М. Булгаков. Блаженство. Подготовка текста В. Волкова

«...вдруг тот самый нос, который разъезжал в чине статского советника и наделал столько шуму в городе, очутился, как ни в чем не бывало, вновь на своем месте...»

Гоголь. Нос

Действие первое^{1 2}

МАРИЯ ПАВЛОВНА³. Запишись в партию, халтурщик!

ЕВГЕНИЙ⁴. Оставь меня.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Не оставлю!

ЕВГЕНИЙ. Да, я знаю, ты не оставишь меня. Ты мой крест.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Куда же я пойду? Бессердечный человек!

ЕВГЕНИЙ. Я не гоню тебя. Я прошу, чтоб ты сейчас меня оставила, не мешала бы мне работать.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Мне интересно, когда же на этом потолке высыпят звезды, про которые ты мне рассказывал. ЕВГЕНИЙ. Я не для тебя собирался усеивать звездами потолок.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ты — сумасшедший!

ЕВГЕНИЙ. Ты — женщина нормальная, но еще раз прошу, оставь меня.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Нет! Мне хочется сказать тебе всю правду.

ЕВГЕНИЙ. Я вижу, что мне все равно сегодня не работать. Я слушаю.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Когда я выходила за тебя замуж, я думала, что ты живой человек. Но я жестоко ошиблась. В течение нескольких лет ты разбил все мои надежды. Кругом создавалась жизнь. И я думала, что ты войдешь в нее.

ЕВГЕНИЙ. Вот эта жизнь?

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Ах, не издевайся. Ты — мелкий человек.

ЕВГЕНИЙ. Я не понимаю, в конце концов, разве я держу тебя? Кто, собственно, мешает тебе вступить в эту живую жизнь? Вступи в партию. Ходи с портфелем. Поезжай на Беломорско-Балтийский канал. И прочее.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Наглец! Из-за тебя я обнищала. Идиотская машина, ненависть к окружающим, ни гроша денег, растеряны знакомства... над всем издевается... куда я пойду? Ты должен был пойти!

ЕВГЕНИЙ. Если бы у меня был револьвер, ей Богу, я б тебя застрелил.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. А я жалею, что ты не арестован. Если бы тебя послали на Север и не кормили бы, ты быстро переродился бы.

ЕВГЕНИЙ. А ты пойди, донеси. Дура!

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Нищий духом! Наглец!

ЕВГЕНИЙ. Нет, не могу больше. (Уходит в соседнюю комнату.)

МАРИЯ ПАВЛОВНА (идя за ним). Нет, ты выслушаешь меня.

Из соседней комнаты доносятся их возбужденные голоса. Дверь в переднюю открывается и тихо входит Жоржик⁵.

ЖОРЖ (прислушиваясь). В чем дело? Дома... Все люди как люди, на службе. А эти трепачи дома сидят. Нет возможности работать с таким народом. (Прислушивается.) Семейная сцена. Тяжелый быт. (У двери Михельсона.) Гражданин Михельсон⁶. Тут. Какой замок оригинальный. Наверно, сидит на службе и думает: «Какой я замок хороший навесил на двери». Но этот замок барахловый, граждане.

Взламывает замок в комнату Михельсона, входит, закрывает за собой дверь. Мария Павловна выходит в шляпе, пальто. Лицо ее в слезах.

ЕВГЕНИЙ (идя за ней). Маня, подожди. Не падай духом.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Так жить больше нельзя.

ЕВГЕНИЙ. Еще немного терпения. Быть может, только несколько дней.

МАРИЯ ПАВЛОВНА. Нет, нет. Оставь, оставь. (Берет сумку и уходит.)

ЕВГЕНИЙ. Ну, дальше будь что будет. Во всяком случае, я сейчас один. (Садится к аппарату. Начинает работать.)

Темно. Освещается комната Михельсона.

ЖОРЖИК (входит, осматривается). В чем дело. Прекрасная комната, холостые люди всегда прилично живут. Ну, первым делом, надо ему позвонить. А то чего доброго, вернется домой, увидит постороннее лицо, расстроится. Наркомснаб. Мерси. Добавочный 10-05. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. Товарищ Михельсон? Бонжур. Угадайте... Из Большого Театра. Угадайте... А вы долго еще на службе будете? Ну, я вам потом позвоню. Я очень настойчивая. (Вешает трубку.) И сколько он замков накупил. Курьезные замки какие. (Взламывает письменный стол, вынимает часы, портсигар. Потом принимается за буфет.) Часы эти надо в комиссионный магазин сдать, а то здесь они портят комнату. Устал. (Садится, достает закуску, выпивает.) Хорошо, что он на лимонных корках настаивает. Я люблю на лимонных корках... Михельсон почитать любит.

Богат и славен Кочубей,
Его поля необозримы...

Красивые стихи. Я люблю водку на лимонных корках... Наркомснаб. Мерси. Добавочный 10-05. Мерси. Товарища Михельсона. Мерси. Товарищ Михельсон? Ах, как я обожаю водку на лимонных корках. Успеете наработаться. Я настойчивая. А какой вам сюрприз сегодня выходит! Фамилия моя Таинственная. (Вешает трубку.) Богат и славен Кочубей...

Темно.

ЕВГЕНИЙ. Опять тот же звук⁷. Ах, холодеет сердце.

Звонок три раза.

Проклятые, чтоб вы провалились!

Открывает дверь и входит БУНША⁸. На голове у него дамская шляпа.

Меня дома нет.

Бунша улыбается.

ЕВГЕНИЙ. Нет, по-серьезному, Святослав Владимирович, я занят. Что это у вас на голове?

БУНША. Головной убор.

ЕВГЕНИЙ. Да вы посмотрите.

БУНША (снимает шляпу). Это я шляпку Лидии Васильевны надел. То-то я смотрю, что на меня все оборачиваются.

ЕВГЕНИЙ. Вы, Святослав Владимирович, рассеянный человек. Вам бы дома сидеть, внуков нянчить, а вы целый день бегаете по двору с книжкой.

БУНША. Если я не буду бегать, то произойдет ужас.

БОНДЕРОР. Советская власть рухнет?

БУНША. Рухнет, если за квартиру не будут платить.

БОНДЕРОР. У меня нет денег, Святослав Владимирович. Вы меня сегодня просто не отрывайте от работы.

БУНША. За квартиру нельзя не платить. У нас думают, что можно не платить. А на самом деле — нельзя. Я по двору прохожу и ужасаюсь — все окна раскрыты и все на подоконниках лежат и рассказывают разные вещи, которые рассказывать нельзя.

БОНДЕРОР. Вам, князь, лечиться надо.

БУНША. Я уже доказал, Евгений Васильевич, что я не князь. Вы меня князем не называйте, а то ужас произойдет.

БОНДЕРОР. Вы — князь.

БУНША. Нет, я не князь.

БОНДЕРОР. Не понимаю этого упорства, вы — князь.

БУНША. А я говорю, что не князь⁹. У меня документы есть. (Вынимает бумаги.) У меня есть документ, что моя мать изменяла в 1870 году моему отцу с нашим кучером Пантелеем и я есть плод судебной ошибки, из-за каковой мне не дают включиться в новую жизнь.

БОНДЕРОР. Ну, ладно, вы — сын кучера. Но у меня нет денег.

БУНША (раскрывая книгу). Четыре месяца вы не платите за квартиру, и Ликушкин¹⁰ велел подать на вас завтра в суд. Исходя из этого положения вас выселят, Евгений Васильевич.

БОНДЕРОР. Что вы терзаете меня?

БУНША. Заклинаю вас уплатить за квартиру¹¹.

БОНДЕРОР. Мало нищеты, мало того, что на шее висит нелюбимый человек, — нет, за мною по пятам ходит развалина, не то сын кучера, не то князь, с засаленной книгой под мышкой и истязает меня.

БУНША. Это вы про меня?

БОНДЕРОР. Про вас. Ваш Луковкин — палач. Вы не дадите мне докончить работу. Так дайте мне по крайней мере спокойно умереть возле моей машины.

БУНША. Я присяду.

БОНДЕРОР. Разговаривать с вами бесполезно. Разве я могу вам объяснить значение этого аппарата? Разве можно какому-нибудь сукиному сыну Дудкину объяснить?..

БУНША. Нет, вы объясните. Я очень люблю. Недавно была лекция для секретарей домкомов, и я большую пользу получил. Читали про венерические болезни. Профессор. Вообще теперешняя жизнь очень и очень интересная и полезная.

БОНДЕРОР. Вы — сумасшедший.

БУНША. Наш дом вообще очень оригинальный. Вот Дудкин, например, очень зажиточный человек, красное дерево покупает, но туго платит за квартиру. А вы сделали машину. Кстати, заклинаю вас, Евгений Васильевич, вы насчет своей машины заявите в милицию. Нужно, чтоб начальство знало (про) вашу машину. А то я начинаю сомневаться.

БОНДЕРОР. Если вы кому-нибудь заикнетесь про эту машину, берегитесь, я вас убью.

БУНША. Вы изобретение строите, значит, надо зарегистрировать.

БОНДЕРОР. Кретин! Нельзя зарегистрировать то, чего нет. Нельзя прийти в канцелярию к тупице и объяснить ему, что время есть плотная субстанция, что будущего нет, а что есть только настоящее.

БУНША. Вот вам и надо лекцию прочитать. А то Авдотья Гавриловна из четырнадцатой квартиры говорила, что вы такой аэроплан строите, что на нем можно из-под Советской власти улететь.

БОНДЕРОР. Верно. Вообразите, верно! Я не могу постичь, каким способом эта дура Авдотья Гавриловна узнала!

БУНША. Извините, она совсем не дура. Это моя племянница.

БОНДЕРОР. Ах, не важно. Ну, словом, ну, словом, она говорит совершенно правильно. И, поверьте мне, что если только мне удастся добиться этой чертовой тайны, я действительно улечу.

БУНША. Я вынужден сейчас же по долгу службы эти слова записать и о них заявить в отделение. И я погибну из-за вас, и весь дом.

БОНДЕРОР. Какая каналья посмела вмешаться в мою работу? Каким образом эти чертовы ведьмы Авдотьи Гавриловны знают? Это вы, старый зуда, шляетесь по всем квартирам, подсматриваете и пишите потом доносы!

БУНША. Это обидно.

БОНДЕРОР. Ну, словом, уходите, Святослав Владимирович, я работаю... у меня...

Внезапно на лестнице грохот шагов, потом стук в дверь.

БОНДЕРОР. Ах, чтоб вы подохли! (Открывает.)

ЖЕНСКАЯ ГОЛОВА (в дверях). Скажите Марье Павловне, что по второму талону кильки дают! (Скрывается.)

БУНША. Мне Луковкин велел не приходить без денег от вас. А то, говорит, он выселит вас в 24 часа.

Бондерор движет рычагами¹².

БУНША. Нельзя такую машину в доме держать, не прочитавши лекцию.

Звуки. Речь Бондерора. Явление ИОАННА ГРОЗНОГО¹³.

ФИГУРА. ...чудотворца...

ИОАНН. ...пиши... иже о Христе божественного полка наставнику и вожу...

ФИГУРА (пишет). ...и вожу...

ИОАНН. ...и руководителю к пренебесному селению преподобному игумену Козме иже о Христе с братиею царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси...

ФИГУРА. ...всея Руси...

ИОАНН. Челом бьет.

РЕЙН. Боже мой!

Иоанн и Фигура оборачиваются и видят Рейна и Кирву. Фигура смотрит, потом ныряет под стол.

ИОАНН (крестясь). Увы мне, грешному! Горе мне, окаянномя! Ох мне, скверному! (В ужасе бросается в комнату Рейна.)

РЕЙН. Стой!

КИРВА. Вот так машину вы сделали для Советской власти, Александр Иванович!

РЕЙН. Задержите его! Он выйдет в коридор! Его увидят!

Иоанн скрывается. Рейн бросается за ним. Фигура с визгом скрывается.

КИРВА (перекрестившись, бросается к телефону). Двенадцатое отделение. Говорит секретарь домкома Кирва. Садовая 10¹⁴.

В этот момент в царской палате раскрывается дверь и вбегает взволнованный опричник с бердышем, но, увидев Кирву, роняет бердыш, крестится и скрывается¹⁵.

У нас в квартире тридцать физик Рейн сделал машину, из которой появился царь... Не я, физик, физик Рейн!.. Уповаю на помощь милиции!.. Я трезвый! Я трезвый! Присылайте. (Вешает трубку.)

Иоанн вбегает в исступлении¹⁶ от страху, крестя следующего за ним Рейна.

РЕЙН (бросается к машине, движет рычажками. Тьма. Иоанн и царские хоромы пропадают. Свет.) Видали?!

КИРВА Как же!

РЕЙН. Постойте! Вы звонили сейчас по телефону куда-нибудь?

КИРВА. Честное слово, нет!

РЕЙН. Старая сволочь, ты звонил сейчас по телефону?

КИРВА. Я извиняюсь...

РЕЙН (схватывая за глотку Кирву). Ты звонил сейчас в милицию?¹⁷ Я слышал твой паскудный голос!

КИРВА. Караул!

В этот момент из того места, где были царские палаты, выходит нагруженный вещами Понырева с часами под мышкой ЮРОЧКА. Чувствуя, что он куда-то не туда попал, крайне изумляется.

КИРВА. На тебе, еще один!

Пауза.

ЮРОЧКА. Я извиняюсь... Э... это стало быть, я дверью ошибся... Я извиняюсь, как пройти на Александровский вокзал?

Пауза.

Э? Прямо? Мерси. (Хочет идти.)

РЕЙН. Нет, постойте.

ЮРОЧКА. Виноват, мне некогда.

РЕЙН. Постойте, говорю вам, вам нельзя выходить туда.

ЮРОЧКА (тихо), Влетел! Вот незадача! Я извиняюсь, в чем дело? Часы? Так это мои часы.

РЕЙН. Выслушайте меня и постарайтесь понять. Вы человек не нашей эпохи... Тьфу, надо бы ему объяснить как-нибудь... Словом, я вас не выпущу отсюда. (Кирве.) Я сейчас сплавлю его обратно. Только мне хочется установить эпоху. (Юрочке.) Кто вы такой?

ЮРОЧКА. Солист императорских театров. А часы эти я купил в комиссионном магазине, в чем дело?

РЕЙН. Куда вы стремитесь? Зачем вам на Александровский вокзал?

ЮРОЧКА (подумав). Я за границу еду.

КИРВА. Поныревские часы.

ЮРОЧКА. Какие такие поныревские? Что это, у одного Понырева ходики в Москве? Пропустите меня на Александровский вокзал, я извиняюсь.

РЕЙН. Вы друг друга не понимаете. Кирва, оставьте это. (Юре.) Как ваша фамилия, прежде всего?

ЮРА (подумав). Подрезков. А паспорт свой я на даче забыл. Все?

РЕЙН. Вы всегда носите цилиндр?

ЮРА. Всегда.

РЕЙН. Какой царь царствует сейчас в России?

ЮРОЧКА. К сумасшедшему попал.

РЕЙН. При каком царе вы родились?

ЮРОЧКА. При Петре Великом, тьфу ты, дела...

РЕЙН. Сейчас он уйдет. (Движет рычажок.) Что такое? Да не дорывайтесь вы никуда. Я сейчас вам объясню, в чем дело. Вы погибнете, если выйдете сразу. Поймите, что вы вышли из другой эпохи. Вы вышли сейчас из машины. В ней что-то заело. Я не могу сейчас же отправить вас обратно. Поймите, что вы вышли в двадцатый век. Судя по вашему костюму, вы недавней эпохи. Очевидно, я чуть-чуть не довел рычажок до нуля. Понимаете вы хоть что-нибудь из того, что я говорю?

ЮРА. Понимаю.

РЕЙН. Разве вас не поражает это? Обстановка этой комнаты?

ЮРА. Поражает.

РЕЙН. Ну, вот видите. Моя фамилия Рейн. Я — инженер, вы не волнуйтесь. Я исправлю прибор, мне удастся установить его на ваше время. Вы уйдете совершенно спокойно в вашу эпоху. Присядьте, вам никто не собирается причинять никакого зла.

ЮРА. Мерси.

РЕЙН. Мне нравится ваше спокойствие. Оно облегчает дело. (Занавес.)

Акт 2-й

Май. Терраса на высоте в Блаженных Землях¹⁸. Тропические растения.

РАДАМАНОВ. Люблю закат в Блаженных Землях. Но сегодня мешает мне им наслаждаться лишь чувство смутного беспокойства. Повинно ли в этом мое одиночество, или никогда не покидающие меня мысли об Авроре»¹⁹ Ах, дочь моя! (Зажигает экран телефона на столе. В экране показывается дежурный телеграфист.) Товарищ, с вами говорит Радаманов. Приветствую вас.

ТЕЛЕГРАФИСТ. Приветствую вас, товарищ Радаманов.

РАДАМАНОВ. Не томите, товарищ...

ТЕЛЕГРАФИСТ. Трудно принять при их бешеной скорости сигналы. Но по моему расчету через несколько минут они будут на земле.

РАДАМАНОВ (волнуясь). Благодарю вас, благодарю вас. Товарищ, не можете ли вы протелеграфировать в ракету Авроре Радамановой, чтобы она не задерживалась на аэродроме, а прямо бы летела в Блаженные Земли. Я жду ее.

ТЕЛЕГРАФИСТ. Я рад бы был вам угодить, товарищ Радаманов, но уже поздно. Они подлетают к аэродрому. Хотя, впрочем... (Движет рычагами в аппарате, говорит в телефон.) Ракета, ракета... Авроры Радамановой... вы слушаете? Пусть летит сейчас же в Блаженные Земли. Они прилетели.

РАДАМАНОВ. Благодарю вас, благодарю вас.

Гасит экран с телеграфистом. Звонит.

Входит КУРЬЕРША.

Товарищ Анна, сейчас прилетит Аврора.

АННА. Поздравляю вас.

РАДАМАНОВ. Дружочек, у вас есть свежие цветы? Поставьте ей на стол. Она любит подснежники.

АННА. С удовольствием. Есть подснежники. Сейчас принесу их. (Уходит.)

РАДАМАНОВ (один, волнуясь, переставляет предметы, потом берется за рычажки радиоаппарата. Оттуда тихо начинает слышаться «Полет Валькирий».) Что это за вещь? Как жаль, что я не музыкален, как она. Во всяком случае, это ее любимая вещь. Ну, что ж, тем лучше, очень хорошо, очень хорошо.

АННА входит, вносит подснежники.

РАДАМАНОВ. Благодарю вас, дружочек.

АННА. Я рада вам служить, товарищ Радаманов. Аврора, я надеюсь, здорова? Что телеграфировали вам?

РАДАМАНОВ. По-видимому, все благополучно. Впрочем, сейчас узнаем. А к приему гостей вы готовитесь, не правда ли?

АННА. О да, товарищ Радаманов, все будет сделано.

РАДАМАНОВ. Ну, отлично, отлично.

АННА уходит. Слышится гул подлетающей машины. Радаманов взволнованно выбегает к краю террасы. Вбегает АВРОРА.

РАДАМАНОВ. Аврора! (Простирает к ней руки.)

АВРОРА (сбрасывая летный шлем, очки). Отец! (Целуются.) Прилетела, черт меня возьми!

РАДАМАНОВ. Ах, Аврора, Аврора! Месяц я не видал тебя, и первое слово, которое услыхал от тебя — черт.

АВРОРА. Здоров?

РАДАМАНОВ. Что же спрашивать обо мне. Ты здорова ли? Не случилось ли чего-нибудь в пути?

АВРОРА. Господи, я была бы счастлива, если бы что-нибудь случилось! Но до тошноты комфортабельно!

РАДАМАНОВ. Хочешь есть?

АВРОРА. Думать не могу об еде. Мы только и делали, что ели. (Пауза.) Мне скучно.

РАДАМАНОВ. Аврора, ты, право, повергаешь меня в ужас. Я думал, что на Луне твоя тоска пройдет. Тебе нужно лечиться.

АВРОРА. Ах, какой вздор! Мне не от чего лечиться. Ведь я же не подписывала контракт на то, что мне всегда будет весело.

РАДАМАНОВ. Скука — болезненное явление. Человеку не может быть скучно.

АВРОРА. Это, теория Саввича.

РАДАМАНОВ. Он кланялся тебе.

АВРОРА. От этих поклонов мне еще скучнее.

РАДАМАНОВ. Ничего не понимаю! Ведь ты же выходишь за него?

АВРОРА. Бабушка надвое сказала²⁰.

РАДАМАНОВ. Какая бабушка?

АВРОРА. Это была такая поговорка.

РАДАМАНОВ. Не знал. Но не надо о бабушке. Поговорим о Саввиче. Нельзя же так поступать с человеком. И на этом самом месте ты говорила, что влюблена в него.

АВРОРА. Мне показалось на этом месте. И теперь я не могу разобраться и сама, чем он меня прельстил? Не то понравились мне его воротнички, не то пиджак, не то брови. А теперь я всматриваюсь и вижу, что совершенно нелепые брови. Белобрысые, в разные стороны, воротнички...

РАДАМАНОВ. Честное слово, я сойду с ума! Неровность характера. (Телефон.) Я к вашим услугам. Да. Да. Саввич спрашивает, можешь ли ты его принять.

АВРОРА. Приму.

РАДАМАНОВ. Да, она просит вас. Пожалуйста, разговаривай ты с ним сама. Меня ты окончательно запутала с этими бровями и евгеникой. (Саввичу.) Здравствуйте, милый Саввич. Разговаривайте с ней, у меня есть дело. (Уходит.)

САВВИЧ. Здравствуйте, милая Аврора.

АВРОРА. Директору Института Евгеники мое почтение²¹.

САВВИЧ. Вы, как и прежде, оригинальны. Я не помешал ли вам? Лишь только я узнал, что вы вернулись, мне захотелось приветствовать вас, не дожидаясь бала.

АВРОРА. Большое спасибо. Вы очень милы. Садитесь.

САВВИЧ. Благодарю вас.

Пауза.

Простите, что привлекает ваше внимание на моем лице?

АВРОРА. Ваши брови. Вы подбрили их?

САВВИЧ. Признаюсь вам, да.

АВРОРА. Это очень интересно. Повернитесь, так, к свету. Нет, так хуже, пожалуй.

САВВИЧ. Но вы же мне сами говорили...

АВРОРА. По-видимому, я ошиблась.

Пауза.

Вы сегодня немного напоминаете мне Чацкого.

САВВИЧ. Простите, кто это Чацкий?

АВРОРА. Это герой одной старинной пьесы, написанной лет четыреста назад.

САВВИЧ. Простите, как называется?

АВРОРА. Горе от ума.

САВВИЧ. Виноват, а автор?

АВРОРА. Грибоедов.

САВВИЧ. Благодарю вас. Простите. (По телефону.) Саввич говорит. Не откажите в любезности мне прислать к вечеру сочинение Грибоедова «Горе от ума».

АВРОРА. Напрасно, я бы вам дала, у меня оно есть. Да не стоит читать, очень скучно.

САВВИЧ. Мне хочется познакомиться с этим Чацким²².

Пауза.

Как на Луне?

АВРОРА. Холодно.

САВВИЧ. Милая Аврора. Я нарочно пришел до бала с тем, чтобы узнать о вашем решении. Сегодня ведь первое мая.

АВРОРА. Да, а что?

САВВИЧ. Вы сказали, что первого мая вы дадите мне окончательный ответ.

АВРОРА. Ах, моя голова! Какая я рассеянная! Да, первого мая... Знаете что... Отложим еще этот разговор, скажем, до десятого мая. Над нами не каплет...

САВВИЧ. Виноват?

АВРОРА. Поговорка, поговорка. Не обращайте внимания.

САВВИЧ. Не скрою от вас, что у меня грустное чувство, вследствие того, что вы откладываете... К чему это? Ведь наш союз неизбежен. Но я не буду мешать вам перед балом... Позвольте вам сказать на прощание, что я вас люблю.

АВРОРА. До вечера.

САВВИЧ уходит.

РАДАМАНОВ (входя). Ну, что?

АВРОРА. Понимаешь, взял, подбрил брови, а?

РАДАМАНОВ. Аврора, при чем здесь брови? О чем ты говоришь? Я тебя спрашиваю, дала ли ты ему ответ?

АВРОРА. С другой стороны, не в бровях сила.

Шум. Звон.²³

РЕЙН. О, Боже!

БУНША. О, Боже!

ЮРОЧКА. Куда ж это нас занесло?

РЕЙН. Сейчас мы это узнаем. (У календаря.) Нет, нет, мне снится это! Четыре двойки.

ЮРОЧКА (внезапно начинает бить Буншу). Вот тебе машина, вот тебе!

БУНША. Полюбуйтесь, граждане, что он делает!

РАДАМАНОВ. Товарищи, нужно предупреждать о съемке. Это мое помещение. Моя фамилия — Радаманов.

АВРОРА. Ну, оставь их, папа, ну, оставь. Хоть какое-нибудь развлечение.

РЕЙН. Оставьте этого старого болвана! Что вы делаете?

РАДАМАНОВ. Товарищи, я категорически протестую. Нельзя же врываться в помещение...

АВРОРА. Папа, это не съемка. Я догадалась: это карнавал. Это шутка первомайская. Отвечай им в тон, а то ты попадешь в смешное положение.

РАДАМАНОВ. Разве что так...

РЕЙН. Будьте снисходительны к нам. Где мы?

РАДАМАНОВ. В Блаженстве.

РЕЙН. Блаженство... Блаженство... Ради всего святого — воды.

АВРОРА. Вот...

РЕЙН. Не понимаю... блаженство?

РАДАМАНОВ. В Блаженных Землях...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Где Кропоткинские Ворота?²⁴

РАДАМАНОВ. Не понимаю вас, какие ворота.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Кропоткина не понимаете? Вот это здорово.

БУНША. Какой район милиции? Кочки знаете?²⁵

МИЛОСЛАВСКИЙ. Бутырки знаете?

РАДАМАНОВ. Не понимаю вас. И Кочки и Бутырки не понимаю. (Авроре.) Воля твоя, но... может быть, это и очень весело, но мне почему-то это не кажется остроумным. Впрочем, если это весело, я ничего не имею против. Пусть люди веселятся в день первомайского карнавала.

АВРОРА. Что означает это зеркало в руках и занавеска?

РАДАМАНОВ. По-видимому, на нем дамская шляпа. Это, возможно, тоже очень смешно. Впрочем, не знаю, не знаю...

РЕЙН. Выслушайте меня и постарайтесь понять. Мы не переодеты и не загримированы. Объясните, не обманывает ли меня зрение: это год? Какой это год?

РАДАМАНОВ. 2222-й.

РЕЙН. О, Боже! Поймите... Да, да, несомненно так. Вон, летающие светляки — это машины. Так это место называется...

РАДАМАНОВ. Блаженные Земли.

РЕЙН. Но это в Москве?

РАДАМАНОВ. Да, это Москва Великая.

БУНША. Я все районы московские знаю.

РЕЙН. Молчите, кретин! (Радаманову.) Поймите, гражданин, что мы люди двадцатого века. Я изобрел аппарат для проникновения во время, и, благодаря ошибке этого старого идиота и этого несчастного, которого я не знаю, — мы попали в другой век. Прошу вас — верьте мне. Я близок к помешательству. Ах, Боже, вы не верите! (Авроре.) Так вы, вы постарайтесь понять! (Бледнея.) Я не могу больше говорить... помогите мне...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ах ты, профессор собачий, что ж ты наделал!

БУНША. Я на него заявление подаю.

РАДАМАНОВ. Аврора, я же не актер, в конце концов... Но если тебя это развлекает... (Бунше.) Простите, я занят.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Очнись! Барышня, он помер!

АВРОРА. Ему действительно дурно! Анна! Анна! (Бунше.) Слушайте, это правда? (По телефону.) Профессор, немедленно к нам! У нас несчастье.

Экран. ГРАББЕ.

(Бунше.) Это правда?

БУНША. За такую машину...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Морду бьют! Что же вы, Ньютоны проклятые, делаете? (Бросается на Буншу.)

АННА. Что такое?

АВРОРА. Оттащи его, оттащи! Что он с...

ГРАББЕ появляется.²⁶

АВРОРА. Граббе, гляньте.

ГРАББЕ. Кто это такие? (Приводит в чувство Рейна.)

РЕЙН. Вы — врач?

ГРАББЕ. Да.

РЕЙН. Объясните им, что это правда. Мы люди иного времени.

БУНША. Честное слово.

РЕЙН. Посмотрите на это зеркало. Посмотрите мне в глаза. Мы попали к вам в аппарате времени из двадцатого века. ГРАББЕ. Не постигаю.

АВРОРА. Это правда! Это правда!

РЕЙН. Правда. (Граббе.) Дайте мне чего-нибудь, чтобы я не сошел с ума. И этим тоже... А то они не понимают.

АВРОРА. Папа, это правда! Скорей сюда!

РАДАМАНОВ вбегает без пиджака. Шум и звон. Разлетаются стекла и вбегает окровавленная МАРИЯ ПАВЛОВНА.

МАРИЯ ПАВЛОВНА (Рейну). Вот что ты сделал! Ты всех погубишь! Помогите!

РАДАМАНОВ. Это кто еще?

РЕЙН. Это моя жена.

РАДАМАНОВ. Если это мистификация, то она переходит границы...

АВРОРА. Отец, ты ослеп, что ли? Это действительно люди двадцатого века.

РАДАМАНОВ. Не может быть!

Появляется САВВИЧ во фраке, застывает в дверях.

АВРОРА (Рейну). Мой дорогой, успокойтесь. Я все поняла. И Кочки, и Бутырки.

БУНША. Благуши знаете?²⁷ Банный переулок? Компрене ву, Нижняя Болвановка, Барабанный тупик?²⁸ Компрене ву, Москва?

АВРОРА. Все понимаю. (Граббе.) Помогите поднять ее.

За сценой внезапно взрыв музыки.

РЕЙН (подходя к парапету). Карнавал?

АВРОРА. Карнавал. (Саввичу.) Что вы смотрите? — Это люди двадцатого века.

Темно.

Ночь. В огнях. Музыка.²⁹

РАДАМАНОВ (в аппарат). Это он, Вот он. Смотрите. Смотрите. Гениальный инженер Евгений Рейн, человек XX века, пронизавший время. (Рейну.) Говорите. Идет Голубая Вертикаль.

РЕЙН. Я — Рейн, приветствую жителей Голубой Вертикали!

РАДАМАНОВ. Устали?

РЕЙН. О, нисколько.

РАДАМАНОВ. Смотрите. Вот он. Это он. Евгений Рейн, гениальный изыскатель, пронзивший время и гостящий в настоящее время у нас с тремя спутниками. Дальние Зори. Говорите.

РЕЙН. Вот я. Приветствую жителей Дальних Зорь. В день первомайского праздника да здравствуют жители всего мира! Да здравствует Председатель Совета Народных Комиссаров товарищ Радаманов!

РАДАМАНОВ. О спутниках скажите.

РЕЙН. Мои спутники — люди XX века, вместе со мной имевшие счастье явиться к вам, приветствуют вас. Вот они! Где ж Бунша и Милославский, черт их возьми!

РАДАМАНОВ. Тише! В аппарат слышно!

АВРОРА. Им надоело кланяться. Они внизу.

РАДАМАНОВ. Спутники Рейна ликуют вместе с другими жителями Блаженства...

РЕЙН. Я не понимаю...

АВРОРА. Они — в ресторане.

Аппарат угасает.

РАДАМАНОВ. Я вас утомил? Но это неизбежно. Посмотрите, что делается в мире.

РЕЙН. Дорогой Радаманов, я готов не спать еще трое суток, если, конечно, счет времени еще идет у вас на сутки. Если кто и гениален, то это именно ваш Граббе.

САВВИЧ. Этим лекарством не следует злоупотреблять.

РЕЙН. Я не боюсь.

АВРОРА. Вы храбрый человек?

РЕЙН. Мне хочется видеть, как танцуют внизу.

АВРОРА. Я провожу вас. (Уводит Рейна.)

САВВИЧ уходит мрачен.³⁰

РАДАМАНОВ. Марья Павловна!

МАРЬЯ. Ах, вы здесь?

Дуэт Мария — Радаманов.

РАДАМАНОВ. Но вас это не потрясает, не изумляет? Не нарушает психического равновесия?

МАРИЯ. Нисколько не нарушает равновесия. И всю жизнь я хочу прожить здесь. Я очень много страдала. Там, в той жизни. Ах, Боже. А если это сон?

РАДАМАНОВ. Мария Павловна. Успокойтесь.

МАРИЯ. Ваши ясные глаза успокаивают меня. Меня поражает выражение лиц здешних людей. В них безмятежность.

РАДАМАНОВ. Разве у тогдашних людей были иные лица?

МАРИЯ. Ах, что вы спрашиваете? Они отличаются от ваших так резко... Ужасные глаза. Представьте в каждых глазах или недоверие, или страх, или лукавство, или злобу и никогда смех.

РАДАМАНОВ. Этого я вообразить не могу.

МАРИЯ. Где же вам, счастливым...

РАДАМАНОВ. Хотя теперь, после ваших слов, я всматриваюсь и вижу, что ваши глаза тревожны. Вы очень красивы, Мария Павловна. Когда пройдет ваше потрясение, вы станете счастливой. У вас есть все для этого.

БУНША. Но все-таки я нахожу это странным. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они танцуют и говорят такие вещи, что ого-го.

ЖОРЖ. Ты бы помолчал минуту. А то гудишь ты в ухо и не даешь сообразить ничего. В чем дело? Выпей чего-нибудь.

БУНША. Я уже все сообразил и могу поделиться с вами своими соображениями. И одного я не понимаю — откуда такие часы; в точности такие, как часы Михельсона.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Отстань.

БУНША. Помилуйте, я не могу отстать. У меня есть подозрения.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вот малосольный дурак! Ну, хорошо. Вижу, что будешь ты из меня пить кровь, пока я тебя не отбрею. Что Михельсон? Где Михельсон?

БУНША. Михельсон в своей квартире.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мерси. Где квартира? Ты покажи мне, где квартира Михельсона. Понимаешь ли, что Михельсон улетел в иной мир. Ликвидировался.

БУНША. Этого быть не может. Да, вот и надпись выцарапана — Михельсон.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вот таких, как ты, и бьют всегда. Я выцарапал — Михельсон.

БУНША. Зачем же чужую фамилию царапать?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вот наказание-то. Ну, гляди. Стираю и выцарапываю — Милославский.

БУНША. Все равно я подозреваю.

МИЛОСЛАВСКИЙ. В чем твои подозрения?

БУНША. Драться вы не смеете. Я подозреваю, что вы их украли у Михельсона.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Господи! Господи! Какой скучный, какой совершенно неинтересный человек! О чем ты говоришь? Солист государственных театров возьмет михельсоновы ходики, барахло! Я — обеспеченный человек. Зачем мне эти часы? Вот часы. (Вынимает золотые часы из кармана.)

БУНША. У товарища Радаманова точно такие часы. Вот буква «р».

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, вот видишь!

БУНША. Что это вы мне все «ты» говорите? Я с вами брудершафта не пил.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, выпьем. Господи! В чем дело? (Звонит.)

АННА. Что вам угодно?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мадам, нельзя ли водочки нам?

АННА. Вы не пьете шампанского?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Признаться... не пьем.

АННА. Сию минуту. Вот кран. По нему течет чистый спирт...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мерси. Это настоящая техника.

АННА. Но простите... Неужели вы пьете чистый спирт?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Как же его не пить! Князь, закусывай паштетом.

АННА. В первый раз вижу. Неужели он не жжется?

МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы попробуйте.

АННА. Ой!

МИЛОСЛАВСКИЙ, БУНША. Закусывайте! Закусывайте!

БУНША. Приятная дама. Позвольте, товарищ, навести справочку. В каком профсоюзе вы состоите?

АННА. Простите. Не понимаю.

БУНША. Чего не понимаете? Вы куда взносы делаете?

АННА. Не понимаю.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не суйся ты со своим невежеством. Ты бы еще про милицию спросил. В каком отделении вы прописывались, мол? Ничего у них нету. Спросишь и только обидишь!

БУНША. И спрошу. Сам не суйся.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну и осрамишь всех.

АННА. У меня закружилась голова.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Закусывайте. Позвольте спросить, вы где воспитание получили?

АННА. Воспитание? Ах... ну да, я окончила университет.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мерси. За ваше здоровье.

АННА. Нет, нет. Я шампанского... Право, я пьяна.

БУНША. А действительно, я про милицию хотел спросить. Вот, скажем, где нас пропишут?

АННА. Вы не сердитесь, пожалуйста, что я улыбаюсь, но признаюсь вам, я половины не понимаю из того, что вы говорите. Это так странно! Так таинственно и интересно! Кто это — милиция?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Снимешь ты с меня голову. Я краснею за тебя. Не слушайте его!

АННА. Вы замечательные люди! Скажите, вы были помощниками великого Рейна?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не столько помощниками, сколько, так сказать, друзья. Я, например, случайно проезжал в трамвае...

АННА. Вы инженер?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Наоборот. Я солист государственных театров...

АННА. Я страшно люблю артистов. Понимаю! И он, ваш друг, предложил вам совершить это потрясающее путешествие в будущее? Я, к сожалению, слишком невежественна, чтобы понять принцип его чудовищного изобретения...

МИЛОСЛАВСКИЙ. В этом сразу не разберешься.

АННА. Я невежественна! Ничего не понимаю.

БУНША. Я присоединяюсь к вам. Все может быть, но без милиции, извините!..

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вы невежественны? Ах, что вы говорите. Разрешите поцеловать руку.

АННА. Пожалуйста! (Бунше.) А вы? Где вы работали в той вашей прежней жизни?

БУНША (вынув документы). Секретарь Жакта № 1001 в Банном переулке.

АННА. Как интересно! А что это означает? Что вы делали?

БУНША. Прописка, мадемуазель. Раз. Во-вторых, карточки.³¹

АННА. Кружится голова!..

МИЛОСЛАВСКИЙ. Разрешите я вас за талию.

АННА. У вас странный для нашего времени, но я вполне понимаю, что рыцарский подход к женщине... Я понимаю. Но мне это не неприятно... Быть может, это несколько остро... Да, так карточки?..

МИЛОСЛАВСКИЙ. Какие духи у вас!

БУНША. Утром встанешь, чаю напьешься. Жена в кооператив, а я сажусь за карточки... Запишешь всех...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, пошел лепетать. Неужели у тебя нет никакого понятия?..

БУНША. Ты, пожалуйста, не зажимай мне рот. Мадемуазель интересно знать.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Интересно? Ладно. Я скорее тебя изложу все. Утром встанет и начнет карточки писать. Пока всех не запишет. Потом на руки раздает. Месяц пройдет, опять пишет. Опять раздает. Потом опять отберет. Потом запишет.

АННА. Вы шутите? Но ведь так с ума можно сойти.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Он и сошел! (Огни.) Ах! Это что же такое?

АННА. Это лунная колония прилетела в ракетах. Садится на стратодром в Голубой Вертикали. Идемте смотреть. Вам это интересно.

БУНША. Чрезвычайно. Я люблю стратосферу. Вот только меня беспокоит... Прописаться бы, а потом уж можно спокойно все наблюдать.

РАДАМАНОВ. Прилетели?

АННА. Только что.

РАДАМАНОВ (у аппарата). Приветствую вас, творцы лунной жизни. Влейтесь в наш праздник! (Аппарат гаснет.) Милая Анна, я в суматохе куда-то засунул свои часы... Такая досада. Я привык, что они в кармане...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я не видел. Наверное, за диван куда-нибудь закатились.

БУНША. Странно.

РАДАМАНОВ. Меня ждут в среднем бальном зале... Голубчик, Анна, поищите!..

БУНША. Товарищ Радаманов, я хотел вам документы свои сдать.

РАДАМАНОВ. Какие документы?

БУНША. Для прописки.

РАДАМАНОВ. Простите, голубчик, потом. (Уходит.)

БУНША. Толку ни у кого не добьёшься.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Выпей, прекрати панику...

БУНША. И опять совпадение: у вас часы с буквой «Р», а у него пропали...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я с тобой перестану разговаривать.

ГРАББЕ. А, очень рад, что вас нашел... Я боюсь, что вы утомлены. Да, я не имел удовольствия быть вам представленным. Доктор Граббе.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень, очень приятно.

БУНША. Секретарь Корецкий.

ГРАББЕ. Поверьте, что истинным счастьем для меня является то, что я могу быть вам полезным. Пока никого нет, разрешите я выслушаю ваше сердце?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мерси.

ГРАББЕ. О, все в полном порядке. Бокал шампанского вам не повредит. А вы?

БУНША. У меня, товарищ доктор, поясница болит. Мне наш районный врач бюллетень даже выдавал.

ГРАББЕ. С завтрашнего дня мы вами займемся. Интересно знать, как была поставлена медицина в древности... Вашу руку... Где же мои часы?.. Неужели выронил? Сюда шел, были. Уж не оставил ли я их в зале.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Э, тогда пиши пропало!

ГРАББЕ. Виноват?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Пиши пропало, говорю.

ГРАББЕ. Виноват, не понимаю. То есть, вы думаете, что они пропадут?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я в этом уверен. Уведут часики.

ГРАББЕ. Помилуйте, кому же они нужны? Это — подарок моих пациентов. Я вот только боюсь, чтоб их кто-нибудь не раздавил. Не уронил ли я их на пол?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Зачем золотые часы давить? Им сейчас покойно.

ГРАББЕ. Во всяком случае, я счастлив, что познакомился с вашим великим командором. Мы не раз еще будем видеться.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мерси, мерси.

БУНША (по уходе Граббе). Часы Михельсона — раз, товарища Радаманова — два, данный случай... Подозрения мои растут³².

МИЛОСЛАВСКИЙ. Уйди сию минуту!

БУНША уходит. МИЛОСЛАВСКИЙ, выпив у буфета, удаляется. Входит РЕЙН под руку с АВРОРОЙ.

РЕЙН. Итак, страшные войны... Да, за то, чтобы человечество могло жить такою жизнью, право, стоит заплатить хотя бы и дорого. Вы знаете ли, там еще, в той жизни, когда мне говорили о бесклассовом обществе, я не верил, что жизнь человечества может принять такие формы. Как-то, знаете, как бы выразиться... не помещается в голове мысль о том...

АВРОРА. Нет, вообразите другое. Я, например, не могу понять, как жизнь может иметь другой облик! Вообще, это головокружительно!

РЕЙН. Нет, черт возьми — у меня и у моих спутников воистину крепкие головы!

АВРОРА. В вашу голову я верю.

РЕЙН. Все доступно, все возможно! Действительное блаженство! По сути вещей мне, собственно, даже и нельзя было бы разговаривать с вами, как с человеком равным.

АВРОРА. Почему?

РЕЙН. Я полагаю, что вы стоите выше меня, вы — совершенны.

АВРОРА. Позвольте мне задать вам один вопрос. Если он покажется вам нескромным, об одном прошу — не сердитесь и не отвечайте.

РЕЙН. Задайте любой.

АВРОРА. Почему вы не смотрите на огни вместе с вашей женой?

РЕЙН. Вы — умный человек.

АВРОРА. Это ответ?

РЕЙН. Ответ.

АВРОРА. В таком случае, вы тоже умный человек.

РЕЙН. Позвольте мне вам задать вопрос.

АВРОРА. Нет. Вы получите ответ без вопроса.

РЕЙН. Но это невозможно.

АВРОРА. Нет.³³

Бьет полночь. В дверях САВВИЧ.

АВРОРА. Полночь. (Рейну.) Мы аккуратны. Уж вы с этим помиритесь.

РЕЙН. Я заметил это.

АВРОРА. Вас не нужно знакомить. Вы знакомы?

САВВИЧ. Да, я имел удовольствие.

АВРОРА. Это... мой жених, Саввич.

РЕЙН (тихо). Ах, это ответ.

АВРОРА. Уж очень вы торопливы. Так уж и ответ! Мне нужно поговорить. (Саввичу.) Не правда ли?

САВВИЧ. Если вы позволите.

РЕЙН (встает). Я иду смотреть на огни.

АВРОРА. Не уходите далеко. У меня будет короткий разговор.

РЕЙН. Слушаю. (Уходит.)

Пауза.

АВРОРА. Что вы хлопаете себя по карманам?

САВВИЧ. Вообразите, я потерял свой портсигар.

АВРОРА. Отцу не удивляюсь — он очень рассеянный, но вы — так...

САВВИЧ. Да, это на меня не похоже. Но я волнуюсь.

АВРОРА. Вы за ответом, не правда ли?

САВВИЧ. Да.

АВРОРА. Я вам отказываю. Прошу меня простить и не сердиться на меня.

САВВИЧ. Аврора! Аврора! Этого не может быть.

АВРОРА. Не понимаю вас.

САВВИЧ. Не может быть! Тут ошибка, Аврора! Подумайте! Этот брак не может не состояться. Мы рождены друг для друга. Это было бы оскорблением всех законов.

АВРОРА. Разве я не свободна в своем выборе?

САВВИЧ. Нет! Нет! Это — минутная вспышка, Аврора. В вас поднялась какая-то мутная волна. Я умоляю вас — посмотрите на эти звезды!

АВРОРА. Вы неправильно читаете гороскоп. Мне жаль, что я причинила вам страдания. Но остается одно — забыть обо мне.

САВВИЧ (начинает уходить). Не верю этому, не верю. Причина могла быть только одна — если бы вы полюбили другого! Но этого быть не может!

АВРОРА. Это может быть. Я полюбила другого.

САВВИЧ. Не знаю, чем я заслужил эту жестокую шутку? Не может быть!

АВРОРА. Саввич! Вы с ума сошли!

САВВИЧ. Скажите мне его имя!

Пауза. Уходит.

АВРОРА. Рейн!

РЕЙН входит.

АВРОРА. Извините меня. Вот разговор и окончен.

РЕЙН. Ради Бога, ради Бога.

АВРОРА. Я сейчас отказала своему жениху.

РЕЙН. Почему?

АВРОРА. Не ваше дело.

Толпа гостей.

РАДАМАНОВ. Нет, мы просим вас. Я открываю аппарат.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не в голосе я сегодня. Хотя вот один стишок.

РАДАМАНОВ. Он читает.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Да... «Богат и славен Кочубей...» Черт его...

РЕЙН. Что он, забыл, что ли? При чем здесь Кочубей? (Подсказывает.) Его поля необозримы...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Его поля необозримые... Дальше забыл, хоть убей.

Громовой аплодисмент в аппарате и кругом.

В чем дело?

РЕПОРТЕР. Чьи это стихи?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Льва Толстого.

РЕПОРТЕР. Как отчество его?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Кочубея? В чем дело? Петрович. Выпьем.

РАДАМАНОВ. Благодарю вас, спасибо. Вы доставили всем громадное удовольствие.

МИЛОСЛАВСКИЙ (пожимает всем руки). Мерси. Мерси.

РАДАМАНОВ. А ваш товарищ не артист?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Заснул он, черт его возьми. Бедняга! Он утомился.

РАДАМАНОВ. Бедняга! Он утомился. Ну, пожалуйте в зал. Начинаются танцы.

Музыка.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Виноват, я извиняюсь. (Хлопает в ладоши.) Не то!

(Поиски «Аллилуйя».)³⁴ Оркестр играет «Аллилуйя».

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не то!

РАДАМАНОВ. Не может быть. Как же не то?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Громче! Гораздо громче. Да я им сам объясню.

Все уходят.

АВРОРА. Он забыл слова?

РЕЙН. Он пьян.

АВРОРА. Какой-то Кочубей. Смешная фамилия. Но кто меня возмущает больше всех, кто самый недальновидный, самый наивный человек...

РЕЙН. Саввич?

АВРОРА. Нет. Вы. (Целует его.)

За сценой вдруг оглушительные, неописуемые звуки «Аллилуйя».

Занавес.

Акт 3-й

РАДАМАНОВ. Голубчик Саввич! Ведь вы меня истязаете! Согласитесь сами, при чем же я здесь? Ведь не могу же я повлиять на нее!³⁵

САВВИЧ. Я согласился бы скорее отрубить себе руку, чем пытаться оказать на Аврору какое-нибудь давление.

РАДАМАНОВ. В таком случае о чем же мы говорим?

САВВИЧ. Радаманов! (Пауза.) Радаманов!

РАДАМАНОВ. Ну, Радаманов... Что Радаманов?

САВВИЧ. Я пришел к вам, чтобы говорить чрезвычайно серьезно.

РАДАМАНОВ. Слушаю.

САВВИЧ. И говорить об Астрее.

РАДАМАНОВ. Да ведь только что говорили!

САВВИЧ. Погодите. Вы знаете меня очень хорошо. Похож ли я на человека, который способен вследствие овладевшей им страсти подобно какому-то дикарю гнаться как за дичью...

РАДАМАНОВ. Совершенно не похожи.

САВВИЧ. Я люблю ее пламенно.

РАДАМАНОВ. Мне известно это.

САВВИЧ. Но мало одной любви для того, чтобы соединиться с любимым существом. Что мне дороже всего в мире?

РАДАМАНОВ. Астрея?

САВВИЧ. Нет, гармония. И Астрея в великую гармонию входит как часть в прекрасное целое. Поймите, Радаманов, что отнять у меня веру в гармонию, значит лишить меня жизни.

РАДАМАНОВ. Директор Института Гармонии не может иначе рассуждать. Уважаю вас за это. Продолжайте.

САВВИЧ. Когда я заметил, что чувство овладело мною, что я сделал первым долгом? Я произвел все анализы. Я исследовал свой мозг, моя нервная система исследована досконально. То же было проделано и с Авророй. И перед мною отчетливо обозначилась идеальная пара. Заметьте, она любила меня. Сколько будет два плюс два?

РАДАМАНОВ. Это известно.

САВВИЧ. Ну, а если вы к двум прибавляете два и вдруг получаете три с четвертью?

РАДАМАНОВ. Тот, кто складывал, ошибся спросонок.

САВВИЧ. Вам угодно пошутить? Так вот о чем я вам заявляю, Радаманов! Я вас люблю.

РАДАМАНОВ. Благодарю Вас.

САВВИЧ. Я люблю мое человечество, люблю мой век. О, век гармонии! Горжусь тем, что я один из тех, кто прокладывает путь человечеству к совершенному будущему.

РАДАМАНОВ. Как? То, что есть, вы считаете недостаточно совершенным? О, Саввич! Вам трудно угодить.

САВВИЧ. Не смейтесь. Век несовершенный, настанет же совершенный. Но в нашем веке вы самый лучший. Вот за это я вас и люблю. Так вот что я вам скажу: если вы прибавляете к двум два и не получаете четырех, а меньше, это значит, что одна из двоек неполноценна. Вот одна из двоек перед вами. Я документально покажу вам, что в ней полных два, а вторая двойка неполная.

РАДАМАНОВ. Час от часу не легче! Что же это? Выходит, что неполноценная Аврора?

САВВИЧ. Да, это ужасно, но это так. Я давно уже заметил это и, признаюсь, скрыл это. Моей мечтой было жениться на ней и некоторую порчу ее замечательного организма исправить, чтобы вернуть великому веку, вернуть женщину с зачатками выдающегося ученого, украшение нашей жизни!

РАДАМАНОВ. Вы меня испугали. Какая же болезнь у нее?

САВВИЧ. Атавизм. Кровь предков, оказывается, кричит в ней. Так вот, Радаманов, она отказалась от меня. Пусть будет так, но я никогда не откажусь от нее...

РАДАМАНОВ. Позвольте...

САВВИЧ. Погодите, я договорю. Моя мечта разбита, не знаю, навсегда ли, но ее я и, заметьте, бескорыстно, спасу! Ей угрожает опасность!

РАДАМАНОВ. Какая?

САВВИЧ. Вот эта четверка, которая ввалилась в Блаженную Землю, как метеор! Если хотите знать, это самый скверный случай. И хуже всего появление Рейна.

РАДАМАНОВ. Что вы говорите, Саввич? Рейн — блестящее явление.

САВВИЧ. О, это мы еще проверим!

РАДАМАНОВ. Да, милый человек, люди с того времени, как стоит земля, не знали такого открытия!

САВВИЧ. Проверим, проверим! И если это действительно необыкновенное изобретение заслуживает внимания, мы обратим его на пользу живущим. Но сам Рейн и эти его спутники возбуждают во мне антипатию и будят тревогу! Они заразительны, Радаманов! Они пришли из тех времен, которые вызывают в здравом человеке ужас и ничего более. Они лишние здесь! И вот, тут уже я говорю с вами не просто как человек, а как тот, кому доверили Институт Гармонии, я не допущу их разрушить Блаженную Землю.

РАДАМАНОВ. Позвольте! Зачем и как им разрушать Блаженную Землю?

САВВИЧ. Я не бросаю слов на ветер. Они пришли! Они анархичны! Они неорганизованны, они больны и они заразительны. На их мутные зовы последуют отзвуки, они увлекут за собой и вы увидите, что вы их не ассимилируете! Они вызовут брожение. Словом, Аврору я Рейну не отдам!

РАДАМАНОВ. Позвольте!.. Он в браке!

САВВИЧ. Браки! Вы почитайте про их браки! Это хаос! Болезни, вырождение...

РАДАМАНОВ. Да, может быть, он вовсе и не собирается?..

Пауза.

САВВИЧ. Радаманов, я знаю, о чем я говорю. Это было бы так же дико, как если бы вы вздумали жениться на этой Марии Павловне или как ее там называли в варварском прошлом!..

РАДАМАНОВ. Я прошу вас, Саввич, не трогать Марию Павловну, она не имеет отношения к этому делу. И она, кроме всего прочего, ничуть не заслуживает порицания.

САВВИЧ. Да вы гляньте на ее лицо!

РАДАМАНОВ. Саввич. Прекратите этот разговор!

САВВИЧ. У нее ассиметричное лицо! Вся эта компания немыслима здесь.

РАДАМАНОВ. Саввич!

САВВИЧ. Пусть летят туда, откуда они прилетели!

РАДАМАНОВ. Большой вопрос — улетят ли они!

САВВИЧ. Виноват! Ведь он же конструирует.

РАДАМАНОВ. Ничего не выйдет.

САВВИЧ. Как?

РАДАМАНОВ. Он не может установить рычаг. Этот актер сломал рычаг, улетая, а шифр остался у Рейна в квартире.

САВВИЧ. Это ужасно! Стало быть, этот Рейн и эта, как ее, Мария Павловна станут нашими вечными гостями.

РАДАМАНОВ. Да что это, как вам далась Мария Павловна! Попрошу вас оставить ее!

САВВИЧ. Простите. Я позволил себе говорить о ней только потому, что я знаю, что вы никогда не будете с ней иметь никаких отношений.

РАДАМАНОВ. Простите меня, я занят.

САВВИЧ. Я удаляюсь. Вот рекомендую вам. Удостоверьтесь, какой литературой развлекали себя эти, ну, словом, жители двадцатого века! Чацкий — болван!

РАДАМАНОВ. Что это такое?

САВВИЧ. Горе от ума.

РАДАМАНОВ. А это насчет чего?

САВВИЧ. А это — галиматья!

РАДАМАНОВ. Ну что же вы, голубчик? У меня же времени нет, чтобы нужное что-нибудь прочитать, а вы мне галиматью предлагаете!

САВВИЧ. До свидания! (Уходит.)

РАДАМАНОВ (к портьере). Убедительно прошу вас, простите меня и не обращайте внимания на его слова. Он ворвался ко мне, и я думал, что он уйдет через минуту.

МАРЬЯ (у зеркала). Ассиметричное лицо? Ну что ж, проживу и с таким лицом! Ревнивый дурак!

РАДАМАНОВ. Я, право, не виноват.

МАРЬЯ. Решительно ни в чем!

РАДАМАНОВ. Кто это ревнивый дурак?

МАРИЯ. Саввич.

РАДАМАНОВ. Как? Вы думаете, что Саввич говорил это из ревности?

МАРИЯ. Я в этом уверена, хотя, впрочем, нет, беру свои слова обратно. Я забыла, что у меня иные понятия.

РАДАМАНОВ. Во всяком случае, забудемте все, что бы он ни говорил.

МАРИЯ. Охотно. Ну, Павел Сергеевич, мне пора. До свиданья.

РАДАМАНОВ. О нет, Мария Павловна, как же так? Ведь мы же не поговорили.

МАРИЯ. Ну, давайте поговорим.

Пауза.

Я только сейчас сообразила, как высоко мы над землей. Ведь, наверное, если броситься вниз, то что будет?

РАДАМАНОВ. Вы умрете, не долетев до нижней галереи.

Пауза.

Так говорят врачи. Я сам не падал.

Пауза.

Моя Аврора все время читает древнюю литературу, и время от времени мне дает книги. Я в этом, конечно, ничего не понимаю, но чувствую какую-то странную прелесть... Башня... Кто-то на башне распевал. Это в ваше время?

МАРИЯ. Так трудно сказать. Я не знаю, о чем вы говорите. Нет, в мое время на башне никто не распевал.

РАДАМАНОВ. Я, знаете, человек очень занятой, кроме того, вы знаете, у меня около года тому назад умерла жена. Впрочем, простите, я говорю совершенно бессвязно.

Пауза.

МАРИЯ. А зачем вы заставили меня спрятаться за портьерой?

РАДАМАНОВ. Я не хотел вас отпустить...

МАРИЯ. Ага.

Пауза.

У вас что-то плохо идут слова с языка, Павел Сергеевич. Поэтому я скажу. Я пришла по вашему зову, чтобы поблагодарить вас за то внимание, с которым вы отнеслись ко мне. Вы — необыкновенно приятный человек, Павел Сергеевич. И кроме того, я хотела вас попросить, чтобы вы указали мне, что мне делать в этой новой жизни.

РАДАМАНОВ. Я готов вам всячески служить, но дело в том, что Рейн лучше меня может помочь вам в этом. Право, ваш удел завиден, вы жена гениального человека.

МАРИЯ. Это верно. Я с ним поговорю. До свидания, Павел Сергеевич.

У машины.

Скажите, Павел Сергеевич, а это может быть, что ему не удастся установить опять рычаг?

РАДАМАНОВ. Увы! Может быть.

МАРИЯ. Ага. Ну, до свидания.

РАДАМАНОВ. То, что я позвал вас, а также то, что я вас спрятал за портьерой, надо полагать, преступно, и уж во всяком случае мне не к лицу. Дело в том, что вы мне очень нравитесь. Что вы на это скажете, Мария Павловна?

МАРИЯ. Я скажу, что это интереснее, чем про башню, как кто-то распевал.

РАДАМАНОВ. Я позвал вас с тем, чтобы сказать вам, что я всячески удержу себя от этого чувства и ничем не нарушу покой, главным образом, свой.

МАРИЯ. Ну, прощайте, Павел Сергеевич. Больше вы меня не увидите.

РАДАМАНОВ. Позвольте, что это значит?

МАРИЯ. А я вам помогу сберечь ваш покой.

РАДАМАНОВ. Позвольте, я не понимаю...

МАРИЯ. Отстаньте от меня!

БУНША. Я извиняюсь...

РАДАМАНОВ. Голубчик, ну что же вы не позвонили мне прежде, чем подняться?

БУНША. Здравствуйте, мадам Рейн. Очень удобный аппарат, но сколько я ни дергал...

РАДАМАНОВ. Ну, что же дергать? Он просто закрыт. Я закрыл его, чтобы никто не приходил.

БУНША. Ага.

РАДАМАНОВ. Вы же должны были быть в Индии?

БУНША. Не долетели мы.

РАДАМАНОВ. Ничего не понимаю!

МАРИЯ. Ну, прощайте, Павел Сергеевич.

РАДАМАНОВ. Подождите, Мария Павловна.

МАРИЯ. Нет, нет, прощайте.

РАДАМАНОВ. Так что вы говорите? Индия... Ах ты, Боже мой!..

БУНША. Не долетели мы, товарищ Радаманов. И все из-за Милославского. Уже показалась, а он говорит: а ну ее к чертовой матери! — и повернули.

РАДАМАНОВ. Ну, и что же? Ну?

БУНША. Я к вам с жалобой, товарищ Радаманов. (Вынимает бумагу.)

РАДАМАНОВ. Я все никак не могу привыкнуть, почему вы меня зовете товарищ Радаманов... Ну, впрочем, все равно. Какая жалоба? Ну, что вас беспокоит?

БУНША. Институт Гармонии.

РАДАМАНОВ. Но я читал уже в газете, что поясница ваша уже прошла...

БУНША. Ну что ж, поясница, Павел Сергеевич, что поясница! На меня совсем внимания не обращают!

Р АД АМАНОВ. А чего бы вы хотели?

БУНША. Видите ли, там, в Банном переулке, такая дама осталась, что прямо можно сказать карга.

РАДАМАНОВ. Это кто же?

БУНША. Супруга моя.

РАДАМАНОВ. Так.

БУНША. Так вот я бы хотел жениться.

РАДАМАНОВ. Понял. Саввич вам не дает разрешения на женитьбу? На ком вы хотите жениться?

БУНША. На ком угодно.

РАДАМАНОВ. Впервые слышу такой ответ и совершенно поражен!

БУНША. Институт Гармонии обязан обо мне заботиться.

РАДАМАНОВ. То есть?

БУНША. Обязан мне невесту подыскать.

РАДАМАНОВ. Душа моя, Бунша-Корецкий! Институт — это не свадебное бюро!³⁶ Поймите... Слово «бюро» вам было известно?

БУНША. По обмену комнат.

РАДАМАНОВ. Что? Ну, ладно. Институт, заботясь о чистоте рода, регулирует брачные отношения, но делает это чрезвычайно тонко. Он и не стремится стать конторой по выдаче разрешений на свадьбы. Да сколько мне помнится, случаев запрещения почти не бывало...

БУНША. Вот вы поподробнее мне, Павел Сергеевич, изложите, а то ни от кого не добьешься...

РАДАМАНОВ. Нет! Нет! Простите, голубчик, я безумно занят... В другой раз... Вы не заметили, куда она направилась?..

БУНША. Кто?

РАДАМАНОВ. Мария Павловна.

БУНША. Трудно установить.

РАДАМАНОВ. Институт не сваха, невест не подыскивает. Так что вы уж сами потрудитесь разыскать женщину, которая вам по сердцу... И... Понятно?

БУНША. Мне понятны всякие теории, потому что я слушал всевозможные публичные лекции. Но теорию необходимо увязывать с практикой. В бесклассовом же обществе...

РАДАМАНОВ. Ах, черт возьми... Извините... Я знаю, что нам трудно понимать друг друга... Но это моя вина... Я рассеян, ибо я спешу...

БУНША. Вот бумага, в которой все изложено по интересующему меня вопросу...

РАДАМАНОВ. Не надо, не надо, голубь мой Бунша, писать никаких бумаг. Я же говорил вам об этом. У вас было принято, а у нас нет. Мы избегаем... (По аппарату.) Связь. Радаманов. Справку. Срочно. Где сейчас госпожа Рейн. Просите пожаловать ко мне. (Бунше.) Яростно избегаем бумаг. Да-с.

БУНША. Зря звонили, Павел Сергеевич. Невозможно найти. Вот если бы вы пожаловали к нам, я любую даму вам могу найти в кратчайший срок. Надо было в милицию позвонить. Она могла быть у меня в домовой конторе, или в кооперативе, или у парикмахера. У нас так всегда и находили. Но если у человека аппарат за плечами, он сорвался и полетел, и никакая милиция его не разыщет. На каждом шагу аппараты. А вдруг ей фантазия в Голландию улететь?

РАДАМАНОВ. В Голландию? В Голландию? Неужели я так глупо поговорил? Простите, отлучусь. Я занят...

БУНША. Но вы хоть скажите, что говорить-то даме. У себя на пороге бесклассового общества я знал, что говорить, но в этой ситуации теряю темпы.

РАДАМАНОВ. Вы человек любознательный... (На ходу.) Знакомьтесь...

БУНША. Что говорить-то ей?

РАДАМАНОВ (Улетая). Я полюбил вас с первого взгляда!..

БУНША. Я полюбил вас... На этом далеко не уедешь. Женщины про любовь не любят слушать. Если б вот сказать: переезжайте ко мне с первого взгляда, у меня отдельная комната. Но когда у каждого по пять, шесть комнат?! Анна Васильевна!

АННА. Добрый день. А вы что здесь делаете в одиночестве?

БУНША. Мечтаю.

АННА. Не буду вам мешать.

БУНША. Нет, остановитесь. Я вас полюбил с первого взгляда.

Пауза.

АННА. Продолжайте.

БУНША. В общем, все.

АННА. Благодарю вас.

Пауза.

БУНША. Я делаю вам предложение. Простая, казалось бы, вещь и можно бы понять с первого слова.

АННА. А, благодарю вас, вы меня очень тронули, но, к сожалению, мое сердце занято.

БУНША. Это неинтересно. Попрошу вас короче. Вы отказываете мне?

АННА. Отказываю.

БУНША. Вы свободны.

АННА. В жизни не видела более оригинального человека, чем вы.

БУНША. Не будем терять времени. Вы свободны.

АННА. Павел Сергеевич не был здесь?

БУНША. Улетел.

АННА. Вы не знаете куда?

БУНША. Я же не Бюро связи.

АННА. Простите. (Уходит.)

Бунша выпивает спирту из крана.

АВРОРА. А отец улетел?

БУНША. Улетел, мадемуазель Радаманова. Виноват. Будьте добры присесть. Увидев вас, я полюбил вас с первого взгляда. Есть основание полагать, что и я вам нравлюсь. Не будем терять времени. (Обнимает Аврору и целует ее в щеку.)

АВРОРА (ударив его по уху). С чего вы взяли, старый слюнтяй, что вы мне нравитесь? Какой нахал!

БУНША. Вы зарываетесь, Аврора. Так в бесклассовом обществе не поступают.

АВРОРА. Дурак какой! (Уходит.)

БУНША (у перил). Ничего, ничего, Аврора Павловна. Ударим по рукам зарвавшегося члена общества.

САВВИЧ (входит, говорит по аппарату). Где Радаманов?

В аппарате: Неизвестно.

БУНША. Кому неизвестно, а мне известно. За Марьей Павловной поехал.

САВВИЧ. За Марьей Павловной?

БУНША. Факт.

САВВИЧ. Зачем?

БУНША. Об этом у нас будет отдельный разговор. А пока что у меня к вам есть дело.

САВВИЧ. По Институту Гармонии?

БУНША. Именно по Институту Гармонии.

САВВИЧ. Слушаю вас.

БУНША. Эх, молодой человек! Я полюбил вас с первого взгляда.

САВВИЧ. Что такое? Повторите, что вы сказали?

БУНША. Я не допущу над собой насилия. Неодолимая симпатия.

САВВИЧ. Я так и подозревал. Вы к тому же еще и...

БУНША. Без паники, прошу вас. Это было только предисловие.

САВВИЧ. Мне не нравятся такие предисловия!

БУНША. Полюбив вас с первого взгляда, я решил оказать вам услугу.

САВВИЧ. Ни в чьих услугах я не нуждаюсь.

БУНША. Ах, не нуждаетесь? Ну, вы свободны.

САВВИЧ (на ходу). Мы вами займемся.

БУНША. Дерзить в бесклассовом обществе не очень разрешается. Займитесь, займитесь! А он в это время Авророй займется.

САВВИЧ. Что вы хотели мне сказать?

БУНША. Ничего. Извините, что побеспокоил, что вошел без доклада. Видно, что бюрократизм еще не изжит окончательно. А пора бы!

САВВИЧ. Простите, я погорячился.

БУНША. Ничего, ничего. До свидания.

САВВИЧ. Что вы начали говорить об Авроре? Прошу вас.

Пауза.

Быть может, я тоже могу быть вам чем-нибудь полезен?

БУНША. Это взятка называется, молодой человек. За это, знаете... У нас за такие предложения в домкоме ого-го-го, как грели!

САВВИЧ. Я повторяю вам, я был взволнован, я не прав.

БУНША. Принимаю ваши извинения. (Вынимает бумажку из кармана). Тринадцатого мая сего года в половину первого ночи Аврора целовалась с физиком Рейном. С тем же физиком она целовалась пятнадцатого мая. Семнадцатого мая на закате солнца у этой машины она целовалась опять-таки с этим же физиком, причем произнесла следующие слова: «ты ворвался в эту жизнь», а дальнейшие слова не разобраны, потому что они меня увидели. Восемнадцатого мая тот же Рейн держал руку на ее талии. Девятнадцатого...

САВВИЧ. Довольно! (Разрывает бумагу в клочки.)

БУНША. Оправдательный документ рвать нельзя. Хорошо, что я копийку снял на машинке.

САВВИЧ. Довольно! (Уходит.)

БУНША. Будете знать, как по щекам хлестать, Аврора Павловна!

Голос Милославского по аппарату: Болван здесь?

БУНША. Меня разыскивает.

МИЛОСЛАВСКИЙ (входит). Куда ты скрылся? Я уж думал, где ты треплешься? А ты уж, оказывается, дома.

БУНША. У меня дел по горло было здесь.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Отчего у тебя глаз подбит?

БУНША. Я с аэроплана упал, честное слово.

МИЛОСЛАВСКИЙ (по аппарату). Что на завтрак сегодня? Угу. Пришлите. Садись, отец.

БУНША. Мерси.

Стол.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Такой бы стол на Арбате в «Праге» накрыть. Никакой Кочубей так не ел. Сейчас бы цыган сюда и трамвай... Эх...

БУНША. Про трамвай я не понимаю.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Трамваев мне не хватает... Я люблю трамваи. Весело, шумно... Хочешь, я тебе часы подарю?

БУНША. Удобно ли это будет?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень удобно, но только строжайший секрет. Никому не показывать. Ни при ком не вынимать.

БУНША. А как же я время буду узнавать?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Они совершенно не для времени, а на память, как сувенир. Ты какие больше любишь — открытые или глухие?

БУНША. Такое изобилие часов наводит меня на всякие размышления.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вот поделись с кем-нибудь этими размышлениями, я тебе мгновенно голову и оторву. Глухие?

БУНША. Глухие.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Получай.

БУНША. Большое спасибо, но, видите ли, здесь буква «Ха», а мои инициалы «С.В.Б.»

МИЛОСЛАВСКИЙ. Без капризов. У меня не магазин.

БУНША. Где вы их, все-таки, приобрели?

МИЛОСЛАВСКИЙ. В частных руках.

РЕЙН. Как ни придешь, вы за едой. Вас же повезли Индию осматривать?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ничего решительно интересного там нет.

РЕЙН. Да вы там пять минут были, что ли?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мы и одной минуты там не были.

РЕЙН. Так какого же черта вы говорите, что неинтересно!

МИЛОСЛАВСКИЙ. В аэроплане рассказывали.

БУНША. Полное однообразие.

РЕЙН. Вы-то бы уж помолчали, Святослав Владимирович! Большое разнообразие вы видели в вашем домкоме.

БУНША. И даже очень.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Словом, милый человек и академик, говорите, что с вашей машиной? Будьте любезны доставить нас туда, откуда взяли.

РЕЙН. Я вам не извозчик.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Что значит не извозчик? Я разве просил вас меня сюда переселять?

РЕЙН. Дорогой мой! То, что произошло с нами, именуется катастрофой. Вы случайная жертва эксперимента. А, впрочем, почему жертва! Тысячи людей были бы благодарны, если бы их перенесли в эту жизнь! Неужели вам здесь не нравится?

БУНША, МИЛОСЛАВСКИЙ. Не нравится!

РЕЙН. Сожалею и приму все меры к тому, чтобы вернуть вас в прежнее состояние. Но не скрою от вас, что это чрезвычайно трудно.

БУНША. Подаю на вас заявление! Из-за вас я отлучился из Союза без разрешения и стал белым эмигрантом. Не желаю быть невозвращенцем.

РЕЙН. Святослав Владимирович! Вы кретин.

БУНША. Ругайтесь, ругайтесь...

РЕЙН (Милославскому). А вы? Скажите же наконец, кто вы такой и из какой эпохи?

МИЛОСЛАВСКИЙ. В чем дело? Эпоха, эпоха!

РЕЙН. В каком году вы родились?

МИЛОСЛАВСКИЙ. 1900-го года рождения.

РЕЙН. Позвольте! Одного года со мною? Но как же, я не понимаю, вы оказались в моей комнате. Я думал, что вы...

БУНША. У меня есть на этот счет соображения...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Солист государственных театров и вопрос исчерпан.

РЕЙН. Скажите, солист, как вы вышли из машины?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Был пьян и не помню.

РЕЙН. Ничего не понимаю. Где вы работали? В каком театре вы работали?

МИЛОСЛАВСКИЙ. В Большом и в Малом. На премьерах.

РЕЙН. Господа! У вас широчайшее поле для работы здесь. Но все утверждают, что вы упрямитесь. И никто не слышал от вас ни одной строчки, кроме этого Кочубея. Что за дикое упрямство? У вас широчайшее поле для работы. Вам Аврора предлагала прочесть доклад о состоянии театра в ваше время. Почему вы отказались?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я стеснялся.

РЕЙН. Черт знает какую чушь вы говорите!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Драгоценный академик! Почините вашу машину и летим отсюда вон! Хочешь, я на колени стану? (Становится.)

БУНША (становится на колени). И от своего имени умоляю, увезите нас.

РЕЙН. Бросьте вы эту петрушку.³⁷ Ну, слушайте. Случилась беда. Одной части не хватает. Платиновой пластинки, на которой нарезаны цифры. А их пятьдесят. Без нее я не могу установить машину ни на какой полет. Мария Павловна, когда ухватилась рукой за механизм, выронила ее, очевидно.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ключик золотой?

РЕЙН. Вот именно.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ура!

РЕЙН. Не надрывайтесь зря. На нем выложено было шестизначное число, а я его не помню. И вспомнить его немыслимо.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Чего ж ты молчал? А? (Подбегает к шкафу, трогает костюм Рейна.) Искать надо! Он в костюме!

РЕЙН. Все обыскано, успокойтесь, дорогой артист. Он потерян.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не может он быть потерян. Где-нибудь он да находится.

РЕЙН (обыскав костюм). Тьфу, черт. Только меня заразил своей истерикой.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не у меня ли? (Ищет.) Нет, нету.

РЕЙН. А каким же образом он может...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Святослав, ищи в своем.

БУНША. Довольно странно...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ищи!

БУНША (вынимая ключ). Ключ!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вот, пожалуйста!..

РЕЙН. Что такое?! Послушайте, Святослав Владимирович, что это значит?

БУНША. Я не понимаю, что это значит.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Как ты смел, старая калоша, дотрагиваться до такой тонкой и оригинальной машины? А?

БУНША. Выше моих сил понять, что это значит!..

МИЛОСЛАВСКИЙ. Нет, ты ответь, как ты осмелился трогать государственное изобретение гения? Женечка, хотите я ему по шее дам?..

БУНША. Не понимаю этого подозрительного происшествия. Честное слово... И более всего не понимаю, каким же образом ключ попал в новый костюм!..

МИЛОСЛАВСКИЙ. Довольно! Ты действовал в состоянии рассеянности.

БУНША. Если только я действовал, то в состоянии рассеянности.

РЕЙН. Довольно! Неважно!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Эх! Вкладывай ключик, летим сегодня!

РЕЙН. «Вкладывай ключик!» Погодите, дорогие мои. Это не так просто. Надо отлить пластинки с этим же шифром.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это минутное дело.

БУНША. Я понимаю, ежели бы в старом жилете, но как же он перепрыгнул в новый?..

МИЛОСЛАВСКИЙ. Да ну тебя, в самом деле!

РЕЙН. И вот что, если вы хотите действительно, чтобы я перевез вас обратно, ни одной живой душе вы не скажете ни слова о том, что нашелся ключик.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Товарищ Рейн! (Бунше.) Ты усвоил, что тебе сказано? Ну, смотри у меня.

РЕЙН. Ко мне идут. Вот что. Вы идите, погуляйте.

Входит АВРОРА.

АВРОРА. А, какая милая компания!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мое почтение, Аврора Радаманова.

АВРОРА (Бунше). А вы что ж не здороваетесь? А? Неудобно, а?

БУНША. Здравствуйте, я стараюсь разобраться в одном вопросе... Да я ничего не говорю!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ох, наделает он бед!..

РЕЙН. Поручаю вам его...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Будьте благонадежны, он не пикнет!.. (Авроре.) Чрезвычайно приятно было бы посидеть с вами, но, к сожалению, некоторые дела. (Бунше.) Идем, все равно ты ни до чего не додумаешься! (Рейну.) Только уж вы, пожалуйста, работайте, а не отвлекайтесь в сторону.

РЕЙН. Это что за указания такие?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ничего, ничего, ничего... (Авроре.) До приятного свидания! (Бунше.) Ну!.. (Уходит с Буншей.)

РЕЙН. Аврора! (Обнимает ее.)

МИЛОСЛАВСКИЙ (выглянув). Я же просил вас, Женюша, работайте, не отвлекайтесь. Пардон, мадемуазель! Ушел, ушел. Проверил и ушел! (Скрывается.)

АВРОРА. Изумительная пара! Одни. Ты знаешь, третий день я не могу остаться наедине с тобой...

РЕЙН. У тебя монгольские глаза!

АВРОРА. Ты дурак! (Целуются.)

Дуэт Рейна и Авроры.

Звонок.

АВРОРА. Да. (Рейну.) Отец. (По аппарату.) Хорошо, я уйду. Ты можешь с ним поговорить. (Уходит.)

РАДАМАНОВ. Извините, Рейн, что я прервал вашу беседу с Авророй. Но дело мое крайней важности.

РЕЙН. Я слушаю вас.

РАДАМАНОВ. Вот в чем дело. Я только что с заседания Совета Народных Комиссаров.

РЕЙН. Слушаю.

РАДАМАНОВ. Заседание это было целиком посвящено вам.

РЕЙН. Слушаю.

РАДАМАНОВ. Вот что мы постановили.³⁸ Признать за вашим изобретением не государственное значение, а сверхгосударственное. Вас самих постановлено считать человеком гениальных способностей и в силу этого поставить вас в условия исключительные. В такие условия мы ставим лиц, польза которых для блага человечества не укладывается ни в какие нормы. Другими словами говоря, ваши потребности будут удовлетворены полностью и желания ваши будут исполняться полностью. Вот все, что я хотел вам сообщить. При этом еще добавлю, что поздравляю вас.

РЕЙН. Прошу вас передать Совету мою признательность.

Пауза.

РАДАМАНОВ. Мне хотелось бы знать, Рейн, что вы сообщите мне.

РЕЙН. Я польщен и прошу передать...

Пауза.

РАДАМАНОВ. И это все?

РЕЙН. Право, не знаю, что еще сказать...

РАДАМАНОВ. Рейн! Я никак не ожидал этого от вас. Ну что ж, мне придется вам помочь. Вы должны были ответить мне так: «Я благодарю государство и прошу немедленно принять мое изобретение и работу над ним под контроль».

РЕЙН. Как? Меня будут контролировать?

РАДАМАНОВ. Голубчик, прошу вас помыслить, могло ли это быть иначе.

РЕЙН. Я начинаю понимать. Скажите: если я восстановлю машину...

РАДАМАНОВ. Я не сомневаюсь в этом...

РЕЙН. Я буду иметь право совершать на ней полеты самостоятельно?

РАДАМАНОВ. Ни в каком случае, мой дорогой! и очень ценимый нами человек.

РЕЙН. Нарком Радаманов, все ясно мне. Прошу вас, вот моя машина. Сам же я лягу на диван и шагу не сделаю к ней, пока возле нее будет хоть один контролер.

РАДАМАНОВ. Не сердитесь на меня, вы рассуждаете, как дитя. Мыслимо ли, чтобы человек, совершивший то, что совершили вы, лег на диван. Ну, вы ляжете, и... умрете, как я понимаю. Так, что ли?

РЕЙН. Вы не будете меня кормить?³⁹

РАДАМАНОВ. Вы обижаете нас. Нашего дорогого гостя мы не будем кормить!.. Ах, что вы говорите, Рейн.

РЕЙН. Машина принадлежит мне.

РАДАМАНОВ. Ах, дорогой! Поистине вы человек иного века!⁴⁰ Она принадлежала бы вам, если бы вы были единственным человеком на земле. А сейчас она принадлежит всем.

РЕЙН. Я человек иной эпохи и прошу отпустить меня!

РАДАМАНОВ. Дорогой мой, безумцем я назвал бы того, кто отпустил бы вас.

РЕЙН. Что это значит?

РАДАМАНОВ. Я с увлечением читал в газете о том, как к вам появился этот, ну, как его... царь Иван Грозный... Он в 19-м веке жил?

РЕЙН. В шестнадцатом.

РАДАМАНОВ. Прошу прощения. Я плоховато знаю историю.⁴¹ Да это и неважно. Иван ли, Сидор, Грозный ли... Голубь мой, мы не хотим сюрпризов... Вы улетите... Кто знает, кто прилетит к нам?

РЕЙН. Довольно. Я понял. Вы не отпустите меня.

РАДАМАНОВ. Ах, голубь мой. Зачем же такие жестокие слова. Мы просим, мы молим вас остаться с нами, не покидать нас. Вы не пожалеете, смею уверить вас! О, Рейн! Пройдет краткий срок и ваша психология изменится резчайше. О, как жаль, что вы не родились в наш век. Забудьте свою эпоху!

РЕЙН. Я пленник!

РАДАМАНОВ. Вы терзаете меня, Рейн. Я даю вам честное слово наркома. Мне верят, все, что мы дадим вам возможность совершить те путешествия, которые вам будут интересны. Я обещаю вам это. Но вы совершите их вместе с нами. Человечество поставит вам памятник! О, Рейн! Вы только подумайте, какую чудовищную пользу вы принесете людям. Мы обследуем иные века и возьмем из них все, что нужно. Я не могу сравниться с вами, мой драгоценный! Я посредственность, но я кое-что знаю и пылаю при одной мысли о проникновении во время. Как велик радиус действия машины? Я надеюсь, что она не может бить по бесконечности? Надеюсь, потому что мой мозг не вместил бы этого, я сошел бы с ума!

РЕЙН. Конечно, не бесконечен. Я полагаю, примерно лет четыреста.

РАДАМАНОВ. А от нашей, значит, тоже на четыреста... О, Рейн! Мы, возможно, еще при нашей жизни увидим замерзающую землю и над ней тусклый догорающий шар солнца... О, Рейн!

РЕЙН. Я понял. Мне интересно, как же вы все-таки осуществите контроль надо мной? Что бы вы ни говорили, а ведь вам придется прибегнуть к насилию. Я ведь варвар... Милиционера вы, что ли, приставите ко мне?⁴²

РАДАМАНОВ. Обидел, обидел! Единственный экземпляр милиционера в Москве находится в 5-м проспекте Голубой Вертикали, во втором этаже, шестой шкаф... да, да, Аврора затащила меня... Он восковой, душечка моя золотая, и платье его пропитано нафталином... Душистый мой ананас... не обижайтесь, так маленькой меня называла Аврора... вы возбуждаете во мне нежность!..

РЕЙН. Ананас интересуется вопросом о том, как вы осуществите контроль?

РАДАМАНОВ. Единственным способом, какой мы применили бы ко всякому, в том числе и ко мне. Вы, пушистый коврик, по выражению той же Авроры, вы обнимете меня, вынете механизм, сдадите его мне, я запру его в кассу, а завтра с утра мы вам дадим подручных инженеров. Они будут глядеть вам в глаза, Рейн! О такой славе, как ваша, никто не мечтал на земле... Впрочем, плохо знаю историю. Затем что... затем... все магазины будут торговать вашими бюстами... что нужно вам еще, о, сын нашего, нашего века!

РЕЙН вынимает механизм, подает РАДАМАНОВУ. Тот прячет его в несгораемую кассу.

РАДАМАНОВ. Поздравляю вас, инженер Рейн... Так, стало быть, не будет объятий?

РЕЙН. Потом.

РАДАМАНОВ. Потом так потом. Ах, вот память... Оперу я слышал тоже вашу старинную... как там поется... «погостите»... нет, «гость»... нет... «дорогой» гость... ну, словом, забыл...

РЕЙН. Ключ найден. Вот он. Спрячьте и его. Завтра останется только одно — отлить обратный шифр на диске.

РАДАМАНОВ. О, теперь уже объятия обязательны! О, Рейн! Вы понимаете, как ужасно было бы, если бы вы утаили ключ. Положительно, вы поспешили родиться. Вам следовало дождаться нашего века!

АВРОРА (выйдя внезапно). Ты сдал ключ!⁴³

РАДАМАНОВ. Аврора, странно...

АВРОРА. Я женщина все-таки, папочка!

РАДАМАНОВ. Я боюсь, что Саввич прав. В тебе действительно сидит какой-то атавизм! Нельзя же подслушивать! Это было принято в том веке...

МАРИЯ (выходит). Вот поэтому я и подслушала. Мне простительно. Но, Радаманов, коврик пушистый, вы исправите меня!

РАДАМАНОВ. Мария! Ах, Мария!

МАРИЯ. О, как вы говорили, Радаманов. Вы великий человек, настоящий ананас.

РАДАМАНОВ. Сидите смирно, если уж пришли. Я не кончил. (Рейну.) Итак: Совет Народных Комиссаров просит вас принять его дар. (Вынимает футляр.) Здесь хронометр, на нем алмазная крышка и надпись: Светочу людей Рейну... (Открывает футляр.) Позвольте... Он пуст. Я ничего не понимаю. Но это ужасно! Где же я мог выронить его?.. При Милославском я уложил его. Он еще хлопал в ладоши, восхищаясь. Но ничего. Завтра же он будет найден. Вот и все по этому делу, Рейн. Но есть другое дело.

МАРИЯ. Об этом скажу я. Аврора, я все знаю.

АВРОРА. Я и не скрываюсь, Мария. Но и я все знаю.

МАРИЯ. Идите же к нему. (Рейну.) Я отпускаю тебя, и ты меня отпусти.

РЕЙН. Мария, я всегда ценил твое сердце. Наша жизнь не сложилась. Желаю, чтобы ты была счастлива.

АВРОРА. Она будет счастлива, если об этом позаботится отец.

РАДАМАНОВ. Слушайте, Рейн. Я женюсь на Марии. Ну, протянемте друг другу руки...

АВРОРА. Ах, блаженство, блаженство. Ты оправдало себя и тут... Ты не отец, ты сват и кум, ты Фигаро, севильский цирюльник и пушистый ковер. О, как все это добродетельно и какой благополучный конец.

Звонок.

РАДАМАНОВ. Войдите.

САВВИЧ. Простите, Радаманов, что я мешаю. Но я прибыл по государственному делу. Вы заперли кассу?

РАДАМАНОВ. Да. Прошу проверить и запереть вторым ключом. Ну, вот и все. Поздравьте нас, Саввич. Я женюсь на женщине, прилетевшей из XX века, а Аврора выходит за Рейна.

САВВИЧ. Мне очень неприятно, Радаманов, разбить вашу радость. Вот постановление Института Гармонии. Исследование Рейна и жены его Марии показало, что в Блаженстве они жить не могут и браки, о которых вы говорили, ни в коем случае состояться не могут. Институт накладывает запрещение. Рейна и Марию придется поселить в другом районе земли и перевоспитывать. Прощайте.

МАРИЯ. Что же это такое?! (Заламывает руки.)

РАДАМАНОВ. Вы в уме, Саввич?

САВВИЧ. Радаманов, подумайте, что вы говорите! Я сообщу об этом Институту Гармонии.

РАДАМАНОВ. Ваш Институт мне надоел!

САВВИЧ. Что?..

РЕЙН (Авроре). Конец, однако, не так благополучен?.. А?

АВРОРА. Ты зачем сдал ключ?!

РАДАМАНОВ. Сообщите об этом...

АВРОРА. ...Черту Ивановичу!

САВВИЧ. Аврора! Вы погибнете! (Зарыдав, уходит.)

МАРИЯ убегает, за ней бросается РАДАМАНОВ.

АВРОРА. Стойте, Мария.

РЕЙН (один). Так вот как?

Появляются МИЛОСЛАВСКИЙ и БУНША.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну что, Жоржик, свинтили?

РЕЙН. Сию минуту подай сюда хронометр!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не понимаю, гражданин!

РЕЙН. Сию минуту чтоб был хронометр!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ах, хронометр! Это который с алмазом? Ах, да, да, видел... Так его же Радаманов на столе... вот он!

БУНША. Теперь мои подозрения переходят в уверенность...

РЕЙН. Оба вон! И если встретите Саввича, скажите, чтоб он остерегся попасться мне на дороге.

Занавес

Акт 4-й

АННА. Боже мой, я так страдаю за вас!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Тут страдать не поможет.

АННА. Жоржик, что же вы так грубо отвечаете мне?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Извиняюсь.

АННА. Скажите, может быть, я чем-нибудь могу облегчить ваши тяжелые переживания?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Можете. Возьмите хороший кирпич, да вашего Саввича по зубам! Вот гад действительно!

АННА. Какие образные выражения у вас, Жоржик.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это не образное выражение. Вы образных еще не слышали. А вторым кирпичом — нашего знаменитого академика.

АННА. Это вы про Рейна? За что?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Первое — за то, что ключ отдал, раз. А второе, за то, что вместо того, чтобы делом заниматься — в бабу врезался.

АННА. Вре...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, влюбился.

АННА. Жорж, мне жаль вас. Хотите я вас поцелую?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Паллиатив.

АННА. Нельзя же пребывать в таком безутешном состоянии. Жоржик, вы мне нравитесь.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я всем женщинам нравлюсь.

АННА. Какая жестокость! Я себя презираю за то, что я призналась вам.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Анеточка, вы лучше пошли бы, попробовали послушать, что они там назаседали.

АННА. Боже мой, как можно подслушивать!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Должно, когда такая пакость случилась.

АННА. Я не в состоянии.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, прощайте, Аннет. И в моей душе зародилось чувство к вам, но вы его вытоптали вашим равнодушием.

АННА. Жорж, подумайте, на что вы меня толкаете!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я уж подумал.

АННА. О, Боже, Боже! (Уходит.)

Через некоторое время входит БУНША.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Подслушал?

БУНША. Не представляется возможности. Я на колонну влез, а меня заметили.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вот дурак, прости Господи! Ну, ничего нельзя поручить! Чего ж тебя понесло на колонну! Хорошо ты выглядишь на колонне!? Ах ты, Господи! Ну, что ж они тебе сказали, когда увидели?

БУНША. Чрезвычайно удивились. Но я выпутался очень остроумно из положения. Притворился, что смотрю на процессию и что со мной обморок. Пришлось слезть.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Больше ничего не говори. Не могу слышать тебя больше.

БУНША. Я и сам в отчаянии.

Пауза.

ГРАББЕ. Разрешите войти?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Милости просим, входите. Что скажете, доктор, хорошенького? Не хотите ли закусить?

ГРАББЕ. Нет, покорнейше благодарю. Признаюсь вам, я так расстроен, что мне не до еды.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Поделитесь с нами, мы, может быть, чем поможем.

ГРАББЕ. Я к вам с неприятнейшей миссией.

БУНША. На нас все несчастья сыпятся.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я слушаю вас, доктор, вы не робейте.

ГРАББЕ. Я командирован к вам директором Института.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ах, Саввичем! Ну, да. А что, доктор, у вас бывает сыпной тиф когда-нибудь?

ГРАББЕ. Что вы! Уже двести лет мы не знаем этой болезни.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Жаль, жаль.

ГРАББЕ. Что вы говорите?⁴⁴

МИЛОСЛАВСКИЙ. Так, замечтался. Итак, чего подлец от нас хочет?

ГРАББЕ. Это вы про Саввича?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Другого подлеца во вселенной нету.

ГРАББЕ. Вот так так! Я поражен. (Вынул два конверта.) Видите ли, получены окончательные результаты исследования вашего и господина Бунши.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ага! Что-нибудь любопытное, наверное? Ну, конечно, все в порядке?

ГРАББЕ. К сожалению, нет. Откровенно скажу, язык не поворачивается. Мы приборы специально проверяли, потому что такого исследования не было...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Приборы, наверно, барахловые?

ГРАББЕ. Виноват! Об одном из вас сказано, что идиот, а о другом, что вор.⁴⁵

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я — идиот? Повторите, что вы сказали?

ГРАББЕ. Я так и знал. Вы не волнуйтесь, вы не идиот. Идиот — он.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, скажем. А я?

ГРАББЕ. А вы — вор.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Какой же мерзавец, какой невежда делал исследования?

ГРАББЕ. Простите, это я делал.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Молчать!

ГРАББЕ. Со мной никто в жизни так не разговаривал!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Молчать! Мне — солисту государственных театров — такие слова! Да мне три раза палец снимали и отпечатывали, в Москве, в Ростове-на-Дону и в Саратове, и единодушно все начальники уголовного розыска говорят, что человек с таким пальцем не может украсть, хоть бы и хотел! А уж они наверно больше докторов понимают в уголовном розыске! И вдруг является какой-то коновал...

ГРАББЕ. Одумайтесь! С вами истерика! Господин Бунша! Повлияйте вы на вашего...

БУНША. Молчать!

ГРАББЕ. Что же это такое? Успокойтесь. Это излечимо. Поймите, профессор Мэрфи утвердил диагноз.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Где он? Подать мне сюда профессора Мэрфи!

ГРАББЕ. Помилуйте, он в Лондоне.

МИЛОСЛАВСКИЙ (по телефону). Лондон. Профессора Мэрфи.

В аппарате: Вам нужен переводчик?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не нужен! Я с ним без переводчика поговорю. Профессор Мэрфи? Вы — не профессор, а вы... (Граббе.) Как сволочь по-английски?

ГРАББЕ. Я ни за что не скажу.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Бунша, дай сюда мне словарь!

БУНША. Откуда же он у меня?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Молчать! Ну, ладно!

Вешает трубку. Делает грозный жест, указывая на дверь.

БУНША. Пошел вон!

ГРАББЕ. Что это такое? Примите капель. Вас постановлено лечить.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вон!

ГРАББЕ уходит.⁴⁶

БУНША. Правильно, Жоржик. Надо одергивать зарвавшихся субъектов.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Молчи. Надо дать ходу отсюда!

АННА. Из-за вас, Жорж, я пошла на неэтичный поступок.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень хорошо. Ну?

АННА. Жорж, приготовьтесь. Они постановили вот что.

Постановление:

МИЛОСЛАВСКИЙ. Елки-палки!

АННА. Жоржик! Неужели это правда?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Видели палец?

АННА. Не понимаю!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Начальники понимают. В МУРе они мне как отцы родные! Вспомню — слезы!..

АННА. Тогда протестуйте!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну их! Не люблю я этих кляуз.

Вбегают АВРОРА и РЕЙН.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это что ж такое будет, Женечка?

БУНША. Мы — в панике. Я сам начинаю теряться.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вот заехали в гости! Зачем ты отдал ключ?

РЕЙН. Некогда! Слушайте! Скройтесь оба к себе и ждите, пока я вас не позову. Мне нужно посоветоваться с Авророй.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Бунша, идем!

БУНША (тихо, Милославскому). Я знаю, они сейчас целоваться начнут.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Выкатывайся сию секунду.

АННА. Жорж, я с вами. Я не хочу вас оставить в такую минуту (Уходят.)

РЕЙН. Ну, что делать? Я знал бы, что мне делать, но...

АВРОРА. Нужно бежать! И я с тобой.⁴⁷

РЕЙН. Подумай, тебе придется покинуть этот мир.

АВРОРА. Он мне надоел.

РЕЙН (бросается к кассе). Нет! Не вскроешь.

АВРОРА. Что же в самом деле предпринять? Как? Боже мой!.. Я украду ключи! Но как? Как?

РЕЙН. Стой! Эй, Милославский!

Вбегают МИЛОСЛАВСКИЙ, БУНША и АННА.

Анна! Станьте здесь, сторожите!

АННА. Что вы хотите делать?

РЕЙН. Молчите! (Милославскому.) Наше спасение — в ключах от кассы.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Вы видели этот палец? На что вы намекаете? Вы знаете, что такое дактилоскопия?

РЕЙН. Брось валять дурака!

МИЛОСЛАВСКИЙ. И кончено! У кого ключи? Аннета, стой внимательно! Бунша, голову провалю! Смотреть!

РЕЙН. У Саввича и Радаманова.

АВРОРА. Отец носит в боковом кармане.

МИЛОСЛАВСКИЙ. А от какого предмета ключи?

РЕЙН. От этой кассы.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это серьезная касса. (Засучивает рукава.)

РЕЙН. Дурак, она заперта шифром!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Женечка! Мы все учились понемногу. Такую кассу и нельзя запирать простым замком. Довольно обидно это даже и говорить. Помню, в Ленинграде в Госбанке, ну, конечно, то была не такая касса.

АННА. Боже мой, что вы делаете?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Анетка, не пикни! Зарежу! Зекс!

Взламывает. РЕЙН бросается к кассе, вынимает механизм, ввинчивает его в машину.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Бунша, складывайся!

РЕЙН. Не смейте, черти, брать ничего!

БУНША надевает дамскую шляпу.

АННА. Вы пропали! Саввич!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Анетка, стань к кассе спиной! Шевельнешься!..

АННА. Как ты обращаешься со мной?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Стой. (Рейну.) Ввинчивай! Да не промахнись! А то опять залетим куда-нибудь, да так, что не выберешься! Я займу его разговором.

Все ушли, один Милославский на сцене.

САВВИЧ (входит). Здравствуйте.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Доброго здоровьичка!

САВВИЧ. Радаманов еще не вернулся?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Нет.

Пауза.

САВВИЧ. В числе других вещей, которые подозрительно исчезли в последнее время, мой портсигар.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Запирать надо было. А то бросаете вещи зря; естественно, что они пропадают. Аэроплан куда-то пролетел... В Индию, наверно... Летают куда-то, летают...

САВВИЧ. У нас раньше ничего не пропадало. Я хотел спросить вас, не видели ли вы его?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Маленький, золотой и буква «С» наискосок? Нет, не видел.

САВВИЧ. Ну, ладно. Все разберется впоследствии.

МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы надолго сюда пришли?

САВВИЧ. То есть?

МИЛОСЛАВСКИЙ. То есть скоро ли вы уйдете отсюда? У меня здесь, месье Саввич, интимное дело есть.

САВВИЧ. Простите, сейчас здесь будет заседание государственной важности, и это важнее ваших интимных дел. Я жду Радаманова.

РЕЙН (входя). Ах, так? (Милославскому.) Выйди на минуточку. Я с ним поговорю. Скажите, Саввич, вы твердо уверены, что вам удастся меня разлучить с Авророй и послать надолго в колонии?

САВВИЧ. Мне это печально, но я в этом убежден.

РЕЙН. Вы лжете, Саввич, в этом нет никакой печали для вас. Наоборот, вы счастливы тем, что вы, отвергнутый любовник, сошлете меня.

Входит АВРОРА.

Но это вам не удастся. Она уйдет со мной. Не правда ли, Аврора?

АВРОРА. Правда. Я твоя.

САВВИЧ. Я не понимаю, что со мной. Я боюсь, что вы заразите и меня. Вы опасны.

АВРОРА. Саввич! Ты делаешь глупость. Я уйду с ним.

САВВИЧ. Аврора! Пощади нас, не покидай!

РЕЙН. Ага! Вот это понятный язык! Саввич, уходите отсюда, у нас тайное дело. Мы спешим.

САВВИЧ. Нет.

РЕЙН (подходит к машине, включает ее и оттуда сразу взрыв музыки и свист). Милославский, Бунша, сюда!

Появляются БУНША, МИЛОСЛАВСКИЙ и АННА.

САВВИЧ. Ах, вот что! Остановите машину!

РЕЙН. Назад! Или я вас убью!

САВВИЧ. Нет! Аврора! Я тебя не выпущу! (Бросается к аппарату, кричит «Тревога».) (Рейну.) Негодяй!

РЕЙН. Милославский!

МИЛОСЛАВСКИЙ ударяет ножом Саввича, тот падает.

РЕЙН. Что ж ты наделал?

АННА. Убийство!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Анютка, ходу!

АННА. Нет! Нет! Ты страшен!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, судись одна! Выгораживай меня! Скажи — в запальчивости! В запальчивости! Тебе скинут три года! И заявляй сама чистосердечно! Скидка будет! (Бросается к машине, Бунша опережает его.) Куда ты? С передней площадки!

БУНША. Я вне очереди!

Вихрь подхватывает Буншу и уносит его. Следом за ним бросается Милославский и исчезает.

АВРОРА. Боже, он в крови! Помочь ему?

РЕЙН. Аврора! Некогда! В машину! Или ты боишься?

АВРОРА. Не боюсь! Прощайте, мраморные колонны!

Исчезает. РАДАМАНОВ и МАРИНА.

РАДАМАНОВ. Что вы наделали? Рейн?

РЕЙН. Радаманов! Аврора уже улетела! Скажите, что я украл механизм. Марина, ты останешься?

МАРИНА (Радаманову). Выпусти, выпусти его! Выпусти, если ты не хочешь, чтобы было хуже! Мы будем с тобой всегда вместе!

РАДАМАНОВ. Да, теперь будем вместе. (Рейну.) Вы втянули меня в преступление!

РЕЙН. Что делать? Прощай! (Схватывает механизм, раздается последний удар, Рейн исчезает.)

РАДАМАНОВ. Марина! Он плывет в крови! Марина! Я выпустил их! Марина!

МАРИНА. Успокойся, мой дорогой, так лучше.

Послышались звуки тревоги, подбежали люди. Вбегает ГРАББЕ.

РАДАМАНОВ. Граббе! Зовите людей! Меня под суд! Они убили Саввича и убежали. Я упустил их. Это моя вина. МАРИНА. И моя.

ГРАББЕ. На помощь!

Свет гаснет. Исчезает Блаженство.

Комната Рейна.⁴⁸ У разбитой машины МИЛИЦИЯ и МИХЕЛЬСОН. Взрыв музыки. Из машины выскакивает БУНША с михельсоновскими часами в руках.

МИХЕЛЬСОН. Вот он! Вот он, ворюга! Держите его, товарищи! Вот они, ходики! С собственноручною надписью... Товарищи, не верьте, сцарапано! Не Милославского, мои ходики!

БУНША. Добровольно вернувшийся в СССР секретарь Бунша-Корецкий прибыл. Прошу отметить в протоколе: добровольно! На всех имею заявление.

МИЛИЦИЯ. Сидоров, бери его!

МИЛОСЛАВСКИЙ является.

МИХЕЛЬСОН. Второй!

МИЛИЦИЯ. Панырев, бери!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, нет, я извиняюсь, это надо доказать. (Бросается к окну, разворачивает аппарат и улетает.) Вы как хотите, а я в Ростов!

МИЛИЦИЯ. Панырев, звони по телефону.

Являются РЕЙН и АВРОРА.

АВРОРА. Боже, как интересно! Ты здесь жил?

МИХЕЛЬСОН. Жил, жил. Берите ее, пока не улетела!

РЕЙН. Осторожнее! Это моя жена! Она не имеет никакого отношения ни к какому делу.

МИЛИЦИЯ. Супруга ваша? Разберем. Вы арестованы. Клочков, бери.

МИХЕЛЬСОН. Вяжите их, вяжите!

РЕЙН. Болван! Аврора, не волнуйся. У нас, видишь ли, бывают иногда недоразумения в этой жизни. Все разъяснится. Поймите, что я изобретатель этой машины!

МИЛИЦИЯ. Поймем, поймем. Ваша фамилия?

РЕЙН. Рейн.

МИЛИЦИЯ. Прошу следовать.

МИХЕЛЬСОН. Да этот-то улетел. Может, самый главный?

МИЛИЦИЯ. Дальше Ростова не улетит. (Рейну.) Прошу.

Занавес.

Конец

Подготовка текста — В. Волков.

Комментарии

В черновой рукописи перед основным текстом пьесы М.А. Булгаков сделал записи, которые в общих чертах намечают основную сюжетную линию произведения.

Сцена III. Греза Рейна

Рейн грезит.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Время есть плотная субстанция. Скажите! Мне это в голову не приходило! Аккуратный прибор. Кольцо это, извиняюсь, серебряное?

БОНДЕРОР. Серебряное.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Его, если в Торгсин отнести, то...

БОНДЕРОР. Помилуйте!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я ж понимаю!

* * *

МИЛОСЛАВСКИЙ. Гражданин академик.

БОНДЕРОР. Я не академик.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну что вы. Я академиков с первого взгляда могу отличить.

* * *

БОНДЕРОР. При каком царе вы родились?

МИЛОСЛАВСКИЙ. При Петре Первом.

БОНДЕРОР. Ничего не понимаю! Ваш наряд...

* * *

БУНША. Михельсоновы ходики...

МИЛОСЛАВСКИЙ. В чем дело? Михельсоновы! Не у одного Михельсона в Москве ходики.

* * *

К названию пьесы:

Острова блаженные.

Фамилия — Радаманфов (Радаманов)

Бондерор.

Крейн. Саввич (жених)

Рейн. Мария Павловна.

Евгений Иванович Милославский Жорж.

Кличка для вора — ...

1. — Во второй редакции пьесы автором составлен список действующих лиц, отсутствующий в тексте первой редакции:

Действуют:

ЕВГЕНИЙ ЛЬВОВИЧ (НИКОЛАЕВИЧ)^* РЕЙН

ОЛЬГА (МАРИЯ — ?) НИКОЛАЕВНА РЕЙН

СОСЕДКА (РЕЙНА).

ЮРИЙ МИЛОСЛАВСКИЙ, по прозвищу Солист.

БУНША-КОРЕЦКИЙ, (князь и) секретарь домоуправления.

ИОАНН ГРОЗНЫЙ.

БОЯРИН.

ОПРИЧНИК.

СТРЕЛЕЦКИЙ ГОЛОВА.

МИХЕЛЬСОН, гражданин.

МИЛИЦИЯ.

ГОСТЬ.

ГРАББЕ, профессор медицины.

РАДАМАНОВ (Народный Комиссар Изобретений).

АВРОРА, (его дочь).

САВВИЧ.

АННА, (его секретарь).

2. Во 2-й редакции автором использован другой вариант начала пьесы:

Общая передняя с телефоном. Большая комната РЕЙНА в полном беспорядке. Дверь в дополнительную площадь РЕЙНА*. Рядом комната гражданина МИХЕЛЬСОНА, обильно меблированная. В комнате РЕЙНА странного вида маленький механизм, чертежи и инструмент.

РЕЙН полуодет, небрит, бессонен, у механизма. День.

ОЛЬГА. Включись в новую жизнь, халтурщик!*

РЕЙН. Что с тобой? Ты ругаешься?* Опять тот же звук. Как сжимается сердце.

За сценой вдруг радостный голос: «По второму талону селедки дают!»

Потом стук.

РЕЙН. Ну, ну, ну, что там еще?

СОСЕДКА. Марья Павловна! Марья...^** Софья Петровна! А Софья Петр... Ах, нету ее? Товарищ Рейн, скажите вашей супруге, что в нашем кооперативе по второму талону селедки дают. Чтобы скорей шла! Сегодня последний день.

РЕЙН. Ничего не могу ей сказать, потому что она вчера вечером ушла.

СОСЕДКА. А куда ж она пошла?

РЕЙН. К своему любовнику.

СОСЕДКА. Вот так так! Как же это, к любовнику, вы говорите? Это к какому же любовнику?

РЕЙН. Черт его знает, Петр Иванович или Илья Петрович, я не помню. Знаю только, что небольшого роста и беспартийный. Черт его знает...

СОСЕДКА. Вот так так! Оригинальный вы человек какой. Так что, селедки-то пропадут теперь?

РЕЙН. Я занят очень.

СОСЕДКА. А она когда придет от этого-то... беспартийного-то?

РЕЙН. Никогда. Она совсем к нему ушла. Я занят очень.

СОСЕДКА. А вы что ж, страдаете?

РЕЙН. Товарищ, я очень занят.

СОСЕДКА. Ну, ну, ну. Вот дела! Пока. (Уходит.)

За сценой через некоторое время глухие голоса. Слышно: К любовнику ушла... Селедки... последний день.

РЕЙН. Вот сволочи какие! Нет! Сначала! Выберу весь ряд.

Начинает вынимать пластинки из аппарата. Свет постепенно убывает, а затем комната Рейна угасает.

3. МАРИЯ ПАВЛОВНА — далее в тексте также МАРЬЯ, МАРИНА (по ходу действия автор неоднократно меняет и варьирует имена и фамилии своих героев).

4. ЕВГЕНИЙ — в тексте также БОНДЕРОР, Евгений Васильевич и Александр Иванович РЕЙН.

5. ЖОРЖ — в тексте также ЖОРЖИК, МИЛОСЛАВСКИЙ, ЮРОЧКА.

Во 2-й редакции М.А. Булгаков изменил текст ремарки:

Парадная дверь беззвучно открывается и в переднюю входит (ЮРИЙ) МИЛОСЛАВСКИЙ, хорошо одетый, похожий на артиста человек.

6. МИХЕЛЬСОН — в тексте также Дудкин, Понырев.

7. ЕВГЕНИЙ. Опять тот же звук... Во 2-й редакции далее: О, Боже, ну почему я не могу поймать! Руки у меня, что ли, трясутся?..

В воздухе вокруг РЕЙНА и механизма начинает возникать слабо мерцающее кольцо.

Вот, фосфоресцирует! А вы говорите!..

Звонок, потом стук в дверь РЕЙНА.

Проклятые, чтоб вы провалились! Да!

Тушит кольцо. Входит БУНША-КОРЕЦКИЙ. На голове у него дамская шляпа.

Меня дома нет.

8. БУНША — в тексте также КИРВА.

9. БУНША. — А я говорю, что не князь... — Во 2-й редакции:

БУНША. А я говорю, нет. (Вынимает бумаги.) Вот документы, удостоверяющие, что моя мать, Ираида Михайловна, во время Парижской Коммуны состояла в сожительстве с нашим кучером Пантелеем. А я родился ровно через девять месяцев и похож на Пантелея.

10. Ликушин — в тексте также Луковкин.

Во 2-й редакции автор перерабатывает диалог Рейна и Бунши:

11. БУНША. Заклинаю вас уплатить за квартиру... — Во 2-й редакции далее: А то наш дом на черную доску попадет.

РЕЙН. Вчера жена ушла к какому-то Петру Ильичу, а сегодня является эта развалина, не то сын кучера, не то князь, с засаленной книгой под мышкой и истязает меня! Меня жена бросила, понятно?

БУНША. Позвольте, что ж вы мне не заявили?

РЕЙН. А вас это почему волнует? Вы что, на нее какие-нибудь виды имели?

БУНША. Виды такие, что немедленно я должен ее выписать. (Раскрывает книгу.) Выписываю. Куда она выехала?

РЕЙН. Не знаю я.

БУНША. Я сам узнаю и тогда выпишу.

РЕЙН. Узнавайте, а мне дайте спокойно умереть возле моей машины.

12. — Во 2-й редакции М.А. Булгаков значительно переработал и дополнил сцену, описывающую первое включение машины времени. После отказа Рейна зарегистрировать в милиции свое изобретение Бунша-Корецкий заявляет:

БУНША. Я — лицо, занимающее официальный пост, и обязан наблюдать. Меня тревожит эта машина. Вынужден буду сообщить.

РЕЙН. Ради бога повремените. Ну, хорошо, идите сюда. Просто-напросто, делаю опыты над изучением времени. Но пока ничего не получается. Совершенно безобидно. Вот, например, ну, возьмем, скажем, ну, цифру 364. Ну, вот...

Слышатся музыкальные звуки, и кольцо начинает светиться.

Ну, вот и все. Минус 364. Хотя вам это непонятно. Стойте! Позвольте! Ах, я кретин! А не изобретатель! Да ведь если я беру 364, а шифр обратный, почему ж я не включил плюс?! Нет я идиот!

Бросается к машине, поворачивает ключ, в ту же минуту раздается удар колокола, вспыхивает сводчатая палата. ИОАНН ГРОЗНЫЙ с посохом сидит в кресле и диктует, а за столом под его диктовку пишет БОЯРИН^***. Где-то слышится церковное складное пение и тягучий звон. РЕЙН и БУНША застывают.

13. Явление Иоанна Грозного... В примечании к тексту 2-й редакции М.А. Булгаков сделал следующие записи, характеризующие царствование и личность Иоанна Грозного:

Об Иоанне Грозном

Послание к Козьме относится, примерно, к 1578 году.

Иоанн родился в 1530, умер 16 марта 1584 г.

В 1578 г. ему было, значит, 48 лет.

Сына убил в 1581 году.

Опричнина с 1565 года и до смерти Иоанна.

«Гой да, гой да».

...«главоболие с похмелья»...

Стрельцы появились при Иоанне Грозном в половине XVI века (Устрялов).

Пищаль.

Опричник: меч, бердыш, парчевая одежда под черной рясой (Устрялов).

Стрелецкие сотники.

Стремянной стрелец из стражи государевой.

«Пес смердящий»... (Буслаев).

...«всяких скверн исполненный»...

...«прыщ смертный»...

...«о, беда претягчайшая»...

...«псы басурманские»...

...«бога ради, бога ради»...

...«господне и отцы, молю вас»...

...«исполу есмь чернец»...

...«собака»...

...«что у нас в Москве учинилось»...

Описание Ивана Грозного:

«Царь Иван образом нелепый, очи имел серы, нос протягновен и покляп, возрастом велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широки, мышцы толстыя... Таков бо бе церь Иван»... Кроме того: «Жестосерд...».

14. Далее в тексте 1-й редакции запись отдельных реплик Бондерора (Рейна), Бунши, Жоржа и Николая I (частично зачеркнуто).

НИКОЛАЙ I (выходит).

БУНША. Не надо нам царей...

БУНША (у телефона). В доме № 151 в Жакте 900 появился император. Считаю долгом потребовать милицию, потому что я за это отвечаю. Секретарь Бунша-Окаян-Корецкий. Нет, не князь я, не князь, сын кучера Корецкий. Слушаю.

БОНДЕРОР (вырывая трубку). Сию минуту!.. Кретин.

БУНША. Караул! Меня контрреволюционер душит!

НИКОЛАЙ I. Что это за шуты гороховые? Что это за наряд?

БОНДЕРОР. Это пиджак.

НИКОЛАЙ I. Пиджак?

БУНША. Вот какую машину вы сделали, Евгений Васильевич.

* * *

БОНДЕРОР. Задача решена. Вот оно, отверстие, просверлено в субстанцию! Найдено.

* * *

ЖОРЖ (выходит с часами в руках. Изумлен.) Ой! Ой! В чем дело?

15. Садовая 10... — Известный дом Пигита, на Садовой улице, где жил Булгаков в 1921—1924 гг.

16. Иоанн вбегает в исступлении... — Во второй редакции:

Появляются ИОАНН и РЕЙН.

ИОАНН — в состоянии полнейшего умоисступления.

ИОАНН. Кровь на мне! Ох, мне!..

РЕЙН. Назад в палату! Назад!

ИОАНН (крестясь, вбегает в палату).

РЕЙН выключает механизм. Палата и ИОАНН исчезают. Мерцает кольцо^****.

РЕЙН (вбегая). С чердака на крышу хода нету? Боже мой!

Вдруг за палатой ИОАННА затявкал набатный колокол, грянул выстрел, послышались крики: «Гой да! Гой да!» В палату врывается СТРЕЛЕЦКИЙ ГОЛОВА с бердышом в руках.

ГОЛОВА. Где царь?

БУНША. Не знаю.

ГОЛОВА (крестясь). А, псы басурманские! Гой да! Гой да! (Взмахивает бердышом.)

РЕЙН. Черт возьми! (Бросается к механизму и выключает его, отчего в то же мгновение исчезает и палата, и стрелецкий голова и прекращается шум. Только на месте, где была стенка комнаты Михельсона, остается небольшой темный провал.)

17. Ты звонил сейчас в милицию?.. — Во 2-й редакции Булгаков существенно изменил диалог Рейна и Бунши, предшествовавший появлению Милославского, и дополнил текст пьесы сценой возвращения Михельсона в ограбленную квартиру:

РЕЙН. Старая сволочь, ты звонил сейчас по телефону? Я слышал твой паскудный голос!

БУНША. Вы не имеете права.

РЕЙН. Если хоть кому-нибудь хоть одно слово!..

БУНША. Честное...

РЕЙН. Ну, черт с вами! Некогда! Дальше, дальше! Сперва звук, а потом... И на маленькую цифру...

Касается механизма, и в это время из комнаты МИХЕЛЬСОНА рядом с темным провалом у машины выходит МИЛОСЛАВСКИЙ со стенными часами МИХЕЛЬСОНА под мышкой.

РЕЙН. Вот тебе раз.

МИХЕЛЬСОН. Я извиняюсь, это я куда-то не туда вышел. Тут что-то перепуталось. Это, значит, я дверью ошибся. Виноват, как пройти на улицу? Прямо? Мерси.

РЕЙН. Нет, постойте!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Виноват, в чем дело? Мне некогда. Я на Александровский вокзал спешу.

БУНША. Михельсоновы часы.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я извиняюсь, какие Михельсоновы часы? Что это, у одного Михельсона ходики в Москве?

РЕЙН. Постойте. Вам нельзя выходить, поймите.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не имеете права задерживать.

РЕЙН. Да я вас не задержу. Не бойтесь. Наоборот, я сейчас отправлю вас обратно. Вы недавней эпохи, судя по костюму. Вас поражает обстановка моей квартиры?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Поражает.

РЕЙН. Одну минутку. Скажите только, как ваша фамилия.

МИЛОСЛАВСКИЙ. А зачем вам моя фамилия?

РЕЙН. Вы волнуетесь, это вполне понятно. Вы кто такой?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Солист Государственных Театров.

РЕЙН. Ага. А в каком году вы родились? Мне это нужно.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Забыл.

РЕЙН. Ну, ладно. Идите обратно, туда.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Виноват, здесь стенка.

РЕЙН. Хорошо, стойте.

Движет механизм.

Вот так оказия! Заело.

Пауза.

Присядьте на одну минуту. Гм. Дело вот в чем. Я изобрел машину для проникновения в другие времена, так скажем... И вот, изволите ли видеть, вы только не пугайтесь, дело в том, что время есть фикция...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Скажите! А мне это в голову не приходило!

БУНША. И пальто Михельсона.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Виноват, какое Михельсона?..

РЕЙН. Ах, бросьте вы ваши глупости! (Милославскому.) Так вот, извольте видеть, механизм...

МИЛОСЛАВСКИЙ (осматривает механизм). Гм... да, да...

РЕЙН. Одну минутку. Черт его!.. Где отвертка? Одну минуточку!

Отходит, ищет инструмент. В ту же минуту вспыхивает кольцо, потом лопается, раздается удар литавр, затем музыка.

РЕЙН. Что вы наделали?! Вы тронули аппарат!

Поднимается вихрь.

БУНША. Караул!

Вихрь втаскивает БУНШУ в кольцо. Он исчезает.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ах, чтоб тебе провалиться. (Исчезает.)

РЕЙН. Боже мой, что же это вышло?

Влетает в кольцо вслед за МИЛОСЛАВСКИМ, схватывается руками за механизм, пытаясь его выключить.

Ключ! Ключ!

Исчезает.

В тот же момент стихает музыка.

Пауза.

* * *

Парадная дверь открывается и входит МИХЕЛЬСОН. Подходит к своей двери, вздрагивает, видит взломанные шкафы, мечется.

МИХЕЛЬСОН. Обокрали! Обокрали!

Бросается к телефону.

Милицию! Милицию! В Банном переулке в квартире... что? Какой царь! Обокрали меня! Михельсон фамилия!

В этот момент на парадном ходе начинаются звонки. Михельсон бежит, открывает дверь и входит МИЛИЦИЯ^5*.

МИХЕЛЬСОН. Слава те, Господи! Товарищи, обокрали меня! Гляньте! Часы! Пальто! Костюмы! Все на свете! Обокрали

МИЛИЦИЯ. Вы звонили насчет царя?

МИХЕЛЬСОН. Товарищи, какого царя? Ограбили. Гляньте!

МИЛИЦИЯ. Без паники, гражданин. Кто звонил? Товарищ Сидоров, на черный ход.

МИХЕЛЬСОН. Обокрали!

ЗАНАВЕС

18. Май. Терраса на высоте в Блаженных Землях... — Та часть Москвы Великой, которая носит название «Блаженства». Громадная терраса очень высоко над землей. Колоннада. Тропические растения и сложная, но малозаметная и удобная аппаратура. Это приемная в квартире народного комиссара РАДАМАНОВА.

РАДАМАНОВ читает у стола.

19. АВРОРА — в тексте также Астрея.

20. Бабушка надвое сказала... — Во 2-й редакции:

АВРОРА. Ах, ну его к матери!

РАДАМАНОВ. Что? К какой матери?

АВРОРА. Папа, я и сама не знаю, к какой матери. В одной из древних книжек я видела это выражение.

РАДАМАНОВ. Удивительное выражение! Какое-то странное выражение! Ну, не надо о матери. Поговорим о Саввиче. Нельзя ж так поступать с человеком. Ведь он уверен, что ты выходишь за него. На этом самом месте ты говорила, что он тебе очень нравится.

АВРОРА. Что-то мне померещилось на этом месте. Теперь я и сама не могу разобраться, чем он меня прельстил. Не то поразила меня его теория гармонии, не то брови. А теперь всматриваюсь, и гармония мне кажется сомнительной и брови вовсе не нравятся.

21. Директору Института Евгеники мое почтение... — Далее в тексте — Институт Гармонии. Во 2-й редакции автор изменил реплику Авроры, придав ей провидческий характер.

АВРОРА. Здравствуйте, Фердинанд! Вы знаете, какой я сон видела в ракете, что будто бы вас разбойники зарезали.

22. САВВИЧ. Мне хочется познакомиться с этим Чацким... — во 2-й редакции автор внес существенные изменения в диалог Авроры и Саввича.

САВВИЧ. Милая Аврора, необыкновенные чувства волнуют меня сегодня. Я люблю первомайские дни, и сегодня, лишь только я проснулся, радость охватила меня. Все веселило меня сегодня, а когда я поднялся сюда к вам, в Блаженство, она совершенно затопила меня. Посмотрите, как сверкают колонны, как прозрачен воздух! Человечество счастливо. Я гордился тем, что я один из людей... Аврора, что же вы молчите? Ведь наступает первое мая. Что же вы молчите, Аврора?

АВРОРА. Все будет хорошо?

САВВИЧ. О, ручаюсь вам! Сейчас хорошо, с каждым днем будет все лучше! Ну, что же вы мне скажете?

АВРОРА. Ах, да! Ведь наступает первое мая. Милый Фердинанд, я попрошу вас, отложим этот разговор еще до полуночи. Я хочу еще подумать.

САВВИЧ. Дорогая Аврора, о чем же думать? Не мучьте меня больше. Но впрочем, как хотите, я согласен ждать.

АВРОРА. Скажите, Фердинанд, у вас не было сегодня ощущения беспокойства?

САВВИЧ. О, никакого!

АВРОРА. А действительно, какой-то сладостный ветер задувает на площадке! А вообразите, Саввич, что ракета, в которой я летела, сорвалась бы сегодня, и вдруг — бамс! И от меня осталась бы только одна пыль. И вот вы приходите объясняться мне в любви, и объясняться некому! И вот космическую пыль заключат в урну, и вам уже не с кем говорить...

САВВИЧ. Аврора, замолчите! Что за ужасная мысль! Ракета не может сорваться.

АВРОРА. Я знаю, Мне что-то все снятся древние сны.

САВВИЧ. Не понимаю, какие?

АВРОРА. Вот, например, сегодня мне приснилось, что будто бы разбойники напали на меня, а вы бросились меня защищать и вас закололи.

САВВИЧ. Разбойники? Аврора, у вас расстроены нервы. Аврора, я давно это замечаю, но никому не говорю. Лишь только я стану вашим мужем, я вылечу вас.

АВРОРА. Мне скучно, бес!

Глухой пушечный удар.

САВВИЧ. Сигнал. К началу праздненств. Я не буду вас задерживать. Итак, до вечера?

АВРОРА. До вечера.

Саввич уходит.

АВРОРА. Отец!

РАДАМАНОВ (выходя). Ну, что?

АВРОРА. Слушай, отец, у тебя нет предчувствия, что что-то должно случиться?

23. Шум. Звон... — Во 2-й редакции:

За сценой с грохотом разбиваются стекла, затем по площадке пролетает вихрь и затем появляются МИЛОСЛАВСКИЙ с часами и занавеской в руке, БУНША в шляпке и РЕЙН с механизмом.

24. Где Кропоткинские Ворота?.. — Площадь в Москве, до 1924 г. площадь Пречистенских ворот.

25. Кочки знаете... — Кочки Большие и Малые; современные (с 1958 и 1960 гг.) Комсомольский проспект и улица Доватора.

26. Граббе появляется... — Во 2-й редакции:

ГРАББЕ (открывает кран, из него, светясь, начинает бить какой-то газ, который Граббе направляет на Рейна). Дышите!

АВРОРА. Дайте какое-нибудь доказательство, что вы говорите правду.

БУНША. Сию минуту. Вот доказательство. Домовая книга Банного переулка.

АВРОРА. Не понимаю. Отец! Сюда!

РАДАМАНОВ. Что еще?

АВРОРА. Отец, это верно! Это не актеры! Это люди другого времени.

РАДАМАНОВ. Что ты, с ума сошла? (Граббе.) Граббе, объясните мне, вы что-нибудь понимаете? Кто это такие?

ГРАББЕ. Нет.

РЕЙН. Ну, хорошо. Я докажу вам... как только ко мне вернутся силы... (Радаманову.) Кто вы такой?

РАДАМАНОВ. Я председатель Совнаркома Радаманов.

РЕЙН (вставая). Ага. Ну, вы убедитесь. (Подавая ему механизм). Прошу спрятать его. Мне он нужен. Дайте хоть оглядеться. (Идет к парапету, за ним Бунша и Милославский.) А-а-а! Признавайтесь! Кто из вас двух, чертей, тронул машину, пока я искал стамеску?

БУНША. Честное...

МИЛОСЛАВСКИЙ. Гражданин профессор, куда это вы нас завезли?

РЕЙН. Мы в двадцать третьем веке.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Чтоб вам издохнуть.

Вдали взрыв музыки.

27. Благуша, знаете... — Благуша — улица Москвы, бывшая (до 1922 г.) Александровская, расположена параллельно Щербаковской улице и Измайловскому шоссе вблизи станции метро «Семеновская».

28. Компрене ву, Нижняя Болвановка, Барабанный тупик?.. — Нижняя Болвановка — старое (до 1919 г.) название Нижней Радищевской улицы, расположенной в районе Таганской площади. Барабанный переулок — расположен между Большой и Малой Семеновскими улицами. Компрене ву (от французского Comprenes-vous) — вы понимаете.

29. Темно. Ночь. В огнях. Музыка... — Во 2-й редакции:

Ночь майского карнавала. Та же площадка. На ней буфет с шампанским. Бесчисленные огни. За площадкой иллюминированная ночь.

РАДАМАНОВ и РЕЙН во фраках стоят у парапета. В отдалении САВВИЧ во фраке. АННА у аппарата. В отдалении время от времени музыка.

РАДАМАНОВ. Вот, вот, смотрите! Поднялись огоньки. Это жители Голубой Вертикали. Вы не устали?

РЕЙН. О, нет, о, нет!

АННА. Голубая Вертикаль просит показать им Рейна.

РАДАМАНОВ. Сделайте одолжение, станьте сюда.

РЕЙН (становится, как ему указано).

РАДАМАНОВ (освещается сверху, говорит в аппарат). Приветствую жителей Голубой Вертикали! (Мимо площадки летит рой светлячков — маленьких машин. Ясно послышались приветственные крики. Свет внезапно сверху заливает Рейна.) Вы хотели видеть Рейна? Вот он — гениальный инженер Рейн, человек XX века, пронзивший время. Все сообщения о нем правильны. Вот он — Рейн! (Приветственные клики, светляки улетают.) Посмотрите, какое возбуждение вы вызвали в мире!

Аппарат гаснет.

Может быть, вы не хотите больше быть на балу? Отправляйтесь отдыхать!

РЕЙН. О, ни за что! Но кто действительно гениален, это ваш врач Граббе. Я полон сил, как будто он вдунул в меня жизнь.

САВВИЧ. Но этим лекарством нельзя злоупотреблять.

РАДАМАНОВ. Вы познакомились?

РЕЙН. Еще нет.

РАДАМАНОВ. Фердинанд Саввич, директор Института Гармонии. Инженер Рейн. (Рейну.) Так, может, вы хотите взглянуть, как танцуют? Анна, может быть, вы проводите гостя?

АННА. О, да.

РЕЙН и АННА уходят.

РАДАМАНОВ. Ну, что ж вы скажете, голубь мой драгоценный?

САВВИЧ. Я поражен, я раздавлен, я ничего не понимаю.

Пауза.

Скажите мне, Радаманов, какие последствия может все это иметь?

РАДАМАНОВ. Дорогой мой, я же не пророк. (Хлопает себя по карманам, что-то ищет.) А, черт его... Не понимаю... У вас есть папиросы? В этой суматохе портсигар куда-то засунул.

САВВИЧ (похлопав себя по карманам). Черт, и я забыл портсигар!

РАДАМАНОВ. Ну, ладно. (Уходит.)

САВВИЧ (идя за ним). Радаманов, объясните мне только одно... Да ведь это же не может быть!

РАДАМАНОВ. Драгоценный мой Фердинанд. Как это не может быть того, что есть! Человек свалился из четвертого измерения!.. Я курить хочу!

Оба уходят.

30. — Во 2-й редакции после ухода Радаманова и Саввича на сцене появляются Милославский и Бунша.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень, очень приятно! Мерси, гран мерси! В другой раз с удовольствием, да!.. Мерси. (Бунше.) Понравились мы им.

БУНША. Однако, все это довольно странно! Социализм совсем не для того, чтоб веселиться. А они танцуют и говорят такие вещи, что ого-го-го! А кроме того, фраки!.. Ох, прописали бы им ижицу за эти фраки!..

МИЛОСЛАВСКИЙ. Если на тебя внимательно поглядеть, то сразу видно, что ты болван! Кто им пропишет?

Внезапно входит ГОСТЬ.

ГОСТЬ. Я понимаю, что вы ищете уединения, и сию минуту уйду. Мне хотелось только пожать руку спутникам великого Рейна.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень, очень приятно! Мерси, гран мерси! Вы из каких будете?

ГОСТЬ. Я мастер канализационной станции.

БУНША. Во фраке?! Вот здорово!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Очень приятно. Давайте поцелуемся.

ГОСТЬ. Я буду счастлив и польщен.

МИЛОСЛАВСКИЙ (обнимает гостя).

ГОСТЬ. Желаю вам всего доброго!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Мерси, гран мерси!

ГОСТЬ (уходит).

МИЛОСЛАВСКИЙ. Приятный народ! Простой, без претензий, доверчивый.

БУНША. Вот надел бы он фрак, да на общее собрание! Вот бы я посмотрел, ого-го-го!.. Нащупать бы происхождение этого коржика! Князь, наверно.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Сын кучера Пантелея, как и ты... Перестань ты мне гудеть в ухо. Ты ничего мне не даешь сообразить.

31. — Во 2-й редакции автор дополнил текст сценой возвращения гостя.

В это время входит смущенный ГОСТЬ и, стараясь не помешать, начинает искать что-то под столом.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Что ищете, отец?

ГОСТЬ. Простите, мне так неловко, что я вас потревожил. Но я где-то обронил медальон с цепочкой... (Ищет.)

МИЛОСЛАВСКИЙ. Э-э! Это жалко.

ГОСТЬ. Простите. Посмотрю еще в бальном зале.

Уходит.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Славные у вас люди! За ваше здоровье! Еще бокальчик!

АННА. А я не опьянею?

МИЛОСЛАВСКИЙ. От спирту-то? Да что вы! Вы только закусывайте! Князь! Закуси паштетом. Мировой паштет!

БУНША. Я вам уже рассказывал про кучера Пантелея.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Рассказывал, но только ты все наврал на свою маму.

* * *

32. — Во 2-й редакции М.А. Булгаков изменил окончание этого сценического эпизода.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Надоел, надоел! (Анне.) Тур вальса.

АННА. Я на ногах не стою из-за вашего спирта.

МИЛОСЛАВСКИЙ. А вы опирайтесь на меня.

АННА. Вы необыкновенный человек. (Идет под руку с Милославским.)

МИЛОСЛАВСКИЙ. Виноват. Одну минуточку. (Бунше тихо.) Слушай, ты бы пошел в другое место. Иди и там веселись. Самостоятельно. А то что ты за мной таскаешься. (Уходит.)

БУНША (уходит отдельно, вздохнув.)

* * *

33. — Во 2-й редакции автор заново переработал диалог Рейна и Авроры.

РЕЙН. Иоанн Грозный остался в Москве. Я его видел так же близко, как вижу вас. Спутанная нечесаная бороденка, с посохом...

АВРОРА. И он выбежал в квартиру?

РЕЙН. Да, я бросился его ловить, поймал и загнал обратно.

АВРОРА. Вы знаете, я смотрю на вас и не могу отвести глаз. Но вы-то отдаете себе отчет в том, что вы за человек? Милый, дорогой Рейн, когда вы восстановите машину?

РЕЙН. Ох, знаете, там у меня одна катастрофа... Ну, впрочем, это выяснится.

АВРОРА. Скажите, а вы женаты?

РЕЙН. Я был женат.

АВРОРА. Простите, если задаю вам нескромный вопрос, а она умерла?

РЕЙН. Она убежала от меня.

АВРОРА. От вас? К кому?

РЕЙН. К какому-то Семену Петровичу... Я не знаю точно.

АВРОРА. Вы даже не поинтересовались?

РЕЙН. Чего ж тут интересоваться!

АВРОРА. А почему она вас бросила?

РЕЙН. Я очень обнищал из-за этой своей машины и нечем было даже платить за квартиру.

АВРОРА. Как было устроено ваше жилье?

РЕЙН. Одна большая комната.

АВРОРА. Как одна?

РЕЙН. Ну да, это вам не будет понятно.

Пауза.

АВРОРА. А она умная была?

РЕЙН. Кто?

АВРОРА. Ваша жена.

РЕЙН. Нет, не очень.

АВРОРА. Как ее звали?

РЕЙН. Ольга Алексеевна. А мне можно вам задать вопрос?

АВРОРА. Не стоит.

34. — Во 2-й редакции автор дал более развернутое описание финальной сцены 2-го акта пьесы:

Вбегает взволнованная АННА, зажигает свет на столе, говорит в аппарат.

АННА. Будьте добры, найдите сейчас же пластинку «Аллилуйя». Артист Милославский не танцует ничего другого! Начало двадцатого века.

МИЛОСЛАВСКИЙ (подкравшись, целует ее).

АННА. Что вы делаете? В аппарат видно.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Техника! Вы скажите им, чтоб погромче!

АННА. Погромче!

В аппарате слышно начало «Аллилуйи».

Это? Какая странная музыка!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Это.

Убегает вместе с АННОЙ.

Входят РЕЙН и АВРОРА.

АВРОРА. Слава Богу, никого нет. А то я уже устала от толпы.

РЕЙН. Проводить вас в вашу комнату?

АВРОРА. Нет, мне хочется посидеть с вами.

РЕЙН. Что вы сказали вашему жениху?

АВРОРА. Это вас не касается.

РЕЙН. Что вы сказали вашему жениху?

АВРОРА. Это вас не касается.

РЕЙН. Что вы сказали вашему жениху?

АВРОРА (внезапно обнимает и целует его).

И в то же время в дверях появляется БУНША. За сценой раздаются громовые звуки «Аллилуйя».

РЕЙН. Как вы всегда, Святослав Владимирович, входите!..

Темно.

35. — Во 2-й редакции М.А. Булгаков изменил начало III акта:

Та же площадка. РЕЙН в рабочей одежде у своего аппарата над инструментами. Встревожен, угрюм, чего-то хочет добиться, что-то вспоминает. Через некоторое время появляется тихонько АВРОРА и молча смотрит, как он работает.

РЕЙН. Нет, не могу вспомнить! И не вспомню никогда.

АВРОРА. Рейн!

РЕЙН (оборачивается).

АВРОРА. Не мучь себя, отдохни.

РЕЙН. Аврора, тсс! Мне показалось, что здесь кто-то ходит.

Целуются.

АВРОРА. Сознавайся. Ты опять не спал всю ночь?

РЕЙН. Ну, не спал.

АВРОРА. Скажи мне, а как тебя называли в прошлой жизни?

РЕЙН. То есть?

АВРОРА. Ну, вот эта, которая бежала.

РЕЙН. Женя.

АВРОРА. Но я тебя буду звать Рейн. Хорошо?

РЕЙН. Ах, Аврора, ты знаешь, я не вспомню!

АВРОРА. Вспомнишь! Только не смей работать по ночам. Мне самой, — я просыпалась сегодня несколько раз, — все время снились цифры, цифры...

РЕЙН. Что за дьявол! Мне все кажется, что кто-то ходит...

АВРОРА. Некому ходить, кто же может прийти без сигнала?

РЕЙН. Ну, это у вас такие порядки. Нет, мне показалось...

АВРОРА. Ты знаешь, как только я подумаю, что она зазвучит и мы с тобой полетим, у меня обрывается сердце!

РЕЙН. Черта с два полетим! Молчит как гроб! Как он упал? Он же плотно входил в щель!

АВРОРА. Перестань, перестань! Не мучь себя, ничем себе не поможешь!

РЕЙН. Выпью кофе, буду дальше искать.

АВРОРА. Нет, нет, не делай этого. Брось работать до завтрашнего дня, так нельзя.

В аппарате свет.

Отец! Его сигнал. Летим (гулять). Тебе надо отдохнуть.

РЕЙН. Надо переодеться. Неудобно так.

АВРОРА. Вздор! Летим и кофе будем пить на море!

Уходят.

Пауза.

РАДАМАНОВ (входит, подходит к механизму Рейна, некоторое время смотрит на него, потом садится за стол. Звонит.)

АННА (входит). Добрый день, Павел Сергеевич!

РАДАМАНОВ (протянул руку). Ну-с?

АННА. Что?

РАДАМАНОВ. Часы пожалуйте.

АННА. Нету, Павел Сергеевич.

РАДАМАНОВ. То есть как нету? Чтобы были часы мне! Что же они, сквозь землю провалились?

АННА. Павел Сергеевич, всюду искали, в Бюро заявили.

РАДАМАНОВ. Да при чем здесь Бюро? Часы были у меня в кармане.

АННА (разводит руками). Мне так неприятно, Павел Сергеевич...

РАДАМАНОВ. Ну, если неприятно, так черт с ними! Ладно. Не надо.

АННА (идет к двери).

РАДАМАНОВ. Анна! Да, кстати, где этот... Милославский?

АННА. Я... не знаю, Павел Сергеевич... А почему вы заговорили о нем?

РАДАМАНОВ. Да вот и я не знаю. Как вспомню про часы, так почему-то мне эти стихи вспоминаются, про этого, как его? — Кочубей он называется? Что это, хорошие стихи, да?

АННА. Стихи великолепные! И он чудно читает, Павел Сергеевич.

РАДАМАНОВ. Вообще, так, человек симпатичный? Интересный, да?

АННА. Павел Сергеевич, кажется, звонят в соседней комнате?

РАДАМАНОВ. Никто не звонит в соседней комнате.

АННА. Павел Сергеевич, вы меня смущаете.

РАДАМАНОВ. Вас смутишь! Ну, ладно.

АННА (уходит).

РАДАМАНОВ (погружается в работу. На столе несколько раз вспыхивает сигнал, но РАДАМАНОВ не замечает его. Через некоторое время входит САВВИЧ.)

САВВИЧ (молча и мрачно останавливается и смотрит на РАДАМАНОВА).

РАДАМАНОВ (некоторое время еще читает, не замечая его. Машинально берется за карман, где были часы.) Богат и славен... (Поднимает глаза и видит САВВИЧА). Вот тебе раз!

САВВИЧ. Я вам звонил. У вас открыт сигнал.

РАДАМАНОВ. Пожалуйста, пожалуйста, садитесь.

САВВИЧ (молча садится).

Пауза.

РАДАМАНОВ. Вы что, ко мне помолчать пришли?

САВВИЧ. Нет. Я пришел вам сказать...

РАДАМАНОВ. Душенька! Драгоценный мой Фердинанд! Хотите, я вам что-нибудь подарю, только вы мне не говорите того, что хотите сказать.

САВВИЧ. Вы разве знаете, что я хочу вам сказать?

РАДАМАНОВ. Знаю. Об Авроре. Ну, согласитесь, я ж не виноват, что я ее отец. Ну, будем считать вопрос исчерпанным. Ну, я сочувствую...

САВВИЧ. Вам угодно смеяться!

РАДАМАНОВ. Какой тут смех! Такая суматоха... у меня часы, вот, например, пропали.

САВВИЧ. А у меня портсигар!

РАДАМАНОВ. Нет, серьезно? Это интересно! Ну, ладно. Так что вы хотели сказать еще?

САВВИЧ. Радаманов! Бойтесь этих трех, которые прилетели сюда!

РАДАМАНОВ. Что это вы меня с утра пугаете?

САВВИЧ. Бойтесь этих трех!

РАДАМАНОВ. Что же вы хотите, мой дорогой?

САВВИЧ. Народный комиссар Радаманов! Я хочу, чтобы они улетели отсюда, как можно скорей, к чертовой матери!

РАДАМАНОВ. Нет, дорогой мой, это не так просто. И даже наоборот.

САВВИЧ. То есть, чтоб они остались здесь?

РАДАМАНОВ. Вот именно.

САВВИЧ. Ах, понял! Но, хорошо, я понимаю значение этого аппарата. Ваш комиссариат может заботиться о том, чтобы сохранить это изобретение, а Институт Гармонии заботится о том, чтобы эти трое не смели нарушить жизнь в Блаженстве, а они ее нарушат! Я уберегу от них Аврору! Прощайте!

РАДАМАНОВ. Всего доброго, Саввич, вы примите каких-нибудь капель. Вы так волнуетесь. (Звонит.)

АННА (входит).

РАДАМАНОВ. Анна, чтобы больше никто ко мне не сигнализировал. Закройте.

АННА. Да. (Уходит.)

РАДАМАНОВ (погружается в работу).

Через некоторое время тихо входит БУНША и садится на то место, где сидел САВВИЧ. РАДАМАНОВ подымает голову.

36. Институт — это не свадебное бюро!.. — Во 2-й редакции далее следует:

РАДАМАНОВ. Помилуйте, Институт не сваха, невест не подыскивает и нисколько не контора по выдаче разрешений на свадьбы. Институт изучает род человеческий, заботится о чистоте его, стремится создать идеальный подбор людей и вмешивается он в брачные отношения лишь в крайних случаях, когда они могут угрожать каким-нибудь вредом нашему обществу.

БУНША. А общество ваше бесклассовое?

РАДАМАНОВ. Вы угадали сразу — бесклассовое.

БУНША. Во всем мире?

РАДАМАНОВ. Решительно во всем.

Пауза.

Вам что-то не нравится в моих словах?

БУНША. Не нравится. Слышится в ваших словах, товарищ Радаманов, какой-то уклон.

РАДАМАНОВ. Объясните мне, я вас не понимаю.

БУНША. Я вам как-нибудь на досуге объясню про уклон, так вы очень задумаетесь. И будьте осторожнее в вашей теории...

37. РЕЙН. Бросьте вы эту петрушку... Во 2-й редакции:

РЕЙН. Ну вас к черту! Прекратите вы этот цирк! Слушайте. Случилась беда. Во время полета потерян ключ. Ключ с шифром. Все части налицо, а ключа, черт его возьми, нету! Очевидно, выпал. Шифра же я не помню и боюсь, что не вспомню. А без ключа я механизм пустить не могу. Понятно? И подымайтесь с колен, вы мне опротивели своими воплями.

38. — Во 2-й редакции М.А. Булгаковым дано иное описание начала одной из ключевых сцен пьесы — объявления Радамановым Рейну решения Совета Народных Комиссаров.

Та же площадка. РЕЙН у своего аппарата, регулирует его. Время от времени начинает мерцать кольцо. На столе раздается радамановский сигнал, вспыхивает свет.

РЕЙН (тушит кольцо, прячет ключ в карман).

Люк открывается, и из него появляется РАДАМАНОВ.

РАДАМАНОВ. Здравствуйте, Рейн! Извините, что я прерву вашу работу. Но у меня дело исключительной важности.

РЕЙН. Я к вашим услугам.

39. Нашего дорогого гостя мы не будем кормить!.. — Во 2-й редакции:

РАДАМАНОВ. Поистине, вы — сын иного века. Вас не кормить! Ешьте, сколько угодно. Настанет момент, когда еда не пойдет вам в рот и вы зачахнете. Человек, совершивший то, что совершили вы, не может лечь на диван.

40. Ах, дорогой! Поистине вы человек иного века!.. — Во 2-й редакции:

РАДАМАНОВ. Какая ветхая, но интересная древность говорит вашими устами. Она принадлежала бы вам, Рейн, если бы вы были единственным человеком на земле. Но сейчас она принадлежит всем.

41. Прошу прощения. Я плоховато знаю историю... — Во 2-й редакции:

РАДАМАНОВ. Прошу прощения. Я плоховато знаю историю. Это специальность Авроры. Из шестнадцатого века вы вызвали его (Ивана Грозного — В.В.). Затем вы кинетесь, быть может, в двадцать шестой век! Дорогой мой, вы знаете, что вы можете там встретить? Кто знает, кто может прилететь к нам из этого века, быть может, на ваших же плечах. Вот о чем подумал прежде всего Наркомат безопасности, и он был совершенно прав. Но этого мало. Вы представляете, какую пользу живущим мы принесем, когда проникнем в иные времена. Ваша машина бьет на четыреста лет, вы говорите, примерно?

42. Народному комиссару изобретений удалось убедить Рейна передать свою машину и шифр (ключ) Совету Народных Комиссаров Мира.

РАДАМАНОВ. Единственный милиционер, которого вы можете увидеть в государстве, стоит под стеклом в музее в Голубой Вертикали, и стоит там уже сто лет. Кстати, ваш Милославский вчера, говорят, стоял возле этого шкафа и проливал слезы умиления. Я не знаю, почему он так любит милиционеров? Нет, дорогой мой, ваш мозг слишком развит, чтобы вас учить с азов. Мы просим вас сдать изобретение добровольно, стать нашим гражданином, отказаться от своего века, а государство пригласит вас, — но с нами, с нами! — совершить все полеты, которые мы совершим! Руку, Рейн!

РЕЙН. Я сдаю машину. Вы убедили меня.

РАДАМАНОВ. Я не ожидал ничего иного. (Открывает несгораемую кассу, помещает туда механизм). Один ключ от этой кассы будет храниться у меня, другой постановлено вручить Саввичу, директору Института Гармонии. Вы его знаете. Он выбран вторым контролером. С завтрашнего дня мы дадим вам специалистов по восстановлению памяти, и вы найдете ваш шифр, я ручаюсь.

РЕЙН. Не закрывайте кассу, Радаманов. И специалисты не нужны. В моей одежде найден ключ с шифром. Вот он. Я завтра могу пустить машину в ход.

РАДАМАНОВ. Рейн, я не ожидал, что вы могли поступить иначе. Руку, руку, Рейн!

Закрывает кассу.

43. АВРОРА. Ты зачем сдал ключ?.. — Во 2-й редакции сцена изменена:

АВРОРА (вбегает). Ты отдал ключ?! Но я предупреждаю, я хочу вместе с вами, вместе с ним! Вы не смеете меня отринуть!

РАДАМАНОВ. Аврора! Ты подслушала нас! Ты станешь отрицать, что ты подслушала!

АВРОРА. И не подумаю отрицать! Подслушала все до последнего слова! Чтобы я рассталась с этим мечтанием увидеть то, что мы увидим! Имей в виду, отец, Рейн не полетит без меня! Не правда ли, Рейн?

РЕЙН. Правда.

АВРОРА. Это мой муж, имей в виду. Мы любим друг друга.

РАДАМАНОВ. Очень рад, очень приятно. Только я не специалист в этих делах... Поступайте... очень, очень хорошо. И прошу тебя, сядь спокойно.

АВРОРА (Рейну). Они могут лететь. Куда угодно! Но только ты требуй, чтобы первый полет был совершен в древность. Я хочу видеть твою жизнь! И потом я хочу видеть Ивана Грозного!

РАДАМАНОВ. Дался всем этот Грозный! Прошу тебя успокоиться. Я не кончил еще разговора. (Вынимает футляр.) Совет просит принять вас этот хронометр. Он отстает на одну секунду в десять лет, из чего вы видите, что это хороший экземпляр хронометра. И на нем алмазная надпись: Инженеру Рейну Совет Народных Комиссаров Мира. Прошу вас. (Открывает пустой футляр.) Что за черт! Позвольте! Этого не может быть! Куда же он девался? Я показывал его только Милославскому, он еще хлопал в ладоши от восхищения. Нет, это слишком!

На столе вспыхивает сигнал. Открывается люк и из него появляется САВВИЧ.

САВВИЧ. Я прибыл как условлено.

РАДАМАНОВ. Да, да. Проверьте. Вот механизм, и кроме того, найдет ключ.

САВВИЧ. Ага. Тем лучше. Значит, машина пойдет в ход.

РАДАМАНОВ. Да. (Закрывает кассу и прячет ключ.)

АВРОРА. Саввич, поздравьте меня. (Указывает на Рейна.) Это мой муж. И я совершу полеты с ним. Я добьюсь этого, имейте в виду.

САВВИЧ. Нет, Аврора, еще не скоро настанет то время, когда вы совершите с ним полет, и мужем вашим он не станет.

АВРОРА. Ах, вот как! Отец, полюбуйся на директора Института Гармонии! Нет, здесь дело не в гармонии. Он сделал это из-за меня, он сделал это из ревности. Он в бешенстве от того, что потерял меня. (Рейну). Зачем ты отдал ключ?

САВВИЧ. Вы говорите в безумии. Вы не смеете оскорблять меня. Эти люди не могут жить в Блаженстве до тех пор, пока они не станут достойными его. (Авроре.) Я не хочу вас больше слушать. Вы невменяемы. Прощайте. (Уходит.)

РЕЙН. Радаманов! Я жалею, что отдал ключ!

РАДАМАНОВ. О, нет! Это не так просто. Он ничего не добьется! Мне надоел Институт Гармонии. Я еду туда. (Уходит.)

АВРОРА. Отец! Скажи им! Ты слышишь, скажи им!..

Убегает вслед за РАДАМАНОВЫМ.

РЕЙН (один). Ах, вот как! Вот как!

Входят МИЛОСЛАВСКИЙ и БУНША.

44. — Граббе. Что вы говорите? — Во 2-й редакции:

ГРАББЕ. Что вы такое говорите? Зачем вам тиф?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Чтобы Саввич умер.

ГРАББЕ. Я поражаюсь таким странным желаниям. (Вынимает два конверта). Как изволите знать, мы получили результаты исследования вашей психической сферы, вас и вашего товарища.

БУНША. А я заявление не подавал, чтобы меня исследовали.

ГРАББЕ. Оно обязательно для всех граждан.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Что-нибудь любопытное? Все, конечно, в полном порядке?

45. Виноват! Об этом из вас сказано... — Во 2-й редакции:

ГРАББЕ. Помилуйте. Так вот, изволите ли видеть, об одном из вас заключение, что он неполноценная личность, а о другом, что он с явно выраженными преступными наклонностями, и в частности страдает клептоманией.

Вручает конверты.

МИЛОСЛАВСКИЙ (посмотрев бумагу). Я — вор? Какой же гад и невежда делал это исследование?

ГРАББЕ Простите, его делал профессор Мэрфи в Лондоне. Это мировая знаменитость.

46. Граббе уходит... — Во 2-й редакции сцена объяснения Граббе с Милославским и Буншей завершается иначе:

МИЛОСЛАВСКИЙ (делает грозный жест).

БУНША. Вон!

ГРАББЕ. Я немедленно сообщу об этом Саввичу. Я отказываюсь лечить вас. К вам придется применять иные меры. (Уходит.)

Пауза.

САВВИЧ (входит). Вы только что оскорбили профессора Граббе?

Пауза.

Ну, смотрите, вы очень раскаетесь в этом. (Милославскому.) Скажите, пожалуйста, вам не попадался мой портсигар?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Маленький, золотой, наискосок буква «С».

САВВИЧ. Вот именно.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Не видел.

САВВИЧ. Ах, вы не видели?

МИЛОСЛАВСКИЙ. Прошу вас глянуть на этот палец. Может человек с этим пальцем что-нибудь украсть? Вы понимаете, что такое наука дактилоскопия. Впрочем, где вам! На медные деньги учились. Когда мой палец рассматривали в Муре, так все сбежались смотреть! Не может человек с таким пальцем украсть! И были мне в Муре после этого все начальники, как отцы родные! Как вспомню их, у меня из глаз бьют слезы! На тебе твой портсигар! Подавись ты им! На!

САВВИЧ. Нечего сказать, хорошую компанию привез в Блаженство инженер Рейн! Ну, ничего, вы сейчас узнаете постановление о себе.

Уходит.

47. АВРОРА. Нужно бежать! И я с тобой... — Во 2-й ред. М.А. Булгаков изменил окончание этой сцены:

АВРОРА. Мне надоело Блаженство. Не теряй времени!

РЕЙН. Милославский!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я!

РЕЙН. Мне нужно, чтоб через минуту ключи от кассы были здесь. Один из них у Радаманова, другой — у Саввича.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Женя! С этим пальцем!.. Человек украсть не...

РЕЙН. Ах, человек не может! Ну, так оставайтесь здесь, в лечебнице!

МИЛОСЛАВСКИЙ. ...но он может открыть любую кассу!

РЕЙН. Болван! Эта касса закрыта шифром!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ша! (Бунше.) Бунша! На стрему! (Авроре.) Мадам, разрешите! (Вынимает золотую булавку, взламывает первый замок.)

РЕЙН. В жизни не видел ничего подобного! Шпилькой!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Прошу не говорить под руку! Бунша! Спишь на часах? Голову оторву!

Вбегает АННА.

АННА. Что ты делаешь?!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Анютка, молчать!

АННА. Значит, про тебя сказали правду! Ты преступник!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Анютка, смотри, чтоб никто не пришел! Смотри!

АННА. Боже мой! Аврора, что ты делаешь?!

АВРОРА. Молчи! У нас нет другого выхода! Я бегу с ними!

МИЛОСЛАВСКИЙ (вскрывает второй замок). Готово!

РЕЙН (вынимает механизм, устанавливает его, включает его. Вспыхивает, начинает мерцать кольцо).

МИЛОСЛАВСКИЙ. Бунша! Складайся!

РЕЙН. Не смейте брать ничего!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, уж нет! Один летательный аппаратик я захвачу! (Надевает аппарат.)

В этот момент начинают вспыхивать тревожные сигналы. Вдали послышались голоса.

РЕЙН. Что это значит?

АВРОРА. Это тревога. Касса дала сигнал.

АННА. Безумные! Вы же погибнете!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Анютка, канай со мной!

АННА. Нет! Нет. Боюсь. Ты преступник.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Ну, как желаешь! На суде держись смело! На большой! На меня вали все! Что б судья ни спросил, отвечай одну формулу: была пьяна, ничего не помню. Тебе скидку дадут, три года. Прощай!

АННА. Жорж! Раскайся! Останься! Тебя вылечат!

МИЛОСЛАВСКИЙ. Я не верю в медицину.

Внезапно в аппарате взрыв музыки.

РЕЙН. Поймал! Москва! Это Большой театр!

МИЛОСЛАВСКИЙ (Бунше). Ты куда?

БУНША. (Секретарям вне очереди.) Я первый. (Вскакивает на площадку аппарата.)

Вихрь. Меняется свет. БУНША исчезает.

САВВИЧ (вбегает). Ах, вот что! (Кричит.) Тревога! Они взломали кассу! Они бегут! Радаманов! Радаманов! (Бросается к Милославскому, пытаясь помешать.)

МИЛОСЛАВСКИЙ (выхватывает финский нож). Назад!

АННА. Боже мой! (Убегает.)

РАДАМАНОВ (появляется).

САВВИЧ. Посмотрите, за кого вы ходатайствовали.

МИЛОСЛАВСКИЙ. Рыжики ваши у меня, Павел Сергеевич! Прощайте! (Вскакивает на площадку и исчезает).

РЕЙН. Павел Сергеевич! Простите, но выхода другого нет. Милославский вручил мне хронометр. Я возвращаю вам его.

АВРОРА. Отец! Прощай! Я больше не вернусь в Блаженство.

РЕЙН схватывает аппарат и исчезает вместе с АВРОРОЙ. Свет на площадке начинает гаснуть.

САВВИЧ. Радаманов! Это вы упустили их!

РАДАМАНОВ. Нет, это произошло по вашей вине!

САВВИЧ. Аврора! Аврора! Вернись!

Темно.

48. Комната Рейна... — Во 2-й ред. автором был существенно изменен финал пьесы.

Комната РЕЙНА. Заплаканный и растерзанный МИХЕЛЬСОН и МИЛИЦИЯ. Пишут протокол.

МИЛИЦИЯ. На кого имеете подозрение, гражданин?

МИХЕЛЬСОН. На всех! Весь дом — воры, мошенники и контрреволюционеры!

МИЛИЦИЯ. Вот так дом!

МИХЕЛЬСОН. Всех берите! По списку! А флигель во дворе — там тоже воры!

МИЛИЦИЯ. Без паники, гражданин. (Смотрит в список.) Инженер Рейн?

МИХЕЛЬСОН. Вор.

МИЛИЦИЯ. Бунша-Корецкий.

МИХЕЛЬСОН. Вор.

МИЛИЦИЯ. (Соседка.) Гражданка Подрезкова.

МИХЕЛЬСОН. Воровка!

МИЛИЦИЯ. Гражданин Михельсон.

МИХЕЛЬСОН. Это я! Какой же я вор?! Берите всех, кроме меня!

МИЛИЦИЯ. Без паники.

Внезапно музыка. Потом свист, ветер, меняется свет и выскакивает БУНША с часами МИХЕЛЬСОНА в руках.

МИХЕЛЬСОН. Вот они! Мои часы!

БУНША. Товарищи! Добровольно вернувшийся в Союз секретарь домкома Бунша-Корецкий прибыл. Прошу отметить в протоколе: добровольно! Я спас часы! Я спас часы уважаемого гражданина Михельсона!

МИХЕЛЬСОН. Товарищ Мостовой, возьмите.

БУНША. С наслаждением передаю себя в руки милиции и все расскажу.

БУНШУ уводят.

МИЛОСЛАВСКИЙ (появляется с громом и музыкой).

МИХЕЛЬСОН. Соучастник! Мое пальто?

МИЛИЦИЯ. Товарищ Жудилов, взя!..

МИЛОСЛАВСКИЙ (вскочив внезапно на окно, распахивает его, срывает с себя пальто Михельсона). Пальтом вашим можете подавиться, гражданин Михельсон! Отнесите его на барахолку! Вы не видели, какие польта бывают! Надел я его временно! Украсть я не могу ничего — по своей природе! Гляньте на палец! Ну-с, не смею задерживать. Я — в Ростов!

Исчезает.

МИХЕЛЬСОН. Держите его!

МИЛИЦИЯ. Удержишь его!

Появляются АВРОРА и РЕЙН. Музыка стихает.

МИХЕЛЬСОН. А! Товарищ Рейн! Хорошенькими делами вы занимаетесь! Товарищ начальник! Интуиция мне подсказывает, что он и есть главный заводила всей шайки. Берите его!

АВРОРА. Так ты здесь жил? Боже, как интересно! Но что хотят с нами сделать эти люди?

МИХЕЛЬСОН. Жил, жил! В Бутырках вам надо жить, гражданин механик!

РЕЙН. Умолкните, болван! (Милиции.) Я — инженер Рейн. А это моя жена. Мы только что вернулись из путешествия во время.

МИЛИЦИЯ. Это к делу не относится. Вы арестованы, гражданин.

АВРОРА. Что им надо, Рейн?

РЕЙН. Не бойся, не бойся, Аврора. Это маленькая неприятность. Все разъяснится через несколько минут.

Сцена между АВРОРОЙ и МИЛИЦИЕЙ.

МИЛИЦИЯ (Михельсону). Аппарат ваш?

РЕЙН. Это аппарат мой и это аппарат государственной важности. Прошу это понять.

МИЛИЦИЯ. Разберем. Прошу следовать за мной. Это из этого аппарата царь появился?

РЕЙН. Ах, мерзавец Бунша! Из этого, из этого.

МИЛИЦИЯ. Прошу следовать за ними.

МИЛИЦИЯ уводит АВРОРУ и РЕЙНА.

МИХЕЛЬСОН. (Требую поступить с ними по всей строгости закона. (Один.) Товарищи, вы видели, что в Банном переулке у нас в доме делается.) Пальто и часы, стало быть, тут. Но остальное-то?.. Вот, товарищи дорогие, что у нас в доме в Банном переулке произошло! А ведь расскажи это кому-нибудь на службе или знакомым — не поверят!

Темно.

Конец.

11 апреля 1934
Москва.

Комментарии В. Лосева.

Примечания

*. В скобках — авторские изменения и дополнения к 3-й редакции пьесы.

**. В тексте зачеркнуто.

***. В тексте 3-й редакции ОПРИЧНИК.

****. В тексте 3-й редакции Иоанн Грозный остается на чердаке дома Рейна:

5*. В тексте 3-й редакции: входит МИЛИЦИЯ в большом числе. 

Предыдущая страница

К оглавлению

Следующая страница