Виктор Викторович Мышлаевский — фигура очень яркая. Собственно, именно он, офицер-артиллерист, ушедший на фронт из университета, служит в романе «Белая гвардия» олицетворением российского офицерского корпуса после выхода России из войны с Германией. В пьесе его место ещё значительнее. Но — обо всём по порядку.
В романе «Белая гвардия» фигура Мышлаевского важная, но всё же отчётливо второстепенная. Более того, в какой-то мере она даже несколько комична. Достаточно вспомнить первое появление этого персонажа в романе:
«Перед Алексеем и Еленой очутилась высокая, широкоплечая фигура в серой шинели до пят и в защитных погонах с тремя поручичьими звёздами химическим карандашом. Башлык заиндевел, а тяжёлая винтовка с коричневым штыком заняла всю переднюю.
— Здравствуйте, — пропела фигура хриплым тенором и закоченевшими пальцами ухватилась за башлык.
— Витя!
Николка помог фигуре распутать концы, капюшон слез, за капюшоном блин офицерской фуражки с потемневшей кокардой, и оказалась над громадными плечами голова поручика Виктора Викторовича Мышлаевского. <...>
— Осторожнее, — слабо ответил Мышлаевский, — не разбей. Там бутылка водки.
Николка бережно повесил тяжёлую шинель, из кармана которой выглядывало горлышко в обрывке газеты».
Ну, сами понимаете — человек чуть насмерть не замёрз, еле живой, но по дороге где-то раздобыл бутылку водки (собственно не где-то, а в «Замке Тамары», каковой «замок» вообще-то во Владикавказе находился, как вспоминала Татьяна Николаевна) и беспокоится в первую очередь не об обмороженных пальцах на ногах, а о ней, родимой. И правильно — не с пустыми же руками пришёл. У него ж из имущества только маузер и вши (впрочем, маузер может быть казённый, но зато вши уж точно свои).
Потом, соответственно, Мышлаевский упивается до такой степени, что доктору Турбину приходится его буквально реанимировать.
Во второй редакции окончания романа оказывается, что Анюта (представлена как девушка, выросшая в доме Турбиных) беременна от Мышлаевского. Дальше следует совершенно замечательный фрагмент:
«В спальне под соколом поручик Мышлаевский впервые в жизни нарушил правило, преподанное некогда знаменитым командиром тяжёлого мортирного дивизиона, — артиллерийский офицер никогда не должен теряться. Если он теряется, он не годится в артиллерию.
Поручик Мышлаевский растерялся.
— Знаешь, Виктор, ты всё-таки свинья, — сказала Елена, качая головой.
— Ну уж и свинья?.. — робко и тускло молвил Мышлаевский и поник головой».
Мышлаевский — друг детства Алексея и Елены Турбиных, чем, собственно, объясняется его присутствие в романе. И он действительно очень толковый, прирождённый офицер, что констатирует полковник Малышев. Другие офицеры из турбинского окружения (Степанов-Карась и тем более Шервинский и Тальберг) никаких особых военных качеств не демонстрируют.
Важным моментом является и психология персонажа: «другие, армейские штабс-капитаны конченых и развалившихся полков, боевые армейские гусары, как полковник Най-Турс, сотни прапорщиков и подпоручиков, как Степанов-Карась, сбитых с винтов жизни войной и революцией, и поручики, тоже бывшие студенты, но конченные для университета навсегда, как Виктор Викторович Мышлаевский. Они, в серых потёртых шинелях, с ещё не зажившими ранами, с ободранными тенями погон на плечах, приезжали в Город и в своих семьях или в семьях чужих спали на стульях, укрывались шинелями, пили водку, бегали, хлопотали и злобно кипели. Вот эти последние ненавидели большевиков ненавистью горячей и прямой, той, которая может двинуть в драку».
В общем, сильный персонаж, но роль его чисто служебная. Основные герои романа — Турбины. Именно с ними происходят главные события. Мышлаевский же служит в основном источником информации о каких-то событиях, в которых главные герои не участвовали (о тех же боях под Красным Трактиром).
А вот в пьесе «Дни Турбиных» ситуация другая. Во второй и третьей версиях пьесы Булгаков радикально сократил число персонажей. Одни из них (Турбин, Малышев и Най-Турс) были объединены, другие просто элиминированы, чтобы не перегружать повествование. Так вот Виктор Мышлаевский в пьесе остался в целости и сохранности, со всем своим окопным колоритом, что само по себе показывало особое место, отводимое автором этому персонажу.
Так, собственно, и получается. После смерти полковника Турбина «командование» в доме Турбиных принимает на себя штабс-капитан Мышлаевский. Потому что Елена — женщина, Тальберг бежал, а Николка слишком молод.
Во всём дальнейшем действии именно Мышлаевский является опорой для всех остальных, в то время как душой семьи остаётся, разумеется, Елена.
И совершенно не случайно К.С. Станиславский, когда искал персонажа, который мог бы сказать что-то хорошее о большевиках, остановился именно на кандидатуре Мышлаевского — как на личности цельной и сильной. И тогда в пьесе появляются слова: «Пусть мобилизуют! По крайней мере буду знать, что я буду служить в русской армии. Народ не с нами. Народ против нас. Алёшка был прав!»
Очень характерно, что у Булгакова ничего подобного нет. Отношение Мышлаевского к большевикам по Булгакову (оставшееся в третьей редакции пьесы) совсем не такое: «комиссаров буду стрелять. Кто из вас комиссар?» В «Белой гвардии» к красным должен пойти Шервинский (он снится Елене в красноармейской форме, и та называет его кондотьером). Но Шервинский, понятно, для этой роли не подходит — слишком он похож на Хлестакова, что, разумеется, совершенно обесценивает его слова, да и поступки тоже.
Дискуссионным является вопрос о прототипе Мышлаевского.
Сама по себе фамилия взята из жизни — в России был генерал Александр Мышлаевский. В 1914 году он был заместителем командующего Кавказской армией. Из-за его паники едва не было проиграно Сарыкамышское сражение (справедливости ради надо сказать, что судьба Закавказья действительно висела на волоске) и он был с позором отправлен в отставку — от греха подальше.
Общим местом в булгаковедческой литературе является утверждение, что непосредственным прообразом Мышлаевского был друг детства Булгаковых Николай Николаевич Сынгаевский (Сингаевский). Это мнение пошло от утверждения Татьяны Лаппа: «...Мышлаевский — это Коля Сынгаевский... Он был очень красивый... Высокий, худой... голова у него была небольшая... маловата для его фигуры... Глаза, правда, разного цвета, но глаза прекрасные».
Сынгаевский действительно интересный персонаж. Он жил в Киеве на Мало-Подвальной улице (которая в романе названа Мало-Провальной) в большой семье. Его мать дружила с Варварой Михайловной Булгаковой. Имел польские корни.
В 1916—1917 году воевал в составе 20-й артиллерийской бригады. Скорее всего, окончил после университета юнкерское училище и, скорее же всего, получил звание подпоручика.
Вернувшись в Киев, он в 1919 году поступил в балетную школу Брониславы Нижинской и стал со временем её вторым мужем. В 1920 году он с женой смог перебраться в Польшу, а потом во Францию, где оба танцевали в труппе Сергея Дягилева. В 1938 году семья перебралась в США, где Сынгаевский был импресарио и переводчиком Нижинской. Умер в 1968 году.
Как видно, Сынгаевский с равной вероятностью может быть и прототипом Шервинского. Тем более что Юрий Гладыревский, которого обычно видят таким прототипом, в опере никогда не пел и никакой художественной карьеры не сделал, а об учёбе Сынгаевского в «Школе движения» Булгаков должен был знать.
Кстати, разницы в возрасте между учеником и учительницей, о которой писал в воспоминаниях прототип Тальберга Леонид Карум, могло и вовсе не быть. Как пишет Борис Соколов, «в романе возраст Мышлаевского не указан, а в первой редакции пьесы «Дни Турбиных», называвшейся «Белая гвардия» и наиболее близкой к роману, Мышлаевскому, правда, произведенному уже в штабс-капитаны, в конце 1918 года — 27 лет (в окончательной редакции, где Алексей Турбин стал полковником-артиллеристом и постарел с 30 до 38 лет, Мышлаевский был его ровесником и тоже состарился до 38 лет, превратившись в кадрового офицера). В этом случае, если возраст Мышлаевского совпадал с реальным возрастом Сынгаевского, то Николай Николаевич должен был родиться в 1891 году, как и Михаил Булгаков, как и Бронислава Нижинская». Что представляется естественным, если уж Сынгаевский — школьный друг Булгакова, и сценка, где пе́дель1 Максим тащит зауши Турбина и Мышлаевского, имеет автобиографический характер.
Ярослав Тинченко полагает, что Сынгаевского связывает с Мышлаевским только школьная дружба да схожесть имён — Николай Николаевич / Виктор Викторович. Он почему-то отрицает факт военной службы Сынгаевского, хотя это обстоятельство упоминает и Татьяна Лаппа (она, правда, относит юнкерство Сынгаевского к 1918 году), и, главное, Надежда Булгакова-Земская, которая встречалась с ним в сентябре 1916 года в Москве перед отправкой на фронт.
С другой стороны, он прав в том смысле, что Сынгаевский по характеру отличается от Мышлаевского (судя по всему, он был человек семейный и домашний), да и в Гражданской войне он участия не принимал и не мог быть свидетелем боёв, о которых рассказывает Мышлаевский.
Тинченко полагает прототипом Мышлаевского Петра Бржезицкого. Он ухаживал за Ниной Коссобудзской (а уже после Гражданской войны женился на ней) — дочерью военного врача 130-го Херсонского пехотного полка киевского гарнизона Константина Коссобудзского. С ним Бржезицкий был знаком по службе — после окончания Константиновского артиллерийского училища в Санкт-Петербурге он в 1913 году был направлен в Киев. В доме Коссобудзских бывали и Варвара Булгакова с Леонидом Карумом, и Михаил Булгаков с Татьяной Лаппа.
Бржезицкий принимал участие в Первой мировой войне, дослужившись до должности командира артиллерийского дивизиона в звании штабс-капитана.
После развала армии вернулся в Киев, работал сторожем автопарка Красного Креста. Накануне падения гетмана он поступил на службу в Киевскую добровольческую дружину генерала Кирпичёва.
Обычно считается, что Булгаков описывал бои под Красным Трактиром и Жулянами на основании мемуаров Романа Гуля. Однако Булгаков, скорее всего, с ними не был знаком. Зато он наверняка разговаривал с Бржезицким, который тоже находился под Красным Трактиром с вечера 20 ноября в составе 2-го отдела дружины во главе с гвардии полковником Сергеем Крейтоном. Однако, в отличие от Гуля, он в Красном Трактире не был, а остался в цепи за пределами села. И именно эту историю рассказывает Турбиным Мышлаевский.
Подобно большинству офицеров, взятых в плен петлюровцами, он был вывезен немецким командованием в Германию, где работал с военнопленными. Позже, пройдя переподготовку в Великобритании, он был направлен на Дальний Восток в армию адмирала Колчака. После её разгрома служил в Красной армии — сначала по медицинской части (Тинченко утверждает, что Бржезицкий хотел поступить на медицинский факультет Киевского университета, но на источник информации не ссылается), а потом в артиллерии до демобилизации в 1922 году. Потом работал десятником на стройке, по приглашению Леонида Карума читал курс военной химии на военной кафедре Киевского Института Народного Хозяйства и очень много пил.
В 1931 году был арестован по делу «Весны» (контрреволюционной организации бывших офицеров), осуждён и приговорён к «высшей мере социальной защиты — расстрелу» (большевики знали толк в социальной политике), которую, однако, заменили на пять лет заключения (пути советского налево-, направо- и прямосудия неисповедимы). Умер в лагере в 1932 году.
В целом, если исключить досадную ошибку Тинченко с военной службой Сынгаевского, можно считать, что образ Мышлаевского описывался с учётом личных черт и Сынгаевского, и Бржезицкого.
Ну и в заключение — цитаты:
«— Как это Вы ловко её опрокидываете, Виктор Викторович!
— Достигается упражнением!»;
«— Я против поэтов ничего не имею. Не читаю я, правда, стихов.
— И никаких других книг, за исключением артиллерийского устава и первых пятнадцати страниц Римского права. На шестнадцатой — война началась, он и бросил.
— Ларион, не слушайте! Если угодно знать, «Войну и мир» читал. Вот действительно книга. До конца прочитал и с удовольствием. А почему? Потому что писал не обормот какой-нибудь, а артиллерийский офицер»;
«— Что же это делается в этом богоспасаемом доме? Вы водкой полы моете?»;
«— Я, собственно, водки не пью.
— А как же вы селёдку без водки будете есть? Абсолютно не понимаю!»
Кстати, приходилось встречать утверждение, что эта фраза — импровизация Владимира Басова, исполнявшего роль Мышлаевского в своей экранизации пьесы (кому ж ещё поручить эту роль как не фронтовику-артиллеристу?), но нет — легко проверить, что текст булгаковский и есть в пьесе.
P.S. Через некоторое время после премьеры «Дней Турбиных» Булгаков получил письмо, подписанное «Виктор Викторович Мышлаевский». Человек, прошедший такой же путь, который наметил себе герой пьесы, изливал драматургу свои чувства. Не очень ему нравилась советская действительность... Но образ попал в точку.
Примечания
1. Надзиратель за студентами в высших учебных заведениях в дореволюционной России. — Прим. ред.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |