Часть четвертая — реалистическая

Иванов рассказывает свою версию

Неясно, что конкретно по будило отделение физико-математических наук собраться 14 декабря 1927 года снова по вопросу о профессоре Иванове. Но заседание состоялось, состоялось и решение:

«XIX заседание.

§ 715. Академик-секретарь доложил о желательности иметь суждение о зоологических работах профессора И.И. Иванова в Африке.

Положено: просить И.И. Иванова представить письменный доклад и образовать для рассмотрения его Особую комиссию».

Как разъяснил в своем письме от 19 декабря 1927 года «глубокоуважаемому Илье Ивановичу» академик Ферсман, Особая комиссия будет состоять из специалистов.

13 марта 1928 года из Совнаркома поступил просимый академией «письменный доклад» на 43 страницах большого формата.

14 июля 1928 года Отдел научных учреждений при СНК СССР «просит ускорить присылку заключения» по пересланному отчету проф. И.И. Иванова о командировке в Западную Африку.

31 июля академия направляет «ускоренный ответ» Совнаркому:

«В ответ на Ваше отношение от 14 сего июля по поводу отчета проф. И.И. Иванова о его командировке в Западную Африку сообщаю, что вопрос этот со всеми предложениями проф. И.И. Иванова был на обсуждении физико-математического отделения Академии наук, которое постановило, согласно с заключениями докладчика по этому вопросу академика Н.В. Насонова, ввиду крайней сложности высказанных в отчете проф. И.И. Иванова предположений, созвать для их подробного рассмотрения Особую комиссию из специалистов под председательством непременного секретаря академика С.Ф. Ольденбурга. В означенную комиссию по выбору физико-математического отделения вошли, кроме непременного секретаря, академики: Н.В. Насонов, А.Н. Северцов, П.П. Сушкин и В.Л. Комаров и директор Зоологического музея АН А.А. Бялыницкий-Бируля.

Однако ввиду отъезда академика Н.В. Насонова в научную командировку в Японию, из которой он возвратится лишь осенью текущего года, и затем болезни академика С.Ф. Ольденбурга, созыв вышеназванной Комиссии задержался и собрать ее окажется возможным предположительно лишь в конце сентября, то есть когда ожидается возвращение в Ленинград акад. С.Ф. Ольденбурга, Н.В. Насонова и П.П. Сушкина.

О заключении комиссии по настоящему делу Академия наук не замедлит уведомить Отдел научных учреждений.

За непременного секретаря
академик Сушкин».

Больше бумаг в этой папке не оказалось.

Приведем отчет профессора И.И. Иванова в сокращенном для журнальной публикации виде. В нем отражен его взгляд на события, рассказ о которых до этого представал преимущественно как бы «с другой стороны»...

«В Совнарком СССР
председателю Комиссии по содействию работам
Академии наук СССР

Отчет
по командировке в Западную Африку
профессора И.И. Иванова.

Основной задачей моей командировки являлось провести ряд опытов гибридизации путем искусственного осеменения между антропоморфными обезьянами (шимпанзе, орангутанг, горилла, гиббон), а также между последними и человеком.

Работа эта была задумана мною много лет назад. В 1910 году в своем докладе на Международном съезде зоологов в Граце я указал на возможность постановки такого рода экспериментов, пользуясь методом искусственного осеменения, позволяющим осуществлять эти опыты в условиях полного разобщения самца и самки.

Искусственное осеменение, как показали мои опыты, может быть с успехом проведено даже в том случае, когда получить от самца его семенную жидкость невозможно, или ввиду его крайней дикости и силы, или ввиду трудностей, связанных с поимкой его живым. В этом случае, самец может быть подстрелен и затем кастрирован. [...] Таким образом путем искусственного осеменения можно вызвать зачатие от отца, который к моменту осеменения не только уже умер, но и вообще больше не существует в природе. Так, например [...], когда самец, выработавший эти семенные клетки, уже был съеден. [...]

[...] Можно ожидать, что, скрещивая двух антропоморфных обезьян двух различных видов, мы получим гибрида, превосходящего своих родителей по силе, выносливости, устойчивости. Не исключена возможность, что и в смысле психики такого рода гибрид может оказаться более развитым, чем его родители. [...]

Опыт искусственного осеменения самок антропоморфных обезьян семенем человека и обратно — человека семенем обезьян в смысле вероятности положительных результатов значительно уступает вышеупомянутым опытам. Однако необходимость и своевременность постановки их от этого нисколько не уменьшается, эксперименты в этом направлении, независимо от характера их результатов, имеют исключительный интерес, как один из подходов к экспериментальному выяснению степени родства между человеком и его ближайшими родичами в животном мире.

Относительно возможности получения гибридной формы путем естественного скрещивания человека с антропоморфными обезьянами, с давних пор существует немало рассказов, основанных на непроверенных слухах о похищении женщин самцами антропоморфных обезьян и о прижитии с ними детей.

Случаи, правда редкие, изнасилования туземных женщин обезьянами, по-видимому, имеют место. В Африке мне приходилось слышать о необыкновенной половой агрессивности циноцевалов и о случаях изнасилования ими женщин. Достоверность изнасилования черных женщин гориллой была подтверждена мне генерал-губернатором Западной Африки г-ном Кардеа, много лет проведшим в Конго. Жертвы такого насилия, по словам г-на Кардеа, обычно погибают в объятиях обезьяны и при вскрытии у них неизменно оказывалась раздавленной грудная клетка. О случаях изнасилования черных женщин самцами шимпанзе я не слыхал.

Что касается получения гибридов между человеком и антропоморфными обезьянами, то до сих пор, как известно, не было отмечено ни одного достоверного факта. Негры относятся к обезьянам, и особенно к шимпанзе, как к низшей человеческой расе. Женщины, изнасилованные обезьянами, считаются оскверненными. Такие женщины третируются как парии, социально погибшие и, как мне передавали, обычно бесследно исчезают. [...]

[...] Серьезным тормозом для постановки [...] экспериментальной работы являлись также предрассудки религиозного и морального характера. В дореволюционной России было совершенно невозможно не только что-либо сделать, но и писать в этом направлении. Такого рода опыты были недопустимы как грозящие подорвать основы религиозного учения о божественном происхождении человека. [...]

Я знал и знаю некоторых крупных биологов на Западе, которые с большим интересом относились к намеченной мною работе и в своих предположениях о возможном успехе шли дальше, чем я сам. Однако когда заходил вопрос об открытом выступлении для поддержки плана этой работы, ни один из них не решался выступить, опасаясь уронить себя в глазах общественного мнения и встретить категорическое осуждение в академических кругах. [...]

Только в самые последние годы наметилась возможность поставить наши опыты без особо значительных затрат и без опасений встретить запрет со стороны церкви. [...]

По нашим вычислениям нужно было около 15 000 долларов.

Первоначально я обратился в Наркомпрос с просьбой прийти на помощь, но получил отказ за недостатком средств.

В дальнейшем мое вторичное ходатайство, представленное председателю комиссии по содействию работам Академии наук Н.П. Горбунову, было передано на рассмотрение физическо-математического отделения Академии наук. 26 сентября 1925 года я получил от непременного секретаря Академии наук приглашение прибыть 30 сентября для доклада в физико-математическое отделение Академии наук о проектируемой мной экспедиции в Западную Африку.

30 сентября мой доклад был заслушан, и физ. мат. отделение Академии наук, согласно полученной мной выписке из протокола заседания, признало «намеченную проф. Ивановым работу заслуживающей большого внимания и полной поддержки» и «положило: поддержать необходимость работ проф. Иванова, признав за ними большое научное значение, о чем довести до сведения управляющего делами Совнаркома СССР, прося об оказании поддержки этому начинанию как путем отпуска соответствующих ассигнований, так и облегчением проф. Иванову всех сопряженных с экспедицией формальностей».

[...] Ввиду ряда обстоятельств, от меня не зависящих и связанных с прохождением и отпуском кредитов, выехать за границу я мог только 4 февраля 1926 года.

Из Парижа в Конакри я выехал вместе со своим сыном [...].

Прежде всего предстояло подготовить помещения для обезьян и организовать охоту для добывания взрослых шимпанзе.

Ко второй половине января (1927 года. — Г.Ф.) обезьянник наконец был закончен [...].

30/XII 1926 года мы (я, мой сын и три черных) выехали по железной дороге [...] от Конакри в глубь страны. Оттуда дальше на автомобиле в негритянский поселок Бомболи. [...]

В Бомболи, при содействии прикомандированного к нам губернатором чиновника, был организован специальный отряд охотников-профессионалов, опытных в выслеживании и обкладывании шимпанзе. Им поручалась ловля шимпанзе и их доставка на приемный пункт. Эти же охотники отвечали за то, чтобы старые приемы ловли шимпанзе (оглушение дубинками, одурманивание дымом и т. п.) не применялись. Охотники были заинтересованы материально, так как кроме месячной платы, назначенной им администрацией, за каждую взрослую пойманную шимпанзе я назначил премию в 1000 франков.

[...] Уступая требованию не бить и не калечить шимпанзе, негры предпочитают ловить обезьян, набрасываясь на них скопом, с голыми руками, без сетей.

В результате при попытке овладеть взрослым самцом один охотник убит и два искалечены. После такой неудачи охотники перестали ловить взрослых шимпанзе, несмотря на назначенную мною премию в 1000 франков и довольствовались ловлей подростков. [...]

Заказанные в колонии гиббон, шимпанзе и пигмеи доставлены не были. От постановки опытов реципрокного скрещивания пришлось отказаться, ввиду ряда встретившихся затруднений, о которых я в свое время уже сообщал. Оставалась единственная надежда добыть, сверх уже имевшихся 2-х, половозрелых самок шимпанзе из [...], у охотника г. N.

В начале марта с. г. (1927 года. — Г.Ф.) я получил предложение из Института экспериментальной эндокринологии Наркомздрава достать 10—15 шимпанзе для Сухумского питомника. Как только были переведены деньги на закупку этих обезьян и получено разрешение на продление моей командировки, я выехал 4/VI с первым пароходом из Конакри на Слоновый Берег [...] где согласно письма [...] были заготовлены 7 взрослых обезьян (5 самок и 2 самца). Это путешествие в период дождей в местности неблагополучной в смысле таких болезней, как желтая лихорадка, сонная болезнь и т. п., было одно из самых трудных и тяжелых. Пришлось ехать ночами среди тропического леса, ночью переправляться через реки с ценным грузом на примитивных паромах. Малейшее промедление в пути грозило нам опозданием на пароход, а пароходы в дождливый сезон ходят раз в три недели, и потому надо было путь в 800 км проделать без остановок для отдыха.

После того как в наш обезьянник было доставлено 5 новых самок шимпанзе, из которых одна была уже матерью и одна, еще не совсем достигшая половой зрелости, — опытный материал для нашей работы значительно увеличился. Вместе с двумя прежними, мы имели уже 6 самок, на которых можно было ставить опыты.

Самое правильное было бы остаться в Африке, по крайней мере на два года, для того, чтобы использовать до конца с таким трудом созданные возможности. Однако, судя по имевшейся у меня переписке, рассчитывать на дальнейшее продление командировки я не мог. Кроме того, состояние моего здоровья, особенно пошатнувшееся после путешествия на Слоновый Берег, не позволяло мне отстаивать эту необходимость.

Учитывая также указания, полученные мною от Н.П. Горбунова и акад. А.Е. Ферсмана, по возможности перенести всю работу в «соответствующую нашу обстановку», я решил выехать 1/VII с пароходом, отправляющимся на Марсель.

Как мною уже было указано, 28/II 1927 г. искусственному осеменению спермой человека были подвергнуты 2 половозрелых самки шимпанзе, раньше поступившие ко мне. Протокольные записи этих трех опытов искусственного осеменения самок шимпанзе привожу ниже. [...]

Вспрыскивание делалось под видом лечения и проходило при очень неудобных условиях. Обезьяны ловились в клетке в сети, так как заказанная в Париже клетка для усыпления обезьян не была еще доставлена. Для поимки обезьяны внутри большой клетки с двумя половинами сеть подвешивалась в одной половине так, что когда в эту часть перегонялась обезьяна, она попадала как бы в мешок из сети, оба конца которого были наруже [так в оригинале. — Г.Ф.] и могли быть быстро закручены. Обезьяна, стянутая сеткой, вытягивалась наполовину из дверцы клетки. Впрыскивание в шейку матки при этих условиях было невозможно. [...]

25/VI утром, около 8 часов под видом лечения, обезьяна № 25 перегнана в клетку для усыпления. Усыпление ведется хлорэтилом. После того как кран баллона был открыт, обезьяна приблизительно через 2—3 минуты была уже неподвижна. Вытащена из клетки. Не дышит. Искусственное дыхание в течение 2-х минут. Дыхание восстановилось. Спит. Негры, считавшие обезьяну уже мертвой, поражены. Впрыскивание спермы через эластичный катетер [...]. Операция искусственного осеменения проводилась на земле, причем половина туловища обезьяны оставалась в клетке [...].

Таким образом, к отъезду я имел 3-х самок, уже подвергнутых искусственному осеменению и 3-х, предназначенных для опытов. Имелись еще 2 самки, близкие к половозрелости. [...] Кроме того, имелись 2 самца молодые, но половозрелые. Кроме этих обезьян у меня было еще 3 молодых шимпанзе.

Всех этих обезьян предполагалось доставить в Сухумский питомник с тем, чтобы там продолжить и расширить начатые опыты и поставить опыты реципрокного скрещивания.

Во избежание заноса в Сухумский питомник паразитов и в целях сохранения возможно большего числа обезьян при перевозке я считал необходимым после двухнедельного путешествия морем дать шимпанзе отдых во Франции и в Париже самым тщательным образом обследовать их кишечник и кровь на паразитов.

С этой целью я списался с проф. Кальметтом, который немедленно сделал распоряжение приготовить для наших обезьян несколько клеток в обезьяннике Пастеровского института. И, кроме того, помог удешевить провоз обезьян из Конакри до Марселя почти на 50%.

Транспорт обезьян до Марселя, благодаря исключительному уходу и удобным клеткам, прошел сравнительно очень благополучно.

Из 13 шимпанзе в Марсель прибыло 11 шимпанзе. Обычно при доставке шимпанзе из Африки во Францию потери исчисляются не меньше 50%, нередко доходят до 80—90%, а иногда гибнет вся партия. Шимпанзе во время морского путешествия страдают от качки, но главная опасность лежит в назойливом желании пассажиров кормить обезьян. Негры очень часто являются носителями туберкулеза, пневмонии, дизентерии, и потому надо особенно тщательно ограждать обезьян от непрошеных кормильцев. Только благодаря строго поставленному надзору, нам удалось уберечь наших обезьян от заражения дизентерией, несмотря на то, что среди черных солдат, ехавших с нами в числе 700 человек, были смертные случаи от этой болезни и нам угрожал в Марселе карантин.

В Марселе на пароходе я получил от имени Наркомздрава распоряжение — обезьян в Париж не возить, а оставить их в Марселе. Помещение для обезьян заготовлено не было. Пришлось его искать, как только мы сошли на сушу. После долгих хлопот обезьян удалось устроить сравнительно сносно в Городском Зоологическом Саду. Инструктировав надлежащим образом служителя, специально приставленного к нашим обезьянам, и поручив ветеринарно-санитарный надзор за ними ветврачу (он же медик) зоосада, а общий контроль по уходу агенту Совторгфлота, имевшему полномочия от представителя Наркомздрава в Париже, я выехал в Париж для выяснения дальнейшего плана действий и исполнения ряда формальностей, связанных с дальнейшей отправкой обезьян из Марселя в Сухуми.

В Париже я серьезно и опасно заболел на почве тяжелого переутомления сердца. Мой сотрудник страдал тяжелыми приступами малярии, полученной в Африке. Транспортировать обезьян в Сухуми взял на себя представитель Наркомздрава во Франции д-р Рубакин. Я должен был выехать [...] на курорт для лечения сердца, где оставался до начала сентября.

За время моей болезни и лечения из 11 шимпанзе в Марселе пало 7, а из 4-х погруженных д-ром Рубакиным на корабль — 2 погибли в море, а два были доставлены в Сухуми. Эти последние прожили здесь не больше 1—1½ месяца и также погибли.

По заключению ветврача Зоосада в Марселе причиной смерти был туберкулез. Вскрытие двух трупов в Сухуми и подробное исследование внутренних органов установило сильно выраженное заражение [...].

На основании этих данных проф. Скрябин пришел к заключению, что именно в инвазии паразитарной надо искать причину гибели обезьян, а не в туберкулезе.

Остается только пожалеть, что обезьяны были задержаны в Марселе и мне не было дано возможности использовать для обследования обезьян знание и опыт первоклассных специалистов в Париже. Весьма возможно, что в Пастеровском институте удалось бы не только определить истинную причину заболеваний, но и остановить развитие болезни...».

Поразительно, что о гибели многолетних усилий Илья Иванович рассказывает «академическим» тоном... То, во что вложены огромные усилия, здоровье, — рушится. Профессор Иванов и в этот момент не желает сдаться, он предлагает вариант продолжения работы.

«Вскрытие двух опытных обезьян (одной в Марселе, а другой в Сухуми) показало, что зачатие у них не наступило. Третья из опытных обезьян, выброшенная доктором Рубакиным в море без вскрытия при переезде из Марселя в Сухуми, еще в Конакри обнаружила явные признаки менструации [...]. Повторное искусственное осеменение ей не было сделано, так как обезьяна была не совсем здорова. Таким образом, и эта самка осталась, по-видимому, холостой.

Таким образом, поставленные нами опыты гибридизации между шимпанзе и человеком пока дали ответ отрицательный. Опыты эти, как слишком немногочисленные, разумеется, не могут претендовать на окончательное решение поставленного вопроса.

Необходимо не только увеличить число опытов искусственного осеменения самок шимпанзе спермой человека, но и поставить опыты реципрокного скрещивания. Последние организовать в Африке гораздо труднее и сложнее, чем в Европе или у нас. Женщин, желающих подвергнуться опыту, несравненно легче найти в Европе, чем в Африке.

Для этого рода опытов достаточно иметь 2—3 взрослых самцов антропоморфных обезьян.

Для этого необходимо организовать обезьянник с взрослыми шимпанзе, орангутангами и гиббонами, например во Французской Гвинее или в Камеруне, где кроме шимпанзе водятся и гориллы. Организация такого обезьянника без затраты значительных средств немыслима. Ввиду этого, опыты гибридизации на антропоморфных обезьянах необходимо связать с задачей более крупного масштаба, которая могла бы заинтересовать широкий круг исследователей — всестороннего изучения антропоморфных обезьян с точки зрения биологии, психологии, гельминтологии, патологии, как видов, заведомо обреченных на угасание и вместе с тем исключительно интересных по своей близости к человеку [...].

[...] Подводя итоги нашей экспедиции, считаю необходимым отметить. Уже сам по себе факт посылки нашей экспедиции в Западную Африку от имени таких высокоавторитетных научных учреждений, как Академия наук СССР и парижский Пастеровский институт, является в истории науки крупным актом, раз навсегда устанавливающим права гражданства за выдвинутой нами на очередь научной проблемой и предложенным для ее разрешения методом, до того времени остававшимися в глазах огромного большинства, даже биологов, каким-то «табу». Появление в текущей прессе сообщений об отъезде нашей экспедиции в Западную Африку в Германии вызвало на страницах научной печати ряд заметок и отзывов, в общем, благоприятных [...]. В Америке, как я уже указывал, тоже известие вызвало со стороны прогрессивной печати сочувствие и желание пойти навстречу даже материальными средствами, а со стороны фашистов во главе с ку-клукс-кланом бурю негодования, угроз и брани. И то и другое служит только подтверждением того исключительного интереса, и не только научного, но и общественного, с которым связана поставленная нами работа.

На пути к осуществлению намеченной работы мы встретились с рядом затруднений, предвидеть которые было вне нашей возможности, как, например, катастрофическое падение французского франка, вызвавшее приостановку всех строительных и подготовительных работ на Пастеровской станции в Киндии, снятие этой станции с бюджета Пастеровского института и т. п. Кроме того, на Пастеровской станции в Киндии не оказалось ни взрослых обезьян, нужных для опытов, ни помещений для жилья. Таким образом, та основная материальная база, на которой строилась программа опытов, рухнула.

Однако, несмотря на такое безвыходное положение, выход был найден. В окрестностях Конакри был устроен обезьянник, организована походная лаборатория, добыты необходимые для опытов шимпанзе, и опыты искусственного осеменения самок шимпанзе [...] спермой человека были поставлены.

Все это было сделано приблизительно в семимесячный срок и в обстановке довольно трудной.

Опыты эти являются первыми в истории науки. Ими впервые доказана возможность вопрос о степени близости человека к антропоморфным обезьянам перенести из области теоретических и косвенных доказательств на строго научную экспериментальную почву.

По ряду причин объективных и частью субъективных (состояние здоровья членов экспедиции), а также согласно полученным указаниям из Академии наук и от председателя Комиссии по содействию работам Академии наук СССР начатые опыты продолжать в Африке оказалось невозможным, и работа должна была быть перенесена в СССР. Так как обезьяны не выдержали дальней перевозки и погибли, то работа наша оборвалась. Результаты, полученные нами при опытах искусственного осеменения самок шимпанзе спермой человека, считать за окончательный ответ на поставленный вопрос пока преждевременно. Число опытов для этого слишком недостаточно, и потому наши опыты должны рассматриваться как первый вклад в имеющий быть накопленным опытный материал по данному вопросу.

Опыт нашей экспедиции подтверждает раньше высказанное нами положение (см. наш доклад Академии наук от 30/IX 1925 г.), что постановка опытов гибридизации на антропоморфных обезьянах требует специальной обстановки и едва ли может быть осуществлена вне тропической зоны, родины антропоморфных обезьян, перевозка последних в страны более умеренного климата сопряжена с риском потери обезьян, а затем с угасанием их половой потенции.

Что касается искусственного осеменения человека спермой антропоморфных обезьян, то эти опыты, как это выяснено нами, в силу ряда местных условий имеют больше шансов быть проведенными в Европе, и в частности — у нас в СССР, чем в Западной Африке». [...]

«План ближайших дальнейших действий для продолжения начатых экспериментов мыслю таким образом [...] эта работа может быть проведена только в тропической зоне и при условии создания соответствующей обстановки, что потребует затраты средств, для нас непосильных.

Вот почему считаю необходимым и своевременным выдвинуть на очередь в научной прессе у нас и за границей вопрос о необходимости создания Международной тропической сухопутной станции, где можно было бы широко поставить всестороннее изучение антропоморфных обезьян и связанных с ними биологических вопросов, в частности, исследования по гибридизации. Позволяю себе надеяться, что эта мысль найдет активную поддержку со стороны Академии наук...»

Заключительный этап жизни Ильи Ивановича оказался трагическим.

«...В декабре 1930 года по ложному обвинению Иванов был арестован.

После освобождения от ареста в июне 1931 года он поселился в Алма-Ате и занял должность профессора кафедры физиологии животных в Казахском ветеринарно-зоотехническом институте.

20 марта 1932 года на 63-м году жизни Илья Иванович Иванов скоропостижно скончался от кровоизлияния в мозг. Он был похоронен в Алма-Ате. Позднее урну с его прахом замуровали в Колумбарии Московского крематория»¹.

Академик Иван Павлов, при содействии которого некролог на смерть Иванова был напечатан в журнале «Природа» № 5—6 за 1933 год, писал вдове ученого: «Нельзя не скорбеть о преждевременной смерти такого деятеля науки и практики, как Илья Иванович».

Думается, сама история биологических опытов профессора Иванова, рассказанный здесь фрагмент его жизни — удивительно благодатный материал для сценария, в котором тема может быть повернута комической стороной: если в результате скрещивания человека и обезьяны появится на свет некое добродушное и симпатичное существо, попадающее в водоворот неожиданных перипетий и невероятных приключений.

Хотя, если следовать сегодняшним реалиям, более актуален для нас поворот трагический: эксперимент «безумного профессора» приводит к тому, что соединение людской злобы и звериных инстинктов порождает страшных чудовищ, которые овладевают миром, — своего рода парафраз «Роковых яиц» Михаила Булгакова. Кстати, в одном из вариантов повести финал выглядел крайне пессимистическим: пустая Москва, и на соборе Василия Блаженного — огромный змей...

Что же, как видим, реальность и фантастика не разделены непреодолимым барьером, жизнь непредсказуемо их сближает как в прошлом, так и в наши дни.

«Искусство кино», 1991, № 7, 8, 9, 10. Журнальный вариант.

Примечания

1. Скаткин П.Н. И.И. Иванов — выдающийся биолог. М.: Наука, 1964.