Обожженный адом

Бывает, когда человек своим покаянием сам нисходит в адский огонь. Преподобный Силуан свидетельствовал, что вокруг него «адское пламя гудело», где бы он ни был. И началось это после молитвы о нем, о готовившемся в монахи солдате, святого праведного Иоанна Кронштадтского.

«Держи ум свой во аде и не отчаивайся», — так сказал старцу Силуану явившийся ему Спаситель, и его пребывание в попаляющем вечном огне пременилось на осияние от этого же огня.

Ученик преподобного Силуана, старец Софроний пишет: «По воскресении Своем Христос является исключительно тем, кто был способен воспринять Его уже в обоженной и просветленной плоти, пребывая невидимым для прочих людей. Так Свет Нетварный, «вся наполняяй», пребывает незримым для тех, кто не взыскал познать Бога всем существом своим. И опять, любопытная аналогия со светом физическим: он тоже невидим, если не находит воспринимающего и отражающего его предмета. При свете земного солнца природа становится великолепною для глаза. Свет же Божий, осиявший человека, делает его чудным образом преображенным: лица, самые банальные, как бы изуродованные грехом, в покаянной молитве озаряются Светом и видятся молодыми и даже прекрасными». [76].

Святитель Григорий Палама утверждает: «Тот, кто причастен Божественной энергии... сам как бы становится светом — он соединен со Светом и вместе со Светом видит совершенно сознательно все то, что остается сокрытым для лишенных этого благодатного опыта...»

Именно так было века спустя в далекой русской глубинке. Н.А. Мотовилов свидетельствует о своем разговоре с преподобным Серафимом. «Тогда он взял меня весьма крепко за плечи и сказал мне: «Мы оба теперь, батюшка, в Духе Божием с тобой: что же Вы глаза опустили, что не смотрите на меня?» Я отвечал: «Не могу смотреть, потому что из глаз Ваших молнии сыпятся. Лицо Ваше светлее солнца сделалось, и у меня глаза ломит от боли». Он отвечал: «Не устрашайтесь, Ваше Боголюбие, и Вы теперь также светлы стали, Вы ведь и сами точно в таком же именно свете находитесь благодатном, а то и видеть Вам того на мне нельзя было»... Подобные свидетельства читаем мы и о современных старцах Святой Горы Афон¹.

Человек способен обожиться. А может стать обожженным. Все зависит от того, как приближается к аду — спускается в его бездны своим покаянием или идет на занимательную экскурсию под ручку с Мефистофелем.

«Иногда София является в образе женщины, упавшей на самое дно жизни, это — блудница, которая сбросив с себя одежды, пляшет перед толпой на площади. Нетрудно увидеть в этом намек на розенкрейцеровский девиз: «Чтобы познать добро, нужно до конца познать грех». Это — диавольская диалектика ордена, к которому принадлежал Блок. Но поэту мало превратить Софию — человеческую душу — в уличную проститутку, он, как розенкрейцер, хочет выпить чашу греха до конца. И он доходит до глубочайшего, уже метафизического, дна: глумится над Божией Матерью в цикле стихов «Арфы и скрипки», глумится так, как это делал другой известный розенкрейцер, антропософ Рудольф Штайнер. В этом цикле Блока миннензингер «Прекрасной Дамы» превращается в Мефистофеля — демона». [68—2, с. 72, 73].

Что случилось с потемневшим лицом поклонника соловьевской Софии — Александра Блока?! Это ведь о ней он писал:

«Кто ты, зельями ночными
Опоившая меня?
Кто ты, Женственное Имя
В нимбе красного огня?»

Действительно, кто ты? Для «посвященных» — это вопрос риторический. Блок и другие масоны знали, какой это там красный огонек горит в алтаре ложи. Свет Шехины!

«Любопытно, что в трудах И.В. Лопухина, сподвижника Н.И. Новикова, «масон» определяется то как любовник Софии, то как ищущий Софии... Говорится, что масон находится в девственном браке с Софией и что в масоне сама София возжигает светильник, «путь к ней освещающий»... В то же время София называется Небесной девой, которая рождает чад Премудрости, то есть тех же масонов».

Не от этого ли «облучения» Шехины столь странно потемнело лицо поэта?! Инфернальный загар так удивлял окружавших его людей! Но демонический «Серебряный век» гнул свою интеллигентскую линию. Евгений Иванов размышлял так: «Представьте себе, если бы мы по-человечески всем сочувствовали, [...] впитывали бы в себя все скорби мира, как губка впитывает воду в себя, — представьте, как бы исказилось [...] наше лицо [...] и не стало ли бы оно лицом Демона. [...] Лицом Богочеловека, прошедшего ад, не сродни ли было лицу обожженного адом Демона?»

Булгаков удивительным образом видел подобные вещи. На балу у Сатаны Маргарита замечает, что «кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар». Но Михаила Афанасьевича это почему-то не пугало.

Примечания

1. Архимандрит Херувим. Современные старцы Горы Афон. М., 2000.