М.А. Булгаков — писатель, по отношению к которому в последней трети XX века читательский интерес был наиболее массовым, а исследовательская мысль — особенно активной. За тридцать с небольшим лет, что существует булгаковедение, об этом художнике написано, пожалуй, больше, чем о ком-либо другом из авторов постреволюционной России. Сейчас уже трудно обозреть и учесть всю литературу о нём. На сегодняшний день творчество М.А. Булгакова основательно изучено. К концу 80-х годов закончены основные публикации неизвестных ранее художественных текстов Булгакова. Опубликована и большая часть сохранившихся документов — писем, дневников писателя. В основном известны многочисленные варианты и редакции его произведений. Тем не менее, именно представление об условно полном своде булгаковских текстов рисует фигуру Булгакова много яснее и объёмнее, чем раньше, что и вызывает новый исследовательский интерес. Хотя к концу 1990-х годов обозначился явный спад в активности булгаковедения, автор от этого не стал менее интересной, масштабной, неоднозначной творческой личностью, в понимании которой нельзя поставить точку. Исследования продолжаются. Тем более, что существует ряд сфер, которые в силу специфики булгаковского творчества, требуют углубленного изучения.
Такой сферой представляется проблема традиции, литературной преемственности в творчестве Булгакова, уровень научного осмысления которой в настоящее время вряд ли может быть признан удовлетворительным. Причины этого кроются отчасти в характере самого понятия «традиция». Давно занимая законное место в ряду терминов, в том числе литературоведческих, оно и в настоящий момент не исчерпало всех возможностей понимания и приложения к конкретным явлениям истории литературы. «В настоящее время состояние изучения... таково, что предпринимаемые наукой попытки проникнуть вглубь проблемы сопровождаются ещё не завершившимся процессом первоначального выявления различных сторон, теоретических аспектов этой проблемы. <...> Вопрос о внутренней динамике, о запасах самостоятельной активности традиционных элементов, преемственных связей — один из наименее изученных»1, — констатируют современные исследователи. Несмотря на то, что проблемы традиции, преемственности непременно касались все крупные учёные, занимавшиеся изучением литературного процесса, развитием форм и идей (М.М. Бахтин, А.Ф. Лосев, А.Н. Веселовский, С.С. Аверинцев, Д.С. Лихачев и др., многие зарубежные исследователи), это и по сей день — «один из насущных вопросов современной литературной теории, поставленных перед ней самою художественной практикой»2.
Нельзя сказать, что проблема литературной традиции не рассматривалась исследователями творчества Булгакова. Обойти её невозможно, она была особенно актуальна для писателя. Булгаков по собственной воле и по воле читательского восприятия стал продолжателем линии классической русской литературы. В круг булгаковских учителей включали Толстого, Достоевского, Гоголя, Салтыкова-Щедрина, Мольера и многих других русских и зарубежных классиков. Существует ряд глубоких и содержательных работ, на высоком научном уровне исследующих проблему (монографические исследования и статьи М.О. Чудаковой, А.М. Смелянского, А.А. Нинова, Я.С. Лурье и др.) Однако большинством учёных выводы о наличии преемственности, генетической связи делаются на основе отыскиваемых текстовых аналогий, повторяющихся мотивов, приёмов. Это проявление общей тенденции к решению вопросов литературной преемственности: «Многие авторы работ, посвященных проблеме классической традиции в современной литературе, односторонне увлекаются выискиванием текстовых сходств, коллекционированием параллелей, подслушиванием созвучий, выслеживанием подобий, регистрацией похожих образов, ситуаций, слов, поисками готовых художественных «моделей» для установления литературной генеалогии произведений того или иного писателя»3.
Однако даже в таком ключе наименее исследованной остаётся драматургия Булгакова. Проблема литературной традиции в его драматических произведениях до сих пор не рассмотрена в полном объёме, что доказывает актуальность проведённого исследования.
Ряд пьес остался за рамками диссертационных работ, посвященных данной проблеме (Григорай И.В. Проблема традиции и взгляды на художника, искусство и историю М.А. Булгакова-драматурга в 30-е гг.: «Кабала Святош», «Последние дни», «Дон Кихот». — Л., 1982; Павлова О.А. Н.В. Гоголь и М.А. Булгаков: Проблема жанрового мышления. Дисс. (...) канд. филологических наук. — Волгоград, 1998; Титкова Н.Е. Проблема русской литературной традиции в драматургии М.А. Булгакова, Нижний Новгород, 2000). Исследовательница Н.Е. Титкова осуществляет подход к проблеме литературной традиции, вызывающий с нашей стороны возражения, — поиск проявлений, «следов» идёт, условно говоря, «от классиков». Из каждой рассматриваемой пьесы вычленяются «чеховские», «гоголевские», «пушкинские» элементы. Булгаков показан учеником классиков, заимствующим те или иные приёмы, мотивы, сюжетные ситуации, и в меньшей степени самобытным художником. Целостность художественного произведения нарушается, оно выглядит суммой «раздельных голосов многих и многих самых разнохарактерных предшественников». Создается эффект, о котором предупреждал А. Бушмин, когда традиция предстает «в виде некоего склада литературного инвентаря, из которой вещи, обозначенные клеймом мастера, выдаются напрокат по требованию пишущих»4. Двигали ли Булгаковым какие-либо художественные цели при подобном заимствовании, осознанным или неосознанным был этот процесс, в чём исток появления сходных приёмов, мотивов, героев и т. д. — эти вопросы остались открытыми.
В подходе к проблеме традиции, на наш взгляд, важно руководствоваться тем, что образование традиции, её существование, функционирование представляет собой сложный процесс, механизмы которого нам не всегда открыты. «Индивидуальные вклады в художественный метод познания действительности опосредуются в сложном синтезе, образуют единую коллективную традицию, расчленение которой остается всегда более или менее условным и которая приобретает как бы анонимный характер»5.
Исследование О.А. Павловой, лишь частью своей посвященное драматургии Булгакова, основывается именно на таком понимании традиции. Такой подход, безусловно, правомерен и обоснован, он обогащает представление о «чужом» начале и его формах в художественном опыте писателя. Автор опирается на утверждения М. Бахтина о «памяти жанра», о том, что культурные традиции «сохраняются и живут» «в объективных формах самой культуры». И хотя для Бахтина жанр важен в том числе и как «форма видения и осмысления определённых сторон мира»6, выводы диссертации, отвергающие значимость понятия литературно-художественного влияния, на наш взгляд, отчасти нейтрализуют общность мировоззрения сопоставляемых авторов. В поле внимания автора не попадают факты сознательной творческой переработки Булгаковым литературной традиции ряда духовно близких предшественников.
Исследовательский подход к данной проблеме должен основываться, с нашей точки зрения, на учёте двустороннего характера бытования, складывания, воздействия традиции, на осознании традиции «диалектически, как сопряжение и переживание эпох, как двустороннее взаимодействие (выделено нами. — О.Д.) созданного раньше и создаваемого сейчас»7. Понимание литературной преемственности как процесса взаимодействия отражено во многих исследованиях по теории и истории литературы. Д.С. Лихачев указывает на то, что сама литература нового времени уже представляет более сложную форму традиционности — «традиционность осознанного и сознательного освоения всего литературного прошлого»8.
Существование взаимных связей между произведениями, принадлежащими разным литературным эпохам, разным традициям, наличие осознанной творческой работы художника с литературным опытом предыдущих поколений, включенность его в своеобразный диалог с художественным мышлением предшественника определяет наш угол зрения на проблему традиции в творчестве Булгакова, что нашло отражение в названии работы — взаимодействие с литературной традицией. Данный подход формирует цель настоящего исследования: определить формы художественного взаимодействия Булгакова с русской литературной традицией.
В соответствии с поставленной проблемой возникают следующие научные задачи:
1) исследовать в текстах драматических произведений Булгакова следы «присутствия» другого писателя;
2) на основании тех или иных аргументов сделать вывод о наличии в каждом конкретном случае преемственной связи, случайной аналогии и пр.;
3) определить возможные причины влияния предшественника на последователя, характер влияния (осознанный — неосознанный, прямой — опосредованный, вызывающий со стороны Булгакова признание, «сотрудничество» или же «отталкивание», полемику, влияние творческого наследия или человеческой судьбы, личности и пр.);
4) определить функции обращения писателя к опыту предшественника, выявить художественный эффект, возникающий в связи с фактом взаимодействия;
5) обозначить судьбу обнаруженной преемственной связи, устойчивой формы взаимодействия с традицией в дальнейшем творчестве Булгакова-драматурга.
Сами факты, «материальные следы» присутствия традиции могут быть разнообразны, разнотипны. Если речь идет о глубоком творческом освоении опыта предшественников художественной системой, они как правило труднонаходимы. Булгаков — крупный самобытный художник, для творчества которого характерна именно эта тенденция. Вычленение «гена» традиции связано с определёнными сложностями ещё и в связи с широтой жанрового диапазона, философско-эстетической проблематики, стилистического разнообразия его произведений, в которых литературное влияние в широком смысле слова представлено весьма многоаспектно. Необходимость разрешения этой проблемы обусловила методику исследования. На наш взгляд, вопрос о литературной традиции в выбранном аспекте двустороннего взаимодействия применительно к таким творческим личностям, как М.А. Булгаков, может быть полноценно решен только с опорой на понятие художественного мира. В его основе — наиболее общие представления человека о мире, своём месте в нём, выражающие отношение к Космосу и Человечеству. Безусловно, каждый художественный мир глубоко индивидуален. Но обнаружение некой родственной установки, единого зерна в самоощущении при сопоставлении художественных миров двух творческих личностей может объяснить сходства, проявляющиеся в произведениях. Тем самым решение вопроса о литературном влиянии, о традиции будет поднято на качественно иной уровень.
Подготовленное трудами М.М. Бахтина и других представителей эстетической мысли, появление в литературоведческой практике понятия художественного мира закономерно. Были выявлены «собственные взаимосвязанные закономерности, собственные измерения» и системный смысл «внутреннего мира художественного произведения»9. Постепенно, «выйдя за рамки» художественного текста, понятие семантически расширялось: «Художественный мир относится к тексту так, как музыкальный инструмент к сыгранной на нём пьесе»10, мир (художественный, поэтический) — «не продолжение «литературного произведения» и не дополнение к нему, это самостоятельное, автономное понятие, обозначающее особый предмет научного исследования»11. Концепция художественного мира разрабатывалась в работах Д.С. Лихачева, В.В. Фёдорова, С.Г. Бочарова, Ю.М. Лотмана, А.П. Ауэра и др. До сих пор не включенное в академические энциклопедические издания, оно тем не менее доминирует в литературоведческих работах последних лет12. При этом спектр его значений широк: от художественных явлений в рамках одного произведения, до характеристики явлений эпохи или литературного направления. В новейших разработках словаря литературоведческих терминов13 отмечается, что это понятие ещё не стало, но должно стать опорным в теоретической поэтике, ведь именно оно позволяет свести воедино все важнейшие художественные субстанции, включая понятия психологии художественного творчества. Суть понятия — в его сверхтекстовом и системном характере. Для изучения развития литературы, её движения, литературной преемственности оно представляется чрезвычайно важным: ««внутренний мир художественного произведения» (Д.С. Лихачев) и большой совокупный мир писателя — ...такова... основная единица наблюдения за духовными и нравственно-поэтическими процессами, составившими путь нашей литературы. <...> Из взаимодействий и связей этих ярко индивидуальных авторских миров и слагается прежде всего реальная история литературы. <...> Их тайными и явными перекличками, их «диалогом» творится живая картина нашей литературы»14 [курсив мой. — О.Д.].
Творчество М.А. Булгакова представляет широкий спектр подобных «тайных и явных перекличек», «взаимодействий и связей». Специальной работы, посвящённой многообразию форм «сближений» художественных миров Булгакова и классиков пока нет. Этим определяется новизна исследования. Нам кажется, что подобная проблема не может быть всё же решена в рамках кандидатской диссертации. Глобальность задачи заставляет ограничить как круг рассматриваемых форм, так и круг привлекаемых авторов-классиков, а также ограничить предмет исследования.
Выбор предмета исследования в значительной степени определила творческая индивидуальность рассматриваемого писателя. Отобраны произведения, в которых наиболее явно ощущается присутствие «чужого слова», иного творческого начала, где Булгаков выступает интерпретатором и соавтором классика (инсценировки и киносценарии по произведениям Гоголя), делает объектом художественного рассмотрения Художника-классика и саму проблему творчества, поэтического слова, Глагола (драма «Александр Пушкин»). Непременно в поле зрения данного исследования должны попасть, на наш взгляд, ранние драматические произведения Булгакова, ибо становление собственной художественной системы крупного автора как правило сопровождается «отталкиванием» от того, что ему предшествовало, выражением своей новой творческой позиции через полемику с традицией (с традицией Чехова в драматургии).
Для исследования выбраны, кроме того, наименее изученные с точки зрения проблемы традиции драмы М.А. Булгакова.
Логика исследования выстроена в соответствии с эволюцией представленных форм взаимодействия: от полемической позиции начинающего драматурга к диалогу с художественным мышлением предшественника, к разговору «на равных», который ведёт со своим героем-Художником зрелый мастер.
Методологической и теоретической основой работы стали труды Д.С. Лихачева, Ю.М. Лотмана, М.М. Бахтина, А.Ф. Лосева, В.В. Фёдорова, Ю.М. Тынянова, В.Я. Проппа, А.П. Ауэра; фундаментальные исследования, посвященные творчеству Чехова и Гоголя, работы крупнейших отечественных булгаковедов.
Цели и задачи исследования определили сочетание сравнительнотипологического, структурно-семантического и интертекстуального методов анализа.
Подход, предлагаемый в исследовании, способствует восприятию булгаковского творчества как своеобразного, неповторимого, вобравшего в себя наиболее близкие ему художественные открытия предшественников, помогает глубже проникнуть в тайны художественного мира автора, расширяет семантическое поле его произведений, наконец позволяет оценить степень новаторства Булгакова. Это обеспечивает, на наш взгляд, научную и практическую значимость результатов исследования.
Апробация работы. Положения работы заявлялись и были предварительно одобрены на межвузовских научных конференциях: «Проблемы эволюции русской литературы XX века» — III-х, IV-х и V-х Шешуковских чтениях в МПГУ (1998—2001) и «Актуальные проблемы современного литературоведения» в МГОПУ (2000), а также на Третьих научных чтениях «Театральная книга между прошлым и будущим. Пушкин и сцена» в РГБИ (1999). По результатам выступлений вышло 5 публикаций.
Структура работы подчинена логике исследования. Помимо введения, работа состоит из трёх глав, заключения, приложений и библиографии.
Библиография работы включает художественные тексты М.А. Булгакова и его литературных предшественников, дневниковое наследие писателей и мемуарную литературу о них, общие работы, составившие теоретическую и методологическую базу диссертационного исследования, монографические работы и статьи, посвященные различным аспектам творчества Булгакова и классиков.
Примечания
1. Грознова Н.А. Проблемы преемственности в советской литературе. (Некоторые теоретические аспекты) // Классическое наследие и современность. Сб. ст. АН СССР. ИРЛИ (Пушкинский дом). — Л.: Наука, 1981. — С. 266—274.
2. Эпштейн М.Н. Парадоксы новизны: О литературном развитии XIX—XX веков. — М.: Сов. писатель, 1988. — С. 120.
3. Бушмин А. Преемственность в развитии литературы. — Л.: Худож. литература, 1978. — С. 99.
4. Бушмин А. Указ. соч., с. 118.
5. Там же, с. 119. Ср. также в последних заметках М.М. Бахтина: «Процесс постепенного забвения авторов — носителей чужих слов. Чужие слова становятся анонимными, присваиваются... Творческое сознание, монологизируясь, пополняется анонимами. Этот процесс монологизации очень важен. Здесь монологизированное сознание как одно и единое целое вступает в новый диалог (уже с новыми внешними чужими голосами). — Бахтин М.М. К методологии гуманитарных наук // Бахтин М.М. Человек в мире слова. — М.: Изд-во открытого ун-та, 1995. — С. 133.
6. Бахтин М.М. Ответ на вопрос редакции «Нового мира» // Бахтин М.М. Литературнокритические статьи. — М.: Худож. литература, 1986. — С. 501—508.
7. Эпштейн М.Н. Указ. соч., с. 120.
8. Лихачев Д.С. Будущее литературы как предмет изучения // Новый мир. — 1969. — № 9. — С. 175.
9. Лихачев Д. Внутренний мир художественного произведения // вопросы литературы. — М., 1968. — № 8. — С. 76.
10. Лотман Ю.М. Поэтический мир Тютчева // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 3. — Таллинн, 1993. — С. 170.
11. Фёдоров В.В. О природе поэтической реальности. — М.: Сов. писатель, 1984. — С. 10.
12. См., например: Белая Г.А. Художественный мир современной прозы. — М.: Наука, 1983; Савельзон И.В. Структура художественного мира А. Платонова. Автореф. дисс. (...) канд. филол. наук. — М., 1992; Кузина Н.В. Два поэтических мира: О.Э. Мандельштам и Б.Л. Пастернак, 1910—1020 гг. Дисс. (...) канд. филол. наук. Смоленск, 1997; Заманова И.Ф. Пространство и время в художественном мире сборника Н.В. Гоголя «Вечера на хуторе близ Диканьки». Дисс. (...) докт. филол. наук. Иркутск, 1997; Лапаева Н.Б. Художественный мир М. Осоргина. Дисс. (...) канд. филол. наук. — Пермь, 1998; Фёдорова Т.Н. Художественный мир Б. Пильняка 1920-х годов («Иван Москва и «Красное дерево»). Автореф. дисс. (...) канд. филол. наук. Самара, 2000; Юрченко О.О. Ирония в художественном мире А. Вампилова. Автореф. дисс. (...) канд. филол. наук. — Красноярск, 2000 и другие работы.
13. Литературоведческие термины: (материалы к словарю). Выпуск 2. — Коломна: КПИ, 1999.
14. Бочаров С.Г. О художественных мирах. — М.: Сов. Россия, 1985. — С. 3, 4.
| К оглавлению | Следующая страница |