§ 1. Облик личности в прозе о гражданской войне

Гражданская война — одна из горьких и трагических страниц нашей истории. По отношению к этому периоду невозможно дать однозначную оценку, определив правых и виноватых. Любые характеристики, которые даются, когда речь заходит о других — освободительных войнах, начиная с борьбы с монголо-татарским игом и заканчивая Великой Отечественной, — в данном случае оказываются неуместными. В гражданской войне, по большому счету, нет победителей, проигрывает весь народ. Трагизм ситуации заключается в том, что воевать приходится со своими же согражданами, с теми, чьи отцы и деды бок о бок бились за свободу России.

К сожалению, по сей день приходится сталкиваться с упрощенно-схематической концепцией гражданской войны, заключающейся в фиксировании двух противоборствующих сил — белых и красных. Вопрос о выборе, или, даже, возможности поиска третьего пути отметался. Как следствие, взгляд на личность деформировался. Интересным представляется уяснение концепции личности тех, кто находился в оппозиции к существовавшему режиму, в частности М.А. Булгакова.

Одно из первых крупных произведений писателя — роман «Белая гвардия» — посвящено событиям гражданской войны. Именно из-за него автор получил ярлык врага-белогвардейца. Сам же писатель в известном «Письме Правительству СССР» от 28 марта 1930 года отмечал, что всегда стремился «стать бесстрастно над красными и белыми» (35, V, 447). В чем же здесь дело? Какими были политические взгляды Михаила Булгакова? По сей день этот вопрос вызывает споры исследователей, не находя единственно точного ответа. Отчасти решить данную проблему поможет знакомство с произведениями писателя и отрывками дневниковых записей.

Условия 20—30-х годов не позволяли в большинстве случаев четко выразить авторскую позицию в художественной ткани произведения — любое малейшее сочувствие к оппонентам расценивалось как проявление «нелюбви» к новому государству. Тем не менее Михаил Булгаков, в отличие от многих литераторов указанного периода, бравшихся за разработку темы гражданской войны, в своем творчестве не руководствовался «новой» моралью. Критики В.Я. Лакшин, В.Г. Боборыкин, М.О. Чудакова ведут речь о позиции автора «над белыми и красными». Эта мысль отождествляется с объективным изображением трагических событий 1917—20-х годов. Мы считаем, что позиция «над белыми и красными» предполагает показ автором «третьего пути», избранного и пройденного героями, либо выражение идеи «третьей правды» — не с красными, не с белыми, но по совести. А объективность изображения предполагает непредвзятость писателя при разработке темы и показ правды всех сил, выступающих на страницах произведения. Булгакову удалось выразить идею поиска третьего пути, но говорить об объективности воспроизведения событий гражданской войны писателем нет никаких оснований, ибо им показана только часть правды того времени.

Если позиция белых в романе достаточно ясна, то о красных мы узнаем как о неведомой, но страшной силе. Герои-красноармейцы появляются эпизодически и лишь на последних страницах романа.

Кроме того, практически все главные герои произведения (хозяева и завсегдатаи дома Турбиных) разделяют взгляды представителей белой армии либо сами служат в ней. Но и среди них мы находим разные типы личности.

Опасности, жизненные трудности выявляют внутреннюю сущность человека, заставляют его определенным образом реагировать на данную ситуацию.

При первой же реальной опасности страх за свою жизнь оказывается сильнее всех остальных чувств: любви к женщине у Тальберга, чувства долга у гетмана, Козыря. Совершенно иной тип поведения демонстрирует Най-Турс, который, оставшись до конца верным долгу, предпочитает смерть позорному бегству и спасает вверенных ему солдат ценой собственной жизни. Последовательно отрицая ценность своей жизни ради тех, за кого он отвечает, герой идет дальше коллеги — полковника Малышева, который убежден, что приказ идти по домам освобождает его от дальнейшей заботы о юнкерах.

Страх перед красными, потом — Петлюрой подавляет во многих других героях чувство патриотизма. Полковник Тальберг первым принял Октябрьскую революцию, заявив, что «корни — в Москве, хоть эти корни и большевистские» (35, I, 197). Затем ему пришлось выучить украинский язык, ибо это было необходимым условием при приеме на службу к гетману. И, наконец, поняв, «где настоящие корни», он бежит с немцами.

Оказывается неважным, какая будет власть, лишь бы сохранить свое спокойствие, привычный, годами складывавшийся уклад жизни. «...Неужели они (немцы. — Д.К.) оставят нас на произвол судьбы?» — сокрушается Елена Турбина-Тальберг. Но подобные взгляды распространены гораздо шире. «Немцы побеждены, — сказали гады. — Мы побеждены, — сказали умные гады», — так описывает автор реакцию на уход немцев (35, I, 232).

Выделяется из этого ряда суждений высказывание пьяного Алексея Турбина: «Нужно было бы немцам объяснить, что мы не опасны... Вот что нужно было сказать немцам: вам нужен сахар? хлеб? — берите, лопайте, кормите солдат. Подавитесь, но только помогите. Дайте формироваться, ведь это вам же лучше, мы вам поможем удержать порядок на Украине...» (35, I, 210). Надо признать, довольно странная на первый взгляд логика «сохранения порядка» на Родине, маскирует главную мысль героя — возможность создания самостоятельного боевого русского подразделения¹.

К сожалению, многим героям «Белой гвардии» не до размышлений. Таков полковник петлюровской армии Козырь. «...Война для него была призванием, а учительство долгой и крупной ошибкой» (35, I, 277). Такое «призвание» роднит героя с другим образом, созданным Булгаковым в рассказе «Китайская история» (1923), — ходей Сен-Зин-По. Казалось, что в «агатовых косых глазах с рождения сидела чудесная прицельная панорама» (35, I, 455). Поэтому-то точность попадания у китайца стопроцентная: корову перерезал пополам.

Борис Соколов, рассуждая об этом образе, высказал предположение, что герой оказался способен «на подвиг во имя революции, которая дала ему возможность почувствовать себя человеком» (150, 34). На наш взгляд, говорить об этом нет никаких оснований. Такого же мнения придерживается H. Сергованцев (149, 265).

Во-первых, Сен-Зин-По до своей смерти так и не научился говорить по-русски и, как следствие, не понимал сущности происходящих событий.

Во-вторых, никакие классовые идеи для него не существуют, ибо, «как Франц Лист был рожден, чтобы играть на рояле свои чудовищные рапсодии, ходя Сен-Зин-По явился в мир, чтобы стрелять из пулемета».

Наконец, в-третьих, ходю поглощал сам процесс убийства. Герой не способен трезво воспринимать ситуацию. Поэтому, оказавшись в окружении, он не понимает, почему его сосед застрелился. Последние слова заколотого штыком китайца были: «Премиали палата» (премиальные плати. — Д.К.).

Еще один немаловажный мотив «Белой гвардии» — отношение героев к «мужикам». В этом проявляется внутренняя сущность героев. Главные действующие лица знают о существовании «таинственных областей, которые носят название — деревня» (35, I, 224). Мышлаевский откровенно ненавидит крестьян. Обмороженный, он разозлен, предполагая, что именно они выступили ночью против юнкеров: «Я думаю, что это местные мужички-богоносцы Достоевские! — говорит поручик, добавляя, -у-у... вашу мать» (35, I, 1192). Встретившемуся утром мужику дана исчерпывающая характеристика: «...богоносный хрен... святой землепашец, сеятель и хранитель (Мышлаевский, словно обвал камней, спустил страшное ругательство)» (35, I, 192).

Известие о том, что немцы «грабят мужиков и безжалостно карают их, расстреливая из пулеметов», вызывают у завсегдатаев турбинского дома страшную реакцию: «Так и надо, мало еще!» Робкое возражение встречает яростный отпор: «Да что вы, Алексей Васильевич!... Ведь это такие мерзавцы. Это совершенно дикие звери» (35, I, 224). Елена Тальберг получает письмо из-за границы от подруги, которую ужасает не количество жертв в братоубийственной войне. Она жалеет друзей, «оставшихся в лапах мужиков» (35, I, 419). Крестьянин оказывается виноват во всем. Молоко на рынке стоит дороже — Ванда Михайловна реагирует быстро: «Мужики совершенно взбесились». Враг найден, в чем причина всех бед — понятно. А что же сами крестьяне?

Булгаков не только создал образы крестьян, пропитанных ненавистью к угнетателям, но и показал мужицкую мечту:

— Вся земля мужикам.

— Каждому по сто десятин.

— Чтобы никаких помещиков и духу не было.

— И чтобы на каждые эти сто десятин верная гербовая бумага с печатью — во владение вечное, наследственное, от деда к отцу, от отца к сыну, к внуку и так далее» (35, I, 230).

Все оказывается просто: каждый должен делать то, чему обучен. Мысль эта будет развита писателем в сатирических произведениях «Собачье сердце» (1925), «Роковые яйца» (1924) и других.

Но проблема в том, что нужно владеть землей, чтобы сеять на ней и пахать.

Кроме того, Алексей Турбин читает в газете: «Крестьяне ненавидят Петлюру за реквизиции. Мобилизация, объявленная в деревнях, не имеет никакого успеха. Крестьяне массами уклоняются от нее, прячась в лесах» (35, I, 248). Нам представляется, что причины «уклонения от службы» не только в реквизициях. Именно у землепашцев, одних из первых, появляется понимание безумия массовой бойни. Они не пытаются использовать первую же силу, вышедшую на политическую арену, для решения своих проблем (хотя бы для мести немцам за свои исполосованные спины).

Хочется отметить, что Булгаков солидаризируется с героями романа во взглядах на крестьянство. М.О. Чудакова приводит воспоминания заведующего четвертой полосой «Гудка» И.Я. Овчинникова: «Деревня еще бурлила. Крестьяне то подожгут помещичью усадьбу, то учинят расправу на самим помещиком.

Булгаков шутит:

— Ликуйте и радуйтесь! Это же ваш народ-богоносец! Это же ваши Платоны Каратаевы!» (175, 235—236).

На первый взгляд, данное свидетельство позволяет говорить о том, что писатель вступает в открытую полемику с Достоевским, утверждающим в романе «Бесы», что существует «теперь на всей земле единственный народ — «богоносец», грядущий обновить и спасти мир именем нового Бога и кому единственному даны ключи жизни и нового слова» (70, VII, 235). Ключи эти, по меткому замечанию героя «Бесов», в русской православной традиции: «Атеист не может быть русским, атеист тотчас же перестает быть русским», — даже шире, — «не православный не может быть русским» (70, VII, 237). Однако в «Белой гвардии» прослеживается еще одна параллель с романом Достоевского, связанная с образом Алексея Турбина. Доктор во сне достает револьвер и прогоняет «маленького роста кошмар в брюках в крупную клетку», который глумливо повторяет слова западника Кармазинова: «Святая Русь — страна деревянная, нищая и... опасная, а русскому человеку честь — одно только лишнее бремя...». Кроме того, Алексей, пожалуй, единственный, кто пытается защитить крестьянство от нападок своих знакомых. Таким образом, мы вправе говорить о противоречивости во взглядах Булгакова на «мужиков».

Примечательно, что целостных художественных образов крестьян в романе нет. Размыты и не индивидуализированы образы красноармейцев. Это не позволяет, как мы отмечали, говорить об объективном и всестороннем отображении событий гражданской войны. Булгаков показал только часть правды — правду белых, но он сумел выразить идею поиска третьего пути.

К сожалению, война, как и другие общественные катаклизмы, серьезно влияет на внутренний мир личности. Мы видим, что многие герои романа не испытывают ужаса от льющейся рекою крови.

Писатель, не принимая насилия в любой его форме, откровенно симпатизирует своим героям-белогвардейцам, но не идеализирует их. Не только петлюровцы, но и белогвардейцы показаны способными на бессмысленные убийства. На вопрос: «Заплатит ли кто-нибудь за кровь?» — получает ответ: «Нет. Никто». «Дешева кровь на червонных полях, и никто выкупать ее не будет. Никто» (36, I, 422). Эта мысль о неотвратимости бессмысленных жертв, которые останутся безнаказанными, в прозе Булгакова о гражданской войне появляется не сразу.

В произведениях, написанных ранее, до романа «Белая гвардия», слышится иной мотив. Герой «Красной короны», ставший свидетелем убийства большевика, повешенного на фонаре, сходит с ума. Мать просит привести к ней младшего сына Колю, чтобы попрощаться с ним. «Ты умный и давно понимаешь, что все это — безумие», — такова ее оценка происходящего. «Проклятье войнам отныне и вовеки!» — вывод героя булгаковского рассказа «Необыкновенные приключения доктора» (1922). Лишь только сумасшедший герой «Красной короны» (1922), пытаясь положить конец преследующему его кошмару, берет на себя грех убийства: «Что же ты, вечный мой палач? Зачем ходишь? Я все сознаю. С тебя я снимаю вину на себя, за то, что послал тебя на смертное дело. Тяжесть того, что был повешен, тоже кладу на себя...» (35, I, 447—448).

Идея третьей правды, объединяющая противоборствующие стороны, не только в осознании собственной причастности ко всему происходящему вокруг и чувстве личной ответственности за жизнь и судьбу как ближнего, так и Родины. Она содержится и в мысли о единстве исторической судьбы народа, расколотого трагическими событиями гражданской войны.

Во сне Алексей Турбин встречается с убитым вахмистром Жилиным и узнает от того, как живется в раю. С удивлением Турбин выслушал рассказ о том, что там приготовлены места и для красных, погибших под Перекопом. Мысль, высказанная Богом, оказалась выше социально ограниченных классовых теорий. «Один верит, другой не верит, а поступки у вас у всех одинаковые: сейчас друг друга за глотку» — говорит Бог, но все же «все вы у меня, Жилин, одинаковые — в поле брани убиенные. Это понимать нужно, не всякий это поймет» (35, I, 236). Что же нужно, чтобы понять это? Беда. Большое несчастье.

Известие о том, что Алексей умирает, заставляет Елену обратиться к Богу с молитвой. Она «жадно коснулась лбом пола, перекрестилась и, вновь простирая руки, стала просить». «Шепот Елены стал страстным...» Она знает, что чем-то придется жертвовать, и согласна потерять семью, но спасти брата: «Пусть Сергей не возвращается... Отнимаешь — отнимай, но этого смертью не карай» (35, I, 411—412). Поэт Иван Русаков начинает свой путь с богоборческих стихотворений. Лишь тяжелая болезнь — сифилис — заставляет его стать не просто верующим, но религиозным фанатиком.

Понять простую истину, что данная богом человеческая жизнь только им может быть отобрана (не убий), сумеет только тот, у кого не очерствела душа, кто чужую боль способен воспринимать как свою. Таков герой рассказа «Я убил» доктор Яшвин — «...молчаливый и, несомненно, очень скрытный человек, в некоторых случаях становился замечательным рассказчиком. Неудивительно, что его понимание и отношение к насильственному лишению жизни другого человека им сформулировано весьма четко: «Убийством я называю уничтожение человека с заранее обдуманным намерением, ну, на худой конец, с желанием его убить» (35, I, 649).

Говорят, время лечит душевные раны, притупляет боль нравственных страданий. Но до какой степени был потрясен происшедшей трагедией Яшвин, если каждый год, «ровно семь лет, ночь в ночь» он вспоминает былое. На глазах товарищей зримо меняется его физическое состояние. Автор изображает его в коротких и точных характеристиках: «взгляд его стал тяжелым», он «косенько улыбнулся, но не глазами, а углом рта». Нечто подобное он испытывал и в момент убийства. Пытаясь спасти женщину от страшного физического наказания, герой лишает жизни офицера. Время не может успокоить совесть доктора, ибо совершенное им, пусть и во имя спасения невинного, все равно воспринимается как тяжкий грех.

Для одних героев произведений Булгакова поиск третьего пути связан с возможностью заняться своей работой. Другие приобщаются к вере, и через обращение к христианским ценностям, заповедям осознается греховная сущность происходящего вокруг кровопролития. К сожалению, для Елены Тальберг и Ивана Русакова такой путь лишь намечен автором. До конца по нему проходит только герой булгаковского рассказа «Я убил» доктор Яшвин.

Для большинства же действующих лиц романа «Белая гвардия» и рассказов о гражданской войне сама война становится матерью-кормилицей, призванием (Сен-Зин-По, Козырь, Галыньба и другие). Карась, столкнувшись возле дома Турбиных с Шервинским, сообщает: «...Нужно идти драться, потому что из занятий в университете ничего не выйдет» (35, I, 206). Безусловно, нужно защищать свой дом, свою семью, свою Родину в минуты опасности. Непонятно лишь то, каким образом может быть связана защита Родины с занятиями в университете, ведь главным побудительным мотивом, заставляющим браться за оружие и защищать родную землю, может стать лишь осознание общности исторической судьбы со своим народом.

При всем видимом различии характеров названных героев их логика сводится к одному — при определенных обстоятельствах и условиях можно убивать. Давно известная философия... Удивительно ли, что в конце романа мы видим часового-красноармейца, который «нежно лелеял на руке винтовку, как уставшая мать ребенка» (35, I, 424).

Примечательны в этом отношении детали, на которые Булгаков обращает внимание читателя уже на первых страницах. Одна деталь — две звезды: «звезда пастушеская — вечерняя Венера и красный дрожащий Марс» (35, I, 179). Другая деталь — сверкающий электрический крест в руках Владимира, который летом помогал кораблям найти «по его свету водяной путь на Город», а зимой «сиял в черной гуще небес и холодно и спокойно царил над берегами». По мере того, как на страницах романа проливается все больше крови, тучнеет Марс. Впоследствии красноармейцу снится небосвод «весь красный, сверкающий и весь одетый марсами в их живом сверкании. Душа человека мгновенно наполнилась счастьем» (35, I, 425)

Совершенно иной тип счастья показан Булгаковым через введение в художественную ткань романа сюжетно немотивированного образа Петьки Щеглова. Только ему, чистому, безгрешному, непорочному ребенку, оказывается доступным то, чего не могут постичь взрослые на «грешной, окровавленной снежной земле».

Неудивительно, что даже во сне «взрослые, когда им нужно бежать, прилипают к земле, стонут и мечутся, пытаясь оторвать ноги от трясины. Детские же ноги резвы и свободны» (35, I, 427).

Герой добегает до алмазного сверкающего шара, который больше него. Задыхаясь от радостного смеха, он обхватывает шар, обдавший мальчика сверкающими брызгами. «Петька стал видеть иные легкие и радостные сны...».

Алмазный шар, как нам кажется, выступает в качестве образа-символа русского национального сознания — монолитного, соборного по сути своей, которое может реализоваться лишь вовне, в самоотдаче, самоотречении, по мысли замечательного русского критика Ю.И. Селезнева, — в отказе от собственного Я ради другого (145, 31).

Осознание неразрывности единой исторической судьбы с народом создает твердость алмаза. Жертвование собой, служение Родине не уничтожают народ как единое целое, а лишь увеличивают его единство. Символизирует же эту сторону национального характера распад шара на множество сверкающих брызг.

Не имея возможности выразить свое отношение к красным открыто, Булгаков был вынужден прибегнуть к иным художественным средствам. Символична картина, созданная автором на последних страницах книги: к Городу подошел бронепоезд красных. «С последней площадки в высь, черную и синюю, целилось широченное дуло в глухом наморднике верст на двенадцать и прямо в полночный крест» (35, I, 424). Писатель предвидел будущее. Скоро орудие расчехлят, обезглавят купола церквей, взорвут храмы. В романе, как видим, происходит подмена символов: полночный крест Владимира исчезает. Поперечная перекладина «слилась с вертикалью и от этого крест превратился в угрожающий острый меч». Недаром красноармейцу на бронепоезде «удобнее всего... смотреть на звезду Марс» (35, I, 425).

Но Булгаков пока лишен пессимизма. «Все пройдет... Страдания, муки, кровь, голод и мор. Меч исчезнет, а вот звезды останутся... почему же мы не хотим обратить свой взгляд на них?» Действительно, почему? Ведь кроваво-красный Марс один. А Венера, хотя становится красноватой, но не перестает светить влюбленным. Под ее светом развиваются взаимоотношения героев «Белой гвардии». Именно любовь выявляет человеческую сущность. Яснее становятся причины трусости Тальберга, подлости Мышлаевского, греховности Елены, Шервинского...

Неудивительно, что трудности закаляют дух и характер человека, ведь они заставляют мобилизовать все его силы. В беде мы узнаем настоящую цену друзьям. Но героический поступок, подвиг можно совершить иногда случайно, при стечении обстоятельств. Лишь в любви каждый раскрывается полностью, без остатка. Именно в любви становится отчетливо видна нравственная сущность человека.

В этом смысле довольно спорными представляются нам оценки, данные семейно-бытовым взаимоотношениям героев романа «Белая гвардия». Так В.Я. Лакшин говорит о «добропорядочной жизни в семейном кругу» (110, 77). Размышляя об этой стороне произведения, В.Г. Боборыкин пишет, что у Турбиных есть «высокая культура быта, традиций, человеческих отношений» (24, 69).

Если обратиться к сложившимся в романе любовным симпатиям, то нетрудно заметить, что подавляющее большинство из них зарождается у людей, которые уже состоят в браке.

Юлия Рейсс, спасшая Алексею жизнь, во время первой же беседы говорит тяжело раненному Турбину мало объяснимые в сложившейся ситуации слова: «Моего мужа сейчас нет. Он уехал. И матери его тоже нет. Я одна...» (35, I, 354). Понятно, почему в сознании бредящего Алексея появляется не мысль о любимой, а образ «Юлии, эгоистки, порочной, но обольстительной женщины». Алексей Турбин пытается разобрать, что в ее глазах: «Кажется, испуг, тревога, а, может быть, и порок... Да, порок» (35, I, 535—536).

В ранней редакции последней главы романа образ Алексея создавался еще менее привлекательным. Чего стоит сцена «признания»: «Ты дрянь и лгунья. Я люблю тебя, гадину». Довершает нравственный портрет героя требование ответного признания с помощью револьвера.

Подобным образом развиваются отношения Елены и Шервинского. Когда последний узнает о бегстве Тальберга, радости его нет предела. Героя не волнует тяжелое состояние женщины (ведь все-таки мужа потеряла!). Едва улеглась острая боль и смятение в душе Турбиной, как Шервинский приступает к «активным действиям». «Оставьте руку, — ...вяло говорила Елена... Но Шервинский не отставал, пальцы его играли на кисти, потом пробирались к локтю, к плечу. Изредка он норовил гладкими бритыми губами поцеловать в плечо...» (35, I, 535—536). Турбина-Тальберг не предпринимает в данной ситуации ни одной попытки официально оформить развод...

По-человечески Елену глубоко жаль. Она сильно привязалась к Сергею. Но привязанность — еще не любовь, как не является ею и увлечение-влюбленность Шервинским. Главное же героиня сумела осознать запоздало: «Не может существовать ни в коем случае даже вполне блестящий брак... облегченный, без детей» (35, I, 216).

Столь же запутанными и неровными оказались отношения «бравого вояки» Мышлаевского и горничной Турбиных Анюты. Если в поздней редакции их взаимоотношения ограничиваются поцелуями, то в варианте 1924 года Булгаков развивал эту сюжетную линию до логического финала. Читатель смог бы увидеть, как артиллерийский офицер трусливо пытался ретироваться, бросив на произвол судьбы беременную Анюту. Единственное, что может сделать в этой ситуации мужчина, тем более офицер, — это жениться. Но Мышлаевский избирает другой путь. Вытерпев неприятную сцену объяснения с Алексеем, «после страшной ругани», он «увез Анюту с таинственной запиской Турбина в лечебницу...».

Как видим, в прозе о гражданской войне М.А. Булгаков показывает разные типы человеческих характеров. Одни из них (Козырь, Галыньба, Сен-Зин-По, Тальберг, Мышлаевский) близки к европейскому, сугубо эгоцентрическому типу. Поступки этих героев предопределяются исключительно интересами собственной выгоды либо удобства. Их не интересует боль окружающих, они принципиально равнодушны к человеческому страданию.

Доктор Яшвин («Я убил»), безымянный герой «Красной короны» являются носителями русского национального сознания — жертвенного по своей сути, самоотрекающегося от личных интересов. Чувство сопричастности к общей беде, сопереживание ближнему — отличительные черты этих персонажей.

К переходному типу можно отнести, на наш взгляд, образы Елены Тальберг и Ивана Русакова. Если ранее Турбина-Тальберг осознает греховность своих поступков и действий близких людей, то впоследствии она, поддавшись собственным эгоистичным чувствам и страстям, переступает все нравственные нормы и правила. Иван Русаков, уходя от богоборчества, становится религиозным фанатиком. Вместе с тем оба героя находятся только в начале большого и трудного пути нравственного самоусовершенствования. Конечная точка этого развития — вне границ художественного времени произведения.

Особое место в романе «Белая гвардия» занимает образ Петьки Щеглова. По мысли писателя, только он — чистый, безгрешный, непорочный ребенок — оказывается достойным счастья на «окровавленной и грешной земле».

Сложен и неоднозначен вопрос об отношении писателя к «мужикам». Булгаков, отмечая отрицательные с его точки зрения черты в крестьянстве, вступает в полемику с Ф.М. Достоевским. В то же время выразитель авторской позиции Алексей Турбин пытается защитить землепашцев от нападок и оскорблений. О главном писатель сказал открыто: «Деревню не знали, но ненавидели всей душой» (35, I, 224). Голос самих мужиков в романе не слышен, ибо нет ни одного законченного и целостного образа из крестьянской среды. Вместе с тем яснее вера писателя в народ, в его духовную силу становится видна в произведениях, написанных позже («Записки юного врача», «Собачье сердце»), а также в дневниках писателя.

По нашему глубокому убеждению, суть взглядов Булгакова на события гражданской войны заключена в словах, произнесенных Богом (сон Алексея Турбина): «Все вы у меня одинаковые... на поле брани убиенные». Эта позиция, объединяющая в единое целое расколотый трагедией народ, выражена через систему образов, сюжетно-событийную сторону и композицию рассмотренных произведений. Все это с уверенностью позволяет утверждать, что концепция гражданской войны М.А. Булгакова лишена какой-либо социальной или индивидуальной ограниченности и органически связана с русским национальным типом сознания.

Примечания

1. Здесь и далее выделение текста наше, кроме оговоренных случаев.