Жрец — от слова «гореть»

Между прочим, София — проходное слово в высшем, 33-ем, градусе Шотландского масонства¹. Это так, к сведению.

В двадцатые годы прошлого века в русской эмиграции было создано «Братство святой Софии». В него вошли С. Булгаков, Бердяев, Карташов. Франк и другие известные люди. «Братство плотной стеной окружило митрополита Евлогия, утвердившего их устав, и энергично повело свою работу, стараясь захватить исключительно господствующее влияние в зарубежной церкви, надеясь впоследствии подчинить ему и церковь в России». [24]. Эта деятельность полностью соответствовала представлениям Соловьева о том, что отдаление гибели мира достигается не молитвами праведников, а совокупными усилиями организованного общественного союза.

Все эти великомудрые деятели стремились к «свету Софии». Очистил ли их этот огонь? Просветил ли свет? Или «пламя онгона» лишь вскипятило гордыню, помогло состряпать в клубах папиросного дыма варево философской «белибердяевщины»? Или сияние Зогара ослепило этих несчастных, стремившихся стать поводырями? Бедные жрецы Софии! Жрец — от слова «гореть».

Живя в эмиграции, «софианцы», конечно, знали, что «пламенные революционеры» оказались не очень похожими на горьковского Данко с его горящим сердцем. Они явились пышущими злобой исчадиями ада. Но догадывались ли философы, что огонь Софии-Шехины жжет? Что огонек в масонском алтаре и явился искрой, из которой разгорелось пламя? Слышали ли они весьма символичные слова из гимна еврейского Бунда?

«Довольно мы врагов своих любили,
Мы ненавидеть их хотим!!
...Костер готов! Довольно дров найдется,
Чтоб на весь мир разжечь святой пожар!!»

А ведь лучшей растопкой — это еще до революции Мережковский признавал — была творческая интеллигенция: «Если теперь Россия — сухой лес, готовый к пожару, то русские декаденты — самые сухие и самые верхние ветки этого леса: когда ударит молния, оне вспыхнут первые, а от них весь лес».

Адский отсвет Люцифера они не отличали от Фаворского, освещающего главный путь христианина — к обожению. Поразительное непонимание демонстрирует Вл. Соловьев: «Монахи святой горы Афона — эти истинные представители восточной Церкви в ее особенности — вот уже долгие века тратят все свои силы на молитву и созерцание несотворенного света Фаворского... Но можно ли допустить, чтобы это душевное занятие составляло все в христианской жизни?»

«Я Свет миру; кто последует за мною, тот не будет ходить во тьме, но будет иметь свет жизни» (Ин. 8, 12). Следуя Соловьеву, получается так: можно ли допустить, чтобы стремление к Богу составляло все в христианстве? Прокатоличенному каббалисту, ему, очевидно, неприятны были воспоминания о победе в Византии святителя Григория Паламы и афонских исихастов над латинствующими философами в споре о Нетварном Свете.

«Варлаам Калабрийский со своими последователями Анкиндином и Никифором Григорой, твердо держась платонической мысли о том, что способность воображения... является единственно возможной связью между Божеством и человеком, а соединение с Богом может быть только умственным или символическим, полагали, что Свет на Фаворе был чувственным или же воображаемым. Такое представление о природе этого Света замыкает человека в его собственном бытии и ограничивает познавательные возможности миром чувственных вещей, оставляя для познания Бога только образы, постигаемые движением ума. Тело и органы чувств человека остаются при этом безучастными и, соответственно, обожения) не подлежат». [64].

Антипаламисты высказывали не просто мнение ученых. В их построениях сконцентрировалась суть западных представлений о святости. Если встретиться со Всевышним можно только в воображении, то это качество и нужно развивать. Отсюда — католическая восторженная мечтательность. Неудивительными становятся воображаемые встречи со Спасителем истеричек и истериков, записанных католиками в святые. Вот по какому пути «богоискательства» могла пойти и Восточная церковь, не будь опытного свидетельства свт. Григория Паламы и его сторонников. Не будь их вовремя сказанных слов о многовековом афонском опыте боговидения и различения духов.

Как отмечает святитель Григорий Богослов в 40-м Слове, не всякий свет является Божественным, а один свет ведет человека к Богу, другой же «обманчив, любопытен и противополезен истинному свету: он выдает себя за истинный свет, чтобы обольстить своим внешним видом». [64]. Это тот самый свет, о котором говорит апостол Павел: «...сам сатана принимает вид Ангела света, а потому не великое дело, если и служители его принимают вид служителей правды; но конец их будет по делам их». (2 Кор. 11: 14,15).

Примечания

1. Карпачев С. Путеводитель по масонским тайнам. М., 2003.