Введение

В культурно-философское сознание XX века роман «Мастер и Маргарита» вошел как целостная художественная система, вобравшая в себя идейно-смысловой и духовно-нравственный потенциал русской классической литературы, ориентированной на непреходящие нравственно-этические ценности христианства, подвергшиеся в пореволюционную атеистическую эпоху тотальному отрицанию и целенаправленному искоренению. В период жесточайшего богоборчества в Советской России (20—30-е годы) М.А. Булгаков осмелился не только обратиться к уяснению первоистоков величайшего гуманистического учения Иисуса Назарянина, но и представить в образе Иешуа Га-Ноцри, центрального героя «древних» глав «Мастера и Маргариты», собственное видение Спасителя, не совпадающее с новозаветной традицией.

Созданное писателем «библейское полотно», составившее структурно-композиционное и этико-эстетическое ядро произведения, на протяжении более четверти века с момента публикации романа в журнале «Москва» в 1966 году привлекает внимание литературоведов, пытающихся разгадать причину, побудившую М.А. Булгакова отойти в изображении евангельских событий от церковно-исторического канона. Исследователи 60—70-х годов (В.Я. Лакшин, М.О. Чудакова, П.В. Палиевский, О.Н. Михайлов, В.П. Скобелев, В.В. Петелин, Н.П. Утехин, А.П. Казаркин, Л.М. Яновская и др.), приветствовавшие возвращение Булгакова в сокровищницу отечественной словесности после десятилетий несправедливого забвения и гонений со стороны партийно-идеологической критики (А. Метченко, Л. Скорино, М. Гус), анализировали творчество писателя исключительно с позиций светского литературоведения, не углубляясь в суть религиозной проблематики, нашедшей отражение в романе. Но при этом ими точно была определена нравственно-философская глубина «Мастера и Маргариты».

Лишь в конце 80-х — начале 90-х годов, когда в стране открыто была продекларирована свобода совести, у исследователей появилась возможность обратиться к Библии не как памятнику древности, а как к сакральному тексту, имеющему особое теологическое толкование, и соотнести его с ершалаимской частью романа. В результате обнаружилось множество фактических и идейных расхождений между булгаковской версией евангельских событий и Священным Писанием, на которые указывали священнослужители (о. А. Мень, о. М. Ардов, о. Л. Лебедев и др.), прочитавшие роман сквозь богословскую призму.

Обвиненный в «фальсификации» и искажении новозаветных преданий, М.А. Булгаков был объявлен «еретиком» и «чернокнижником», «эзотерической личностью», создателем «евангелия от дьявола» (М. Золотоносов, Е. Блажеев, И. Карпов, В. Розин). Более того, в церковно-апологетических работах автору «Мастера и Маргариты» до сих пор отказывают в причастности к христианской культуре, называют его сторонником «Тайной доктрины» Е.П. Блаватской и теософических построений А. Безант. «Сделать писателя продолжателем той же духовной традиции, к которой принадлежали Ф.М. Достоевский, Н.С. Лесков... можно только по недоразумению или по причине полного идейного дальтонизма» [141, 34] — безапелляционно заявлял Н.К. Гаврюшин.

Так, в литературоведении конца 90-х годов обозначилось, по меньшей мере, два подхода в изучении «Мастера и Маргариты»: один, акцентирующий внимание на «антихристианской направленности» (М.М. Дунаев) булгаковского произведения, использует в прочтении романа механический перенос религиозных догматов на самобытное художественное полотно, не претендующее на роль историко-теологического трактата, и другой, противоположный, оценивает главную книгу М.А. Булгакова исключительно с позиций секуляризации и отдает приоритет абстрактным общечеловеческим гуманистическим ценностям. Думается, оба подхода грешат излишней односторонностью и не вполне адекватны художественному содержанию романа, нравственно-этический подтекст которого раскрывается в единстве религиозно-философских и культурно-эстетических принципов, утверждаемых русскими мыслителями первой трети XX века, с творчеством которых современное булгаковедение обнаруживает тесную внутреннюю связь писателя.

Рубеж XI—XXI веков ознаменовался появлением ряда работ, где главным предметом исследования становится проблема сущностного родства мировосприятия автора «Мастера и Маргариты» и представителей нравственно-этического крыла философии русского Ренессанса (В.С. Соловьев, Н.А. Бердяев, Д.С. Мережковский, В.В. Розанов, Б.П. Вышеславцев, Г.П. Федотов и др.), которые в самом начале XX столетия в лоне Православия приблизились к глубинному постижению спасительного для человечества сердечного учения Христа, ставшего предметом художественного осмысления в романе М.А. Булгакова.

В последнее время ни у кого из исследователей «Мастера и Маргариты» не вызывает сомнений правомерность проведения смысловых параллелей между романом и русской религиозной философией XX века, однако в этом направлении предпринимаются только первые шаги. Так, в кандидатских диссертациях Е.В. Уховой «Философско-этические идеи в творчестве М.А. Булгакова» (М., 1999), М.О. Булатова «Нравственно-философская концепция романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»» (Махачкала, 2000), Ж.Р. Колесниковой «Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и русская религиозная философия начала XX века» (Томск, 2001) обосновывается перспективность изучения главной книги М.А. Булгакова в тесной связи с русской религиозной мыслью XX столетия, намечается идейно-содержательный контур культурно-эстетических и философских взглядов писателя, проявившихся в его «закатном» романе. В поле зрения булгаковедов оказываются в основном экзистенциальные, историософские проблемы, решаемые по преимуществу в контексте персонализма, «философии свободы» и «философии творчества», но зачастую без «самодостаточного углубления в структуру текста» произведения (Ж.Р. Колесникова), что порой делает важные теоретические положения и справедливые замечания исследователей декларативными, не подкрепленными детальным анализом художественного материала в единстве его формы и содержания.

Сегодня назрела необходимость в органичном соединении философско-богословского, историко-культурологического и поэтико-стилистического подходов для целостной интерпретации романа «Мастер и Маргарита» с точки зрения отражения в нем центральной для всего русского религиозного Ренессанса этической идеи живого Бога, поиск которой составлял смысл и цель духовных исканий отечественной интеллигенции рубежа XIX—XX веков. Чрезвычайно волновавшая М.А. Булгакова идея «живого Бога» нашла воплощение в образе Иешуа Га-Ноцри, ставшего нравственным эталоном, с которым соизмеряются все персонажи произведения. Попытка рассмотреть булгаковского Христа в свете этой теории, противоречащей каноническому пониманию Спасителя, определяет актуальность данного учебного пособия. Его главной целью является осмысление романа в контексте нравственно-этических исканий мыслителей русского Ренессанса, с учетом конкретных реализаций принципиально важных для отечественной философии начала XX века концептов (ум, сердце) на уровне образной, сюжетно-композиционной, мотивной организации произведения.

Эта цель обусловила постановку следующих задач:

1. Определить основные этапы постижения образа Иешуа Га-Ноцри и романа «Мастер и Маргарита» в отечественной литературоведческой науке.

2. Изучить влияние философии русского религиозного Ренессанса на мировосприятие М.А. Булгакова и определить основные идеи, нашедшие отражение в романе «Мастер и Маргарита».

3. Соотнести созданную русским философским Ренессансом теорию живого Бога, в основе которой лежит идея сердечности Спасителя, с художественной концепцией образа Христа в романе Булгакова.

4. Проанализировать «древние» и «современные» главы романа «Мастер и Маргарита» с точки зрения функционирования в них мотивов головы и сердца как художественной реализации философской диалектики рационального и иррационального в познании мира и человека.

В первой главе учебного пособия «Роман М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита» и русская религиозно-философская мысль начала XX века» на широком фактическом, историко-культурном и литературоведческом материале обосновывается перспективность изучения одного из самых загадочных произведений отечественной словесности прошлого столетия в контексте напряженной интеллектуальной жизни России в период ее духовного Ренессанса — эпохи богоискательства и богостроительства. Во второй главе «Оппозиция рассудочного («головного») и «сердечного» начал в русской религиозно-философской мысли первой трети XX века и ее отражение в «древних» главах романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»» тщательному анализу подвергается обострившаяся в отечественной духовной культуре рубежа столетий диалектика рационализма и иррационализма, представленная в булгаковском произведении в форме нравственно-этической парадигмы «ума» и «сердца». Ее конкретной реализацией в тексте романа стала не только идейно-образная, но и мотивная структура, представленная двуединым магистральным мотивом головы-сердца, включившим в себя систему историко-богословских оппозиций Закон/Благодать, пророк/философ, сын/раб, которые наиболее ярко проявились в «библейской» части произведения. Установлению сущностно-философских, духовно-нравственных и типологических параллелей между «евангельским» Ершалаимом и богоборческой Москвой конца 20-х — начала 30-х годов XX века посвящена третья глава пособия «Кризис рационализма и его преодоление в «современных» главах романа М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»».

Данное издание адресовано студентам гуманитарных специальностей (филологам, философам, историкам, религиоведам и др.) университетов в качестве учебного пособия по спецкурсу, а также может быть использовано в практике вузовского и школьного преподавания русской литературы XX века.