Акт 1

«Черти с того света рожки показывают. Это, дескать, доказательство уже, так сказать, материальное, что есть тот свет».

Диалог Черта и Ивана Карамазова начинается, как и предполагают законы жанра "сократического диалога", с вопросов веры, а именно, с доказательства существования Бога и потусторонних миров:

Иван:

«— Так я тебе и поверю...

Черт:

— А ты не верь. Что за вера насилием? При том же в вере никакие доказательства не помогают, особенно материальные. Фома поверил не потому, что увидел воскресшего Христа, а потому, что еще прежде желал поверить. Вот, например, спириты... я их очень люблю... вообрази, они полагают, что полезны для веры, потому что им черти с того света рожки показывают. "Это, дескать, доказательство уже, так сказать, материальное, что есть тот свет". Тот свет и материальные доказательства, ай-люли! И наконец, если доказан черт, то еще неизвестно, доказан ли бог? Я хочу в идеалистическое общество записаться, оппозицию у них буду делать: "дескать, реалист, а не материалист, хе-хе!"

Иван:

— Ты именно говоришь то, что я уже мыслю... и ничего не в силах сказать мне нового!

Черт:

— Если я схожусь с тобою в мыслях, то это делает мне только честь.

Иван:

— Только все скверные мои мысли берешь, а главное — глупые. Ты глуп и пошл. Ты ужасно глуп. Нет, я тебя не вынесу! Что мне делать, что мне делать!» (гл. 9).

В этой сцене Достоевского Черт, смеясь над Иваном и вообще над современным человечеством, как Арлекин, ходит на голове, вскрывая абсурдность человеческих воззрений, когда люди нематериальное (спиритуальное, идеалистическое, фантастическое) хотят доказывать наличием материального: «Тот свет и материальные доказательства, ай-люли!» (гл. 9). Высказываясь таким образом, он потешается, на самом деле, над доказательствами существования Бога и особо над, так называемым, шестым доказательством, которое вывел Кант, основываясь на существовании у человека морального чувства — нравственности, которая, по мнению Канта, врожденная у человека и часто не зависит от материальных поощрений.

Булгаков, как мы видели, подхватывает эту тему в главе «Седьмое доказательство» в своем романе «Мастер и Маргарита», где Воланд (который, как сам он это утверждает, лично знаком был с Кантом), и который провоцирует булгаковских атеистов Берлиоза и Бездомного обратиться к «последним вопросам» — вопросам жизни и смерти, а также существования бога и черта.

Диалогизируя с Иваном Карамазовым, Черт у Достоевского играет взаимоисключающими понятиями, которые возникают у него из приема дихотомии — деления целого на части, при котором значение каждой части начинает отрицать друг друга. Он, как циркач, жонглирует этими взаимоисключающими понятиями: реалист-идеалист, идеальное-материальное и др. («Жонглер с копытом» — было одно из первых названий, которое Булгаков в свое время задумал для романа «Мастер и Маргарита»). Он потешает своими выводами, забавляясь результатами метода дихотомии, при котором деление целого на относительно равные части заставляет эти составляющие части взаимоисключать сами себя («реалист, а не материалист, хе-хе!»). Его окончательный вывод, как всегда, казуистический и тупиковый. Подобными манипуляциями он просто глумится над человеческим сознанием, не способным осмыслить метафизические вопросы, и издевается над человеческой логикой, по которой: если не реалист, то, значит, идеалист (но... доказательств существования идеального требую материальных). А если не идеалист, то, значит, реалист (и значит, требую доказательств идеалистических), и тому подобные каламбуры черта, которые Фауст у Пушкина называл «сухими шутками».

«Реалист, а не материалист, хе-хе!» — смеется Черт над обывательской логикой мистического реализма как художественного и научного метода, смешивая при этом сами понятия с методами доказательств, и это уже не просто каламбур, а каламбур в каламбуре, прием, на котором возникает смешное и гротескное в Комедии Дель-Арте. Его «хе-хе!», словно цирковое «але-оп!», заканчивает первый акт действия диалога, в который Черт ввязывает Ивана Карамазова.