Открывая в 2004 году Третьи Гоголевские чтения, Ю.В. Манн говорил, что современное «восприятие Гоголя характеризуется особенно острым ощущением его неисчерпаемости», осознанием невозможности привести его «к определенному знаменателю или формуле». На наш взгляд это понимал уже в начале XX века М.А. Булгаков. Вступая в диалог с «далеким контекстом» (М. Бахтин) гоголевского творчества он хотел доказать, что не существует отдельно взятого, упрощенного Гоголя — абсурдиста, Гоголя — религиозного мистика, Гоголя — натуралиста и т. д., а есть глубокий феномен русской литературы, понять который можно только посредством герменевтического вживания, позволяющего, в свою очередь, выйти на уровень полноправного сотворчества. Поэтому мы считаем, что в основе рецепции Гоголя Булгаковым лежит следующая идея: пересоздать текст Гоголя — значит увидеть его по новому, понять его глубже, «впервые» прочитать его через свое творчество. Следовательно, всю сумму гоголевской традиции, поэтики, начиная от жанровой формы и заканчивая отдельными художественными приемами в творческом сознании Булгакова можно рассматривать как результат дивинации (Х.-Г. Гадамер).
В данной работе была поднята проблема художественной традиции как фактора авторского сознания. Следует отметить, что для Булгакова преданность традиции становилась и фактом самоопределения, и формой духовно-эстетической оппозиции своему времени.
Предметом анализа стали произведения Булгакова, в которых он развивал и варьировал некоторые близкие его эстетической системе традиционные приемы гоголевского творчества (гротеск, контраст, лиризм, «вещные символы», юмор и др.), образы и сюжеты («страшной мести», «ревизора», Чичикова, ведьм и чертей, художника и т. д.), а также темы и мотивы («быта и бытия», «очищения души», «потустороннего мира», «самозванства», «сновидения», «дома», «дороги» и др.).
В результате анализа места Н.В. Гоголя в восприятии и творческой интерпретации М.А. Булгакова нами получены следующие результаты. Во-первых, установлено, что причина появления гоголевской традиции в творчестве Булгакова кроется в осознанном выборе Гоголя в качестве креативного образца, учителя, на основе рефлексивно переживаемой Булгаковым общности художественного мышления. Ядро этой общности составляет конкретно драматургическое мышление.
Во-вторых, результатом рецепции Гоголя Булгаковым является использование последним различных техник интерпретации гоголевского текста: от «значащего переживания усмотренного смысла», «рефлективного мостика», «переопредмечивания» с помощью нахождения дополнительного смысла, до построения метасмыслов на базе исходного объекта, индивидуации.
В-третьих, исследование показало, что результатом интерпретации идейно-художественных традиций Н.В. Гоголя в творчестве М.А. Булгакова стало:
— освоение Булгаковым гоголевской жанровой системы (исторический и инфернальный романы, жанр записок, драматургия),
— близость на уровне эстетики (в частности особая смеховая культура, трагикомическое осмысление действительности, сочетание реализма и фантастики),
— пересоздание отдельных элементов поэтики (прием гротеска, техника комического, система образов, архетипы, мотив сновидения),
— использование интертекстуальных приемов: «римейк» (рассказ «Похождения Чичикова», фельетон «Заколдованное место», пьеса «Мертвые души»), «цитации» («Записки на манжетах», «Похождения Чичикова»), «аллюзии» («Дьяволиада», «Театральный роман», «Мастер и Маргарита») и др.
В-четвертых, изучение природы драматургического мышления Гоголя и Булгакова позволило установить следующие характерные для обоих писателей особенности.
Первое, можно констатировать, что Гоголь и Булгаков пользовались общими принципами построения драматического действия:
1) использование внешнего действия, обусловленного внезапными случайными событиями;
2) параллельное развитие внутреннего действия, с субстанциональным конфликтом в основе. Но если у Гоголя наблюдается несистемное, эпизодическое введение элементов внутреннего действия, как проявление переходности художественного сознания от традиционных форм к новаторским, то у Булгакова данное явление становится закономерным свойством художественного стиля;
3) нарушение классического принципа единства действия введением двух сюжетных линий, что в плане содержания подтверждает один из диалектических принципов, а в плане выражения способствует развитию монтажной композиции.
Второе, анализ построения диалогического поля в пьесах Гоголя и Булгакова показал, что для данных писателей характерно использование следующих схожих приемов:
— употребление диалогов формы «Я — Я» (или по Ю.М. Лотману «уединенных» монологов) как средства автокоммуникации (Хлестаков, Городничий «Ревизор»; Ихарев «Игроки», Дымогацкий «Багровый остров», Хлудов «Бег» и др.);
— выделение «парасловесного диалога» с вариативной сочетаемостью вербальной и невербальной коммуникации («Ревизор», «Багровый остров», «Бег»);
— построение диалога по принципу «глухого телефона», при котором собеседники либо неверно воспринимают адресованное им сообщение, либо игнорируют его, таким образом, смысловое единство между обменивающимися репликами отсутствует, а коммуникативная связь между участвующими в диалоге лицами формальна («Женитьба», «Ревизор», «Зойкина квартира»);
— введение диалогического эха, как способа акцентуации смысловых доминант («Женитьба», «Дни Турбиных», «Багровый остров»);
— сочетание манипулятивного диалога и диалогики согласия (реальной или формальной) («Женитьба», «Ревизор», «Игроки», «Зойкина квартира», «Бег»).
Третье, наблюдения над художественными особенностями ремарок в драматургии Гоголя и Булгакова позволяют утверждать, что для драматических текстов изучаемых писателей характерны следующие функции ремарок:
1) служебные — указывают на:
— действующих лиц явления;
— адресата реплики;
— модуляцию голоса героя;
— действия героев или их интенции; данные ремарки предназначены в первую очередь для актеров и режиссеров в качестве комментария к сценической интерпретации драматургического текста.
2) конструктивные: ремарки-эпиграфы, финальные ремарки; ремарки, развивающие ключевые мотивы и образы посредством композиционных позиций. Их цель — утверждение смысловых уровней художественного мира произведения.
3) синкретичные. Сюда мы отнесли ремарки, составляющие паратекст пьес посредством использования «дополнительных» по отношению к жанровой природе драматургического текста художественных приемов:
— ремарки-символы,
— интроспективные ремарки (с опорой на психологизм),
— ремарки, характеризующие невербальную коммуникацию, избыточную для постановочного текста,
— ремарки-сновидения, устанавливающие связь между текстом драмы и воссоздаваемым ирреальным миром,
— комические ремарки,
— ремарки с элементами повествования,
— «световые», «звуковые» ремарки, создающие дополнительный внетекстовой образ и т. д.
Четвертое, построение художественного мира в произведениях Гоголя и Булгакова характеризуется следующими общими чертами:
— в основе пространственно-временной организации драматических произведений данных писателей лежит прием контраста, что позволяет говорить о наличии бинарной оппозиции в бытийном мировосприятии персонажей, т. е. постоянное существование на грани двух полюсов: здесь — там, вчера — сегодня, сегодня — завтра, сон — явь, ум — безумие, историческое — личное, открытое — закрытое, верх — низ и т. д.;
— наличие значимых образов границы пространства «дверь» и «окно», вариативно наделенных коммуникативной, экзистенциальной или онтологической трактовкой;
— художественное пространство наполнено функционально значащими вещами, выполняющими многомерную смысловую и структурную нагрузки;
— соединение смыслового и художественного пространства в произведениях создает своеобразную философию пространства, в основе которого лежит дуалистическая идея синтеза внешнего бытия и душевного.
В-пятых, сравнительный анализ комедиографии исследуемых писателей позволил установить типологию комедийного мирообраза Гоголя и Булгакова, определить традиции драматургических приемов.
Из гоголевской комедийной традиции Булгаков использовал: прием драматургического абсурдизма, «миражную интригу», как способ организации драматического действия; принцип оформления начала и конца комедии; сочетание комического и трагического (порой фарсового) внутри одного произведения; принцип художественного обобщения («общая ситуация», «общее место», «общий страх», «общий кризис»); систему образов комедийных персонажей; прием «немая сцена».
Понимание интертекстуальности как синтеза традиционных и новых смысловых ориентиров «чужого» (слова, текста, мироощущения) позволяет Булгакову включить отдельные идеи (жанровые, поэтические, философские), воплощенные в творчестве Гоголя, в современный коммуникативный процесс, придавая им новые функции. Таким образом, в работе доказывается, что следование Гоголю играло роль творческого импульса для Булгакова, а также опоры на художественную память читателя, которая способна воспринимать произведения разных эпох в контексте Большого времени, что позволяет писателю «осовременить» прошлый художественный опыт, показать его место в современной духовно-эстетической жизни и выразить к нему свое авторское отношение следуя приемам «философского синтеза».
Проведенное исследование не является исчерпывающим по данной теме. Многие аспекты названной проблемы остались за рамками данной работы. Подход к традиции в творчестве Булгакова как к взаимодействию с художественными мирами классиков, на наш взгляд, намечает перспективы возможных будущих исследований на материале диалогических отношений произведений Булгакова с другими авторами. То же касается и гоголевской традиции в русской литературе XX и XXI веков. Работы в данном направлении не потеряют актуальности, поскольку сравнительное исследование художественных текстов, относящихся к разным писателям и разным историко-культурным периодам, проводимое в контексте большого диалога, позволяет раскрыть не только преемственность в области художественных форм, но и общефилософский смысл рецепции русской классической литературы, ее опосредованное развитие в произведениях последователей.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |