субботников Булгаков, увидев среди присутствующих некоего человека, на глазах у всех бросился обнимать его. Обнявшись, они долго стояли молча. Никто не знал, в чем дело. Позднее Никитина узнала от Б.Е. Этингофа, что именно связывало его с Булгаковым. Будто бы в момент прорыва Южного фронта красными войсками была взята в плен большая группа офицеров; среди них были и врачи. Этингоф был комиссаром в этих частях. Он обратился к врачам: — Господа, мы несем потери от тифа. Вы будете нас лечить? Предложение было высказано в такой ситуации, когда всех пленных ожидал расстрел. И будто бы Булгаков ответил, что он находится в безвыходном положении, и он в первую очередь — врач, во вторую — офицер... Он остался жив, другие были расстреляны. Это воспоминание и заставило их, встретившись через несколько лет в Москве, в молчании обнять друг друга; молчание это представляется психологически достоверным2.
Этот рассказ М.О. Чудакова, по ее признанию, услышала от журналиста В.М. Захарова 25.10.87, он в свою очередь узнал об этом от Е.Ф. Никитиной в начале 1960-х годов, а Е.Ф. Никитина, бывшая очевидицей встречи, слышала комментарии Б.Е. Этингофа еще несколькими десятилетиями раньше. Тем самым достоверность и точность деталей повествования вызывает серьезные сомнения, и сама М.О. Чудакова относится к нему с осторожностью. Как отмечает исследовательница,
дать ключ к проверке данного эпизода мог бы внимательный анализ биографии Б.Е. Этингофа этих месяцев; на эту задачу мы обращаем внимание всех, кто имеет вкус к разысканиям3.
Здесь необходимы пояснения по поводу личности В.М. Захарова. Как удалось установить, это журналист из Ростова-на-Дону, т. е. земляк Е.Ф. Никитиной, который среди прочих в начале 1960-х годов многократно публиковал заметки, а также выступал по радио с информацией о ее музее и о «Никитинских субботниках». Ни в одной из этих заметок и в материалах его радиопередач информации о М.А. Булгакове обнаружить не удалось4.
Дочь Б.Е. Этингофа, театральный режиссер Н.Б. Этингоф, вспоминает:
Мне очень хотелось поставить «Дон Кихота» [в Костромском ТЮЗ-е] <...> И тут мне сказали, что вахтанговцы репетируют «Дон Кихота» в инсценировке Булгакова. О, Булгакова! — это то, что мне нужно. Но выяснилось, что текст имеется только в Вахтанговском театре <...> Б. Захава <...> встретил меня дружелюбно и дал прочесть пьесу на месте, в своем кабинете <...> Я жадно проглотила всю эту большую пьесу — это был Сервантес, не искаженный, подлинный! <...> Я попросила дать мне экземпляр, но не тут-то было! — «Вахтанговцы имеют право первой постановки!» <...> Он был неумолим. Наконец, он сказал: «Попробуйте сходить к Булгакову, попросите у него, если он согласится... только вряд ли, он болен, и к нему никого не пускают». Захава дал мне адрес, и я ничтоже сумняшеся, в тот же час полетела в Нащокинский, в Дом писателей. Мне открыла Елена Сергеевна и сухо спросила, с чем я пожаловала. Я что-то не очень толково лепетала ей. Очевидно, я сильно волновалась, потому что она смягчилась, предложила присесть — тут же в передней за столик — и стала расспрашивать. Я сказала, почему считаю, что молодежи нужен Дон Кихот, и как меня огорчили все дурацкие переделки, и что вот сегодня я прочла, наконец, пьесу Михаила Афанасьевича, и... ну и т. д. По-видимому, Елене Сергеевне понравились мои ответы, и она спросила, как моя фамилия. Тогда вдруг открылась дверь из комнаты, и вышел худощавый человек в тужурке, наброшенной на рубашку с распахнутым воротом — это был ОН! Я узнала его по портретам. «Как вы сказали ваша фамилия?» Я повторила. «А какое вы имеете отношение к Борису Этингофу?» Я ответила, что это мой отец. «Вы дочь Этингофа?! Люся, это дочь Этингофа! Я слышал, что вы хотите поставить моего Дон Кихота?» Тут Елена Сергеевна всполошилась: «Миша, уходи отсюда сейчас же, тебе нельзя вскакивать!». Она стала потихонечку подталкивать его к дверям. «Постой, ты понимаешь, это его дочь! Дай ей экземпляр получше, пожалуйста! Ваш отец — очень хороший человек...» Эти слова он произнес уже в дверях, Елена Сергеевна не дала ему договорить: «Уходи, уходи же! Я дам, не волнуйся, обязательно дам». Она извинилась передо мной: «Ему нельзя вставать, он болен». И я только сейчас обратила внимание, какое у нее измученное, усталое лицо. Это было в конце ноября 1939 года. Больше полувека я храню в памяти этот разговор, может быть, и не дословно, но очень близко к тому, что было на самом деле. Есть вещи незабываемые! <...> Потрясенная встречей, счастливая, что так удачно заполучила драгоценную пьесу, я прижала ее к сердцу, выскочила на слякотную, сумеречную улицу и... вдруг остановилась. Только тут я осознала, что все это произошло благодаря папе. Откуда Булгаков знал его и почему так хорошо к нему относился? Что связывало их? Это была загадка, которую я много лет не могла разрешить. Печально, что я сразу не рассказала папе об этой встрече: не успела — на следующий день уехала в Ярославль, меня вызвали, а там все завертелось...5
Насколько можно доверять тем и другим мемуарам? При каких обстоятельствах познакомились М.А. Булгаков и Б.Е. Этингоф? Только ли встреча во время Гражданской войны могла связывать этих людей? Когда они виделись в Москве у Е.Ф. Никитиной? Чем объясняется столь эмоциональное поведение писателя и на «Никитинском субботнике», и при встрече с Н.Б. Этингоф? Попробуем выполнить пожелание М.О. Чудаковой и найти «ключ» к взаимоотношениям этих двух людей, а также ответить на все возникшие вопросы.
Поскольку в рассказе Е.Ф. Никитиной говорится о прорыве Южного фронта красными, вероятно, имелись в виду боевые действия Гражданской войны на Юге России или Северном Кавказе. М.А. Булгаков приехал из Киева на Северный Кавказ ранней осенью 1919 г. в качестве военного врача. Писатель сам давал показания в Москве осенью 1926 г.:
С августа 1919 <...> во Владикавказе6.
Аналогичное свидетельство содержится в биографических заметках, записанных П.С. Поповым со слов М.А. Булгакова:
Жил в Киеве безвыездно с февраля м. 1918 по август 1919 года7.
Однако исследователи уже обращали внимание, что Киев был занят белыми только 31.08.19 по новому стилю (18.08.19 — по старому). Если писатель попал на Кавказ в августе, значит, он покинул Киев либо при красных, либо сразу после взятия города белыми. Расхождение в датах может объясняться параллельным использованием хронологии старого и нового стиля во время Гражданской войны. Т.Н. Лаппа, сообщая об их жизни в этот период, настаивала, что М.А. Булгаков уезжал при белых и попал к деникинцам по мобилизации:
<...> В августе прошел слух, что возвращается Петлюра. Конечно, Михаилу бы не поздоровилось, и вот мы пошли прятаться в лес <...> и пришли белые. Тогда мы вернулись <...> И вот, как белые пришли в 1919-м, так Михаилу бумажка пришла, куда-то там явиться. Он пошел, и дали ему назначение на Кавказ <...> Кажется, в конце августа или начале сентября <...> И вот он уехал во Владикавказ и взял с собой мою браслетку, попросил «на счастье», а недели через две вызвал меня телеграммой, я <...> уехала из Киева <...> Михаил ехал по мобилизации <...>8.
М.А. Булгаков первоначально прибыл в Пятигорск и был направлен в 3-й Терский полк9. По словам Т.Н. Лаппы, Константин (К.П. Булгаков — двоюродный брат М.А.) и младшие братья Николай и Иван стали служить у белых лишь после отъезда четы Булгаковых из Киева на Кавказ. Так же полагает и Е.А. Земская на основании семейных писем и устных сообщений:
К 1 декабря 1919 г. в Киеве осталась только мама, Иван Павлович и Леля. Младших сыновей уже нет в Киеве — они уходят с белой армией за границу. Мать объясняет «случившееся» тем, что у Коли повреждено легкое и, не долечив, «пришлось отправить его на юг»10.
Однако Т.Н. Лаппа отчасти противоречит себе, поскольку рассказывает, как М.А. Булгаков случайно (?) встретил Константина на вокзале в Ростове по дороге на Северный Кавказ11. По-видимому, и Т.Н. Лаппа, и В.М. Булгакова были не вполне откровенны, умалчивая об истинных обстоятельствах службы братьев Булгаковых в деникинской армии.
Другую версию отъезда из Киева излагает зять М.А. Булгакова Л.С. Карум в своих мемуарах, вот его краткое описание событий:
А в 1919 году Киев захватили деникинцы. Булгаков летом 1919 года проживал где-то «в нетях» на даче под Киевом. Он прятался, так как уклонялся от мобилизации врачей в Красную Армию. И уклонился благополучно. Но в Киеве он решил больше не оставаться: фронт советско-деникинский был слишком близко, в 15 километрах от Киева. Булгаков решил уехать вглубь белой территории, где более спокойно. В августе 1919 года Михаил вместе с Тасей покинули Киев. Булгаков был назначен врачом во Владикавказский военный госпиталь12.
В другом месте Л.С. Карум повествует об этом более подробно:
Киев <...> брали с двух сторон. Одновременно подошли к нему и петлюровцы со стороны Поста Волынского и Святошина, и добровольцы со стороны Дарницы и левого берега Днепра. Петлюровцы вошли в город раньше и вывесили свой флаг на Думе. Потом появились добровольцы и сорвали украинский флаг с Думы и вывесили русский трехцветный бело-сине-красный национальный флаг. Каждую секунду могла возникнуть стрельба. Но к вечеру инцидент был улажен. Петлюровцы — более слабая сторона согласились отвести свои войска к Фастову <...> В последний месяц, когда в июле 1919 года большевики объявили поголовную мобилизацию, Миша скрылся из Киева, на мобилизационный пункт не явился, и скрывался в районе Бучи по знакомым дачам. Этим он избежал мобилизации. С появлением добровольцев он опять появился в квартире, но объявил, что оставаться в Киеве больше не намерен, а поедет на Кавказ, где поступит на военную службу <...> В общем, когда я приехал в Киев на свою старую квартиру по Андреевскому спуску № 13, то там были только Варенька и Тася, доктор Миша Булгаков и студенты Коля и Ваня успели уже в первые шесть дней поступить в Добровольческую армию и уйти из Киева <...> Я приехал в Киев на 6-й день после его занятия Добровольцами, но на городе лежала еще печать ужаса последних дней большевистской власти. Дело в том, что большевики, видя неминуемую сдачу Киева, взяли огромное, более 1000 человек число заложников, чтобы в городе было спокойно, и разместили их в подвалах ЧК на Левашевской и других улиц Липок. В ночь перед сдачей Киева чекистские патрули ходили по городу и арестовали всех, кто попадался под руку. К рассвету все подвалы и дворы всего квартала в Липках, где помещалось ЧК, были заполнены людьми. И вот был дан при отходе приказ: Всех расстреливать! Расстреливали из пулеметов. Всего было расстреляно до 1500 человек или более, никто точно не знает. Когда большевики ушли, родственники уведенных или взятых бросились в Липки искать своих мужей, жен, отцов, братьев, женихов и т. д. Их глазам представилась ужасная картина. Подвалы и дворы были забиты трупами. В некоторые подвалы нельзя было войти: трупы лежали горой <...> Сейчас же после приезда в Киев я стал готовиться к отъезду... Миша хотел ехать со мной... Я узнал на вокзале, что в Таганрог идет вагон, принадлежащий одному из деникинских генералов, кажется, Драгомирову <...> Я пробыл в Киеве 5 дней <...> На шестой я отыскал вагон, куда мы погрузились с Варенькой, Мишей и Тасей. Вагон прицепили к поезду, который шел в Таганрог, и 30 августа 1919 года мы двинулись в путь <...> Ехать было очень хорошо, вагон был пустой13.
Относительно обстановки при взятии Киева красными и деятельности местной ЧК имеется также красноречивая информация в летних и осенних сводках Освага 1919 г., из которых ясно, что именно к августу ситуация стала особенно угрожающей:
Киевская Чрезвычайная комиссия, руководимая Сорокиным, культивирует систему расстрелов. Убито много видных общественных деятелей, которые были обвинены в фантастических заговорах против советской власти <...> Лукьяновская тюрьма и все другие арестантские помещения забиты арестованными <...> (29.06.19).
Ужасы киевской Чрезвычайки не поддаются описанию. В последнее время царил ужасающий террор с самыми утонченными пытками. Работали в Чрезвычайке преимущественно женщины. В день ухода большевиками расстреляно 1500 человек, заключенных в Лукьяновской тюрьме... Выяснилось, что в последние дни перед оставлением города большевиками отправлены в Москву большие эшелоны заложников; среди них много офицеров, отказавшихся служить в Красной армии (16.09.19)14.
Аналогичным образом зверства Всеукраинской Чрезвычайки описаны в репортажах, которые публиковались в газете «Киевское эхо» (август—сентябрь 1919 г.)15. И в них речь идет о последних расправах ЧК перед тем, как красные покинули город.
Э.Л. и Р.И. Бобровы со слов Б.Е. Этингофа рассказывали, что на допросе во Владикавказе весной 1920 г. М.А. Булгаков давал показания о том, что он бежал из Киева. Это свидетельство вполне согласуется с мемуарами Л.С. Карума и информацией о ситуации в городе. Вначале М.А. Булгаков скрывался от большевиков «в нетях», а когда пришли белые, спешно покинул Киев, опасаясь возвращения большевиков, тем более, что линия фронта пролегала в непосредственной близости от города. Возможно, Ю.Л. Слезкин в романе «Столовая гора» подразумевал именно эту ситуацию бегства М.А. Булгакова от красных, говоря, что его герой Алексей Васильевич (его прототипом и был М.А. Булгаков) пишет автобиографический роман под названием «Дезертир».
Так же можно истолковать слова из булгаковских «Необыкновенных приключений доктора» о докторе N, где речь идет о периоде после пребывания красных в Киеве в 1919 г.:
Кончено. Меня увозят16.
С.П. Ноженко, основываясь на мемуарах Л.С. Карума, уже отметила, что М.А. Булгаков уезжал во Владикавказ добровольно17. Кажется, нет оснований сомневаться в достоверности воспоминаний Л.С. Карума, особенно учитывая точность его хронологии. Важно также отметить, что дата отъезда, указанная Л.С. Карумом, дана по старому стилю, что могло быть причиной указаний как на август, так и на сентябрь.
Тамара Сослановна Гойгова в 1960 г. писала Е.С. Булгаковой:
Михаила Афанасьевича я хорошо помню. Мы вместе работали в отд. народн. образов. в Орджоникидзе, кроме того, он еще раньше знал мою ст. сестру, кот. была на войне (I ой импер.) мед. сестрой, в то время как он был воен. врачом18.
Это письмо уже приводила М.О. Чудакова19. Еще раньше Л.М. Яновская сообщала, что Т.С. Гойгова передала Е.С. Булгаковой экземпляр пьесы М.А. Булгакова «Сыновья муллы». Кроме того, исследовательница, ссылаясь на Х.В. Туркаева, приводила выдержку из рукописи Т.С. Гойговой о том, что М.А. Булгаков бывал у них дома и консультировался по поводу персонажей пьесы с ее мужем, А.-Г. Гойговым20. С.П. Ноженко нашла материалы, касающиеся медсестры Лидии Бек-Бузаровой, окончившей курсы для подготовки сестер милосердия при Владикавказском военном госпитале и причисленной к пятигорской общине, которая работала вместе с М.А. Булгаковым в Могилеве-Подольском в Самарском госпитале Красного Креста с ноября 1915 г.21 Она и была той самой сестрой Т.С. Гойговой, урожденной Бек-Бузаровой. С.П. Ноженко высказала предположение, что Булгаковы могли ехать во Владикавказ в 1919 г. в надежде остановиться в доме Бек-Бузаровых во Владикавказе на углу Мариинской и Московской улиц № 37. Во всяком случае, как свидетельствовала Т.С. Гойгова, М.А. Булгаков впоследствии бывал у них в доме.
В этом контексте можно отметить, что при штабе генерала И.Г. Эрдели в Пятигорске состоял полковник Генерального штаба Обер-квартирмейстер Булгаков. Его именем в Пятигорске подписаны документы с 23.03.19 по 02.01.2022. Инициалов, к сожалению, в них нет. Военный историк С.В. Волков любезно сообщил нам, что его имя — Константин Герасимович Булгаков, который с 13.03.19 был обер-квартирмейстером штаба войск Терско-Дагестанского края, с сентября—октября того же года обер-квартирмейстером войск Северного Кавказа, уволен со службы 01.04.2023.
Исследования родословной семьи Булгаковых не дают информации о родственнике с таким отчеством, мы не располагаем доказательствами его родства с писателем, они могли быть просто однофамильцами. Но наши знания о дальних родственниках могут быть пока и неполными. Нельзя исключить, что М.А. Булгаков отправлялся на Кавказ не только к знакомой медсестре, но и к какому-то дальнему родственнику, состоявшему при штабе И.Г. Эрдели.
Примечательно, что Д.А. Гиреев также допускал, что у М.А. Булгакова были родственники в Пятигорске и Владикавказе, он перечислял брата Николая (вольноопределяющегося), двоюродного брата Константина Петровича, служившего в штабе Терского казачьего войска, и дядю (?) Ивана Андреевича, генерала-квартирмейстера в штабе командующего войсками Северного Кавказа24. Доверять Д.А. Гирееву нельзя, достоверные данные переплетены у него с авторским вымыслом. Однако упоминание квартирмейстера Булгакова при штабе командующего указывает на знакомство Д.А. Гиреева с какими-то документами, возможно, он встречал также имя «Константин» и отождествил его с Константином Петровичем.
Здесь интересно обратиться к реакции Т.Н. Лаппы на книгу Д.А. Гиреева. В письмах, обращенных к нему, она не соглашалась со многими деталями и отмечала неточности. Однако при этом с нескрываемым любопытством спрашивала, какими материалами он пользовался, догадываясь, что он располагал реальной информацией об их жизни на Кавказе25. И действительно, в письме от 29.11.80 он сообщал ей, что основывался на документах архивов, в том числе архива Терского казачьего войска и газетах, издаваемых при белых26. Вместе с тем, отвечая на вопросы Л.К. Паршина, Т.Н. Лаппа отзывалась о книге Д.А. Гиреева в резко негативном тоне, а главное, горячо опровергала присутствие родственников М.А. Булгакова на Кавказе27. Она могла намеренно скрывать обстоятельства службы его братьев и кузенов у белых и причины, которые заставили писателя отправиться на Кавказ. Возможно, что Константин, которого М.А. Булгаков встретил в Ростове, и был Константином Герасимовичем, а не Константином Петровичем.
Уместно также напомнить, что коллега М.А. Булгакова, писатель Ю.Л. Слезкин, как выяснил Ст.С. Никоненко, был племянником генерала Ивана Георгиевича Эрдели, сыном его родной сестры Веры Георгиевны (Юрьевны)28. Сын Ю.Л. Слезкина, Лев Юрьевич, прямо сообщает, что его родители рассчитывали на встречу с родственниками на Кавказе:
Вот и Кавказ. Не исключено, что кроме движения армии их влекла туда надежда встретить мать отца или ее сестер, живших там постоянно. Этого не случилось29.
Тем самым присутствие Ю.Л. Слезкина на Северном Кавказе не было случайностью, вероятно, он рассчитывал на покровительство родственников, скрываясь от большевиков.
По-видимому, и Т.Н. Лаппа, и В.М. Булгакова намеренно скрывали причины, которые заставили писателя, его братьев и кузенов отправиться на Юг России. Возможно, Т.Н. Лаппа повторяла, что М.А. Булгаков уехал один без нее потому, что это подтверждало версию о мобилизации белыми, в то время как Л.С. Карум подробно рассказывает, что увозил их обоих по-семейному, т. е. добровольно.
Т.Н. Лаппа описывает пребывание их семьи на Северном Кавказе при белых:
Он начал работать в госпитале <...> Во владикавказском госпитале Михаил проработал всего несколько дней, и его направили в Грозный, в перевязочный отряд. В Грозном мы пришли в какую-то контору, там нам дали комнату. И вот, надо ехать в этот перевязочный отряд, смотреть <...> Какое-то время так продолжалось, а потом наши попалили там аулы, и все это быстро кончилось. Может, месяц мы были там. Оттуда нас отправили в Беслан <...> Там мы мало пробыли. Жили в какой-то теплушке прямо на рельсах. <...> Потом пришла бумажка ехать во Владикавказ. Мы приехали, и Михаил стал работать в госпитале30.
У М.О. Чудаковой читаем:
Татьяна Николаевна никогда не упоминала о том, что Булгаков был в плену у красных; трудно вычленить момент, в который это могло произойти — осенью 1919 года Булгаков, казалось бы, должен был благополучно добраться до места назначения, поскольку весь юг России был в руках Добровольческой армии, а в момент развернувшегося наступления красных он был в основном во Владикавказе. Однако он выезжал, по-видимому, в феврале 1920 года — прежде чем его свалил тиф, и мог попасть в какие-то переделки31.
Однако, рассказывая о жизни М.А. Булгакова в Грозном, его первая жена отмечала:
Уезжал утром, на ночь приезжал домой. Однажды попал в окружение, но вырвался как-то и все равно пришел ночевать...32
Может быть, это и была такого рода «переделка»? В действительности ситуация была гораздо серьезнее, М.А. Булгаков участвовал в боях и был ранен. Как вспоминал писатель в своем дневнике 23.12.24, описывая свое выступление в газете «Гудок», в ноябре 1919 г. он был контужен и именно в Чечне, т. е. в период их жизни в Грозном (а Т.Н. Лаппа из осторожности умолчала об этом?):
Я до сих пор не могу совладать с собой. Когда мне нужно говорить, и сдержать болезненные арлекинские жесты. Во время речи хотел взмахивать обеими руками, но взмахивал одной правой, и вспомнил вагон в январе 20-го года и фляжку с водкой на сером ремне, и даму, которая жалела меня за то, что я так страшно дергаюсь <...> видел <...> картину моей контузии под дубом и полковника, раненого в живот. <...> Он умер в ноябре 19-го года во время похода за Шали-аул <...> Меня уже контузили через полчаса после него. <...> Так вот я видел тройную картину. Сперва — этот ночной ноябрьский бой, сквозь него — вагон, когда я уже об этом бое рассказывал, и этот бессмертно-проклятый зал в «Гудке»33.
Ф.С. Киреев предположительно идентифицирует полковника, погибшего под Шали-аулом, с Алексеем Данильченко, который командовал бригадой в 3-й Терской конной дивизии, куда входил и 3-й Терский казачий полк34.
Не эта ли контузия отразилась в описании ранения Алексея Турбина в «Белой гвардии» (центрального произведения М.А. Булгакова о Гражданской войне), где герою в Киеве также прострелили именно левую руку и где он бредил после такого тяжелого ранения? Турбин был при смерти, но после молитвы Елены очнулся и «воскрес», это произошло 22 декабря накануне Рождества, т. е. примерно через месяц после ноября. Поднялся с постели и начал ходить он 2 февраля35. А рассказ писателя «Красная корона», где говорится о душевнобольном герое, попавшем в клинику после пережитых им во время Гражданской войны потрясений, возможно, также имеет подоплеку, относящуюся к ноябрьским событиям, и М.А. Булгаков действительно бредил после контузии в конце 1919 г.? К сожалению, пока нет достоверных биографических сведений об этом. Но зато известно, что он бредил, болея тифом весной 1920 г. М.А. Булгаков откровенно сообщает в показаниях 1926 г.:
Литературным трудом начал заниматься с осени 1919 г. в гор. Владикавказе, при белых. Писал мелкие рассказы и фельетоны в белой прессе. В своих произведениях я проявлял критическое и неприязненное отношение к Советской России. С Освагом связан не был, предложений о работе в Осваге не получал. На территории белых я находился с августа 1919 г. по февраль 1920 г. Мои симпатии были всецело на стороне белых, на отступление которых я смотрел с ужасом и недоумением36.
Ю.Л. Слезкин вспоминал 21.02.32:
С Мишей Булгаковым я знаком с зимы 1920 г. Встретились мы во Владикавказе при белых. Он был военным врачом и сотрудничал в газете в качестве корреспондента37.
С февраля 1920 г. М.А. Булгаков оставил врачебную практику и начал сотрудничать в белой газете «Кавказ». Согласно Д.А. Гирееву, М.А. Булгаков подал рапорт о том, что по состоянию здоровья не может продолжать службу в армии38. Это представляется правдоподобным, учитывая состояние писателя после контузии. В феврале же (?) 1920 г. М.А. Булгаков вернулся во Владикавказ из Пятигорска, куда ездил на сутки, после чего заболел возвратным тифом. Вероятно, начало болезни отразилось и в финале «Необыкновенных приключений доктора», помеченного февралем 1920 г. (поскольку Т.Н. Лаппа также вспоминала о насекомых в связи с заболеванием мужа):
Я сыт по горло и совершенно загрызен вшами39.
В это время деникинцы отступили из Владикавказа, а жена писателя побоялась вывозить его больного. Когда М.А. Булгаков стал выздоравливать, в городе уже правили красные40. Писатель сам давал соответствующие показания в 1926 г.:
В момент прихода Красной Армии я находился во Владикавказе, будучи болен возвратным тифом41.
Попробуем проследить, мог ли Б.Е. Этингоф пересечься с писателем на фронтах Северного Кавказа в этот самый период Гражданской войны 1919—1920 гг. И кем же он был?
Борис Евгеньевич Этингоф (1887—1958) — профессиональный революционер, член партии с сентября 1903 г., участник революции 1905 г. Вел нелегальную партийную работу в Вильно и Варшаве, Могилеве, Могилевской губернии, в Выборге, Териоки и Тифлисе, подвергался преследованиям со стороны царского правительства: сидел в тюрьмах, неоднократно был в ссылках, некоторое время скрывался в Германии. С 1910 по 1914 г. был студентом-вольнослушателем юридического факультета Петербургского университета, давал уроки и постоянно сотрудничал в энциклопедии «Брокгауз и Эфрон» (ил. 2):
Этот период мне приходилось почти целиком отдаваться изысканиям заработка литературным трудом, уроками и заказами по рисованию и скульптуре42.
Будучи студентом, Б.Е. Этингоф сам также брал уроки скульптуры у И.Я. Гинцбурга (ученика М.М. Антокольского) (ил. 3). Б.Е. Этингоф, как и оба скульптора, происходил из виленских евреев, т. е. был их земляком. И как М.М. Антокольский благотворительствовал юному И.Я. Гинцбургу, так и И.Я. Гинцбург был готов покровительствовать молодым, подающим надежды, ученикам-евреям. Б.Е. Этингоф всерьез думал о художественной карьере, однако после некоторых колебаний выбрал путь профессионального революционера. Н.Б. Этингоф вспоминает:
Гинцбург <...> заявил, что будет давать уроки бесплатно и, более того, готов сам платить студенту небольшую стипендию в течение года, при условии, что тот будет работать в мастерской ежедневно не менее четырех часов в день. Такое великодушие было столь неожиданно, что Борис не мог вымолвить ни слова. С трудом справившись с волнением, он, наконец, пробормотал, что очень благодарен учителю, но должен предупредить, что не всегда может располагать собой... бывают разные задания... иногда приходится выезжать из города... Гинцбург удивился: какие еще задания? Борис объяснил, что он социал-демократ, ведет партийную работу и это для него важнее всего! При этих словах Гинцбурга словно подменили, он встал и сухо сказал: — Извините, больше нам не о чем говорить. Искусство и политика — вещи несовместимые. Всего хорошего43.
В годы Первой мировой войны Б.Е. Этингоф
зачислился на работу на фронте в качестве заведующего врачебным пунктом, а затем контролера Кавказского Комитета Союза Городов44.
При этом он выполнял задания партии по пропаганде среди солдат в войсках на турецком (в Западной Армении) и персидском фронтах, где познакомился и сблизился с С.М. Городецким. Поэт вспоминал:
Февральская революция застала меня в Персии. Там в обстановке отступающего нашего фронта я познакомился и сдружился с большевиками — доктором С.М. Кедровым и ревизором Б.Е. Этингофом. Они меня и ласково, и сурово вводили в круг идей, которыми я сейчас живу. Впечатления тех дней отражены в моем романе «Алый смерч»45.
В письме к Б.Е. Этингофу С.М. Городецкий вспоминал:
Вот я вижу тебя улыбающимся скептиком. Что вызывало твой скептицизм? Неверие в беспомощность всех этих союзов городов и земских союзов, которыми московская и тифлисская буржуазия припудривала свое участие в истреблении людей с помощью военной машины <...> А ты меня спрашивал: — А для кого ты хочешь брать Царьград? Этим язвенным вопросом ты отслоил меня от прошлого и помог мне обратить свой талант к будущему. Это была осень шестнадцатого года. Ты помнишь эти сады Семирамиды, где мы с тобой карабкались над бездной, чтоб обласкать русскими руками клинописные надписи Аргишти второго, и где однажды я застал тебя, — еще не доверяющего мне — в тайной беседе с солдатами, которым ты, должно быть, рассказывал то же, что и мне, о тайнах марксистского познания человеческой судьбы, и в том числе моей — поэта, жаждущего взять Царьград, и тебя, свеженького беглеца из Тифлисской тюрьмы. <...> Кажется, я не ошибусь, если скажу, что Борис Евгеньевич Этингоф был первым, кто кратко и умно показал мне бездну, над которой стояла русская интеллигенция в своей некоторой части, не успособившейся понять историческое величие большевизма. И когда через год, уже в Урмии, в Персии, где под вой шакалов мы узнали о Февральской революции, ты, ставя горьковский вопрос передо мной — с кем же ты? — нарисовал карикатуру на меня в склоненной позе над поверженными порфирами и коронами — и спросил меня, помещу ли я эту карикатуру в издаваемом мною на стеклографе журнальчике «Шерифханский пересмешник» — я ответил тебе делом, поместив эту карикатуру на себя в своем журнале46.
Б.Е. Этингоф послужил прототипом для образа большевика и фельдшера Цивеса в романе С.М. Городецкого «Алый смерч»:
<...> Цивес чувствовал себя очень неплохо и ежеминутно восторгался красотами природы <...> — Нет! — прорезал железный грохот голос Цивеса, — ждать мы не будем! Мы начнем, а западный пролетариат подтянется. Мы уже начали, а если б не война... <...> Революция неизбежна! <...> Посредине, на операционном столе сидел лохматый Цивес <...> На нем была грязная шинель. Огромный термос, как всегда, болтался на одном боку, на другом маузер в деревянном футляре, на спине свисала походная фельдшерская сумка. Широкоскулое обветренное лицо хитро улыбалось, черные глаза быстро обводили присутствующих, заскорузлая рука ежеминутно ковыряла чернильным карандашом в широко разинутом рту, отчего губы уже залиловели. Речь его лилась громко47.
Поэт также написал стихотворение на смерть Б.Е. Этингофа, где вновь обратился к воспоминаниям о турецком и персидском фронтах48.
В 1917 г. после Февральской революции Б.Е. Этингоф вошел в состав Тифлисского районного комитета партии, был избран в Тифлисскую городскую думу и работал членом редколлегии газеты «Кавказский рабочий». Об этом также вспоминал и С.М. Городецкий:
В том же семнадцатом году, когда я, опоздав в отступлении, тем самым спас тебя от шамхорского побоища, устроенного грузинскими меньшевиками русским большевикам, попал в Тифлис, я встречался с тобой в редакции «Кавказского рабочего»<...>49.
Б.Е. Этингоф был делегатом II съезда Советов (от солдат персидского фронта) и VI съезда партии, после которого его оставили в Петербурге в качестве члена первого ЦК Пролеткульта, организованного А.В. Луначарским еще до Октябрьской революции50. Он был участником штурма Зимнего, в дни революции — членом редколлегии газеты «Известия ВЦИК». В марте 1918 г. первый ЦК Пролеткульта направляет его на Кавказ для организации Кавказского комитета51. В автобиографии Б.Е. Этингофа читаем:
В марте 18 года ЦК партии был вновь командирован для подпольной работы в Закавказье. Краевым комитетом партии в Тифлисе был оставлен во Владикавказе <...>52.
Б.Е. Этингоф с марта 1918 г. по февраль 1919 г. работал председателем Пролеткульта Терской республики53. О его деятельности в этот период свидетельствует Ф.Х. Булле:
Весною 1918 года т. Этингоф прибыл из Москвы в Терскую область (где я тогда работал) в качестве ответственного сотрудника Наркомпроса с мандатом, подтвержденным ЦК ВКП (б), и до февраля 1919 г. работал на ответственных партийных постах, главным образом по народному образованию и в качестве лектора54.
На протяжении 1918 г. Б.Е. Этингоф принимал участие в военных действиях во время восстания полковника Л. Бичерахова. В его автобиографии говорится:
Непосредственное участие в боях с белыми принимал в гор. Владикавказе, во время августовских событий 1918 г. на Курской слободке, под Тарскими хуторами, на ст. Цоланово и т. д.55
Х.М. Псхациев вспоминает, что в августе 1918 г. при временном отступлении большевиков из Владикавказа в Беслан застал Б.Е. Этингофа в бронепоезде у Серго Орджоникидзе:
В вагоне находились Фигатнер, Этингоф и Мартынов56.
В 1918 — начале 1919 гг. (?) Б.Е. Этингоф был членом Чрезвычайной комиссии по борьбе с эпидемией сыпного тифа57. В тот же период он жил во Владикавказе с семьей, женой и дочерью, которых отослал в Тифлис в машине по Военно-Грузинской дороге, когда стало очевидно, что отступление большевиков из города неминуемо (ил. 1). Об этом рассказывает Н.Б. Этингоф:
Обжигающий холодный зимний ветер, большой открытый автомобиль, где сидела мама, а папа, высоко подняв меня над землей, сказал: «Держи ее крепче». И машина сразу же зарычала и двинулась <...> Так спасали свои семьи большевистские комиссары, предвидя падение Владикавказа58.
В феврале 1919 г. нарком просвещения Терской республики Я.Л. Маркус был убит деникинцами, после чего Б.Е. Этингоф исполнял его функции и принимал участие в обороне города59.
Во время наступления Деникинской армии на Сев. Кавказ в 1919 г. принимал участие в боях под Владикавказом в рядах Красной гвардии, во время отступления по военно-грузинской дороге принимал участие в боях в Молоканской слободке и на подступах к военно-грузинской дороге60.
Итак, 1919 год, Северный Кавказ, противостояние большевиков и деникинцев, именно тот период, когда М.А. Булгаков и Б.Е. Этингоф теоретически могли где-то столкнуться, в том числе и на фронте. Однако по воспоминаниям сына Б.Е. Этингофа Е.Б. Этингофа,
что касается версии о том, как М.А. Булгакова захватили во время военных действий, то такого я от отца никогда не слышал. Кроме того, в феврале 1919 г. отец принимал участие в отступлении красных из Владикавказа и переходе через Кавказские горы, весной он добрался до Тифлиса, а затем переехал в Баку. Оттуда он, по-видимому, и направился во Владикавказ весной 1920 г. Таким образом, отец не принимал участия в боях с деникинцами на Северном Кавказе осенью и зимой 1919—1920 гг.
Попробуем подтвердить эти воспоминания. Сведения о его участии в отступлении Терского правительства и остатков XI Красной армии из Владикавказа в горы, а также о последующем переходе через Кавказский хребет в Грузию (далее через Алазанскую долину в Тифлис) на протяжении февраля и ранней весны 1919 г. находим у А.П. Лежавы:
В феврале 1919 г. С. Орджоникидзе, а также Б. Калмыков, А. Назаретян, И. Бутырин, Ю. Фигатнер, М. Этингоф, Ю. Албогачиев, И. Зязиков, А.А. Гойгов, Х. Карашаев, М. Энеев, Ю. Настуев, Шекихачев и др. зимой перешли чечено-ингушские горы и укрылись в ингушском ауле Мужичи61.
О присутствии Б.Е. Этингофа среди владикавказских комиссаров и большевиков в горах в начале февраля 1919 г. сообщают в своих воспоминаниях Х. Орцханов, Сулейман сын Дени и А.-Г. Гойгов62. Более подробно об этом переходе рассказывается в мемуарах самого Б.Е. Этингофа:
В первых числах февраля 1919 года деникинская армия окружила Владикавказ <...> Дальнейшее сопротивление было бесполезно, оставался единственный путь отступления на юг по Военно-грузинской дороге к границе меньшевистской Грузии <...> Но надо было <...> достать <...> продукты <...> Эта задача была возложена на меня, наркомзема Терской республики т. Родзевича и председателя Владикавказского горсовета Думбадзе <...> большой аул Ки <...> В группе собравшихся товарищей оказались Серго Орджоникидзе, Амаяк Назаретян, Юрий Фигатнер, Фриц Булле, Филипп Махарадзе и другие, всего человек тридцать руководящих партийных и советских работников Терской республики63.
В докладе В.А. Жгенти, полковника Инукивели и Н. Кобишвили об интернированных из Владикавказа в Грузию от 01.03.19 говорится, что
еще 16-го февраля, встретив офицера, везшего главарей большевиков: Кавтардзе, Цинцадзе, Думбадзе и других, — мы попросили остановиться и отдельно поговорить с названными главарями64.
Поскольку Б.Е. Этингоф в своих мемуарах рассказывает, как совершал свой путь в горах Ингушетии вместе со старым товарищем Л. Думбадзе, надо полагать, что он также находился в этой группе большевиков. О появлении Б.Е. Этингофа в Тифлисе после перехода через горы вспоминает Н.Б. Этингоф:
Была роскошная южная весна, когда папа вернулся в наш тифлисский дом <...> Рано утром мы услышали шаги в коридоре, какие-то странные, шаркающие. Мама выскочила и вдруг закричала, и в дверях появился наш дорогой папа Боря, которого уже считали погибшим. Он был в бурке и рваных чустах — тапочках, шел и оставлял на полу кровавые следы. Увы, недолго пришлось ему наслаждаться покоем, залечивая израненные ноги и руки. Меньшевистская полиция выследила его. Какое-то время он скрывался на Авлобаре, в старинной части города, в доме священника. Однако избежать ареста не удалось65.
Сведения о местопребывании Б.Е. Этингофа в 1919 — начале 1920 гг. содержатся в его автобиографии:
В Тифлисе был назначен подпольным Краевым Комитетом партии вместе с Л. Думбадзе в комиссию по устройству интернированных из Владикавказа красноармейцев и был введен в редакцию предполагавшейся к открытию нашей партийной газеты вместе с Касьяном и Мравяном. Вскоре был арестован меньшевиками, сидел в губернской тюрьме и был выслан в Баку. По приезде в Баку (осень 1919 г.) был назначен Краевым Комитетом редактором подпольной газеты «Набат», но я успел лишь организовать выпуск первого номера, так как, заболев тифом, был вынужден работу прекратить. По выздоровлении был кооптирован в Бакинский Комитет партии и вошел в состав правления нелегального рабочего клуба и так называемой рабочей конференции. Группой товарищей, эмигрировавшей с Северного Кавказа, был избран тогда же членом Северо-Кавказского Комитета <...>66.
В деле Б.Е. Этингофа имеется справка о его аресте меньшевиками в Тифлисе:
Этингоф Борис Евгеньевич гр. гор. Тифлиса на Вельяминовской ул. в доме № 3. 29 марта 1919 г. у него по распоряжению Начальника особого отряда при Министерстве внутренних дел демокр. республики Грузии был произведен обыск, после чего был арестован и доставлен в особый отряд согласно постановления начальника особ. отряда от 29 марта 1919 года за № 646 был заключен в губернскую № 1 тюрьму. 15 апреля 1919 года Этингоф был освобожден из-под стражи с условием оставления границ Грузии, Этингоф был выслан в г. Баку67.
Н.Б. Этингоф передает свои детские воспоминания об этом тюремном заключении отца:
Сидение в тюрьме Метехского замка не слишком угнетало узников. Разгильдяйская стража смотрела сквозь пальцы (конечно, за определенную мзду) на переговоры с родными через окошко камеры. И на передачу продуктов и литературы с помощью веревки, которую арестанты спускали из того же окошка. Помню, даже однажды мама со мной проникла в саму камеру, и мы возлежали там на нарах68.
Сохранились документы, касающиеся деятельности подпольной Тифлисской комиссии по устройству интернированных из Владикавказа красноармейцев. Некоторые из них (от 03.03.19 и 24.04.19) содержат подпись «Секретарь С.Р.Д. В.И. (или В. — О.Э.) Мухаринский» или упоминание того же имени (после 20.07.20)69. С.Р.Д. — это сокращение Совета рабочих и солдатских депутатов гор. Тифлиса, который, как и пишет Б.Е. Этингоф, был в то время подпольным. Б.Е. Этингоф породнился с семьей Мухаринских, его жена Амалия Ароновна была дочерью А.А. Мухаринского, известного тифлисского врача. По воспоминаниям родственников, в семье не было большевика Мухаринского, да еще с такими инициалами, скорее, это был один из партийных псевдонимов самого Б.Е. Этингофа. Инициалы в подписи совпадают с инициалами В.И. Ленина. Это также может быть свидетельством того, что все имя было придуманным псевдонимом. Вероятно, Б.Е. Этингоф, скрываясь от меньшевиков, не мог подписываться своим именем, а также упоминать его в документах. По воспоминаниям Н.Б. Этингоф и по сведениям из автобиографии Б.Е. Этингофа, выйдя из тюрьмы в Тифлисе, он не сразу уехал в Баку, но оставался до осени в Грузии (а лето 1919 г. провел с семьей в высокогорном селе Сурами)70.
О деятельности Б.Е. Этингофа в этот период и его работе в Баку также вспоминает Н.Б. Этингоф:
Не знаю, почему папа не рассказал мне историю о том, как Анастас [Микоян] спас ему жизнь? Было это в 1919 году в Баку, куда попал Борис после отсидки в Метехском замке — главной тифлисской тюрьме. Оказавшись в Баку, Борис попал из огня да в полымя: в городе свирепствовали пришедшие к власти мусаватисты <...> Их солдаты рыскали по всему городу, выискивая и выслеживая большевистских комиссаров <...> А незадолго до этого папу сбил с ног сыпной тиф. Он лежал в беспамятстве в каморке полуподвальной квартиры одного бакинского рабочего, когда солдаты стали прочесывать кварталы «черного города» — заводского района, где как раз и находился Борис. Когда облава приблизилась вплотную к ближайшим улицам, в квартиру рабочего вбежал Анастас Микоян. Он был одним из немногих, кто знал о болезни и беспомощном состоянии тифозного больного. Анастас (он был меньше Бориса ростом, но очень силен и вынослив) взвалил Бориса себе на спину и проходными дворами вынес его из оцепленной зоны в более безопасное убежище. Сам же он с двумя товарищами вскочил в маленький рыбачий баркас и скрылся в осенних водах Каспия. Эту историю мне рассказала мама, поэтому в ее достоверности я не сомневаюсь... Вызванная в Баку из Тифлиса, она перевезла папу туда, где никто не мог заподозрить его пребывания: в домик главного инженера крупного нефтеперерабатывающего завода. Фамилия инженера была Алибегов. Его сестры дружили с мамиными родителями. Там, на заводе, отец и мать скрывались больше месяца, пока папа не оправился от болезни. Встав на ноги, Борис бросился разыскивать товарищей, уцелевших после облавы71.
Имеются и другие сведения о его деятельности в этот период, у С.М. Городецкого читаем:
Я не помню дальше точных дат. Тебя посадили. Мне предложили выехать или сесть за редактирование сатирического журнала «Нарт» <...> Но мы снова встретились с тобой уже в Баку, в редакции «Набата»72.
Ф.Х. Булле сообщает:
В 1919 году, при отступлении от нашествия Деникина, т. Этингоф вместе с нами перебрался через горы в меньшевистскую Грузию, а потом в Баку, где работал подпольно по поручениям Закавк. Краевого Комитета и Бакинского Комитета ВКП (б) до февраля—марта 1920 г. <...>73.
М.С. Руманов-Асхабадский свидетельствует:
Знаю товарища Этингоф Бориса Евгеньевича по совместной работе на Северном Кавказе с 1918 года. <...> После падения Советской власти на Тереке в начале 1919 года, где он был комиссаром просвещения, я вновь встретился с ним летом 1919 года на подпольной партийной работе в Баку, а затем в Тифлисе на подпольной конференции Кавказского краевого комитета партии74.
Подтверждают пребывание Б.Е. Этингофа в Тифлисе и Баку с февраля 1919 до весны 1920 г. также А.Г. Анджиевская, З.С. Савкина и М.Г. Мальсагов75.
Итак, если с М.А. Булгаковым на фронте и происходил когда-либо эпизод, описанный Е.Ф. Никитиной или теми, кто ее пересказывал (?), маловероятно, что он связан с Б.Е. Этингофом, который с ранней весны 1919 г. был по другую сторону Кавказских гор, вне военных действий, а осенью и зимой 1919 г. болел тифом в Баку. Тем самым версия о фронтовой встрече М.А. Булгакова и Б.Е. Этингофа не подкрепляется реальными фактами. Представляется также, что и психологически этот эпизод не вполне достоверен. Странно так искренне радоваться человеку, которому М.А. Булгаков мог быть обязан жизнью ценой лечения солдат вражеской армии по принуждению и под угрозой расстрела.
Примечания
1. Евангулов Г. Необыкновенные приключения Павла Павловича Пупкова в С.С.С.Р. и в эмиграции. Париж: Типография Navarre, 1946. С. 14. См.: Этингоф О.Е. М.А. Булгаков и Б.Е. Этингоф: была ли встреча на фронтах Гражданской войны? // Историческая психология и социология истории. 2010/1. С. 164—183.
2. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 279. Ю.Г. Виленский воспринял эту коллизию как показатель верности М.А. Булгакова врачебному долгу. Виленский Ю.Г. Доктор Булгаков. Киев: Здоровье, 1991. С. 116.
3. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 280. Примеч.
4. Приведем основные ссылки, которые отмечены в архиве Е.Ф. Никитиной в ГЛМ: Захаров Б. Литературный музей в Барвихе. Текст радиопередачи, 1962 г. ГЛМ, ф. 357, оп. 2, д. 228; Он же. Путешествие в юность. Машинопись, 1962 г. ГЛМ, ф. 357, оп. 2, д. 269, л. 15; Он же. Рождение музея, 1962 г. ГЛМ, ф. 357, оп. 2, д. 269, л. 20; Он же. Наша землячка, 1962 г. ГЛМ, ф. 357, оп. 2, д. 269, л. 19; Он же. Музей, подаренный людям // Московский комсомолец. 1962. 13 сентября; Он же. Евдоксия Никитина и ее музей // Молот (Ростов-на-Дону). 1963. 3 февраля, № 29; Он же. Второе рождение // Комсомольская правда. 1963.16 февраля, № 40.
5. Этингоф Н. Кострома: Театр юного зрителя — ТЮЗ // Отечественные записки. Журнал для медленного чтения. 2008. Т. 40. № 1. С. 325—326.
6. Шенталинский В. Донос на Сократа. М.: Формика-С, 2001. С. 278.
7. НИОР РГБ, ф. 562, к. 27, ед. 5, л. 5.
8. Паршин Л. Чертовщина в американском посольстве в Москве, или 13 загадок Михаила Булгакова. М.: Книжная палата, 1991. С. 71—73; Гиреев Д. Михаил Булгаков на берегах Терека. Документальная повесть. Орджоникидзе: Ир, 1980. С. 27: «В предписании киевского коменданта говорилось, что М.А. Булгаков, врач военного резерва, направляется для прохождения службы в распоряжение штаба Терского казачьего войска в город Пятигорск <...>». Далее писатель сообщает, что в 3-м Терском полку якобы уже служил его младший брат Николай. Д.А. Гиреев сообщал в письме к Т.Н. Лаппа от 29.11.80, что он пользовался материалами архива Терского казачьего войска. Гиреева Г.Д. «Вы очень верно передали мир Михаила того времени...». Переписка первой жены М.А. Булгакова Т.Н. Булгаковой (Кисельгоф) с Д.А. Гиреевым. 1980—1981 гг. // Известия РАН. Серия литературы и языка. 1994. Т. 53. № 1. С. 52.
9. Гиреев Д. Михаил Булгаков... С. 27; Гиреева Т.Д. «Вы очень верно...» С. 52.
10. Земская Е.А. Михаил Булгаков и его родные. М: Языки славянской культуры, 2004. С. 130.
11. Паршин Л. Чертовщина... С. 71, 73.
12. Карум Л.С. Горе от таланта: М.А. Булгаков как человек и писатель. Очерк. 1967 г. Новосибирск. АМБК, л. 14.
13. Карум Л.С. Моя жизнь. Рассказ без вранья. Часть IV. Революция. АМБК, л. 2443, 2444(?), 2446—2448; Булгаков М. Киевское эхо. Воспоминания. Письма. Киев: Проминь, 2011. С. 242—243.
14. Красный террор в годы гражданской войны. По материалам Особой следственной комиссии по расследованию злодеяний большевиков / Под ред. Ю.Г. Фельштинского и Г.И. Чернявского. М.: ТЕРРА-Книжный клуб, 2004. С. 270—271, 288—289.
15. Литературные новости. 1994. № 6.
16. Бутаков М. Собрание сочинений: в 8 т. / Сост. В.И. Лосева. СПб.: Азбука-классика, 2004. Т. 1. Записки покойника. Автобиографическая проза. С. 167. (Далее указываются номер тома и страницы по этому изданию).
17. Ноженко С. Под флагом красного креста, или «Булгакова заменить некем» // Київ і кияни. Музей історії міста Киева. Матеріали щорічної науково-практичної конференції. Вип. 5. Київ, 2005. С. 149; Булгаков М.А. Необыкновенные приключения доктора. Киев: Ательє нестандартных изданий «Закон жанра», 2006. С. 464. Б.В. Соколов и автор статьи на сайте «Удел Могултая» также допускают, что М.А. Булгаков сам перешел в деникинские войска, которые и были переброшены на Северный Кавказ. Соколов Б.В. Булгаков. Энциклопедия. Персонажи, прототипы, произведения, друзья и враги, семья. М.: Эксмо, 2005. С. 765; Могултай. Михаил Булгаков в 1919 году // URL: http://www.wirade.ru/history/history_bulgakov.html
18. НИОР РГБ, ф. 562, к. 34, ед. 9, л. 1.
19. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 143. Примеч.
20. Яновская Л.М. Творческий путь Михаила Булгакова. М.: Советский писатель, 1983. С. 77; Туркаев Х.В. Исторические судьбы литератур чеченцев и ингушей. Грозный: Чечено-Ингушское книжное издательство, 1978. С. 304—305.
21. Ноженко С. Под флагом... С. 148—149.
22. ГАРФ, ф. 446, оп. 2, д. 31, 32; Цветков В.Ж. «...Добровольческая армия идет на Ингушетию не с миром, а с войной» // Военно-исторический журнал. 1999. № 1. С. 39. № 2. С. 58—61; Белопольский В. Жизнь и судьба генерала Маслянникова // URL: http://www.regla.rsu.ru/n50/hist50.htm.
23. О К.Г. Булгакове известно также, что он родился в 1885 г., закончил Академию Генштаба в 1914 г., был капитаном, старшим адъютантом штаба Кавказской гренадерской дивизии, затем в Добровольческой армии и ВСЮР. К 16.07.20 оказался на о. Протии. Был в эмиграции в Югославии, в 1923—1924 гг. — член Общества офицеров Генерального штаба. После 1945 г. — в Аргентине, умер 13.03.68 в Буэнос-Айресе. Автор книги: Русский и германский военный мир о творчестве К.С. Попова. Буэнос-Айрес: Изд. автора, 1957.
24. Гиреев Д. Михаил Булгаков... С. 33—34, 37, 42, 44, 60.
25. Гиреева Т.Д. «Вы очень верно...» С. 50—52.
26. Гиреева Т.Д. «Вы очень верно...» С. 52.
27. Паршин Л. Чертовщина... С. 79—80.
28. Никоненко С. Юрий Слезкин и Владикавказ // Литературная учеба. 2007. № 2. С. 122—130.
29. Слезкин Л.Ю. До войны и на войне. М.: Парад, 2009. С. 13, 24.
30. Паршин Л. Чертовщина... С. 76—77.
31. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 280.
32. Там же. С. 118.
33. Булгаковы М. и Е. Дневник Мастера и Маргариты. М.: Вагриус, 2004. С. 46—47.
34. Киреев Ф.С. По улицам Владикавказа. Ростов-на-Дону: Донской издательский дом, 2007. С. 199.
35. Булгаков М. Собрание... Т. 2. Белая гвардия. Гражданская война в России. С. 256—257, 348, 351—355.
36. Булгаковы М. и Е. Дневник... С. 64.
37. Слезкин Ю. Из дневника писателя. Публикация Ст. Никоненко // Советская Россия. 1987. 29 ноября. № 275 (9526). С. 3.
38. Гиреев Д. Михаил Булгаков... С. 60.
39. Булгаков М. Собрание... Т. 1. С. 176.
40. Чудакова М.О. Жизнеописание... С. 133—134.
41. Булгаковы М. и Е. Дневник... С. 64—65.
42. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 13, л. 3.
43. Этингоф Н. Портреты сухой кистью // Этингоф Н. Портреты сухой кистью. Рассказы. Иерусалим, 2000. С. 54—55.
44. РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 2223, л. 3—4.
45. Городецкий С. Жизнь неукротимая. Статьи. Очерки. Воспоминания. М.: Современник. 1984. С. 13. Верные инициалы Кедрова — М.С.
46. Городецкий С. Письмо Б.Е. Этингофу от 19 декабря 1954 г. // Городецкий С. Об Армении и армянской культуре. Ереван: Айастан, 1974. С. 195—196.
47. Городецкий С. Алый смерч // Городецкий С. Избранные произведения. М.: Худ. лит., 1987. Т. 2. Проза. С. 149—150, 173—174.
48.
Прощай мой друг, мой дорогой!
Я ничего не позабыл.
Мы в бурю встретились с тобой,
И ты учителем мне был.
Ты знал дорогу. Я не знал <...>
Ты помнишь, как среди солдат
Ты так сердечно говорил,
Что им и мне, как друг и брат,
Сердца надеждой окрылил? <...>
Прощай же агитатор мой!
Ты смертью славных в буре пал.
Ты жил в работе и мечте.
Тебя не позабудем мы,
Тебя не позабудут те,
Кого ты к солнцу звал из тьмы.27.02.58. Архив Е.Б. Этингофа.
49. Городецкий С. Письмо Б.Е. Этингофу... С. 196.
50. ГЛМ, ф. 135, оп. 2, д. 13, л. 3.
51. РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 2223, л. 6—7. Публикации: Этингоф Б.Е. Начало новой эры // Новый мир. 1957. № 10; Он же. Летопись Великого Октября. Апрель—октябрь 1917 г. М., 1958; Он же. Утро нового мира. М., 1962; Он же. Встречи в Смольном // Известия ВЦИК. 1957. 25 Октября; Новый мир. 1967. № 10; С мандатом «Известий»: сборник очерков и воспоминаний о полувековом пути газеты 1917—1967. М.: Известия, 1968.
52. РГАСПИ, ф. 17, оп. 100, д. 114631, л. 52 об. (1935 г.).
53. «Народный театр. Во вторник 2 июля в отделе внешкольного образования состоялось совещание деятелей драматического искусства по вопросу об организации театрально-драматического подотдела. Открывая совещание, заведывающий отделом т. Этингоф познакомил присутствующих с целью организации отдела вообще и театрально-демократического подотдела в частности. Первой задачей театрально-драматического отдела является организация двух трупп, одной местной, другой передвижной для области. Прения, возникшие по этому вопросу, выявили полное согласие собравшихся по вопросу об организации народного театра, который привил бы трудящимся массам вкусы, необходимые в видах поднятия их культурного уровня. В этих целях собравшимся предложено было объединиться в профессиональный союз, при наличии которого возможна была бы передача средств производства (театра) в руки трудящихся (артистов), тем более, что народная власть не собирается быть антрепренером. Собравшимися решено было немедленно приступить к организации такого союза, а для разработки вопросов о народном театре в ближайшем будущем созвать второе совещание» // Народная власть. 1918. Четверг 4 июля. № 72. В той же газете говорится, что Отдел внешкольного образования и есть Терский отдел всероссийского пролеткульта (Там же. 1918. Вторник 16 июля. № 81).
54. РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 2223, л. 26.
55. РГАСПИ, ф. 17, оп. 100, д. 114631, л. 52 об. (1935 г.).
56. Псхациев Х.М. Борьба против контрреволюционеров в Беслане и в других районах Северной Осетии // Гражданская война в Северной Осетии. По воспоминаниям участников (1918—1919 гг.). Орджоникидзе: Сев.-Осет. кн. изд-во, 1965. С. 181—182.
57. РГАСПИ, ф. 589, оп. 1, д. 14274, т. 1, л. 44, 46.
58. Этингоф Н.Б. Отец — Борис Евгеньевич Этингоф (1886—1958). Архив Е. Б Этингофа. С. 6.
59. Этингоф Б.Е. Автобиография. РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 2223, л. 7—8.
60. РГАСПИ, ф. 17, оп. 100, д. 114631, л. 52 об. (1935 г.).
61. Лежава А.П. Революционное содружество народов Грузии и Северного Кавказа в борьбе за победу Социалистической революции. М.: Наука, 1978. С. 151; Он же. Из истории грузино-северокавказского революционного содружества в борьбе против деникинщины (северокавказские большевики в Грузии) // Вопросы истории народов Кавказа. Тбилиси: Мецниереба, 1988. С. 49.
62. ЦГАИПДРСО-А, ф. 1849, оп. 2, д. 5, л. 19; Картоев М. У очага истории // URL: http://ingushetiya.ru/article/82.html; Гойгов А.-Г. За новую жизнь. Вверх по Acce // URL: http://www.ingushetiya.ru/culture/158.html.
63. Этингоф Б.Е. В горах Кавказа. Архив Е.Б. Этингофа. Относительно названия села (аула, аулов), где скрывались большевики, информация в разных воспоминаниях и изложениях событий разнится, их было несколько, а кроме того, могли быть разные транскрипции горских названий. Чаще всего говорится об ингушском ауле Мужичи (Мужичье), которое было назначено сборным пунктом. Б.Е. Этингоф упоминает Ки. С.Д. Кулов говорит о селе Чми. Кулов С.Д. Борьба трудящихся Северной Осетии против деникинской контрреволюции // Ученые записки Северо-Осетинского государственного педагогического института имени К.Л. Хетагурова. Орджоникидзе, 1957. Т. 22. Вып. 3. С. 5. Н.Ф. Бугай упоминает четыре села, через которые прошел и где пребывал Г.К. Орджоникидзе весной 1920 г.: Даттых, Гехи, Хамхи, Мужичи. Бугай Н.Ф. Г.К. Орджоникидзе на Северном Кавказе. 1918—1920 гг. Нальчик: Эльбрус, 1986. С. 45—47. В статье «У стен старой крепости (хронологические заметки)» (на сайте таргим.ru под 30 авг. 2006 г. С. 8) упоминаются также села Барсуки, Экажево, Сурхахи, Галашки. Сулейман сын Дени указывает также села Шолхи (где вначале укрывался Б.Е. Этингоф, но с инициалами «Б.К.»), Долаково, Кантышево и Базоркино. ЦГАИПДРСО-А, ф. 1849, оп. 2, д. 5, л. 19.
64. ЦГАИПДРСО-А, ф. 1849, оп. 1, д. 87, л. 12.
65. Этингоф Н. Портреты сухой кистью. С. 37. Правильно: Авлабар.
66. Этингоф Б.Е. Автобиография. РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 2223, л. 7—8.
67. РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 2223, л. 20.
68. Этингоф Н. Портреты сухой кистью. С. 37.
69. ЦГАИПДРСО-А, ф. 1849, оп. 1, д. 87, л. 25—30.
70. «Мы ехали на поезде в Тифлис. Мы провели счастливое лето в высокогорном поселке Сурами. После этого лета мы надолго расстались с папой. Он лежал на полке плацкартного вагона, я сидела у него на животе, и он рассказывал мне и маме, лежавшей напротив, свои похождения. Это были еще совсем свежие впечатления, прошло лишь три месяца с тех пор, как он вернулся из далеких своих скитаний...». Этингоф Н.Б. Отец... С. 5—6.
71. Этингоф Н. Портреты сухой кистью. С. 32—33.
72. Городецкий С. Письмо Б.Е. Этингофу... С. 196.
73. РГАСПИ, ф. 124, оп. 1, д. 2223, л. 26.
74. РГАСПИ, ф. 589, оп. 3, д. 14274, т. 1, л. 226.
75. РГАСПИ, ф. 589, оп. 3, д. 14274, т. 1, л. 223, 142, 220, 143. Автор исторических фэнтези М.Н. Ишков опубликовал имитацию протокола допроса Б.Е. Этингофа в августе 1927 г. Следователем, ведущим допрос, называется С.Г. Гендин, а «документ» якобы получен автором от сотрудника НКВД Ю.Л. Рылеева. Ишков М. Операция «Булгаков». М.: Изд. «Вече», 2015. URL: http://fictionbook.ru/author/mihail_ishkov/operaciya_bulgakov/read_online.html?page=5. Топонимы, упоминаемые в книге, должны указывать на хронологию сражений и встречи Б.Е. Этингофа с М.А. Булгаковым в феврале 1920 г. в боях на Дону. Фигурируют Екатериновка и Новый Маныч, которые были заняты 10-й армией 1 (14) февраля 1920 г., затем Егорлыкское сражение, оно происходило 25 февраля — 2 марта того же года. Венков А.В. Гибель донской конницы в феврале 1920 года в Задонской степи. URL: http://www.litmir.co/br/?b=235658. У М.Н. Ишкова содержатся явные противоречия и фантазии. Б.Е. Этингоф якобы потерял руку, чего никогда не было. В феврале 1920 г. он должен был оставаться в Баку, а М.А. Булгаков после контузии уже оставил службу военного врача и ездил в феврале в Пятигорск, а не на Дон. В 1921 г. Б.Е. Этингоф уже не работал во Владикавказе, когда М.А. Булгакова назначали деканом. В 1927 г. Б.Е. Этингоф работал консулом в Трапезунде и проводил там лето с детьми, он не мог быть на допросе в Москве. Протокол вымышлен автором, местами он опирается на пересказ сообщения Е.Ф. Никитиной, приводимый М.О. Чудаковой, и дословно с ним совпадает.
Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |