Глава 1

В жизни, прожитой Булгаковым, мало что поддается рациональному объяснению. Почему во время Гражданской войны он не отступил с белыми и не оказался за границей? И вообще, что можно сказать об этом и предшествующем ему периоде? Лишь то, что Михаил Афанасьевич Булгаков — врач резерва, командированный 20 сентября 1917 г. Смоленской городской управой в Вяземскую больницу — «выполнял свои обязанности безупречно». Так гласило удостоверение, выданное Булгакову Вяземской уездной городской управой.

Все остальное — тайна. А тайного и крайне неприятного в жизни Булгакова в тот временной отрезок было немало. Но вспомним прежде Булгакова-юношу.

Сама биография писателя, равно как и совершенно необъяснимые и даже как бы проваленные во времени куски его жизни в то же время объясняют некоторые черты его характера. В частности, в предреволюционный период он, в отличие от представителей своего круга, совершенно не тяготел к «левым» тенденциям в обществе. Даже, напротив, всегда себя позиционировал как «квасной монархист», несмотря на то, что по социальному статусу никоим образом не мог, не должен был придерживаться монархических взглядов. Человек необычайно одаренный, он был лишен мещанских комплексов и яростно защищал свои порой и предрассудительные с общепринятой точки зрения убеждения. Писатель К. Паустовский, выпускник той же гимназии, которую окончил Булгаков, свидетельствует, что гимназическое начальство поминало Михаила недобрым словом: «Ядовитый имеет глаз и вредный язык». Как ярко выразиться о себе заставил юный Булгаков гимназического инспектора! И так было всегда: либо ненавидели, либо становились пожизненными пленниками его обаяния.

Тот же К. Паустовский сказал о нем так: «Где появлялся Булгаков — там была победа».

Ну что же, этому есть объяснение: либо человек рождается с «харизмой», либо остается серой личностью, примкнув к толпе себе подобных.

Харизма Булгакова была явственна. Все стороны его противоречивого характера озарялись ее бушующим огнем.

Люди летели, как мотыльки, к этому огню, покоренные грандиозностью его личности. Булгаков, однако, почти никого не подпускал к себе. Ему, вероятно, мало кто был интересен, он сторонился суеты, ему представлялось гораздо интереснее быть наедине с самим собою. Редкое свойство, присущее только очень талантливым личностям.

А дальше, пожалуй, в один из самых драматических периодов своей жизни, в Вязьме, во время уже разгорающейся Гражданской войны, он писал сестре Надежде: «Мое окружение настолько мне противно, что я живу в полном одиночестве. Зато у меня есть широкое поле для размышлений. И я размышляю. Единственным моим утешением является для меня работа и чтение по вечерам. Я с умилением читаю старых авторов (что попадается, т.к. книг здесь мало) и упиваюсь картинами старого времени. Ах, отчего я опоздал родиться! Отчего я не родился сто лет назад. Но, конечно, это исправить невозможно! Недавно в поездке в Москву и Саратов мне пришлось все видеть воочию, и больше я не хотел видеть. Я видел, как серые толпы с гиканьем и гнусной руганью бьют стекла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве... тупые и зверские лица...

Все воочию видел и понял окончательно, что произошло».

Для дальнейшего повествования крайне важно отметить черты характера Булгакова, как бы взаимоисключающие друг друга. Он мог быть велик и низок в проявлении своих чувств. Страстность — чрезвычайная пассионарность была главной составляющей его поступков. Далее можно с уверенностью применять эту формулу к любому жизненному уравнению: Булгаков — женщины, Булгаков — Маяковский и, наконец, Булгаков — Сталин.

Действуя таким образом мы никогда не ошибемся. Однако нам не дано будет докопаться до первопричины того или иного поступка, события, а главное — для нас навсегда останется загадкой конечный смысл всего произошедшего в жизни великого писателя.

Можно с уверенностью сказать, что Булгаков был не только гениальным художником, но и богоизбранным человеком, и тот негатив, до которого он иногда опускался, был следствием именно его неординарности. За душу его развернулась жестокая битва между добром и злом.

Вернемся к началу его жизненного пути и вспомним в качестве примера его ужасную физическую и духовную болезнь — его пристрастие к морфию.

И вот здесь-то как раз мы не обойдемся без серьезного разговора о миссии Т.Н. Лаппы, первой жены Булгакова.

Свою роль в жизни писателя она сыграла с нравственной точки зрения безупречно.

Однако красота ее души и глубокое, всепоглощающее чувство, которое она испытывала к Михаилу Афанасьевичу, судя по всему, не особенно вдохновляли будущего писателя.

Что ж, никто еще не отменял утверждение «насильно мил не будешь».

Итак, Т.Н. Лаппа.

Попробуем обойтись без общих мест и без описания первоначальной стадии их отношений, перейти к настоящим, взрослым и очень серьезным (если не сказать трагическим) испытаниям.

Речь идет о начале врачебной деятельности Булгакова в селе Никольском, а затем в Вяземской городской земской больнице, где Булгаков столь добросовестно выполнял свои обязанности.

К сожалению, в жизни «белое» всегда перемешано с «черным», и чем значительнее личность, тем больше искушений и трудностей преподносит судьба.

Тяжелейшая работа и беспросветный быт подавляли и разрушали натуру Булгакова. Татьяна Николаевна подставляла свое хрупкое плечо, пытаясь оградить мужа от всех бытовых неприятностей.

Но случилось то, что случилось: Булгаков случайно инфицировался и заболел дифтеритом. Болезнь протекала тяжело, и, не выдержав зуда и боли, молодой и в общем-то, не очень опытный врач Булгаков попросил впрыснуть ему морфий. Стоит ли говорить о том, что одной инъекцией дело не обошлось...

Татьяна Николаевна боролась за мужа мужественно и терпеливо.

Правда, к тому времени наступила злая, безнравственная эпоха — революция, разлагающая и развращающая умы. Да и наркомания Булгакова — не была ли она следствием все того же сатанинского промысла?

История жизни Татьяны Николаевны печальна. Теперь уже понятно, что она и Михаил Афанасьевич жили в разных измерениях.

Однако судьба для чего-то свела их вместе. Не для того ли, чтобы в минуты тяжелейших испытаний, которые он должен был преодолеть, рядом с ним находился человек, безраздельно преданный ему, поставивший перед собой цель спасения его души?

Татьяна Николаевна, прожив рядом с гением лучшую (но и ужасную одновременно) часть своей жизни, была его ангелом-хранителем. Она чудесным образом спасла его от наркотической зависимости, почти невидимым своим присутствием она не мешала его творчеству, а когда он повзрослел и творчески окреп, безропотно приняла его уход.

Понимал ли сам Михаил Афанасьевич, с каким великим в своем чувстве человеком он живет рядом? Думается, что да. Он постоянно возвращался к ней мыслями, в том числе (а не это ли самое главное) и перед смертью.

Он поступил с ней безнравственно и жестоко?

Да, безусловно, но возмездие он получил сторицей: ведь с приходом в его жизнь других женщин для него начался обратный отсчет.

Они не только не смогли спасти его — уход из жизни был ужасен!

Для того, чтобы картина была более ясной и впечатляющей, предоставим слово самой Татьяне Николаевне. Ее наивные воспоминания не могут оставить нас равнодушными, ибо они искренни. Напомним, речь идет о весне 1918 г., когда Булгаковы вернулись в Киев из Вязьмы. «Когда мы приехали — он пластом лежал... И все просил, умолял: «Ты меня в больницу не отдавай!» Когда нет морфия — глаза какие-то белые, жалкий такой. Хотела уйти куда-нибудь, да посмотрю — жалко...»

Он заставлял доставать ее все новые и новые дозы морфия. Часто он был неуправляем: однажды кинул в нее горячий примус, пытался застрелить даже, вряд ли осознавая в тот момент, что делает.

Татьяна Николаевна прощала ему все: только жалела, а если перевести на женский язык — любила очень. Упрямо тянула его наверх из той зловонной, нечистой ямы, в которую он попал по неосторожности и временной слабости духа. Каким-то чудным образом ей это удалось. А может быть, решение было подсказано сверху: она стала впрыскивать ему вместо морфия дистиллированную воду. Обманывала его, а он, кажется, подозревал это, но молчал, обманывал в свою очередь себя самого.

Включились защитные силы организма, а может — предки отмолили-таки его на небесах. Наступило полное отвыкание от морфия.

И, как бы там ни было, роль Татьяны Николаевны невозможно переоценить.

А он, что же он? «Ну, меня за тебя Бог накажет. — Он часто потом это повторял», — так вспоминала Татьяна Николаевна.

Итак, невероятным образом он излечился. Тем временем страшная, непонятная Гражданская война разгоралась.

Участвовал в ней и практикующий врач Булгаков.

Власть в Киеве менялась чуть ли не ежечасно. Растерянность, неразбериха: кто за и кто против кого?

Наконец осенью 1919 г. мобилизовали и Булгакова. Его направили во Владикавказ, в военный госпиталь. Еще раз обратимся к воспоминаниям Татьяны Николаевны. В этих воспоминаниях очень ярко отражается ее внутренний мир, ее простодушие и незамысловатость характера. Возможно, далее это поможет понять причину ухода от нее Булгакова — ухода жестокого и безжалостного.

«Помню, когда он уезжал, открылось новое кафе, очень фешенебельное, и вот я обязательно хотела туда попасть. И просила кого-то из друзей меня туда сводить, а тот смеялся: — Ну и легкомысленная женщина! Муж уезжает на фронт, а она думает только о кафе! А я не понимала — на фронт или нет: действительно дура была!..»

Святая простота! Понимал это и Булгаков: меньше чем через месяц вызвал ее во Владикавказ.

Братья Булгакова Коля и Ваня вступили в Добровольческую армию. Во Владикавказе Михаил Афанасьевич впервые начал печататься, и уже много лет спустя он скажет своему ближайшему другу П.С. Попову: «Пережил душевный перелом 15 февраля 1920 года, когда навсегда бросил медицину и отдался литературе».

Итак, Булгаков, наконец, занят любимым делом. Но лихие времена рождают непредсказуемые события.

Он заболел возвратным тифом. Умирал, а белые в это время отступали из Владикавказа. Врач предупредил: «Если будем отступать, ему нельзя ехать». Татьяна Николаевна поверила врачу.

А Булгаков... Похоже, ему даже доставляло удовольствие списывать все неудачи на слабую и задавленную жизнью женщину: «Ты слабая женщина, не могла меня вывезти!»

Но скажем себе: «Не судите, да не судимы будете». Мы еще не раз обратимся к этой заповеди Христа в попытке понять, чем руководствовался Михаил Афанасьевич, совершая то или иное действие и поступок.

И нам ли, сирым и убогим, судить его, да и за что собственно!? Разве существуют сколько-нибудь понятные критерии нравственности и кем они установлены?

Лишь Христос был бесстрастен, а страстная натура человека подразумевает его греховность. На это и дано нам покаяние. Главное успеть, успеть покаяться хотя бы в душе...