В результате анализа синтагматических связей номинантов базовых эмоций были выявлены родственные ЭК, входящие в следующие зоны обыденной эмоциональной концептосферы русского языкового сознания: СТРАХ, ПЕЧАЛЬ, ГНЕВ, РАДОСТЬ, ЛЮБОВЬ. В общей сложности эмоциоконцептосфера русского языка представлена 125 ЭК.
На основании анализа лексических номинаций эмоций в тексте произведения методом сплошной выборки было выявлено множество ЭК, составляющих художественную эмоциональную концептосферу романа. Всего выделено 77 ЭК, реализованных в 967 лексических номинациях. Как видно из таблицы, эмоциональная концептосфера произведения весьма обширна и отличается глубокой «проработанностью» эмоциональных понятий. Наиболее «проработанными» являются эмоциональные зоны СТРАХ и ПЕЧАЛЬ, которые представлены 313 и 261 лексическими номинациями соответственно.
ЭК обладают некоторыми общими и различными характеристиками. Ядерным понятийным признаком для всех концептов является параметр эмоциональное состояние, другие интегральные признаки — интенсивность эмоции, переживание эмоции с указанием / без указания ее каузатора.
Продуктивные метафорические описания обнаруживают следующие когнитивные параметры ЭК: пространственные характеристики эмоции, очеловечивание действий эмоции, связь с явлениями природы, уподобление огню, жидкости, потеря рассудка от переживаемой эмоции, смерть, обладание свойствами рукотворных предметов, цветовые, температурные, вкусовые характеристики.
В этой связи можно привести мнение английского этнографа А. Радклиф-Брауна, который утверждает, что в примитивных обществах любые предметы или явления, оказывающие важное влияние на социальную жизнь, становятся объектами негативных или позитивных ритуальных обрядов, функция которых заключается в том, чтобы закреплять ценности тех объектов, к которым они обращены [Радклиф-Браун 1997: 617]. Этим обуславливается метафорическое уподобление эмоций природным явлениям, веществам и рукотворным предметам. Отдельно стоит отметить значение сенсорных метафор (метафор восприятия) в формировании аксиологического статуса концептов. Как известно, объекты реального окружающего мира познаются человеком определенными перцептивными способами — через осязание, вкус, обоняние, зрение и слух. Физические предметы обладают свойствами, вызывающими соответствующее оценочное отношение человека. Холод, темнота, неприятные вкусовые ощущения традиционно трактуются как неприятные, некомфортные для человека, в то время как тепло, свет, сладость обладают положительной коннотацией (ср.: сладостный трепет, сладостнейшая тоска, темный ужас и т. д.). Значимость такого типа метафор, согласно К. Бюлеру, обусловлена их «мимическим» происхождением [Бюлер 1993: 319—320]. По нашим наблюдениям, подобные метафоры восходят к этимологическому значению слов-номинантов эмоций, первоначальное значение которых не было эмоциональным. Высокой степенью оценочности обладают также антропоморфные метафоры, уподобляющие деструктивное действие эмоции действиям человека, и структурные метафоры абстрактных понятий с явной отрицательной коннотацией (болезнь, смерть, безумие).
Следует отметить сложность метафорических описаний у М. Булгакова. Большинство метафорических словоупотреблений представляют собой синтез различных типов метафорических и часто также метонимических моделей.
Особой важностью для русской лингвокультуры обладает параметр внутренней локализации эмоции, связанной с понятиями «душа» / «сердце» (души юнкеров наполнились завистью, злобой и тревогой; душа стонала, полная смятения; в глубине души ненавидят; на душе полегчало; изводя душу, убивая сердце; сердца их исполнились ужасом; необъяснимая радость наполнила сердце спящего; в сердце его заполз страх и отчаяние). Этот выявленный нами факт согласуется с выводами ученых, о том, что понятия души и сердца образуют базисную ценностную величину в русской языковой картине мира [Вежбицкая 1997; Красавский 2001].
Физиолого-психологическая значимость эмоций реализована в когнитивных параметрах ЭК «проявление эмоции в активных действиях человека» и «экспрессивное, физиологическое проявление эмоции» посредством косвенных метонимических номинаций по модели ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ РЕАКЦИЯ → ЭМОЦИЯ (перенос наименования поведенческой или соматико-физиологической реакции на само психическое ощущение человека). Данный тип вербализации эмоций строится на знании носителями языка человеческой физиологии, на опыте наблюдения активных действий человека и экспрессивно-физиологических реакций организма и также обладает некоторой оценочностью.
Следует заметить, что некоторые ЭК (СТРАХ, ПЕЧАЛЬ, РАДОСТЬ) в художественной концептосфере романа обладают амбивалентным аксиологическим статусом. Так, например, несмотря на то что печаль и страх отмечены в произведении негативной оценкой, они приобретают позитивную окраску в выражениях «сладостный трепет», «сладостнейшая тоска», а положительный ЭК РАДОСТЬ, напротив, получает отрицательную оценку в выражении «зловещая радость».
ЭК функционируют и непрерывно взаимодействуют друг с другом в рамках эмоциоконцептосферы, а также с другими концептосферами русского языкового сознания. При этом «плотность» корреспонденции ЭК друг с другом может быть различной. Так, вторичные ЭК, входящие в ту или иную группу, обнаруживают большое количество общих семантических признаков, что подтверждает факт «зонного стягивания эмоций» [Витт 1984].
Корреляция ЭК в рамках эмоциоконцептосферы романа обнаруживает подвижность границ эмоциональных зон, а также их пересечения и наложения друг на друга. Здесь же укажем на смешанность эмоций в русской лингвокультуре. Например, ЭК «гордость» и «злорадство» находятся на пересечении эмоциональных зон ГНЕВ и РАДОСТЬ. Наблюдаются наложения и пересечения негативных ЭК из эмоциональных зон СТРАХ, ПЕЧАЛЬ и ГНЕВ (души юнкеров наполнились завистью, злобой и тревогой; страшная тоска), позитивных и негативных ЭК (страх и пьяная радость разорвали ей сердце; Турбин рад был одиночеству). ЭК РАДОСТЬ И ПЕЧАЛЬ связаны отношениями антонимии (не печальное, а наоборот, радостный, славный секрет).
Многие особенности функционирования ЭК в романе М. Булгакова связаны с военной тематикой произведения. Концептосфера эмоций тесно переплетается с концептосферой войны и военного времени (о данных концептах см. исследования Л.Н. Венедиктовой [2004], Е.А. Липиной [2008]).
В романе описаны события Гражданской войны в России 1918—1920 гг., происходящие после революции 1917 г. на фоне Первой мировой войны, которая классифицируется историками и политологами как крупномасштабная внешняя война [о типах войн см. Галкин, Трифоненков, БСЭ 1970—1977: http://bse.sci-lib.com/article006159.html].
ЭК СТРАХ и ПЕЧАЛЬ, доминирующие в романе, напрямую связаны с концептосферой войны. Само время описывается как страшное, грозное (Велик был год и страшен год по рождестве Христовом 1918), описывается страх перед противником:
Откуда же взялась эта страшная армия? Соткалась из морозного тумана в игольчатом синем и сумеречном воздухе... Туманно... туманно... [БГ, ч. II, гл. 11: 199]
События войны вселяют в человека ужас и одновременно нагнетают печаль, вызывая тоску по прежнему укладу жизни:
Затем шел по истоптанной мостовой человек с блуждающими в ужасе и тоске глазами в расстегнутой и порванной бекеше и без шапки [БГ, ч. III, гл. 16: 305].
Потеря близких, ранения родных и друзей также раскрывают содержание концепта ПЕЧАЛЬ:
Но в жилище вместе с сумерками надвигалась все более и более печаль. Поэтому часы не били двенадцать раз, стояли молча стрелки и были похожи на сверкающий меч, обернутый в траурный флаг [БГ, ч. III, гл. 12: 221].
Точкой пересечения эмоциональной зоны ГНЕВ и концептосферы военного времени являются ЭК НЕНАВИСТЬ, ОТВРАЩЕНИЕ, ЗЛОБА, объектами которых становятся противоборствующая сторона и война в целом:
...И было другое — лютая ненависть. Было четыреста тысяч немцев, а вокруг них четырежды сорок раз четыреста тысяч мужиков с сердцами, горящими неутоленной злобой. О, много, много скопилось в этих сердцах [БГ, ч. I, гл. 5: 74].
Совершенно ясно, что вчера стряслась отвратительная катастрофа — всех наших перебили, захватили врасплох [БГ, ч. III, гл. 12: 218].
ЭК ГНЕВ вербализуется посредством многочисленных эпитетов и эмотивов с негативной коннотацией, которые приписываются войне и противникам (проклятый бассейн войны, дурацкая война, черти, подлецы, сволочи, мерзавцы, негодяи). Война угнетает, изматывает человека, вызывает безумие (сошел с ума от военного переутомления), предстает в виде тяжкой ноши (вынесший войну с германцами; тяжелое время). Данные метафорические представления войны совпадают с распространенными метафорическими моделями эмоциональных концептов в русском языковом сознании (ПЕЧАЛЬ — НОША, СТРАХ — БЕЗУМИЕ, ГНЕВ — БЕЗУМИЕ), что позволяет сделать вывод о прямой ассоциативной связи войны с негативными эмоциями, т. к. война является их каузатором и / или объектом.
ЭК с положительной коннотацией также находят точки пересечения с концептосферой войны. Чтобы выжить в подобных условиях, героям необходимо надеяться и верить, дружить и любить. Поэтому важное место в эмоциональной зоне РАДОСТЬ занимает ЭК НАДЕЖДА, который, тем не менее, часто наделяется эпитетами, подчеркивающими слабую степень интенсивности или иллюзорность эмоции (слабая, смутная, неверная, зыбкая надежда), либо на первый план выходит полярный ЭК БЕЗНАДЕЖНОСТЬ зонной группы ПЕЧАЛЬ (обман, безнадежность, безысходная дичь степей; какая-то черта безнадежности вырисовывалась именно у горбинки носа). Для русской лингвокультуры особую значимость приобретают ЛЮБОВЬ К ДРУЗЬЯМ, СЕМЬЕ (нежных и старинных турбинских друзей детства — Мышлаевского, Карася, Шервинского; дружная семья), ДОМУ («Но, несмотря на все эти события, в столовой, в сущности говоря, прекрасно. Жарко, уютно, кремовые шторы задернуты» [БГ, ч. I, гл. 2: 9]; «...а наши израненные души ищут покоя вот именно за такими кремовыми шторами...» [БГ, ч. III, гл. 14: 254]). Кремовые шторы, изразцовая печь, лампа под абажуром — это не просто вещи, а строй жизни, традиции, возведенные на «камне веры» в Россию, православие, культуру.
Несмотря на то, что война оценивается в романе как нечто ужасное, герои осознают, что другого пути к спасению Отечества нет. Так, например, Алексей Турбин понимает неизбежность и необходимость насилия, однако сам на насилие оказывается неспособен. Здесь М. Булгаков дает понять, что в братоубийственной войне нет правых и виноватых, оправдывает тех, кто воевал за идеалы офицерской чести и был частью единой нации.
Таким образом, эмоциоконцептосфера романа «Белая гвардия» представлена 77 ЭК, каждый из которых функционирует в рамках своей эмоциональной зоны, коррелирует с ЭК других эмоциональных зон, а также с другими концептосферами, в результате чего возникает метафорическое или метонимическое осмысление эмоции, отмеченное определенным аксиологическим знаком. В романе доминируют негативные ЭК СТРАХ и ПЕЧАЛЬ, благодаря чему создается атмосфера трагических событий того времени.
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |