Одной из классических форм диалога как в культуре в целом, так и в литературе в частности, является традиция. Традиция выступает как одно из основных условий функционирования и развития мирового художественного наследия. В ее основе лежит культурная память, а также принцип преемственности, предполагающий положительное восприятие опыта прошлого. Вектор действия традиции неизменно направлен из прошлого в будущее и предполагает активное восприятие опыта предшественника. Сама специфика культуры уже предполагает значимость традиции. Д.С. Лихачев утверждал: «Культура (...) обладает свойством преодолевать время, соединять прошлое, настоящее и будущее. (...) Одна из величайших основ, на которых зиждется культура, — память» [Лихачев 1985: 64]. Беспамятный человек, не помнящий своих корней, таким образом, оказывается за пределами поля культуры и традиции. А.С. Бушмин отмечал, что «сущность преемственности состоит в сохранении тех или иных элементов целого или определенных сторон его организации при изменении целого как системы, то есть при переходе ее из одного состояния в другое...» [Бушмин 1975: 29].
В.Е. Хализев назвал ряд особенностей художественных текстов, которые передаются от автора к автору благодаря традиции: «Это, во-первых, словесно-художественные средства, находившие применение и раньше, а также фрагменты предшествующих текстов (реминисценции, не имеющие пародийного характера); во-вторых, мировоззрение, концепции, идеи, уже бытующие как во внехудожественной реальности, так и в литературе. В-третьих, это жизненные аналоги словесно-художественных форм» [Хализев 2003: 1089]. В. Дынник указала на то, что «материалом литературной традиции могут служить все элементы поэтики: тематика, композиция, стилистика, ритмика (...) Но большею частью элементы эти передаются традицией не порознь, а в некотором друг с другом сочетании, в соответствии с той постоянной связью, которая существует между ними в искусстве слова вообще» [Дынник 1925: 972]. Таким образом, писательский талант, с одной стороны, открывает в литературе нечто новое, а с другой — опирается на достижения предшественников. Именно таким образом и осуществляется встраивание субъекта в определенную традицию.
Как мы уже упоминали, к творчеству Булгакова обращались и обращаются многие авторы. Таким образом, можно говорить о сформировавшейся булгаковской традиции в современной литературе. Разумеется, в творчестве разных писателей она проявляет себя по-разному.
Одна из интересных попыток художественного осмысления опыта М. Булгакова была предпринята писателями-фантастами братьями Аркадием и Борисом Стругацкими. Они вступили в литературу в период «хрущевской оттепели», то есть именно тогда, когда стал меняться духовный климат в стране, когда все ощутили дыхание свободы, когда начался медленный и трудный процесс возвращения в литературу ранее замалчиваемых, запрещенных имен и в среде советской интеллигенции возродилась надежда на подлинно свободное творчество. Напомним, что сокращенный вариант романа Булгакова «Мастер и Маргарита» был впервые опубликован как раз «под занавес» оттепели, в 1966—1967 годах.
Братьям Стругацким пришлось пережить запреты и гонения, долго писать «в стол». Официальное признание пришло к ним лишь в конце 1970-х годов, то есть тогда, когда был опубликован полный текст романа «Мастер и Маргарита». А в конце 1980-х, то есть опять-таки, когда уже состоялось новое открытие советскими читателями произведений М.А. Булгакова, братья Стругацкие были признаны настоящими классиками фантастической литературы и приобрели мировую известность.
Если попытаться сформулировать те типологически сходные черты, которые позволяют сблизить произведения М.А. Булгакова и братьев Стругацких, то, пожалуй, прежде всего, это переплетение смешного и серьезного, обыденного и высокого, реального и фантастического, что определяет особенность авторской позиции, проявляется на уровне стиля, композиции, всей художественной структуры их произведений, также это интерес к сопряжению прошлого, настоящего и будущего, к проблеме эксперимента и его последствий. Наконец, это приверженность к определенному типу героя — интеллигенту, человеку остроумному и ироничному, преданному своему делу.
Однако если в творчестве М.А. Булгакова преобладает трагическая картина мира (не случайно уже в первом его романе «Белая гвардия», а также в его ранних рассказах звучит тема Апокалипсиса), то произведения Стругацких отражают эволюцию взглядов писателей, пройденный ими путь от сформированной 1960-ми оптимистической веры в светлое будущее к весьма скептическому представлению о возможностях прогресса. Это обусловило активизацию антиутопических тенденций в их творчестве. С годами авторы все чаще задавались вопросом о том, может ли высокоразвитая наука стать панацеей в ситуации духовного кризиса общества и человека. Так, в повести «Хищные вещи века» именно из-за бурного развития науки стало возможно создание вещей, лишающих людей всего истинно человеческого, превращающих их в зверей.
Напомним, что вопрос о критериях научного прогресса волновал и М.А. Булгакова. В антиутопии «Роковые яйца» красный луч, открытый профессором Персиковым, вместо того, чтобы обеспечить человечеству процветание, чуть было не стал причиной гибели цивилизации. В другой повести — «Собачье сердце» — М.А. Булгаковым ставится вопрос о границах допустимости вмешательства науки в мир природы, а также об опасности исторического экспериментирования.
Братья Стругацкие тоже постепенно приходят к аналогичным выводам. Тем более, что они могли и в реальной жизни увидеть, к чему приводит подобное экспериментаторство. Ряд подобных начинаний (создание узбекского «моря», проект «Повернем реки Сибири вспять» и т. п.) привел к локальным экологическим катастрофам, последствия которых заметны и до сих пор.
В последнем совместном романе Стругацких «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» (1988) выражена мысль о том, что развитие науки отнюдь не всегда приводит к гуманизации общества. Одновременно в этом романе четко прослеживаются евангельские мотивы, благодаря чему возникает план вечности, с которым соотносятся прошлое, настоящее и будущее. Именно на этом произведении нам и хотелось бы остановиться подробнее.
Со времени опубликования романа Стругацких о нем было написано немало. Основная часть научно-критических работ вышла в конце 1980-х — начале 1990-х годов. В этих статьях авторы в основном сосредоточивали свое внимание на проблематике произведения. Одно из наиболее концептуальных исследований, посвященных анализу проблематики и поэтики романа «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя», принадлежит известному исследователю творчества Стругацких М. Амусину. Он посвятил «Отягощенным злом...» заключительную часть своей работы «В зеркалах будущего» [Амусин 1989а]. Исследователь отметил многоплановость композиционной и стилевой структуры произведения, мастерство авторов, позволяющее читателю ясно увидеть перекличку отдаленных эпох с современностью, тесное переплетение фантастики и реальности: «...Стругацкие с блеском и виртуозностью разыгрывают эту фантасмагорическую партитуру, чередуя «готические» сцены с фарсовыми эпизодами, исторические экскурсы с зарисовками нашей сегодняшней жизни, полными сатирических аллюзий» [Амусин 1989а: 39].
В другой статье М. Амусина «Стругацкие и фантастика текста» [Амусин 2000] впервые рассматривается вопрос о проявлении в романе «Отягощенные злом...» постмодернистских тенденций. Исследователь обращает внимание на то, что Стругацкие в своем произведении рассуждают о принципиальной невозможности постижения истинного знания, в том числе и в существующих священных текстах. О том, как осмысляется в романе образ Христа, М. Амусин пишет: «Иисус предстает в разных проекциях, в разных семантических вариантах (...) Эти реинкарнации подводят к идее о невозможности создать аутентичный образ Христа, каким он был на самом деле (...) все исходит из текста и им же заканчивается...» [Амусин 2000: 215].
Исследователи также обратили внимание на связи, существующие между данным романом Стругацких и творчеством Булгакова. Впервые эта мысль прозвучала в предисловии к первому изданию «Отягощенных злом...» С. Переслегина «Скованные одной цепью» [Переслегин 2009б: http://www.rusf.ru]. В нем рассматривается не только проблематика произведения, но и некоторые особенности его художественной структуры. При этом С. Переслегин затрагивает вопрос о типологических схождениях, существующих между «Мастером и Маргаритой» М. Булгакова и последним романом Стругацких. С. Переслегин обратил внимание на принцип соотношения эпизодов, принадлежащих к разным временным пластам, и на принцип парности в системе образов в том и другом романах. В связи с этим выявляется такая характерная особенность художественной структуры «Отягощенных злом...», как «параллелизм сдвига». С. Переслегин пишет: «Эпизоды, образующие смысловую пару, связаны не зеркальным отражением, а, скорее, преобразованием текстового пространства-времени. На символическом уровне непосредственного восприятия роман демонстрирует нам последовательно развертывающиеся грани реальности» [Переслегин 2009б: http://www.rusf.ru]. По словам исследователя, «каждое поколение пытается написать свою Книгу. Иногда отрицая старые, иногда дополняя их» [Там же]. Книга писателей-фантастов является свидетельством тесной преемственной связи между «классикой» и «новой» литературой. Так, по мысли С. Переслегина, герои романа, которых с определенной степенью условности можно соотнести с булгаковскими Мастером и Воландом — Г.А. и Демиург — фактически повторяют и продолжают друг друга, потому что оба они заняты в сущности одним и тем же: один — отысканием, а другой — созданием Человека. Автор предисловия обращает наше внимание на то, что герои «Отягощенных злом...» образуют даже не символические пары, а триады, например, Иоанн, Агасфер Лукич и Игорь Мытарин. Характеристика этих героев, по мнению С. Переслегина, так или иначе, связана с различными сторонами христианского учения.
Ф. Снегирев в своей статье «Время учителей» [Снегирев 1990] определил главную тему «Отягощенных злом...» как тему учительства. Основной конфликт произведения и ключевую его проблему он видит в непонимании, возникающем между учителем и его учениками. Эта проблема ставится и в «закатном» романе Булгакова, но, по мнению Снегирева, «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя» — произведение в большей степени публицистичное, чем «Мастер и Маргарита»; в нем ярко отражается злоба дня и, как следствие, оно приобретает избыточную фельетонность. «Здесь нет булгаковских вечных истин, да и угол зрения другой» [Снегирев 1990: 126], — утверждает критик.
Вопрос о булгаковской традиции затрагивается и в статье М.Н. Капрусовой «Булгаковская традиция в романе Стругацких «Отягощенные злом»» [Капрусова 2002]. При этом исследователь сосредоточивает свое внимание на проблеме игры с читателем. «Авторы (посредством своих героев — в первую очередь Агасфера Лукича и Демиурга) мягко, по-булгаковски, иронизируют над читателем конца XX века. (...) Достаточно было Игорю В. Мытарину соотнести Демиурга с Воландом, как читатель сейчас же начинает мыслить в предложенном направлении (...) Проходят мимо внимания человека конца XX века несвойственные Сатане или даже Воланду поиски Терапевта, Человека с большой буквы, а не хирургов или костоправов. Бросается в глаза облик, который принял Демиург (а он может принимать разные облики)» [Капрусова 2002: 28]. По мнению Капрусовой, Стругацкие играют с читательскими стереотипами, с литературными «штампами», сложившимися в нашем сознании. Таким образом, Капрусова пишет не столько о булгаковской традиции, воплотившейся в романе «Отягощенные злом...», сколько о сформировавшихся при восприятии последнего романа Булгакова стереотипах и об их разрушении. В этом плане мы не вполне разделяем позицию автора статьи. Мы полагаем, что диалогическая связь между «Мастером и Маргаритой» и «Отягощенными злом...» реально существует и постараемся в дальнейшем это доказать.
Одно из наиболее серьезных исследований вопроса преемственной связи творчества Булгакова и Стругацких предпринято в диссертации Э.В. Бардасовой «Концепция «возможных миров» в свете эстетического идеала писателей-фантастов А. и Б. Стругацких» [Бардасова 1995б]. Этот вопрос рассматривается в главе, посвященной периоду расцвета «реалистической» фантастики в творчестве Стругацких. Среди произведений, написанных в 1980-е — начале 1990-х годов, Э.В. Бардасова выделяет и роман «Отягощенные злом, или Сорок лет спустя». Она отмечает значимость в творчестве братьев Стругацких проблемы взаимообусловленности социальных факторов и духовных, нравственных, культурных ценностей. Из-за преуменьшения роли одного из этих начал могут возникнуть необратимые последствия; мир может быть выведен из равновесия, как это и случилось в г. Ташлинске, где происходит действие романа «Отягощенные злом...». «Возможный мир», согласно определению исследовательницы, «представляет собой описание последствий выбора определенной линии поведения» [Бардасова 1995б: 134]. Именно такой выбор и совершает герой романа Стругацких — Г.А. Носов, идя на службу к Демиургу ради того, чтобы творить добро.
Рассматривая особенности идейно-художественного решения проблемы соотношения добра и зла, силы, творящей Зло и ищущей способ превратить его в Добро, исследовательница обращает внимание на перекличку, существующую между романами «Мастер и Маргарита» и «Отягощенные злом...», а также на различия между ними в трактовке данной проблемы: «(...) если Воланд ищет единственного Человека, чтобы спасти и увести его из «пакостного мира», то «Демиург направляет энергию на поиск Человека, способного активно «внедриться в «злую атмосферу» и изменить ее» [Бардасова 1995б: 134]. И с этим положением Э.В. Бардасовой нельзя не согласиться. В дальнейшем мы будем учитывать те выводы, которые содержатся в данном диссертационном исследовании. Но хотелось бы заметить, что его автор лишь касается интересующей нас проблемы булгаковских традиций, так как перед Э.В. Бардасовой стоят иные задачи, связанные с концепцией возможных миров.
В целом обзор научно-критической литературы свидетельствует, что вопрос о том, как преломился творческий опыт Булгакова в последнем совместном романе братьев Стругацких, хотя и вызвал интерес, но пока не был всесторонне изучен. Требует более углубленного анализа в данном направлении и философская проблематика романа, и специфика системы образов, структурные и стилевые переклички, существующие между «Мастером и Маргаритой» и книгой Стругацких. Кроме того, мы полагаем, что в «Отягощенных злом...» можно обнаружить диалогические связи не только с «закатным» романом Булгакова, но и с другими его произведениями.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |