Гоголеведение как отдельное направление литературоведения в начале XXI века претерпевает закономерную эволюцию. Актуализируются новые аспекты гоголевского текста, что побуждает исследователей обращаться к таким проблемам, как «Гоголь и мировая литература», «Гоголь и философская мысль», «Гоголь и русская литература XX века». Данная диссертационная работа находится в русле одной из названных проблем. Ее цель — исследовать влияние гоголевской традиции на творчество одного из виднейших писателей XX века.
Актуальность темы обусловлена интересом сегодняшнего литературоведения к проблеме диалога культур XIX и XX веков, к вопросам рецептивной эстетики и поэтики. В этом отношении творчество М.А. Булгакова репрезентативно, так как отличительная особенность его поэтики — тесная философско-эстетическая связь с классиками русской литературы XIX века (А.С. Пушкиным, Н.В. Гоголем, М.Е. Салтыковым-Щедриным, А.П. Чеховым и др.). Вместе с тем современная культурная ситуация постмодернизма проявляет природу диалогических (либо полемических) отношений с прошлым культурно-историческим опытом. Диалог Гоголя и Булгакова в большом контексте времени — это широкий круг вопросов, связанных с природой различных форм фантастики и философией русского абсурдизма, с историософскими и этико-религиозными проблемами, с судьбой отдельных прозаических форм и типологией комедийного мирообраза. Рассмотрение этого диалога как динамичной творческой системы — в центре предлагаемого исследования.
В настоящем исследовании основное внимание посвящено разработке проблемы именно гоголевской традиции применительно к творчеству Булгакова. Если проследить историю изучения данного вопроса, то получится следующая картина. Первыми о наличии творческой связи Гоголь — Булгаков заговорили биографы Булгакова — М.О. Чудакова, П.С. Попов, В.Г. Боборыкин, В.В. Петелин, В.Я. Лакшин, Б.В. Соколов1 — которые, ссылаясь на свидетельства родственников, друзей и близких писателя, а также его собственные письма и воспоминания, называли Гоголя любимым автором Булгакова, его «учителем». Далее следует назвать исследования, посвященные проблеме влияния гоголевской литературной традиции на творческую судьбу Булгакова, которые можно условно разделить на две группы.
К первой относятся работы, где изучались отдельные произведения Булгакова с целью установления интертекстуальной связи с классиками русской и зарубежной литературы, и в частности с Гоголем2. Большинство работ данной группы посвящены последнему роману Булгакова «Мастер и Маргарита», меньше роману «Белая гвардия» и повестям сборника «Дьяволиада», еще меньше драматургии, «Театральному роману», и практически нет исследований публицистики и ранних рассказов. Так о гоголевском источнике в «Мастере и Маргарите» убедительно сказано Л.Я. Галинской, доказавшей, что одним из прототипов Мастера можно считать самого Гоголя [125, с. 60—68]; а также И.Л. Альми, считающим, что «Гоголь-сатирик сказывается у позднего Булгакова» в «манере выражаться», а «Гоголь-романтик является источником реминисценций, лежащих на пути к глубинной сути романа» [121, с. 413].
В этой группе следует назвать работу Т.С. Фроловой «Повести М.А. Булгакова («Дьяволиада», «Роковые яйца») и гоголевская литературная традиция», где отмечается поступательное движение процесса освоения традиции писателя XIX века: от вновь актуальной темы «преодоления среды» к поэтике Гоголя — воссозданию гротеска, соединения фантастики и реальности, возрождения критического пафоса, а также заимствованию гоголевского конфликта в качестве жанровой основы сатирических повестей. Исследователем отмечается, что отражение Булгаковым «традиционных» явлений действительности, дополняется субъективным отношением Булгакова к Гоголю», а в качестве объективной причины названа историко-литературная ситуация, которая «актуализировала именно эту преемственную связь, и в булгаковских повестях современная проблематика потребовала обращения именно к Гоголю, возрождения и исторического, жанрового переосмысления гоголевского конфликта и характера» [134, с. 39—40]. М.О. Чудакова также отмечала, что в «Дьяволиаде» Булгаков продолжает традицию, идущую «от Гоголя, Одоевского, Вельтмана, возрождая эту традицию на новом актуальном материале», а В. Лакшин, говоря о художественном своеобразии повести, указывает на «единый корень» фантастики и сатиры Гоголя и Булгакова3.
Среди последних современных работ данной группы следует назвать исследование О.А. Долматовой «Драматургия М.А. Булгакова: формы и взаимодействия с русской литературной традицией», где наряду с чеховской и пушкинской названа гоголевская драматургическая традиция, сделан вывод о том, что в основе интереса Булгакова к данным писателям «лежит своеобразное духовное родство, близость мировоззрения и мироощущения», а следствием данного интереса стало «сближение художественных миров в их онтологической или психологической доминанте», а также переосмысление и использование «в собственном творчестве художественных достижений предшественников» [127, с. 16].
Во второй выделенной группе работ по проблеме «Гоголь — Булгаков» внимание уделяется изучению конкретных элементов поэтики, имеющих место в творчестве обоих писателей (образы, мотивы, приемы и т. д.). Так исследуя метатекст Булгакова с целью мотивно соединить все произведения писателя воедино, О.С. Бердяева находит, что от текста к тексту Булгаков эволюционирует «от романа «толстовского» типа к повестям «гоголевской» тональности», что проявлялось и в изменении характера образов персонажей и типе конфликта, который все более становился сатирическим [75, с. 28].
В работе Л.Б. Менглиновой «Гротеск в русской советской прозе 20-х гг.» предпринят сопоставительный анализ реалистического гротеска Гоголя и Булгакова в «Дьяволиаде», «Роковых яйцах» и повести «Нос», приведший к заключению, что Булгаков «делает гротеск важным средством исследования повседневной действительности», а обращение к гоголевской традиции в данном случае является закономерным [193, с. 133].
Ю.В. Кондакова посвятила свою работу поэтике и онтологии имени в творчестве Гоголя и Булгакова и в результате пришла к следующим выводам. Первое, отмечает исследователь — «художественные миры Гоголя и Булгакова имеют множество точек пересечения на стилевом уровне, хотя существенно разнятся на уровне философском». Второе, «Булгаков не только воспринял основные принципы гоголевского ономастикона, но и продолжил многие идеи, заложенные в сочинениях Гоголя». И третье, сопоставление имятворчества показало, что «хотя в произведениях Булгакова практически не встречаются сакронимы, которые составляют «положительный полюс» гоголевской антропонимической системы, но эволюция булгаковского творчества во многом связана с включением в Ономастикон Булгакова имени-символа «Мастер» [132, с. 26—27].
Далее в этой же группе работ следует назвать материалы исследований М. Бемиг, посвященные одному образу персонажа в творчестве Булгакова — Полиграфу Полиграфовичу Шарикову («Собачье сердце»). Сопоставляя повесть Булгакова с произведениями Гофмана, Сервантеса и Гоголя, М. Бемиг находит следующие параллели между «Собачьим сердцем» и «Записками сумасшедшего»: «собачья тематика» (Шариков — Меджи и Фидель), госпитальный фон событий («домашняя» операционная профессора Преображенского — сумасшедший дом, в котором оказывается Поприщин), мотив трансформации собаки в человека, который у двух писателей приобретает «символико-метафорический и буквальный характер» [123, с. 316].
Отдельно следует сказать о работах А.С. Янушкевича, в которых анализируется влияния Гоголя на русскую культуру 20—30-х годов XX века, в частности на творчество М. Булгакова, Е. Замятина, В. Каверина, Л. Лунца, М. Зощенко, Д. Хармса и др. Исследуя жанровые эксперименты и стилевые поиски послереволюционной эпохи, А.С. Янушкевич определяет перспективы нового прочтения гоголевского текста и выявляет актуальные аспекты поэтики Гоголя, которые стали источником нового «жанрового стиля» и философским фундаментом художественной антропологии данной эпохи4. Основные наблюдения ученого касаются того, что «...фантасмагорические синтезы Гоголя... становились «формой времени» для прозы 1920—1930-х гг. ...они были тем жанровым стилем, в пределах которого шли интенсивные и разнообразные поиски новой русской прозы», причем писатели, как отмечает А.С. Янушкевич, не ограничивались простой рецепцией «путем стилизации или реминисцентности», «они воссоздавали «идею» стиля Гоголя как некую художественную целостность и содержательную форму» [140, с. 35—36]. Что касается непосредственно Булгакова, то, как считает исследователь, он «открывает традицию синтетического стиля Гоголя, опираясь на поэтику его фантасмагорий», при этом художественная задача писателя — выявить в мире абсурда «моменты прозрения и очищения души», т. е. задача, в свое время стоявшая перед Гоголем [140, с. 38—39].
Освещая историю вопроса, мы остановились на исследованиях, на наш взгляд, наиболее значимых, сознательно опуская те из них, где творческая связь «Гоголь-Булгаков» оценивается либо негативно, либо как непродуктивная (например, работа Л.Ф. Ершова, считающего, что Булгаков «механически переносил принципы гоголевской сатиры и гоголевского видения жизни в свои рассказы и повести с целью создания пасквиля на порядки в современной России»5).
Несмотря на значительное количество исследований по проблеме «Гоголь — Булгаков», на наш взгляд, она остается неисчерпанной, так как в имеющихся работах присутствуют лишь выводы о наличии преемственности, установленные на основе текстовых аналогий, повторяющихся мотивов, приёмов. При этом причинно-следственные связи данного влияния, этимология и глубина творческой связи не выявлены, нет ответов на вопросы: почему булгаковские произведения так открыто ориентированы на Гоголя, какие художественные дели преследовал Булгаков, используя элементы гоголевской поэтики, каково значение полученного в результате художественного эффекта.
Кроме того, в теоретическом плане понятие «традиция», с которым непосредственно связана названная тема, остается мало разработанным, открытым для расширенных научных определений, вместе с такими дополнительными аспектами данного понятия как «рецепция», «интерпретация», «художественный диалог».
Поэтому в настоящей работе предпринята попытка обобщить, систематизировать и дополнить уже имеющиеся наблюдения, связанные с понятием традиции, как отдельной научной проблемы, а также проиллюстрировать полученные данные на примере гоголевской идейно-художественной традиции в творчестве Булгакова.
Тема исследования «Н.В. Гоголь в творческом сознании М.А. Булгакова» требует терминологического уточнения. Под «творческим сознанием» художника мы будем понимать феномен, который непосредственно выражается в художественно-творческом процессе, объективируется в самом художественном произведении и находится в сложных опосредованных отношениях с теми ощущениями, представлениями, переживаниями, которые характеризуют художника как «человека», как эмпирическую личность. Нами будет учитываться двойственность творческого сознания, проявляющаяся в фиксировании, с одной стороны, чувственности, конкретности мира, с другой стороны — его обобщенных универсальных признаков. При этом указанная двойственность является результатом не механического отражения реальностей обыденного и теоретического сознания, а следствием внутренних, имманентных самому творческому сознанию законов, благодаря которым оно продуцирует духовную информацию, включающую элементы как обыденного, так и теоретического сознания. Под творческим сознанием мы будем понимать также способность художника к содержательной интерпретации (логической и интуитивной) художественных идей, получаемых в результате взаимодействия собственного и чужого предшествующего опыта («со-знание»).
Объектом диссертационного исследования стала вся совокупность художественного и документального наследия Гоголя и Булгакова, предметом — традиционные для обоих писателей элементы художественного стиля.
Целью настоящей работы является изучение и характеристика видов и форм присутствия гоголевской поэтической традиции в художественном мире Булгакова.
Достижение поставленной нами цели требует решения следующих задач:
— дать определение ключевым понятиям, как-то: традиция, рецепция, интерпретация, диалог;
— установить своеобразие художественного мышления писателей;
— проанализировать причины появления преемственных связей в творчестве Булгакова;
— провести диахронический анализ единого текста Булгакова, позволяющий проследить эволюцию рецепции творчества Гоголя;
— выявить своеобразие художественных индивидуальностей Гоголя и Булгакова;
— установить результат художественного взаимодействия поэтических систем Гоголя и Булгакова.
Гипотеза, выдвигаемая в работе: причина появления гоголевской традиции в творчестве Булгакова кроется в осознанном выборе Гоголя в качестве креативного образца, учителя, на основе рефлексивно переживаемой Булгаковым общности художественного мышления. Ядро этой общности составляет конкретно драматургическое мышление, уникальность которого — в оценочной позиции писателя по отношению к объективным явлениям мира, отличающей драматурга от писателя-лирика, который, согласно Гегелю, выражает в произведении себя, свое чувствование мира, и писателя-прозаика, передающего «впечатления объективного мира».
Научная новизна работы определяется, во-первых, целенаправленной попыткой впервые системно проанализировать особенности восприятия Булгаковым Гоголя-человека и Гоголя-творца и найти последствия гоголевского влияния в творчестве Булгакова (от ранних рассказов до зрелых прозаических, драматических произведений), и, во-вторых, своеобразным методологическим экспериментом, состоящим в использовании большинства известных в литературоведении методов исследования для всестороннего изучения названной проблемы на всех уровнях системы «художественная литература». При этом доминирующими, исходя из темы работы, будут методы компаративистики, литературной герменевтики, интертекстуального анализа.
Методологическую и теоретическую основу работы составляют труды М.М. Бахтина, Ю.М. Лотмана, А.Н. Веселовского, В.М. Жирмунского, В.Я. Проппа, Л.С. Выготского, В.В. Савельевой, Г.И. Богина и др., а также фундаментальные исследования, посвященные творчеству Гоголя и Булгакова.
Структура работы. Раскрытие заявленной темы осуществляется в следующей последовательности:
1 глава — методологическое обоснование проблемы литературной традиции как предмета научного исследования (в философии, психологии, эстетике, теории литературы). Определение и ранжирование таких научных понятий, как «рецепция», «интерпретация», «художественный диалог»;
— выявление и сравнение художественных индивидуальностей Гоголя и Булгакова, их эстетических, онтологических, антропологических позиций;
— нахождение идейно-художественных традиций Гоголя в прозаических произведениях Булгакова.
2 глава — сравнительный анализ комедиографии исследуемых писателей, установление типологии комедийного мирообраза Гоголя и Булгакова.
3 глава — анализ драматургии Гоголя и Булгакова с целью определения особенностей драматургического мышления писателей и нахождения традиций драматургических приемов.
Данное деление на главы обусловлено достижением следующих научных результатов: изучение гоголевского «присутствия» в творческом сознании Булгакова по направлению синхронического и диахронического срезов. В первой главе (диахронический срез) прослежена эволюция наследия Гоголя сквозь творческое время, творческую биографию Булгакова. Анализ булгаковской прозы показал, во-первых, процесс освоения художественного мастерства писателем, проходивший от первоначального познания креатива учителя (Гоголя) до становления собственного креатива (оригинальной творческой индивидуальности). Во-вторых, были выявлены функции гоголевской традиции в произведениях Булгакова, такие как:
— миромоделирующая, позволяющая создать условно замкнутую целостную модель художественного мира;
— фатическая (или контактоустанавливающая), служит для установления опознавательных отношений между автором и адресатом по признаку «свое/чужое» слово;
— коммуникативная, организующая диалогические отношения и выводящая их на уровень сотворчества;
— интертекстуальная, позволяющая читателю распознать классический (гоголевский) текст, установить общность эстетической позиции писателей разных эпох и ввести уже объединенные тексты в культурную память;
— экспрессивная, проявляется как авторская интенция, с помощью которой Булгаков сообщает о своих эстетических, философских, поэтических ориентирах;
— референтивная, функция передачи информации о внешнем мире: активизируется в процессе метатекстовой надстройки актуального для Булгакова нового материала на базовый гоголевский претекст.
Вторая и третья главы (синхронический срез) демонстрируют параллельное «созревание» жанрово-родового мышления Булгакова с учетом Гоголя в качестве ориентира. Вторая глава «Типология комедийного мирообраза Гоголя и Булгакова» посвящена формированию «жанрового мышления» Булгакова, согласно следующих (выделенных С.А. Комаровым6) условий:
1) системность, временная и частотная динамика обращения писателя к определенному жанру. У Булгакова первые же литературные опыты были из области драматургии — пьеса из «туземной жизни», затем через сатиру выход на зрелую драматургию, освоение жанров трагикомедии, трагифарса;
2) жанровые стандарты эпохи (иерархия жанров). В начале XX века популярным жанром была комедия, наметилось «движение обновления драматургической системы»7, происходившее за счет взаимообогащения и взаимопроникновения жанров. Данный процесс говорит о закономерности обращения Булгакова к драматургии вообще и комедии в частности, а также его художественные поиски в данном направлении;
3) соотношение представлений художника о конкретном жанре с мировой и национальной традицией данного жанра. Во второй главе выявлено, что гоголевская комедиография была источником «нового жанрового стиля» (А.С. Янушкевич) для Булгакова;
4) формирование категориальной и элементарной базы данного жанра в творчестве художника. Анализ комедиографии Булгакова показал, что драматургом были освоены такие элементы гоголевской традиции, как драматургический абсурдизм (источник жанра трагикомедии), «общая ситуация», «миражная интрига» (Ю.В. Манн), принцип оформления комедийных характеров и др., а также философия смеха.
Переход в третьей главе к исследованию особенностей драматургического мышления в целом после анализа комедийного мирообраза во второй главе был обусловлен историко-литературной тенденцией, на которую указывал С.А. Комаров в названной работе: в XX веке «жанр принимает на себя новую функцию: он становится средством художественно-практической реализации взаимоотношения конкретной личности с окружающим ее миром и культурной традицией, а свои некогда главнейшие мирообразующие функции частично переносит на род» [186, с. 10]. Соответственно, для подтверждения выдвинутой в настоящем исследовании гипотезы, в третьей главе внимание уделяется подробному раскрытию природы драматургического мышления Гоголя и Булгакова через такие элементы, как драматическое действие, диалог, конфликт, пространственно-временная организация произведений, авторская речь, драматические характеры и т. д.
Основные положения диссертации, выносимые на защиту:
1. Интертекстуальность есть репрезентативная черта творчества Булгакова (равно как и литературы начала XX века в целом), связанная с поиском нового художественного мышления, нового «жанрового стиля», с одной стороны, а также утверждением единого безграничного литературного пространства, стирающего барьеры между историко-литературными эпохами, с другой.
2. Рецепция Гоголя имеет определяющее значение в творческом сознании Булгакова, и отражается в художественном мире писателя (в его философско-эстетическом аспекте).
3. Интертекст Гоголя в творчестве Булгакова выступает в своеобразной форме писательского диалога, в рамках которого, с одной стороны, развивается художественное мышление интерпретатора, а, с другой стороны, раскрываются новые смысловые грани «воздействующего феномена».
4. Рецепция Гоголя в творчестве Булгакова проходит несколько этапов: от переживания внутреннего родства, познания «чужого» слова до сверхсознательного (интуитивного) понимания, построения метасмыслов и «дивинации» (Х.-Г. Гадамер).
5. В последнем романе Булгакова «Мастер и Маргарита» традиции Гоголя охватывают все смысловые уровни художественного мира: биографический, эстетический, религиозный, мифологический, философский, нравственный, лингвистический и др.
6. Особенность креативной рецепции Гоголя Булгаковым определена в первую очередь природой драматургического мышления писателей и отчетливо проявляется в комедийном мирообразе.
Апробация и внедрение результатов научного исследования. Отдельные материалы диссертационной работы нашли применение в практике вузовского образования, a именно в спецкурсах «История русской комедиографии конца XVIII — начала XX веков» и «Техники и приемы сравнительного литературоведения (на примере творчества Гоголя и Булгакова)», прочитанных студентам специальности «Русский язык и литература» Восточно-Казахстанского государственного университета. Кроме того, результаты исследования были апробированы на Международных научных конференциях: «Творчество Н.В. Гоголя на пересечении традиций» (Томский государственный университет, г. Томск, май 2003 г.), «Теоретические и методологические проблемы современного литературоведения и фольклористики» (Казахский национальный университет им. Аль-Фараби, г. Алматы, май 2004 г.), «Язык, культура, менталитет: проблемы изучения в иностранной аудитории» (Российский государственный педагогический университет им. А.И. Герцена, г. Санкт-Петербург, апрель 2005 г.), «Аманжоловские чтения 2004 и 2005» (Восточно-Казахстанский государственный университет им. С. Аманжолова, г. Усть-Каменогорск, сентябрь 2004, 2005 г.), и отражены в 9 научных публикациях, в том числе в учебном пособии («Техники и приемы сравнительного литературоведения (на примере творчества Гоголя и Булгакова)». — Усть-Каменогорск: ВКГУ им. С. Аманжолова. — 2005. — 80 с.).
Практическое значение работы: Материалы диссертации могут быть использованы при чтении лекционных курсов по истории русской литературы XIX и XX веков, по теории литературы (в частности при освещении тем «Литературный процесс», «Стили. Художественные методы», «Литературное произведение», «Литературные роды и виды»), по «Филологическому анализу художественного текста», по курсу «Сравнительное литературоведение» на филологических и других гуманитарных факультетах высших учебных заведений, на уроках литературы в средней школе, а также при издании и комментировании текстов Гоголя и Булгакова.
Примечания
1. Работы: Чудакова М.О. Булгаков и Гоголь // Русская речь. 1979. — № 2. — С38—48. № 3. — С. 55—59; Соколов Б.В. Три жизни Михаила Булгакова. — М., 1999; Боборыкин В.Г. Михаил Булгаков. — М.: Просвещение, 1991. — 206 с.; Лакшин В. Мир Михаила Булгакова // В кн.: Антология сатиры и юмора России XX века. Михаил Булгаков. Том 10. — М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2000. — С. 8—25; Попов П.С. Биография М.А. Булгакова. 1940 г. // В кн.: Булгаков М.А. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 10. Письма Дневники. — М.: Голос, 2000. — С. 597—606; Петелин В. О «Письмах» М. Булгакова и о нем самом // В кн.: Булгаков МЛ. Собрание сочинений: В 10 т. Т. 10. Письма. Дневники. — М.: Голос, 2000. — С. 545.
2. Пр. сборник: Литературные традиции в поэтике Михаила Булгакова. — Куйбышев, 1990. — 161 с.
3. Чудакова М.О. Архив М.А. Булгакова: Материалы для творческой биографии писателя // В кн.: Записки отдела рукописей (Гос. б-ка им. В.И. Ленина). Вып. 37. — М., 1976. — С. 40—41; Лакшин В. Уроки Булгакова // Памир. — 1972. — № 4. — С. 60.
4. Янушкевич А.С. «Записки сумасшедшего» Н.В. Гоголя в контексте русской литературы 1920—1930-х гг. // Поэтика русской литературы: к 70-летию проф. Ю.В. Манна: Сб. ст. — М.: Российский гос. гум. ун-т, 2001. — С. 193—211; Янушкевич А.С. Повесть Н.В. Гоголя «Нос» в контексте русской культуры 1920—1930-х гг. // Литературоведение и журналистика: Межвуз. сб. науч. тр. — Саратов, 2000. — С. 66—79; Янушкевич А.С. Традиция жанрового стиля Н.В. Гоголя в русской прозе 1920—1930-х гг. // XX век: Литература. Стиль / Отв. Ред. Л.П. Быков. — Екатеринбург: Изд-во Уральского ун-та, 1999. — Вып. IV. — С. 34—48.
5. См.: Ершов Л. Советская сатирическая проза. — М.—Л., 1966. — С. 96.
6. Составляющие понятия «жанровое мышление художника» проанализированы в его монографии «Маяковский и проблемы комедии» (Тюмень, 1996). В свою очередь источником исследования жанра, как типа художественного мышления, С.А. Комаровым названа работа М.М. Бахтина «Проблемы поэтики Достоевского» (Киев, 1994).
7. Бабичева Ю.В. Эволюция жанров русской драмы XIX — начала XX в.: Учебное пособие к спецкурсу. — Вологда, 1982. — С. 12—44.
| К оглавлению | Следующая страница |