Красным по черному. Охрой по камню. Олени, кабаны и человечки с копьями. Застывают на стенах пещеры. Танец бликов костра. Он приводит в движение и охотников. Копье просвистело. Упал раненый зверь. Льется охряная кровь. Завтра это повторится на охоте. Ибо запечатленное — воплощается. Таков закон магии... Зачем же иначе, среди жестокой борьбы за выживание, изображать то, что и так каждый день — перед глазами?
Современные ученые доказали, что наскальные рисунки делались не с натуры, а с воображаемых образов. В состоянии обрядового транса, когда являются «помощники». Сущности, называющие себя духами рода.
Рисовать или писать, не помня себя. Таков метод, похищенный у языческого культа культурой! Недаром в работе художника, среди всех занятии человечества, Гоголь увидел сферу, наиболее приближенную к искусу».
На Руси на творцов искусства «смотрели как на людей, занятых чем-то нехорошим, греховным. Их называли не артистами (artists) или живописцами (malers), как было принято в Европе, а художниками, вкладывая в это обозначение откровенно отрицательный смысл, ест верить «Толковому словарю русского языка Владимира Дам». В нем указывается, что слово «художество» в народном употреблении, обозначает «худое дело», «дурной поступок» и «вообще порок». Вот какую расшифровку «художество» получает в церковно-славянском словаре Г. Дьяченко. Вместе с такими понятиями, как — «искусная», «убедительная речь», «искусство», «мастерство», «ремесло», «знание», «умение», переводится еще и такими, — как «ловкое обольщение» и «хитрость», «обман». В этом враждебном отношении нет ничего странного. Русь, воспитанная на нравственных установлениях византийского православия, разумеется, не мша принять насаждаемое сверху европейское искусство, основанное на сюжетах античной мифологии с обнаженными женскими и мужскими фигурами, иначе как греховное и богомерзкое или «худое дело». Отсюда и термин «искусство» понимался не в положительной западноевропейской трактовке как — «опытность», «верность», «умение», а в отрицательной как «искусити» — прельщать, соблазнять, обманывать, а также «искус» — грабеж, разбой. То есть расценивалось в качестве занятия по дьявольскому искушению. Да и отданы в обучение этому «худому делу» были «худородные» люди, то есть низкие по происхождению, согласно тому же словарю Г. Дьяченко»... [43—2, 66—68].
Теперь уже — черным по белому. Чернилами по бумаге. Рука движется изумительно быстро. Скрепит перо, с трудом поспевая за вереницей наваждений. Писатель — как писец. Кто-то диктует, а он записывает, не помня себя. Хотя — не всегда послушен. Порой и чернильницей в соавтора запустить может. Как Лютер — в своего инфернального визави. До сих пор в Вартбургском замке посетителям показывают оставшиеся на стене чернильные капли.
Глупые экскурсоводы! Споривший с Лютером диавол морщится. Улики преступного сотворчества ему неприятны. И вообще — сколько можно бросаться? Карамазов — стаканом вина. Есенин — тростью. Нет, хватит!
«С этими словами он подбросил чернильницу вверх и, когда она отлетела от нас примерно на два метра, выстрелил. Чернильница превратилась в облако синих брызг и осколков, которые, секунду провисев в воздухе, осыпались на стол»1.
Сам диавол, конечно, не каждому писателю помогает. Есть соавторы и рангом пониже. «Духи рода» ведь никуда не делись. Они есть в каждой семье. Англичане называют их «скелетами в семейном шкафу». Наследственные грехи убийства, безумия, похоти повторяются в поколениях. И — «покровительствуют» художеству. Как Воланд, в мире которого «рукописи не горят».
С изобретением книгопечатания дьявол поселился в печатной краске... Что-то есть в этом высказывании. Увидев рассыпанные шрифты и печатный станок, лукавый понял, что сознание людей может быть штампованным. И задумал спецпроект...
Демон всегда предлагает фьючерсную сделку. Пользуйся всеми благами сейчас, а заплатишь потом. Человек дрожит. Боится до смерти. Но и искушение велико. Многие соблазняются. Так уж и многие?! Впрочем, статистику ад не оглашает. Все конфиденциально. Коммерческая тайна!
Но неужели все это не просто готический литературный сюжет?
«Пьесы, картины, поэмы, романы, оперы, кантаты и фильмы. Начиная с XVI столетия и вплоть до настоящего времени запечатлели они Фауста и его демонического спутника, Мефистофеля. Если включить сюда еще легенду о Дон-Жуане, тесно связанную с историей Фауста, — со всеми ее воплощениями, от моцартовского «Дона Джованни» до «Дон Жуана в аду» Бернарда Шоу, — эту историю можно считать пятисотлетним лейтмотивом западного искусства». [66].
А у нас, в России? Прогрохотал по зарубежным нотам Шаляпин — «На земле весь род людской...» Но, конечно, наиболее ярким представителем этого направления стал Михаил Булгаков... Так он же шутил! Придумал демоническую шайку и издевался над сталинской Москвой. Хотя бы на бумаге отводил душу.
Вороватый буфетчик лицом к лицу сталкивается с дьяволом. Разве не смешно? «Черный маг раскинулся на каком-то необъятном диване... Как показалось буфетчику, на артисте было только черное белье и черные же востроносые туфли».
Мефистофель, «одетый в черное»... Шаляпинское черное трико, позволяющее плащу «дивно облегать» гибкую фигуру. Шаляпинские «востроносые», одного цвета с чулками, туфли. И главное — плащ. Тоже шаляпинский: «Буфетчик не знал, куда девать глаза... Вся большая и полутемная передняя была загромождена необычными предметами и одеянием. Так, на спинку стула наброшен был траурный плащ, подбитый огненной материей»...
Плащ Мефистофеля — драпировка злой пустоты. Но главная одежда демона — лукавые слова, посвященные ему литературой. Они струятся нежным шелком, приманивают мягким бархатом, приятно прикасаются к вам тонким батистом. И вы у же забываете о том, кто на самом деле предстал перед вами.
Фауст и Мефистофель
Примечания
1. Роман В. Пелевина «Чапаев и Пустота»
| К оглавлению | Следующая страница |