Однажды на исходе тихого осеннего дня, когда воздух прозрачен и свеж и желтые листья едва слышно шуршат под ногами, а моросящие дожди составляют лишь отдаленную перспективу согласно прогнозам синоптиков, в липовой аллее, опоясывающей то немногое, что осталось от некогда живописных, знаменитых на всю округу прудов, появились два весьма приличного вида господина. Первый был некто Юрий Александрович, критик, издатель толстого журнала, а спутник его — Юрий Михайлович, булгаковед.
Издатель, для которого все сообщаемое булгаковедом являлось новостью, внимательно слушал Юрия Михайловича, уставив на него свои бойкие зеленые глаза.
— Как я себя ни заставляю, — говорил булгаковед, — не могу вспомнить, чтобы тут ходил трамвай, а я ведь вырос в этих переулках, на Малой Бронной жил мой закадычный друг Валька Цыкалов, у которого я в ту пору бывал чуть ли не каждый день. Да и другие мои сверстники категорически отрицают трамвай на Бронной. А коли не было трамвая — не было и турникета. Правда, некоторые доброхоты с «биолокатором» в руках усиленно пытаются разыскивать здесь следы рельсов, мне даже известно четыре варианта, предлагавшиеся одним таким «археологом» и краеведом, но варианты эти один другого хуже и нелепее. Мне, например, потребовалось двадцать лет, чтобы это понять: совсем недавно я вдруг связал сцену гибели Берлиоза со знаменитыми булгаковскими словами «Я мистический писатель...», и ясно увиделось — не мог трамвай задавить здесь Берлиоза!
— Именно так! — подтвердил издатель, указывая на перекресток. — Ну кто поверит, что здесь под колесами трамвая, идущего с Ермолаевского переулка на Бронную, мог погибнуть Берлиоз? Что будто бы его отрезанная голова скатилась с откоса и прыгала по булыжникам Малой Бронной... Сразу понятно, что Булгаков в Москве был приезжим, а не коренным жителем, поскольку трамвай здесь никогда не ходил. Нигде не найти тому доказательств. Старожилов не найти, а если они есть, то не знают и не помнят. В «трамвайных» московских организациях, сколько я ни спрашивал, тоже не ведают и лишь удивляются: кому и зачем это нужно знать, ходил ли когда-нибудь трамвай у Патриарших прудов? Но нашелся один человек! Анатолий Кузьмич Жуков, главный инженер путевого хозяйства Москвы, пообещал порыться в домашнем архиве, поспрашивать кое-кого из стариков. Звонил я Жукову в назначенный день с волнением. Конечно, не так-то важно, был ли трамвай, но хочется, чтобы Мастер оставался прав до конца и во всем. Жуков обрадовал: «Ходил по Малой Бронной трамвай!» Ходил, но только вплоть до конца двадцатых.
И вот как раз в то время, когда Юрий Александрович рассказывал булгаковеду о том, что прямой и обратный путь не могли разместиться на узкой улице, о том, что грохочущий по рельсам трамвай давно бы разрушил ее своим сейсмическим воздействием, в аллее показался человек. Он был в дорогом сером костюме, в заграничных туфлях. По виду — лет сорока с лишним. Рот какой-то кривой. Выбрит гладко, но с седоватыми усами. Словом — иностранец.
Тут Юрий Александрович прервал свою речь, потому что иностранец вдруг направился к писателям. Те поглядели на него удивленно.
— Извините меня, пожалуйста, — заговорил подошедший с иностранным акцентом, но не коверкая слов, — что я, не будучи знаком, позволяю себе... но предмет вашей ученой беседы настолько интересен, что... Если я не ослышался, вы изволили говорить, что ни трамвая, ни турникета здесь никогда не было? — спросил иностранец, обращая к издателю свой левый глаз.
— Нет, вы не ослышались, — учтиво ответил тот, — именно это я и говорил.
— Ах, как интересно! — воскликнул иностранец.
«А какого черта ему надо?» — подумал Юрий Михайлович и нахмурился.
— А вы соглашались с вашим собеседником? — осведомился неизвестный, повернувшись вправо к булгаковеду.
— На все сто!
— Изумительно! — воскликнул непрошеный собеседник и, почему-то воровски оглянувшись и приглушив свой низкий голос, сказал: — Простите мою навязчивость, но я так понял, что вы, помимо всего прочего, еще и не верите в то, что Михаил Афанасьевич писал только правду и одну только правду, ничего не выдумывая? — Он сделал испуганные глаза и прибавил: — Клянусь, я никому не скажу.
— Да, мы считаем, что Булгаков был мистическим писателем, а потому про трамвай слегка приврал, — чуть улыбнувшись испугу интуриста, ответил булгаковед, — но об этом можно говорить совершенно свободно.
Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства:
— Вы не верите Булгакову?!
— Да, мы верим только в то, что видели собственными глазами, — улыбаясь, ответил Юрий Александрович, а Юрий Михайлович подумал, рассердившись: «Вот прицепился, заграничный гусь!»
— Ох, какая прелесть! — вскричал удивительный иностранец и завертел головой, глядя то на одного, то на другого литератора. — Позвольте вас поблагодарить от всей души!
— За что это вы его благодарите? — заморгав, осведомился булгаковед.
— За очень важное сведение, которое мне, как путешественнику, чрезвычайно интересно, — многозначительно подняв палец, пояснил заграничный чудак.
— Но позвольте вас спросить, — после тревожного раздумья вновь заговорил заграничный гость, — как же быть с доказательствами существования трамвая на Патриарших прудах вплоть до начала пятидесятых годов, коих, как известно, существует ровно семь?
— Увы! — с сожалением ответил булгаковед. — Ни одно из этих доказательств ничего не стоит, и мы давно уже сдали их в архив. Ведь согласитесь, что в области разума никакого доказательства существования трамвая на Малой Бронной быть не может.
— Браво! — вскричал иностранец. — Браво!
И опять крайне удивились и издатель, и булгаковед, а иностранец поманил обоих к себе и, когда они наклонились к нему, прошептал:
— Имейте в виду, что трамвай по Малой Бронной ходил.
— Видите ли, гражданин, — принужденно улыбнувшись, отозвался издатель, — мы уважаем ваше мнение, но сами по этому вопросу придерживаемся другой точки зрения.
— А и не надо никаких точек зрения, — ответил странный гражданин. — Просто он ходил, и больше ничего.
— Но требуется же какое-нибудь доказательство... — начал издатель.
— И доказательств никаких не требуется, — ответил неизвестный и заговорил негромко, причем его акцент почему-то пропал: — Все просто...
Вот так мог бы начинаться роман об исчезнувшем трамвае. Однако почему же об исчезнувшем? Об этом и пойдет речь.
Кому из ценителей творчества Михаила Булгакова не знакома фраза:
«Тотчас и подлетел этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную».
Следующие строки романа посвящены тому, как отрезали голову несчастному Берлиозу, не поверившему в существование Христа. Ну, казалось бы, какая разница, где это произошло? Что проку, если мы узнаем, ходил трамвай у Патриарших или нет? В конце концов, автор имел полное право перенести описанные события в некую выдуманную страну из тех, что в изобилии появляются сейчас в книжном чтиве из разряда фэнтези. Но в том-то и дело, что на фоне московских реалий 30-х годов события романа приобретают более глубокий смысл, и тогда в личности Воланда угадываются зловещие черты правителя России, каким его и представлял себе Булгаков. Так что, несмотря на мнение некоторых булгаковедов, что разговоры о трамвае совершенно ни к чему, попробуем рассмотреть имеющиеся в нашем распоряжении доказательства. Тем более что споры вокруг этой то ли детективной, то ли мистической истории не утихают до сих пор.
Известный литературовед, знаток творчества Ильфа, Петрова и Булгакова, Лидия Марковна Яновская любую проблему решает очень эффективно и просто. В «Записках о Михаиле Булгакове», исследуя возможность появления трамвая у Патриарших, она выносит весьма категоричное суждение:
«Да, Булгаков, разворачивая действие своего романа, очень хорошо знает, что здесь нет и никогда не было трамвая».
Читаешь эти строки и представляешь себе, как Лидия Марковна входит в образ медиума, связанного с потусторонним миром, откуда и черпает столь убедительную информацию. Однако, скорее всего, причина здесь в другом, поскольку несколькими строками выше она же замечает:
«Известно, что булгаковеды очень любят реконструировать ход мыслей Михаила Булгакова и делают это очень самоуверенно».
Со стороны автора весьма своевременное и самокритичное признание, но в том, что касается трамвая, — увы, наблюдается полнейшее отсутствие аргументов. Нельзя же всерьез воспринимать такой пассаж госпожи Яновской:
«Теперь уже трудно сказать, почему я стала проверять, ходил ли на самом деле трамвай по Бронной... Но проверку я сделала, быструю и надежную... Солнечным днем на Патриарших присела на скамейку... где в тени скучали, присматривая за детьми, старушки. И стала спрашивать, кто из них старожил и как тут ходил трамвай».
Результат закономерен — старушки никакого трамвая на Патриарших не припомнили. К несчастью, Лидия Марковна не догадалась прежде, чем проводить дознание, поинтересоваться штампом о прописке в паспортах у опрашиваемых и справкой от лечащего врача об отсутствии стойких признаков старческого склероза (надеюсь, что старушки, если они еще живы, на меня нисколько не обидятся). Впрочем, что уж говорить про госпожу Яновскую, если даже Юрий Трифонов не верил, что трамвай ходил на Патриарших, — то-то ему все чудилось, что Берлиоза зарезали у памятника Тимирязеву на Тверском бульваре.
Кстати, если кому-нибудь понадобится способ «проверки быстрой и надежной», могу порекомендовать изобретение дяди Берлиоза — тот дожидался итогов посещения подозрительной квартиры буфетчиком Соковым, сидя на скамейке во дворе:
«Крестясь и что-то бормоча, пролетел печальный человек, без шляпы, с совершенно безумным лицом, исцарапанной лысиной и в совершенно мокрых штанах. Он начал рвать за ручку выходную дверь, в страхе не соображая, куда она открывается — наружу или внутрь, — наконец совладал с нею и вылетел на солнце во двор.
Проверка квартиры была произведена; не думая больше ни о покойном племяннике, ни о квартире, содрогаясь при мысли о той опасности, которой он подвергался, Максимилиан Андреевич, шепча только два слова: «Все понятно! Все понятно!» — выбежал во двор».
Поскольку в работе Лидии Яновской в том, что касается трамвая, анализировать всерьез, по сути, нечего, обратимся к мнению члена общественного движения «Москвичи за трамвай» С. Пирковского:
«Коренной москвич, я... впервые осознанно побывал на Патриарших прудах... еще мальчишкой... в 1945—1946 годах... Помню, что не было никаких следов рельсов... ни в Ермолаевском, ни на пересечении с Малой Бронной».
Пожалуй, точнее было бы сказать «не помню, что там были рельсы», но это дело вкуса автора. Я же со своей стороны могу утверждать, что начиная с рождения в 1945 году и по 1949 год я чуть не каждый день, само собой, вначале не вполне «осознанно», бывал на Патриарших прудах и мои личные впечатления оказываются прямо противоположного свойства. Но об этом позже.
Далее Сергей Пирковский пишет следующее:
«В 1936 году сняли трамвай... с Садовых Большой и Кудринской улиц... взамен демонтированных линий построили объезды по соседним улицам и переулкам вдоль Садового кольца... Поэтому в 1936 году уже не мог «подлететь этот трамвай, поворачивающий по новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную»».
У неосведомленного читателя сразу же возникает вполне логически оправданный вопрос — если не по Ермолаевскому, то где же тогда построили объезд? Не по воздуху же трамваи летали, следуя примеру незабвенной Маргариты? Да навряд ли, поскольку в то время и роман-то еще не был опубликован. Разве что московские транспортники прочитали его в рукописи. А если серьезно, то кроме как по Старопименовскому, Благовещенскому, Ермолаевскому и Вспольному переулкам объезд с внутренней стороны Садового кольца негде было организовать. Естественно также предположить, что трамвайная ветка от Тверского бульвара или от Никитских ворот через Малую Бронную до Садовой существовала раньше, а ветка по Ермолаевскому стала «новопроложенной» в связи с организацией упомянутых объездов. Не исключена и другая версия — именно ветка по Малой Бронной стала «новопроложенной» с целью сократить транспортные потоки на улице Горького, нынешней Тверской.
Однако автор продолжает упорствовать в своем стремлении доказать то, чему доказательства обнаружить никак не удается:
«Но как объяснить, почему объездная линия с внешней стороны Садового кольца упоминается во всей справочной литературе, а линия с внутренней — нет? Самый простой и логичный ответ: потому что не была построена. Именно так и ответили Б. Мягкову в «Главмострансе»: «Никогда в районе Патриарших прудов... не было организовано движение трамваев».
Но помилуйте, мы ведь живем не на Британских островах. Это там все подшито, учтено и пронумеровано. У нас же разве что постановления ЦК и протоколы допросов бережно хранились, да и те небось подделывали. А уж в том, что свободно интерпретировались свидетельские показания, сомневаться не приходится. К примеру, читаем у того же Пирковского:
«В этом, 1945 году, как и в последующие годы, никак не мог увидеть мальчик Есин трамваи на Патриарших прудах. Не было их там, и поэтому нельзя было увидеть».
Ну вот, и писателю Сергею Есину досталось.
Читаем у Пирковского далее:
«Методом биолокации удалось установить наличие «рельсовых маршрутов», бывших в районе Патриарших прудов... Первое, что бросается в глаза, — необъяснимый «зигзаг» линии по Спиридоновке и Большому и Малому Патриаршим переулкам. Проще и дешевле было проложить ее напрямую сразу по Ермолаевскому. Если эта линия была построена как объездная, то она должна быть двухколейной, «новопроложенная» по Малой Бронной — тоже... Правая (при движении от центра) колея этой линии неизбежно пересекала бы Тверской бульвар, чего, как известно, не было в действительности».
По поводу «зигзага» поговорим чуть позже. А вот последний вывод уважаемого специалиста по трамваям и вовсе не выдерживает критики, поскольку, как нетрудно догадаться, для разворота не обязательно перекапывать бульвар — достаточно по Малой Бронной, Большому Патриаршему и Спиридоновке доехать до Никитских ворот и развернуться в ту или иную сторону близ церкви Вознесения. Пожалуй, на этом умозаключения Пирковского оставим в покое, поскольку чем еще можно ответить на откровенное признание своего бессилия:
«Дальнейшие попытки найти «доказательства» существования трамвайных линий на Патриарших — бессмысленны».
Впрочем, куда точнее по этому вопросу мог бы высказаться товарищ Берлиоз, само собой, если бы ему не отрезали голову: в области разума никакого доказательства существования трамвая на Малой Бронной быть не может.
Однако наберемся смелости и продолжим. И вот оказывается, что в «Вечерке» от 28 августа 1929 года появилось сообщение о том, что к концу того же года планировалось завершить прокладку трамвайных линий на Малой Бронной и Спиридоновке. На эту заметку в своей книге ссылается Борис Мягков.
Должен признаться, что по мере изучения трудов булгаковедов поначалу возмущавшие меня попытки некоторых авторов доказать, будто Булгаков трамвай на Патриарших выдумал, со временем стали вызывать сочувствие и даже в некотором роде сострадание. Ну как еще можно реагировать на столь красноречивую то ли жалобу, то ли призыв о помощи булгаковеда Юрия Михайловича Кривоносова:
«Как я себя ни заставляю, не могу вспомнить, чтобы тут ходили трамваи, а я ведь вырос в этих переулках».
А и не надо себя заставлять!
На самом деле с этим трамваем все очень просто и совсем не просто. Так разделились и мнения моих одноклассников, живших с 1945 года поблизости от Патриарших прудов. Одни готовы побожиться, что видели и трамвайные пути, и тот самый турникет, и сам трамвай. Другие столь же категорично утверждают, что ничего подобного здесь не было. Как-то само собой возникает подозрение, что жили мы в ту пору в параллельных мирах. И в том мире, где родился я, трамвай, возможно, ходит по Малой Бронной до сих пор, и на Малом Козихинском по сей день булыжная мостовая, и меня снова ведут на прогулку к Патриаршему пруду. Мы переходим через пути рядом с трамвайной остановкой — осторожно, основание пути, сложенное из булыжников, немного возвышается над уровнем мостовой, и после дождя на мокрых камнях недолго и поскользнуться. Затем проходим через турникет и по липовой аллее идем направо к детской площадке. А мимо, по Малой Бронной, желто-красный трамвай движется, позванивая, куда-то в сторону Садового кольца и улицы Красина или к повороту в Ермолаевский переулок. Вот что отчетливо помню, так это то, как трамвай, следуя от Никитских ворот, делает разворот, тот самый зигзаг вокруг пруда, и возвращается назад. Возможно, это был уже 1949 год, когда протяженность трамвайных маршрутов начали постепенно ограничивать и в сторону улицы Красина трамвай уже не шел. А в конце того же года трамваи, идущие со стороны Покровских ворот, уже разворачивались у Страстного бульвара, так что не стало трамвая и на Патриарших. И постепенно все стали забывать о нем как о чем-то не вполне приятном — скорее всего, к этому времени трамвай всем порядком надоел. Однако, если трамвай ходил на Патриарших после войны, нет никаких сомнений, что он ходил и в предвоенные годы, поскольку во время войны прокладывать новую линию не стали бы.
Вы спросите, отчего я помню то, что другим при всем старании не удается вспомнить. Возможно, дело тут не только в хорошей зрительной памяти, но и врожденная тяга к технике сказалась. Я, например, хорошо помню, как примерно в ту же пору чистили Патриарший пруд и посреди осушенного пруда на перешейке стоял экскаватор и загружал землю в подъезжавшие автомашины. Долгое время после этого на аллеях находили старинные монеты, когда-то брошенные в воду праздно фланирующими по скверу москвичами, а позже выпавшие из кузова автомашины вместе с землей. Кое-что из этого «богатства» перепало и мне.
Так вот, не исключено, что у разных людей в разное время наступает то самое «осознание», на которое ссылался «трамваевед» Пирковский. Впрочем, если у кого-то возникает сомнение в способности четырехлетнего мальчугана отличить трамвай от трехосного грузовика, сошлюсь на воспоминания тогдашнего моего соседа, кстати, тоже «технаря», которому в ту пору было восемнадцать. В его памяти сохранился такой маршрут трамвая, существовавший в конце 40-х годов: от улицы Красина он пересекал Садовое кольцо, далее двигался по Малой Бронной и, огибая Патриарший пруд, по Большому Патриаршему переулку и Спиридоновке доходил до Никитских ворот.
Итак, мы убедились в отсутствии серьезных контраргументов у противников версии существования трамвайного маршрута на Малой Бронной. А теперь попробуем себе представить, что трамвай там никогда не ходил. И вот появляется перед нами такой дотошный цензор-буквоед и заявляет, что публикация романа «Мастер и Маргарита» невозможна из-за присутствия в нем недостоверных сведений. И правда, согласно утверждению литератора В.Г. Перельмутера, журнальная верстка романа «пролежала в Главлите несколько месяцев — уже после того, как вопрос о публикации был решен «на самом верху»! Оказалось, любознательный цензор выяснил, что по Ермолаевскому переулку никогда не ходил трамвай». А чем черт не шутит, может, с того же самого «верха» цензору указали, что трамвай все-таки ходил, и именно поэтому бдительный чиновник вынужден был снять возражения против публикации?
Есть еще одна гипотеза, объясняющая отсутствие официальных свидетельств в документах 30—40-х годов о существовании трамвайной линии у Патриарших. В прежние времена многое принято было засекречивать. Под окнами моего дома проходит улица, на месте которой лет тридцать назад была так называемая «дорога КГБ», не показанная на общедоступных картах. Я в делах спецслужб слабо разбираюсь, но рискну предположить, что трамвайная линия, проходившая вдоль Патриаршего пруда от Никитских ворот до улицы Красина, предназначалась не только для перевозки пассажиров, но и, к примеру, для переброски грузов или войск НКВД в критических ситуациях в направлении от Белорусского вокзала к Кремлю. Именно этим можно объяснить тот странный факт, что ни на одной общедоступной схеме трамвайные маршруты в районе Патриарших прудов, да и в ряде других мест Москвы, не показаны. Впрочем, так нетрудно договориться и до того, что все странности с трамваем на Патриарших относятся к области паранормальных явлений или же объясняются проделками НЛО.
А теперь суммируем известные нам результаты, подтверждающие, что трамвай на Патриарших ходил. Итак, доказательство первое — опубликованы свидетельства очевидцев: писателя Сергея Николаевича Есина, журналиста Владимира Артуровича Левшина, филолога Виктора Ноевича Ярхо, старожилов с Патриарших и еще ряда авторитетных личностей из тех, на которых ссылался в своей книге известный булгаковед Борис Мягков. К ним можно добавить и приведенные выше мои краткие воспоминания, а также свидетельства одноклассников и соседей. И между прочим, в крохотном уголке моей памяти сохранилась почти неправдоподобная информация о том, что в первые послевоенные годы по Малой Бронной проходили три трамвайных маршрута. С чего бы это? Сам не понимаю, откуда что взялось.
Доказательство второе, надо признать, не очень убедительное, — исследования с помощью метода биолокации подтвердили, что у Патриаршего пруда некогда были проложены трамвайные пути. Доказательство третье — упомянутая выше заметка в «Вечерней Москве» о прокладке путей на Малой Бронной. Наконец, следует учесть, что исследователи, считающие, будто трамвай на Патриарших выдуман, так и не смогли выдвинуть убедительных контраргументов против версии о его существовании, кроме отсутствия трамвайного маршрута на транспортных схемах и ссылок на старушек, дремавших у пруда. Это отсутствие контраргументов, а также попытки «смухлевать» я бы обозначил как четвертое доказательство. Впрочем, если некорректные действия оппонентов вас не убеждают, сошлюсь на упомянутое выше мнение инженера-путейца Жукова, нашедшего в своем архиве свидетельство того, что трамвай ходил по Малой Бронной вроде бы только до конца 20-х годов. Однако было бы странным, если бы в то время, когда москвичи страдали от недостатка общественного транспорта, нашлись товарищи, которые решились настаивать на снятии трамвайных путей. Да их бы сразу обвинили во вредительстве! Напротив, необходимость расширения трамвайной сети Москвы была предметом забот партийных органов. Летом 1935 года было принято совместное постановление Совнаркома СССР и ЦК ВКП(б) «О генеральном плане реконструкции города Москвы», согласно которому к концу 1938 года предполагалось построить 100 км новых трамвайных линий, а к 1945-му — 400 км. Так что признание Жукова вполне можно интерпретировать как четвертое доказательство существования трамвайной линии у Патриарших не только в 20-х годах, но и позже.
И все же документального подтверждения существования трамвая на Патриарших до сей поры найти не удалось. Возможно, интересующие нас материалы хранятся у потомков того фотографа, который в первые послевоенные годы время от времени появлялся у Патриаршего пруда и стареньким аппаратом снимал на детской площадке ребятишек и их заботливых мам, кстати, за весьма умеренную плату. В объектив его аппарата наверняка мог попасть и проходивший мимо трамвай.
Ну а пока потомки фотографа еще не объявились, обратимся к косвенным доказательствам того, что в районе Малой Бронной когда-то были проложены трамвайные пути. Оказывается, на старых домах в окрестностях Патриарших полным-полно разного вида крючьев и петель, большая часть которых ныне не используется. Насколько я могу судить, крючья в основном применяются для крепления кабелей уличного освещения на узких улицах и в переулках. Для крепления же контактной сети трамваев более надежными являются петли. Характерно, что элементы креплений располагаются по нескольку штук, от двух до шести, примерно в одном месте, что невозможно объяснить только регулярно происходившим на протяжении почти ста лет совершенствованием способов крепления кабелей освещения. Так вот, и крючьев, и петель в Ермолаевском, в Большом и Малом Патриарших переулках, а также на Малой Бронной и Спиридоновке предостаточно. И в то же время в Малом и Большом Козихинских переулках, где трамвай точно не ходил, такого обилия крючьев в одном месте нет — как правило, обнаруживается всего один-единственный крюк даже на очень старых, построенных до революции домах.
Таким образом, с достаточным основанием можно утверждать, что появилось еще одно, пятое, косвенное доказательство того, что трамвай на Патриарших ходил и «новопроложенную» линию с Ермолаевского на Бронную Булгаков не придумал, как бы этого ни хотелось многим недоверчивым поклонникам писателя.
Приведенный выше текст, за исключением фантазии на темы встречи Кувалдина и Кривоносова с Воландом, был частью статьи, которую я рискнул предложить тому самому журналу «Вопросы литературы», где была опубликована вызвавшая возражения статья Сергея Пирковского. В ответ от тамошнего рецензента-цензора поступил вежливый совет напечатать текст то ли в журнале для младших школьников, то ли в стенгазете — теперь и не припомню. Что ж, в стойкости противников трамвая я не сомневался. Стоят буквально насмерть на трамвайных путях!
И в самом деле, с этим трамваем творится что-то странное, так и хочется сказать — нечто мистическое происходит. Одни с упорством ищут доказательства его существования, даже экстрасенсов привлекают вместо того, чтобы как следует порасспросить местных старожилов. Другие старательно все опровергают, в качестве самого серьезного контраргумента приводя такой: я родился в Москве, но никакого трамвая на Малой Бронной не припомню.
Поначалу, наткнувшись на статью, в которой автор тщетно пытался доказать, что никаких трамваев на Патриарших сроду не было, я рассмеялся. После того как покопался в книгах и обнаружил массу маловразумительных аргументов в пользу этого утверждения, моему возмущению не было предела. А выслушав противоречивые мнения одноклассников, я попросту обиделся. Как это так? Ведь кто-то, по сути, пытается отобрать у меня кусочек моего детства, быть может самую любимую, самую светлую его часть... А потом стало обидно за Михаила Афанасьевича. Ему-то за что же так досталось? Ну, определение типа «писатель, склонный к тому, чтобы приврать», он бы еще как-нибудь стерпел. Но зачем выдумывать трамвай на Патриарших? Если трамвай там не ходил, но надо было непременно отрезать голову несчастному Берлиозу, можно было как-нибудь иначе это сделать.
Так был ли все-таки зарезан Берлиоз и если да, то где это случилось? Здесь только вымысел или реальность? Как утверждают булгаковеды, «косвенное свидетельство вымышленности эпизода» есть в ранней редакции романа, где вместо трамвая с Ермолаевского упоминается трамвай с Садовой, «что говорит о безразличии автора к фактическому положению дел». Ох, лихо сказано! Особенно если учесть, что, согласно свидетельствам старожилов, трамвай ходил по Малой Бронной именно со стороны Садовой.
Итак, чем Булгакову не угодил трамвай с Садовой? И почему не мог двигаться трамвай по Ермолаевскому в то время, когда писались первые редакции романа? Возможно, дело в том, что переулок был слишком узок и только после сноса церкви в 1932 году его удалось расширить и новая линия была построена. Не исключено и то, что Булгаков хотел усилить элемент неожиданности, поскольку трамвай с Садовой, идущий все время по прямой, Берлиоз мог заранее разглядеть, и даже оплошность Аннушки с подсолнечным маслом ничем Михаилу Александровичу не грозила. Что ж, ради успешного воплощения замысла романа пусть будет трамвай хоть с Ермолаевского, тем более что такой маршрут до сих пор никем не опровергнут.
Однако тут возникает еще более существенная закавыка. Если Берлиоз вышел со сквера на углу, а трамвай, «выйдя на прямую... взвыл и наддал», то никак не мог Михаил Александрович увидеть «несущееся на него с неудержимой силой совершенно белое от ужаса лицо женщины-вагоновожатой» и уж тем более не смог бы разглядеть ее алую повязку. Всему этому, в полном согласии с законами физики реального мира, полагалось обретаться гораздо правее, метрах в двадцати от него, а видеть Берлиоз мог только пассажиров в окнах уходящего вагона.
Только представьте, стоит у турникета живой и невредимый Берлиоз и, недоуменно оглядываясь по сторонам, требует, чтобы ему, в соответствии с заявленным сюжетом, отрезали или хотя бы оторвали голову, а взирающий на это безобразие Коровьев беспомощно разводит руками и, обращаясь к подбежавшему Воланду, оправдывается: мол, промашка вышла, чего-то я не предусмотрел.
Причина той вроде бы нелепости, что описана в романе, заключается в том, что у Булгакова Воланд вовсе не представлен как последний негодяй. Как я уже отмечал, характеру Воланда автор придал черты тогдашнего правителя России, по его мнению, мудрого тирана, на справедливость или хотя бы на снисхождение которого он рассчитывал. Вот и пришлось ему в качестве виновницы трагедии подсунуть бедолагу Аннушку и соорудить некое подобие ДТП (дорожно-транспортного происшествия), возникшего по ее вине. На самом же деле в такой ситуации Берлиоз должен был просто в ужасе бежать от преследовавших его Воланда и Коровьева, а потому, не обращая внимания на приближавшийся трамвай, рвануть через Малую Бронную и оказаться под его колесами.
Итак, казнь произошла на перекрестке, Аннушка и подсолнечное масло оказываются ни при чем — нечего злодейство Воланда другим приписывать! — а все остальное было именно так, как описано в романе. И побелевшее лицо вагоновожатой-комсомолки, и ее красная косынка, и крик толпы, и даже отрезанная голова...
А в сущности, прав был Юрий Трифонов — в другом месте надо было Берлиоза резать. Странно только, что на указанную неувязку с обстоятельствами казни обратили внимание далеко не все булгаковеды, хотя по другим эпизодам буквально из кожи вон лезли, пытаясь доказать наличие прототипов и прочие совпадения с реальностью.
Но мы немного отвлеклись от цели. Наше дело — докапываться до истины, а не отыскивать неточности в романе.
Вот цитата из книги известного знатока истории московского трамвая С.А. Тархова:
«В феврале 1927 г. из-за перегрузок на узкой Тверской улице (между Страстной и Триумфальной площадями) было решено снять трамвайные пути и пустить трамвай в обход через Малую Дмитровку (Чехова). Этот проект удалось реализовать только осенью 1929 г., когда сначала предложили перенести пути в соседние переулки (на Малую Бронную, Спиридоновку и Козихинский пер.), а затем здесь вовсе закрыли движение трамвая».
Однако ни Малый, ни Большой Козихинские переулки по своему расположению для прокладки трамвайных линий никак не подходили. Наверное, поэтому никогда их там и не было.
А вот более интересная цитата:
«На 1932 г. трест МГЖД запланировал постройку 25 новых линий общим протяжением в 112 км... в т. ч. Бронно-Грузинской 5,1 км... Большая часть этих линий была построена, но не в течение одного, а нескольких лет».
Если сделать приблизительный расчет, оказывается, что расстояние от Тишинской площади до Никитских ворот составляет около двух с половиной километров. С учетом двухколейного пути получаем те самые пять с лишним километров Бронно-Грузинской линии. А между тем примерно в это время, то есть в 1933—1934 годах, в «закатном» романе появились строки о трамвае, движущемся со стороны Садовой. Несколько позже автор маршрут трамвая изменил, пустив его с «новопроложенной» линии, из Ермолаевского переулка, — судя по всему, тогда она и была построена. Итак, все сходится. Вот вам и шестое доказательство.
Будем считать, что появление трамвая на Патриарших было властями запланировано. Видимо, и несчастье с Берлиозом также было предусмотрено где-то там...
Стоило мне выступить в защиту версии о существовании трамвая на Патриарших, как тут же услыхал в ответ:
«Не забывайте, что заблуждения могут быть очень искренними и иметь под собой реальные основания».
А вот интересно, какие основания могли быть у меня, чтобы «блудить» по поводу этого трамвая? Попытаюсь разобраться. Мог ли на мои воспоминания повлиять роман, который я прочитал вскоре после выхода его в свет, в журнальном варианте? Вряд ли. Потому что зрительная память сохранила три сюжета, никак не связанные с происшествием на углу Ермолаевского с Бронной. Во-первых, это рельсы, которые я неоднократно переходил, направляясь с родителями из Малого Козихинского на Патриаршие. Во-вторых, ожидание, когда пройдет трамвай, поворачивающий из-за угла, с Большого Патриаршего на Бронную. И наконец, более яркое впечатление, когда я с удивление обнаружил, что вместо того, чтобы идти по направлению к Садовой, трамвай поворачивает вокруг пруда и движется по Малому Патриаршему, а потом назад, надо полагать, к Спиридоновке и далее, к Никитским воротам.
Влиянием событий из «закатного» романа эти «заблуждения» невозможно объяснить. И тем не менее допустим, что про трамвай я все придумал. Зачем? Ну был трамвай или нет, какая для меня разница? Можно предположить некую психическую травму, связанную с трамваем. Однако ничего не могу по этому поводу сказать, кроме того, что школьный приятель в детстве действительно попал под трамвай, повредив немного ногу. Но было это в Измайлове, притом задолго до нашего знакомства. Так что не могу даже сослаться на преследующий меня ночной кошмар — всякое снилось, часто повторялось многократно. Но вот трамвая там, во сне, — этого точно не было! В основном ходил, бежал или в крайнем случае, как все мы, наверное, в том возрасте, парил над улицами, в данном случае над Патриаршими, над Малой Бронной...
Не так давно вышла в свет новая книга известного булгаковеда Бориса Мягкова. Любопытно, что там написано про трамвай? Вновь ссылка на исследования методом биолокации:
«Помог убедиться в невыдуманности трамвая на Патриарших давно применяемый на практике способ. Эксперимент провел архитектор-биолокатор мастерской Росреставрация В.А. Резвин. Методом биолокации удалось установить такие рельсовые «маршруты»: через улицу Качалова во Вспольный переулок до улицы Толстого, по ней на улицу Адама Мицкевича и далее до ближайшего угла квадрата ограды Патриаршего пруда, по нынешнему Малому Патриаршему переулку, улице Жолтовского до Трехпрудного переулка и Тверской. Интересно, что тем же методом был обнаружен и разрыв в ограде, где находился турникет. Он оказался точно на продолжении ближайшей к пруду аллеи, направленной перпендикулярно к рельсам на Малой Бронной: на старых картах она показана специально, а треугольный, примыкающий к пруду сквер ближе к улице Жолтовского изображался на них отдельно».
Еще более интересно, что в книге, помимо пространных лирических отступлений, основное место занимает изложение гипотез, мнений и предположений с соответствующими ссылками на авторов. Но вот когда дело доходит до доказательств истинности выводов, сделанных самим Мягковым, читаем что-нибудь вроде того, что пресловутый пятый выход с Патриарших на картах «показан специально». Ну, если показан, так хотя бы малюсенький кусочек карты изобразил. В книге есть все — и карта Москвы 1928 года, на которой ничего невозможно разглядеть, и собственной рукой нарисованная схема расположения дома Мастера. А вот реальные доказательства начисто отсутствуют. Ну не могу же я поверить, что мой сосед Владимир Резвин смог обнаружить под чугунной оградой след от турникета. Разве что он ограду распилил... И как же я этого не заметил?!
Следуя советам известного булгаковеда, борца за восстановление истины на Патриарших прудах, обратимся к фрагменту подробнейшей карты Москвы середины XIX века (так называемый Хотевский план).
Хотевский план Москвы, 1852 г.
Как нетрудно убедиться, никакого деления сквера у Патриаршего пруда на две части и в помине нет, а утверждение, будто «треугольный, примыкающий к пруду сквер ближе к улице Жолтовского изображался на них отдельно», не соответствует действительности. Желание во что бы то ни стало совместить топографию местности с действием романа сослужило булгаковеду плохую службу. Если для талантливого писателя вымысел вполне естествен, то для литературоведа и аналитика — никогда! Разве что речь идет лишь о догадках и гипотезах.
Можно предположить, что слух о сквозной аллее и пятом выходе с Патриарших распустил германский Генштаб накануне наступления на СССР. Это следует из карты Москвы, входившей в приложение к плану «Барбаросса».
Немецкий план Москвы, 1941 г.
И все-таки даже германский генералитет не в состоянии уверить меня в том, что, отправившись на угол Ермолаевского и Бронной, несчастный Берлиоз расстался с жизнью почему-то в другом месте.
А вот и новая версия появления трамвая на Малой Бронной — читаем в книге у Бориса Мягкова:
«Пути в районе Патриарших прудов в конце дня наполнялись пустыми пассажирскими трамваями, образуя своего рода ночное депо в теплое время года».
Более чем странная идея — использовать для отстоя и без того узкие переулки и улочки Козихи. К тому же, если трамваи заходили сюда только на ночь, я никак не мог их рассмотреть, поскольку в раннем младенчестве не имел привычки шляться по Москве ни поздним вечером, ни ночью. Это уже потом... Но тогда и трамваев уже не было, да и рельсы сняли.
Итак, булгаковед упорно утверждает, что был еще один выход, помимо четырех, известных всем. Ну и зачем был нужен пятый? Попробуем найти разгадку у Булгакова. Читаем в третьей главе:
«Успокойтесь, успокойтесь, успокойтесь, профессор, — бормотал Берлиоз, опасаясь волновать больного, — вы посидите минуточку здесь с товарищем Бездомным, а я только сбегаю на угол, звякну по телефону, а потом мы вас проводим, куда вы хотите».
И далее:
«Хорошо, хорошо, — фальшиво-ласково говорил Берлиоз и, подмигнув расстроенному поэту, которому вовсе не улыбалась мысль караулить сумасшедшего немца, устремился к тому выходу с Патриарших, что находится на углу Бронной и Ермолаевского переулка».
Итак, еще раз убеждаемся, что Берлиоз отправился именно на угол Бронной и Ермолаевского и не было в романе описания пятого выхода со сквера. А понадобился он Борису Мягкову для того, чтобы своими отчаянно-странными предположениями связать концы с концами, доказать «легитимность» того описания гибели Берлиоза, что присутствует в романе.
Однако все это подтверждает наш главный вывод: Михаил Афанасьевич кое-что запамятовал, и Берлиоза зарезали, когда трамвай двигался по Малой Бронной в направлении Садового кольца, — смею утверждать, что только так это могло произойти и ни каким другим путем, никак иначе!
Есть мнение, что следы печального происшествия на углу Ермолаевского и Малой Бронной старательно уничтожаются остатками шайки Воланда в попытке избежать преследования за убийство Берлиоза со стороны прокуратуры. Подчищены, подправлены трамвайные маршруты на картах и в транспортных конторах. Проведены воспитательные беседы со старушками у Патриаршего пруда. Налицо также и результаты работы агентов потустороннего влияния от литературы и булгаковедения. Вот и еще один «нехристь», Марк Наумов, возводит напраслину на Булгакова:
«И сверх того — хоть вовсе и не в тему, но не могу смолчать, — не было трамвая на Патриарших! Ни в мои времена, ни в предыдущие — специально справлялся. Здесь даже конка не ходила! Не иначе Михаил Афанасьевич, человек нездешний, перепутал Патриаршие пруды с Чистыми. Это я считаю себя обязанным отметить как поборник истины, а ныне к тому же обитатель и патриот Патриков!»
Ну что ж, с Божьей помощью мы еще им покажем!
А вот что удалось дополнительно узнать по поводу крючьев и петель на старых домах.
Крючья использовались с давних пор, еще для съемных фонарей, которые устанавливались на такой высоте, чтобы туда мог с помощью лестницы добраться фонарщик, то есть 3—3,5 метра. На улицах, где электрическое освещение было уже устроено к моменту организации движения конки, крючья перебивались выше, чтобы растяжки и провода не мешали пассажирам империала, верхней части конки, где также размещались пассажиры. Позже на эти крючья могли навешивать растяжки крепления трамвайных проводов — но только там, где крючья были вбиты на высоте около пяти метров.
Петли использовали особенно часто в тех случаях, когда расстояние между домами было большим и растяжка могла соскочить с крюка от ветра. При обустройстве трамвайных линий на улицах, где уже было освещение на высоко забитых крючьях, часто просто вбивали рядом второй крюк, обычно ниже, и растяжку дополнительно подвязывали к нему, чтоб не соскакивала с крюка. Но чаще при устройстве трамвайной линии в стены домов сразу забивали петли, причем несколько чаще, чем при устройстве электрического освещения. Так что достаточно часто забитые в стены домов петли или крючья, причем на высоте около пяти метров, как правило, свидетельствуют о том, что здесь когда-то проходила трамвайная линия.
Что ж, будем это иметь в виду как дополнительное подтверждение изложенных выше косвенных свидетельств в пользу существования трамвайной линии на Малой Бронной. Ведь петли да крючья там до сих пор из стен домов торчат.
Анализ схемы трамвайных маршрутов за 1936 год тоже наводит на некоторые предположения. Есть несколько мест, где в те годы проходило по восемь маршрутов, — Маросейка, бульвар на Старой площади и улица Герцена от Никитских ворот до Садовой-Кудринской. Наверняка в часы пик там было жуткое столпотворение. В первых двух случаях вариантов дублирования нет. А вот несколько маршрутов от Никитских ворот можно было бы пустить через Спиридоновку, Малую Бронную и улицу Красина до Тишинской площади и далее по назначению. Представьте, приближается час пик и кондуктор объявляет, что трамвай следует по упомянутой вспомогательной линии. Можно предположить, что таким путем трамваи могли ходить и в другое время, но гораздо реже, чем по основной линии, — скажем, раз в час. Более других для этой цели подходит маршрут № 26 — от Тишинской площади трамваю стоит только повернуть направо, на Грузинскую, и он выйдет на основную линию, ведущую до Бутырок. Трамвай № 23 также можно было бы направить тем же путем, но тогда Грузинская оказалась бы перегруженной, хотя интенсивность движения по Герцена была гораздо выше — как-никак связывала она центр Москвы и окраины. Поэтому 23-й трамвай стоило бы пустить до Белорусского вокзала и далее налево с выходом на основную линию. Такие вот возможные варианты.
Но есть еще одно обоснование вспомогательной линии по Малой Бронной, более реальное. На Ходынской улице прежде было расположено Краснопресненское депо, как раз для маршрутов № 23, 28, 30 и нескольких других. Когда заканчивался час пик и количество пассажиров резко уменьшалось, часть трамваев могли отправлять из района Никитских ворот, минуя перегруженную улицу Герцена, прямиком в депо по описанному выше маршруту. Вполне привычная ситуация, когда кондуктор объявляет: «Трамвай следует в депо!»
И все-таки вопиющая неточность либо небрежность, связанная с местом гибели Берлиоза в романе, не дает покоя. Что-то здесь не так. Почему Булгаков, сознательно или нет, представил описание гибели так, что это позволяет усомниться — а вправду ли была отрезана у бедняги голова? Читаем в одной из первых редакций романа:
«Он уже собрался шагнуть, но тут в темнеющем воздухе на него брызнул слабый красный и белый свет. Вспыхнула над самой головой вывеска «Берегись трамвая!». Из-за дома с Садовой на Бронную вылетел трамвай. Огней в нем еще не зажигали, и видно было, что в нем черным-черно от публики. Трамвай, выйдя на прямую, взвыл, качнулся и поддал. Осторожный Берлиоз хоть и стоял безопасно, но, выйдя за вертушку, хотел на полшага еще отступить. Сделал движение... в ту же секунду нелепо взбросил одну ногу вверх, в ту же секунду другая поехала по камням и Берлиоз упал на рельсы».
А что, если Булгаков в последней редакции романа намеренно описал ситуацию, в которой Берлиоз, при всем желании темных сил, ну просто никак не мог погибнуть? Или, что более вероятно, Михаил Афанасьевич подсознательно пожалел Михаила Александровича, которому дал не только свои инициалы, но и вложил в его образ малую частицу своего «я»? Оттого и возникла эта несуразица — мысленно автор вроде бы желает улучшить свой сюжет, сделать его достовернее и выразительнее, но рука самопроизвольно выводит на бумаге совершенно не соответствующие этому слова. И вот трамвай пронесся мимо, а Берлиоза не зарезали. Значит, время еще не пришло, значит, можно еще надеяться на что-то. Увы, так и не сбылось...
А вот то, что было куда более реальным, — меня женить хотели!
Некий очередной защитник чистоты Бронной и Козихи от дребезжащих, трезвонящих трамваев вдруг предложил свести меня со старожилами тех мест:
«Зоя Анатольевна 1933 года рождения, Татьяна Петровна на год моложе. Эй! Если хотите очную ставку, я вам устрою! Пообщались бы, получили удовольствие и заодно восстановили бы истину про трамвай. Но, чувствую, слабо! Все уже решено! Трамвай был, и баста! Верим в это свято! А веру убить нельзя никакими аргументами».
Честно говоря, не предполагал, что аргументом в споре станет сводничество. С другой стороны, когда исчерпаны все мыслимые доводы, когда воображение отказывается подсказать, что можно возразить, тут остается лишь такое средство — отдать оппонента на растерзание милым дамам. Уж им-то он не посмеет отказать!
Однако не будем отвлекаться от трамваев.
Попалось на глаза извещение о проведении открытого конкурса на выполнение работ по изданию книги «История московского трамвая (1899—2009 гг.)». Торги проводил заказчик — Мосгортранс. Однако позвольте! Какая же может быть история без трамвая у Патриаршего пруда? Это ж гарантированно получится что-то вроде «Краткого курса истории ВКП(б)»!
Приходится признать прискорбный факт: у некоторых людей со временем возникла трамваефобия, нечто вроде иррационального неконтролируемого страха перед этим чудом техники. Видимо, кто-то из ближайших родственников, одноклассников или друзей в незапамятные времена едва не оказался под трамваем. Либо и того хуже...
А что, если Булгаков в своем романе описал реальный случай, страшную смерть под колесами трамвая, которую довелось увидеть кому-то из семьи будущего трамваефоба? Причем именно на углу Ермолаевского и Малой Бронной. Ведь это же все объясняет! То есть объясняет и не вполне адекватные воспоминания тех старушек, и даже категорическое неприятие трамвая на Патриарших, выраженное в мнениях самых разных людей.
Пожалуй, для этого даже не нужно, чтобы это был реальный случай. Просто впечатление отрезанной головы, талантливо описанной в романе, было настолько ужасным, кошмарным и мучительным, что подсознание в итоге пришло сознанию на помощь. Вот так и оказалось, что из памяти был напрочь вычеркнут трамвай, тот самый желто-красный трамвай на Малой Бронной.
Конечно грустно — но это факт! Что тут поделаешь?
Еще печальнее то, что прежняя когорта маститых булгаковедов постепенно покидает нас. Вслед за Борисом Мягковым ушел в мир иной и Леонид Паршин, на изыскания которого я еще буду ссылаться в этой книге. В очном споре мы, к сожалению, не встречались, но незадолго до кончины он прислал мне текст выступления на III научно-практическом семинаре «Творчество М.А. Булгакова в мировом культурном контексте», состоявшемся 9 апреля 2009 года на филологическом факультете МГПИ. Текст называется «Баллада о трамвае». Поскольку Леонид Паршин был одним из самых стойких и яростных противников этого трамвая, я привожу здесь наиболее важные фрагменты его выступления с тем, чтобы попытаться понять, насколько мнение булгаковеда убедительно. Итак, «Баллада о трамвае».
«Когда-то давно, на заре булгаковедения, этот трамвай был центром внимания и гвоздем программы. Что делал потрясенный читатель первым долгом? Брал книжку и шел на Патриаршие искать Ермолаевский переулок. Более дотошный читатель лез еще в справочники, а профессионалы и в рукописи. Но все-таки прошло сорок лет! Пора бы и выехать трамваю из кадра. Я уж не говорю о том, что это вообще смешно — был там трамвай или не был, или был, но не там, или там, но не был... Да какая разница? Роман-то, вот он! Биография Булгакова, вот она! Ну, при чем тут старенький дребезжащий вагончик?
В том-то и загадка, что ни при чем. Ни при чем, потому что Берлиоз мог погибнуть, как нам известно, и от рук врагов-интервентов, и от саркомы легкого, и от упавшего на голову кирпича. А от чего именно, да еще с подробностями — как именно, не имеет никакого значения ни для читателя, ни для литературоведа. Трамвай ни при чем, но его не отпускают ни читатели, ни писатели, ни любители, ни киношники, ни «шоумены», ни литературоведы. Трамвай оказался значимым до того, что в музеях сооружают его копии, а по улице в праздники пускают его макеты.
В чем дело, в чем дело, в чем дело?
Начал, пожалуй, Катаев.
«Сумрачный плащ Воланда (плод воображения синеглазого, заряженного двумя магическими Г), возникшего в районе Садовой-Триумфальной между казино, цирком, варьете и Патриаршими прудами, где в лютые морозы, когда птицы падали на лету, мы встречались с синеглазкой возле катка у десятого дерева с краю, и наши губы были припаяны друг к другу морозом. Тогда еще там проходила трамвайная линия, и вагон, ведомый комсомолкой в красном платке на голове — вагоновожатой, — отрезал голову атеисту Берлиозу...»
Это эхом прокатилось по десяткам журналов, потом книг. Я еще тогда, в 1981-м, проверил — трамвая не было. Но эхо Катаева так и перекатывается до сих пор. В публикациях 2000-х годов Лидия Яновская посвятила трамваю даже целую главу, которая так и называется: «Трамвай на Патриарших». И по ее данным, трамвая не было. Подвести черту под трамваем попытался Альфред Барков в своей книге «Роман Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита»: Альтернативное прочтение»... Странно, что при этом Барков не упомянул известное ему свидетельство жены Булгакова, Т.Н. Кисельгоф, несколько лет жившей там и тысячу раз ходившей по Малой Бронной мимо Патриаршего пруда:
«Т.К. Вы знаете, трамвай там не ходил. По Садовой ходил, а у Патриаршего нет. Мы там несколько лет жили. К Крешковым ходили, у них дверь прямо на пруд выходила, к Коморским, тоже мимо Патриаршего. Трамвая там не было. Это я вам ей-богу говорю, что трамвая не было».
В стане сторонников трамвая, поворачивающего по «новопроложенной линии с Ермолаевского на Бронную», достаточно путаницы... Путается и сам автор «Мастера и Маргариты». Так, в 3-й редакции романа он дает иной маршрут трамвая:
«Из-за дома с Садовой на Бронную вылетел трамвай».
Еще как доказательство существования трамвая на Патриарших приводится фотоснимок якобы выкопанных там рельсов. При этом утверждается, что это трамвайные рельсы. Это фотоснимок из собрания Александра Курушина, который написал мне, что неизвестно, когда он был сделан, неизвестно кем, неизвестно где (нет привязки к местности), неизвестно местонахождение негатива... По этим причинам указанный фотоснимок, к сожалению (мне ведь тоже хочется, чтобы трамвай был!), ничего не доказывает.
Остается единственное и последнее доказательство — Б.С. Мягковым приводится биолокация архитектора Резвина, якобы обнаружившего ранее существовавшие вокруг Патриаршего пруда трамвайные пути. По этому поводу Яновская иронизирует:
«Особенно неотразимой оказалась «биолокация». В ее лучах виртуальные предметы прямо-таки сгущались и материализовались в воздухе, как это, впрочем, было с наглым клетчатым на этих самых Патриарших прудах».
Действительно, здесь необходимо учитывать следующее. Биолокация — очень субъективный метод, основанный на индивидуальной установке и чувствительности оператора. Если оператор тренирован и ориентирован на внешние сигналы — успех вероятен. Если же оператор ищет подтверждения своих ожиданий — он их получит независимо от того, соответствуют они реальности или нет. Здесь люди убежденные и увлеченные — худший вариант. Еще хуже, когда действует группа единомышленников. Индуцированное бредовое представление очень хорошо известно современной психиатрии.
Подведем итог. От показаний очевидцев придется отказаться, так как есть весьма авторитетные показания за и не менее авторитетные показания против. От фотоснимка тоже придется отказаться. За остается одна лишь призрачная биолокация. Таким образом, никакими научно достоверными доказательствами существования трамвая мы не располагаем. Против трамвая на Патриарших — десятки карт, планов, фото- и киноматериалов, схем, справочников и официальных справок транспортных архивов. Против трамвая и лживость Левшина в очерке «Садовая, 302-бис», и сбивчивость Катаева, и сомнения Булгакова.
А теперь давайте задумаемся: что это все так прицепились к этому трамваю? С чего это даже такой профессионал, как Яновская, кинулась вдруг проверять трамвай? Ведь полная же бессмыслица! (Любопытно, что она сама говорит, что объяснить этого не может.)
А обнаружилась очень забавная штука. Расспрашивая о трамвае старожилов, Яновская заметила, что все, кто читал «Мастера и Маргариту», говорят: «А как же! Был трамвай. Был». Однако люди, не читавшие роман, категорически утверждали, что трамвая не было...
Что же происходит с людьми? Колдовство? Гипноз? Ну... почти... Где-то рядом...»
Далее для краткости опускаю цитированное Паршиным подробное описание гибели Берлиоза под трамваем. Увы, не в моих привычках смаковать подробности убийств.
«Впечатляет, не правда ли? Но обратите внимание на два обстоятельства. Во-первых, на то, что Булгаков написал сцену гибели Берлиоза под трамваем не просто талантливо, как лучшие свои произведения, а с особой эмоциональной и образной насыщенностью. Даже с некоторым натурализмом. Вспомните также хруст костей и фонтанчики крови из-под ногтей в «Роковых яйцах» или сцену убийства в Киеве. Оказывается, это не только впечатляет, но и заражает. Во-вторых, как сцена убийства в Киеве кочует по разным произведениям Булгакова, так и сцена гибели под трамваем не отпускает автора».
Далее Леонид Паршин снова приводит пространные цитаты из разных редакций «закатного» романа, в которых упоминается сцена гибели Берлиоза под трамваем. Читаем далее:
«Не любил трамваи и сам Булгаков. Из письма Попову:
«Собака должна сидеть на полу у стула, а трамваи слышаться не должны. Сейчас шестой час утра, и вот, они уже воют, из парка расходятся. Содрогается мое проклятое жилье».
Мы видим, что ситуация гибели под трамваем многократно повторяется на протяжении всего текста романа. Немудрено, что исподволь трамвай накрепко застревает в мозгах и читателей и исследователей. Чем-то это похоже на современную технику нейро-лингвистического программирования, чем-то на старый суггестивный метод, и если бы Булгаков хотя бы сносно знал психиатрию, я б заподозрил его в злоупотреблении профессиональными знаниями. Но психиатрии Булгаков не знал, поэтому ясно, что на страницы вылилось его собственное психическое состояние навязчивости. Мастер смертельно боится трамваев и с готовностью признает, что психически болен. Был болен и Булгаков — смертельно боялся выходить на улицу, и тоже признавал это. В психиатрии это называется неврозом. Булгаков писал:
«Впервые ко мне один человек пришел, осмотрелся и сказал, что у меня в квартире живет хороший домовой. Надо полагать, что ему понравились книжки, кошка, горячая картошка. Он ненаблюдателен. В моей яме живет скверная компания: бронхит, рейматизм и черненькая дамочка — Нейростения. Их выселить нельзя. Дудки! От них нужно уехать самому».
Нет, психиатрии Булгаков не знал. Уехать от них нельзя, как нельзя уехать от самого себя. В конце 30-х обострился его нефросклероз, сформировалось невротическое расстройство, прояснилась безнадежность его положения пленника, Булгакова терзал страшный просчет 1930 года в поединке со Сталиным. Все это — на фоне сковавшего тоталитарную страну страха. Однако невротизация с ее навязчивостями спасала, как спасала и сублимация — механизм психологической защиты, включающий и художественное творчество.
Булгаковский роман и, в частности, булгаковский трамвай стали, таким образом, плодом как писательского таланта, так и результатом сложившейся личностной ситуации автора. Образ трамвая — образ страшной, неотвратимо надвигающейся смертоносной машины, образ гибели, образ безнадежности. Отсюда его загадочная притягательность, его эмоциональная сила. Символ трамвайного колеса — символ колеса смерти...»
Итак, вы прочитали отрывки из «Баллады о трамвае». А теперь для разнообразия попробуем встать на позицию этакого Фомы неверующего, напрочь отвергающего возможность существования трамвая у Патриаршего пруда. Одного неверия нам маловато, надо бы подкрепить это кое-какими фактами. Может быть, в эссе Леонида Паршина что-нибудь подходящее отыщем?
Читаем:
«Я еще тогда, в 1981-м, проверил — трамвая не было».
Увы, для нас это не аргумент.
Далее следует ссылка на работы Лидии Яновской, аналитическую и фактическую ценность которых мы уже выше обсуждали:
«И по ее данным, трамвая не было».
Еще одно «весьма авторитетное свидетельство старожилки Патриарших Кончаловской» — вы угадали, тут все то же «не было».
И опять: Т.Н. Кисельгоф:
«Трамвая там не было. Это я вам ей-богу говорю, что трамвая не было».
Однако следует учесть, что булгаковские жены, что называется, путаются в показаниях, рассказывая одно, записывая в дневники другое и излагая в воспоминаниях третье. Так что подобным их признаниям грош цена. Во всяком случае, тем, что касаются трамвая.
И вот что обращает на себя внимание. Во всех этих часто повторяющихся «не было» есть какая-то ущербность. Ну словно бы икота на некоторых очевидцев вдруг напала! Человек, склонный к точным формулировкам, написал бы — «не видел», «не помню», «не слыхал». Мнение — это не документ. Особенно когда есть десятки противоречивых на сей счет суждений.
Читаем далее:
«Путается и сам автор «Мастера и Маргариты». Так в 3-й редакции романа он дает иной маршрут трамвая: «Из-за дома с Садовой на Бронную вылетел трамвай».
И опять, увы! Если допустить, что правы те, кто видел трамвай на Малой Бронной в 40-х годах, то один из маршрутов пролегал именно с улицы Красина через Садовую по Малой Бронной. Что вовсе не исключает и маршрут с Ермолаевского переулка. Я бы сказал, что Булгакову виднее, чем тем, кто через 70 лет подвергает сомнению достоверность его описания Патриарших. При этом совершенно непонятно, зачем же ему врать. Ну перенес бы место действия к Чистопрудному бульвару, а место казни Иешуа на Лобное место возле Спасской башни. В принципе, что бы изменилось? Уверен, что и Понтий Пилат не стал бы возражать. Так и быть, даже я со своими аргументами в пользу притягательности этого места отступился бы. Чего не сделаешь ради Михаила Афанасьевича!
Но вот читаем далее, казалось бы, убийственный для нашего трамвая аргумент:
«Против трамвая на Патриарших — десятки карт, планов, фото- и киноматериалов, схем, справочников и официальных справок транспортных архивов».
Про достоверность справок, карт и планов я уже писал. А вот фото- и киноматериалы 30—40-х годов — это было бы уже серьезно. Представьте, что перед глазами непредубежденного читателя предстанет булыжная мостовая Малой Бронной без каких-либо трамвайных следов — ни рельсов, ни турникетов, и вообще никакого транспорта. И правильно, пускай себе жители тащатся не торопясь к Никитским воротам и там садятся на трамвай — ведь прежде там восемь маршрутов проходило, зашибись! И как только улица Герцена в часы пик с таким «многотрамвайнием» справлялась?
Все бы хорошо, но дело в том, что таких фото- и кинодокументов нет. Иначе бы их давно представили общественности, и вопрос с трамваем был бы окончательно закрыт. Даже, честно говоря, подозрение возникает: а не прячет ли такие снимки какой-нибудь потомок фотографа, работавшего в те годы на Патриарших, всего лишь потому, что верит (а может быть, не верит) в этот самый трамвай?
«Против трамвая и лживость Левшина в очерке «Садовая, 302-бис», и сбивчивость Катаева, и сомнения Булгакова».
Ну, я бы сказал, что это утверждение очень и очень притянуто, мягко говоря. Не хватало еще привести в качестве доказательства «против» мнение Юрия Трифонова, который как-то по забывчивости сказал, что Берлиоз погиб у памятника Тимирязеву.
И снова о Яновской. Я-то было подумал, что с ней уже все ясно, ан нет. Итак:
«Яновская заметила, что все, кто читал «Мастера и Маргариту», говорят: «А как же! Был трамвай. Был». Однако люди, не читавшие роман, категорически утверждали, что трамвая не было».
Как говорится, типичнейшее дежавю. Выше я уже писал, что следовало бы сперва поинтересоваться штампом о прописке в паспортах старушек-очевидцев у Патриаршего пруда. И вот теперь опять нечто подобное. Ну с какого бодуна я должен верить кому-то, что будто бы «читал» он или «не читал»? Честно говоря, постеснялся бы упоминать такие «свидетельства» в своих работах.
А вот теперь начинается самое интересное, поскольку автор рецензируемого эссе был профессиональным психиатром и психологом. Читаем сформулированный им диагноз:
«Мастер смертельно боится трамваев и с готовностью признает, что психически болен. Был болен и Булгаков — смертельно боялся выходить на улицу, и тоже признавал это. В психиатрии это называется неврозом. Булгакова терзал страшный просчет 1930 года в поединке со Сталиным. Все это — на фоне сковавшего тоталитарную страну страха».
Ну, во-первых, Мастер действительно болен, а поэтому боится всего! В том числе и трамвая, коль скоро речь зашла о нем:
«Вся штука заключалась в том, что страх владел каждой клеточкой моего тела. И так же точно, как собаки, я боялся и трамвая».
Во-вторых, на мой взгляд, никакого просчета, никакого поединка со Сталиным, а также сковавшего страну страха не было — более подробно об этом написано в первой главе. Вряд ли Мандельштам написал бы свое знаменитое «мы живем под собою не чуя страны», если бы был скован (!) страхом. Страшно было уже потом, в застенке.
У Булгакова несомненно был невроз, но в основе невроза было паническое состояние, которое возникло из-за того, что карьера, так удачно начавшаяся постановкой «Дней Турбиных», вдруг стала рушиться. Были по меньшей мере пять писем в правительство и Сталину в надежде выпросить для себя кое-какие преференции. Только одно из них сработало, а остальные написаны впустую. Само собой, ослабленный морфинизмом, перенесенным тифом и наследственностью организм этого вынести не смог.
А вот с тем, что образ трамвая — это образ гибели и безнадежности, с этим я согласен. Об этом и выше упоминал, приводя слова из письма Булгакова в правительство о том, как, где и почему его «зарезали».
Итак, если допустить, что я «не верю в трамвай», нашел ли я подтверждения своим догадкам? Увы, их нет. Как нет опровержения мнений очевидцев. Ну нет так нет. Подождем еще... не переставая верить.
А в самом деле, только представьте себе, что трамвай на Патриарших Михаил Афанасьевич придумал. Первая мысль, возникающая вслед за тем, — а может быть, он и в остальном соврал? Ну, все эти Берлиозы, Коровьевы, Воланды, отрезанные и говорящие головы — это понятно. Без них никак нельзя, потому что без фантазии автора, без выдуманных персонажей не было бы и художественного произведения. Но окружающий их пейзаж, эпоха, нравы, одежда, дамские прически, даже лакомства в Торгсине — все это должно быть подлинным! Иначе просто нельзя. Иначе читателю будет представлена сказочная белиберда в стиле Гарри Поттера. Неужто вам бы этого хотелось? Однако если подлинной обстановки нет, тогда и остальному грош цена. Ну что такое Воланд, если не воспринимать его как образ, за которым видится фигура Сталина? Кому интересны россказни о проделках Сатаны? Даже Мастер, если воспринимать его только как неудачливого литератора, мало кому будет интересен.
Большая Садовая, 1950—1951 гг.
А вслед за тем возникнут сомнения и в подлинности истории Иешуа. То есть сомнения так или иначе остаются, однако это ли было целью автора? Трамвай придумал, еще бог знает что насочинял. Сказка, да и только! И ни малейшего ощущения чего-то значимого, подлинного...
Могу однозначно утверждать, что никакой писатель не стал бы рисковать цельностью своего творения, заведомо снижать уровень его воздействия на читателя, без должного обоснования вводя в описание хорошо известных мест явно не соответствующие реальности предметы. Вы спросите — почему? Да потому, что тогда теряется вера и в то, что описано в ершалаимских главах. А этого Булгаков допустить никак не мог.
Недавно школьный приятель сообщил, что Ермолаевский переулок в старину звали Коровьим. Видимо, название пошло от Патриаршей коровьей слободы — так когда-то Козиху называли. И вот пришлось голову ломать недели две — как «бывшего регента» Коровьева связать с этим переулком? То ли по названию переулка Коровьев наречен. То ли, обозвав «мрачного рыцаря» Коровьевым, автор вознамерился подвести под это дело некое топографическое обоснование, в духе незабвенных искателей трамвайных рельсов близ Козихи. И вот обнаружились на карте Москвы еще несколько Коровьих переулков. Но только по одним трамваи не ходили, на других нет скамейки у пруда. В итоге так все и сошлось на Патриарших. Мне лично эта концепция не по душе, но, может, вам понравится? А в самом деле, если по Ермолаевскому некогда коров вместе с быками на водопой гоняли, так и напрашивается по этому же пути направить и трамвай. И вот трамвай, как разъяренный бык, пронзает Берлиоза своими бамперами-рогами. Перефразируя Леонида Паршина — Рога Судьбы!
Нет, все-таки не ко времени я со своими коровами и быками...
Пришла пора подвести некоторые итоги.
Итак, трамваем зарезали М.А. Берлиоза, не верившего в существование Христа. В письме правительству М.А. Булгаков, не веривший в идеалы ленинизма, жаловался на то, что его «зарезали». Так что совпадение инициалов и событий, выдуманных и реальных, тут явно не случайно.
Далее, для того, чтобы зарезать, самое подходящее средство — это безусловно трамвай. Бандитский нож здесь явно не годится, поскольку требуется отрезать именно голову со всеми находящимися в ней мыслями. Тут требуется что-то повнушительнее, однако такое же острое, как нож.
С трамваем полная ясность, но почему местом казни выбраны именно Патриаршие? Чем автору не понравились, скажем, Чистые пруды? Никитские ворота тоже подошли бы. Многозначительные намеки на сочетание прежних названий этой местности, Козье болото и Патриаршая слобода, здесь неуместны, поскольку с текстом романа это совершенно не стыкуется. Да и название «Патриаршие пруды» ко времени написания романа никак не связывалось ни с церковью, ни с патриархом. В предыдущей главе я попытался разъяснить — место казни было предопределено, и как бы Булгаков ни хотел что-то изменить, это было не в его силах.
Не вполне понятен и выбор маршрута злополучного трамвая. Казалось бы, тут либо ошибка автора, либо он подсознательно намеревался обмануть судьбу, сделав невозможной казнь. Однако боюсь, что дело здесь в другом — окончательный текст романа готовили женщины, Елена Сергеевна и Мариэтта Чудакова. Предполагаю, что им разобраться в тонкостях топографии и в технических моментах не удалось, и потому в роман был включен тот вариант описания событий, который несколько противоречит логике. Возможно, сам Булгаков после редактирования текста этого не допустил бы, вернувшись к прежнему варианту. Или же эту сцену заново переписал — в том случае, если неточность, связанная с местом гибели Берлиоза, не сделана намеренно.
Большая Садовая, 1936—1937 гг.
А вот в том, что касается реальности трамвая на Патриарших, мнение мое неизменно — трамвай там ходил, хотя, возможно, это была не основная, а всего только резервная линия. Булгаков не мог выдумать столь заметную деталь, иначе, повторяю, веры в то, что написано в романе, у читателя не возникало бы. Речь прежде всего идет о предполагаемых читателях того времени, 30-х и 40-х годов. Да и среди гостей Булгакова было немало жителей тех мест. Если верить записям Елены Сергеевны, первые три главы романа Булгаков читал гостям неоднократно, но ни у кого ни разу не возникло сомнений в достоверности описания Патриарших. Вы можете возразить: мол, кто будет думать о каком-то там трамвае, когда только что услышал нечто потрясающее? Речь о второй главе, об истории Иешуа и Понтия Пилата. Да, несомненно, это завораживает, в это веришь. Но можно ли поверить в истинность того, что случилось в Древней Иудее, если вот прямо тут же вам подсовывают несуществующий трамвай?
Если бы трамвай не ходил по Малой Бронной, несомненно, его появление в романе вызвало бы недоумение у слушателей (такое же, как у бдительного цензора, о котором упоминалось выше) и ответную реакцию Булгакова. Не мог же автор рассчитывать на то, что роман напечатают лишь в 60-х, когда и про трамвай у Патриаршего пруда, и про Сталина—Воланда начнут понемногу забывать, да и вообще, память у некоторых его современников начнет давать существенные сбои? В любом случае, если бы место казни Берлиоза было на Тверском бульваре, роман сам по себе от этого нисколько бы не пострадал.
Вот вам седьмое доказательство — никто из слушавших роман Булгакову не возразил, присутствие трамвая на Малой Бронной никого не удивило.
Иной раз будто кажется, что такие важные детали романа, как трамвай на Малой Бронной, никак не должны противоречить реальности 30-х годов. А потом подумаешь: нет, ну какой же это аргумент? Вот ведь и «Дома Грибоедова» на самом деле не было. Были «Дом Герцена» (нынешний Литинститут), Дом архитектора и Домжур, из которых Булгаков и соорудил место для обжорства литераторов. Да и Драмлит властной рукой автора был перемещен из Лаврушинского в арбатские переулки. Что уж говорить про какой-то там трамвай? И все же нет — слишком уж на том трамвае многое завязано. Стоит признать, что это выдумка, и все покатится кувырком — и Берлиоза не зарезали, а если не зарезали, так, значит, не было никогда Иисуса. Иначе зачем же нужно было бедняге Берлиозу голову-то отрезать?
Однако думается, что автор слегка переборщил. «Зарезанная» карьера никак не соизмерима с отрезанной напрочь головой. А уж в те годы таких голов было немало.
Это исследование было бы неполным, не процитируй я «Твербуль, или Логово вымысла» Сергея Есина:
«Один из бывших ректоров — какой из трех упомянутых, догадайтесь сами — рассказывал на семинаре, что в детстве, уже после войны, катался, как на карусели, на том самом легендарном турникете, возле которого Аннушка жахнула бутылку с подсолнечным маслом. Каково! Но что же тогда получается? Есть непосредственный очевидец жизненной правды, превратившейся в литературную деталь. Нам дано воочию увидеть, как некий факт жизни, ее простенькая реалия превратилась, буквально на наших глазах, в миф. Сегодня этой реальности уже нет, давно разобрали турникет, а миф, пережив время, все укрупняется. А ходил ли тогда там трамвай, — спросил у бывшего ректора семинарский Фома-неверующий. И удивительно, что со всеми подробностями, будто это было вчера, ректор описал и мощенное светлым булыжником скругление на повороте рельсов и даже уверял, что помнил загорающееся на выходе с бульвара объявление, описанное Булгаковым».
Рад, что мы с писателем Есиным в этом аспекте совпадаем. Впрочем, сколько подобных свидетельств ни приводи, не верящих в наш трамвай не станет меньше.
А вот интересно, были астронавты на Луне или же нет? Вроде бы и документы есть, и фотографий с киноматериалами навалом, и кое-кто из свидетелей пока что жив. Однако сомнения все же остаются, и даже находятся люди, которые утверждают, что все это подтасовка и вранье. Ну, если уж с полетом на Луну не удается разобраться, то как же вас в существовании трамвая убедить?
И все-таки еще раз попробуем найти доказательства того, что трамвай по Малой Бронной сроду не ходил. Если верить очевидцам, один из послевоенных маршрутов пролегал от улицы Красина через Малую Бронную и Спиридоновку до Никитских ворот. Итак, в поисках драгоценных снимков переворошил весь Интернет, перелистал книги о Москве и вот что обнаружил.
Большая Садовая, 1935 г.
На первом снимке — угол Малой Бронной и Большой Садовой, вид в сторону Триумфальной площади, первые послевоенные годы, если судить по транспорту. Казалось бы, все просто — на пересечении Садового кольца от Малой Бронной до улицы Красина нет трамвайных путей. Однако, вглядевшись повнимательнее, замечаем, что вдали маячит наполовину построенное здание гостиницы «Пекин», что указывает примерно на 1950—1952 годы, когда трамваев на Малой Бронной уже точно не было.
Следующий снимок неизвестного мне автора можно датировать 1936—1937 годами — церковь Святого Ермолая снесли, остался только пустырь за дощатым забором. И уже ходят по Садовому кольцу троллейбусы. Но вот ведь какая незадача — объектив фотографа смотрит в сторону Триумфальной площади, нет бы его чуть правее повернуть, тогда бы мы даже часть Малой Бронной углядели. Не везет!
На двух других снимках, 1935-го и 1938 годов, — вид от Триумфальной площади в сторону Большой Садовой.
Большая Садовая, 1938 г.
Однако сколько ни напрягаю зрение, так и не могу определить, есть ли на пересечении Садовой и Бронной трамвайные пути. Может быть, вам удастся?
Попробуем подобраться к решению проблемы с другого конца, полагая, что маршрут трамвая, шедшего от Малой Бронной через Спиридоновку, должен был огибать церковь Вознесения и далее следовать по Большой Никитской. Смотрим на фотографию — ничего похожего тут нет. Но вот досада — снимок-то датирован всего лишь 1910 годом!
И даже на снимке участка Бульварного кольца от Малой Бронной до Большой Никитской, где-то в 1920-х годах, — там тоже ничего толкового не видно.
Малая Никитская, 1910 г.
А вот на Кудринской площади, где Большая Никитская упирается в Садовую, все как на ладони. Полный ажур! Ведь кому-то же очень понадобилось предъявить нам во всех деталях именно это место, причем и в 1928-м, и в 1932 годах.
Но позвольте спросить, зачем? В том, что трамвай с Малой Бронной улицы, если он там был, далее должен идти по Большой Никитской, никто и не сомневается — куда ж ему деваться?
Словом, никаких фотодокументов так и не нашел — ни «за трамвай», ни «против». По-прежнему остаюсь при своем мнении — здесь не обошлось без нечистой силы!
У Никитских ворот, 1920-е гг.
Но вот удалось отыскать еще один фотоснимок участка Садового кольца между Малой Бронной и улицей Красина.
Судя по тому, что надстраивается дом Чижиковой на Садовой-Кудринской, это Москва 1940 года. В нижней части снимка две светлых полосы, напоминающие однопутные трамвайные рельсы от Малой Бронной в сторону улицы Красина (поверьте, они есть, хотя на малоформатном снимке вы их вряд ли разглядите). Но вот сопряжение контактных сетей троллейбуса и трамвая на снимке никак не обнаруживается. Снимок можно интерпретировать следующим образом. Либо это не 1940-й, а 1950 год. Либо в 1940-м линия с Бронной на Красина еще не была построена. Либо ее не существовало никогда.
И все же двойной провод, проходящий поперек фотоснимка чуть поверх троллейбусной контактной сети, наводит на размышления. Сопряжение контактных сетей трамвая и троллейбуса, которое можно видеть сегодня, к примеру, на пересечении Покровки и бульваров, довольно сложное. Но может быть, в 30-х годах прошлого века все было проще и гораздо примитивнее? Возможно, трамвай проскакивал место пересечения по инерции, немного опустив пантограф. Иначе трудно объяснить назначение этого двойного провода.
Кудринская площадь, 1928 г.
Увы! Конечно, есть большой соблазн признать светлые линии на асфальте и пару проводов наглядными свидетельствами существования трамвайной линии между Малой Бронной и улицей Красина. Однако более вероятно, что и рельсы, и провода контактной сети вновь оказались за пределами снимка и на этот раз справа от фотографа. Это было бы вполне логично, поскольку в начале Большой Садовой уже в то время стояли два высоких дома по обе стороны улицы, а именно к ним удобно крепить тросы вертикальной подвески проводов контактной сети трамвая и устройства сопряжения ее с троллейбусной контактной сетью.
Что ж, праздник придется отложить. В который раз находится подтверждение лишь тому, что этот трамвай, одно из главных «действующих лиц» романа, преследует злой рок! Кому-то очень не хочется, чтобы была раскрыта эта тайна. Поэтому и не удается найти убедительных аргументов ни за, ни против реальности событий, происходивших у Патриаршего пруда.
А все-таки как неприятно разочаровываться в людях! Выше я уже писал про «Балладу о трамвае» Леонида Паиршина. Недавно обнаружил более раннюю его публикацию и вот читаю:
«Трамвай был», — пишет и В. Левшин. «Трамвай был», — пишут Б. Мягков и А. Шамаро. Все это, к сожалению, без какой-либо аргументации. Ермолаевский переулок — старое название улицы Жолтовского. Много дней провел я в Ленинке, изучая транспортные схемы и маршрутные справочники тех лет. Трамвая не было. В фототеке Музея архитектуры Москвы удалось найти довоенные снимки Патриаршего пруда и Малой Бронной. Трамвая не было».
Вот, думаю, человек! Даже человечище! Не поленился архивы Музея архитектуры перелопатить. И все только ради того, чтобы доказать: Булгаков врет, трамвая на Патриарших никогда не было. А что, думаю, не покопаться ли и мне там? Найду документальное подтверждение, что трамвая и даже рельсов у Патриарших не существовало, и на этом закончу уже изрядно затянувшуюся историю с поиском трамвая.
Все оказалось не так просто, как представлялось поначалу. Пришлось организовать запрос от заинтересованной организации, добиться разрешения директора музея, предварительно дав подписку «о неразглашении» — не помню точно, но что-то в этом роде я вынужден был подписать. И вот получаю доступ в святая святых московской музейной архитектуры.
Надо признать, что старых фотографий там обнаружилось немало. Но вот какая закавыка — всего одна, притом давно известная фотография Патриаршего пруда. И ни малейшего намека на фотографии Малой Бронной 1930—1940-х годов.
Кудринская площадь, 1932 г.
Неужто злоумышленники постарались? Спрашиваю:
— А нет ли у вас мышей?
— Что вы, что вы! — отвечают.
— Но как же так? Вот ведь товарищ утверждает, будто нашел здесь документы, из которых следует, что трамвая на Патриарших и на Малой Бронной сроду не было.
Далее всю историю поисков трамвая кратко пересказываю.
Садовая-Кудринская, 1940 г.
Тут к нам присоединяются заинтересовавшиеся разговором другие сотрудники фототеки Музея архитектуры.
— Нет, — все в один голос говорят, — ничего такого у нас не было. То есть фотографий или документов на этот счет у нас нет. А ходил или нет трамвай по Малой Бронной, мы этого не знаем.
Единственным результатом моего визита в музей стала еще одна версия появления трамвая у Патриаршего пруда, записанная со слов одного из старейших сотрудников музея. Но о ней, пожалуй, рассказывать не стоит, поскольку доказательств-то все равно нет.
Выше были отмечены неточности в сообщениях Бориса Мягкова (не будем плохо говорить о покойнике), а также выражено сомнение в аналитических способностях Лидии Яновской (спешу успокоить — только в том, что касается трамвая). Увы, теперь вот пришлось разочароваться в Леониде Паршине. Впрочем, относительно его есть оговорка — возможно, категорически утверждая «трамвая не было», булгаковед вовсе не имел в виду тот самый трамвай. Следует допустить, что речь шла всего лишь о том, будто трамвая не было в музее, против чего я никогда не стал бы возражать. Но вот читаю снова в «Балладе о трамвае»:
«Против трамвая на Патриарших — десятки карт, планов, фото- и киноматериалов, схем, справочников и официальных справок транспортных архивов. Против трамвая и лживость Левшина в очерке «Садовая, 302-бис», и сбивчивость Катаева, и сомнения Булгакова».
Про сбивчивость и сомнения — особенно хорошо!
Итак, Паршин все-таки смеет (смел) утверждать... По-прежнему остаюсь при мнении, что шайка Воланда успела замести за собой все следы, прихватив на всякий случай фотографии трамвайных рельсов, да и самого трамвая. Более того — среди нас все еще бродят и Фагот, и Бегемот... Но это тоже из разряда «веришь или же не веришь».
Увы, проблемы с логикой возникают не только у нынешних политиков — булгаковеды им в этом ничуть не уступают. Что тут поделаешь? Вот и к аргументам за и против трамвая на Патриарших приходится возвращаться уже в который раз. Причина в том, что противники этого самого трамвая ссылаются то на «бабулек», с которыми случайно повстречались у пруда, то тычат в нос нотариально заверенными копиями бесед с булгаковскими женами. Понятное дело, прелестные дамы тут совершенно ни при чем, в этом нетрудно убедиться.
Опять перечитываю отрывок из «Баллады о трамвае» Леонида Паршина:
«Никакой ясности эссе Баркова не добавило. Сначала он склоняется к тому, что трамвая не было, приводя весьма авторитетное свидетельство старожилки Патриарших Кончаловской. Странно, что при этом Барков не упомянул известное ему свидетельство жены Булгакова, Т.Н. Кисельгоф, несколько лет жившей там и тысячу раз ходившей по Малой Бронной мимо Патриаршего пруда:
Т.К. Вы знаете, трамвай там не ходил. По Садовой ходил, а у Патриаршего нет. Мы там несколько лет жили. К Крешковым ходили, у них дверь прямо на пруд выходила, к Коморским, тоже мимо Патриаршего. Трамвая там не было. Это я вам ей-богу говорю, что трамвая не было».
Читаю, перечитываю и не перестаю при этом удивляться. И вправду странно! Лаппа с Булгаковым квартировали в доме Пигита в 1922—1924 годах, и именно к этим годам относятся их визиты к гражданам Коморским с Крешковыми. О том, что Лаппа посещала этих приятелей Булгакова после того, как рассталась с ним в конце 1924 года, речь никогда не шла. Так как же мог солидный булгаковед упорно утверждать, что из рассказов Лаппа следует, будто трамвая на Патриарших не было? Ведь то, что трамвая не было в 1924, 1925, 1926, 1927 и даже в 1928 годах, никто и не оспаривает! А что касается 1929-го и более поздних лет — при чем здесь Лаппа?
Из той же серии и ссылка на свидетельство Натальи Кончаловской, обитавшей в доме Пигита на Большой Садовой с 1912 года. Жила бы она на Малой Бронной у Патриаршего пруда, совсем другая цена была бы этим откровениям.
Снова приходится признать, что в попытке опровергнуть оппонентов иные булгаковеды готовы идти даже на подлог. Хотя в данном случае речь может идти только о попытке ввести доверчивых читателей в некоторое заблуждение. А вывод ясен — будьте бдительны, читатели!
Итак, Берлиоза нет, трамвай вышел в тираж, но дело Мастера по-прежнему живет и побеждает!
| Предыдущая страница | К оглавлению | Следующая страница |