«Мертвые души», инсценировка

«МЕРТВЫЕ ДУШИ», инсценировка одноименной поэмы (1842—1852) Николая Васильевича Гоголя (1809—1852). Премьера во МХАТе состоялась 28 ноября 1932 г. При жизни Булгакова не публиковалась. Впервые: Булгаков М. Пьесы. М.: Советский писатель, 1986 г.

Работу над М. д. Булгаков начал вскоре после своего прихода во МХАТ режиссером-ассистентом 10 мая 1930 г. Первые наброски инсценировки были сделаны 17 мая 1930 г. Согласно булгаковскому замыслу, действие должно было начинаться в Риме. В письме своему другу, философу и литературоведу П.С. Попову, 7 мая 1932 г. драматург утверждал: ««Мертвые души» инсценировать нельзя. Примите это за аксиому от человека, который хорошо знает произведение. Мне сообщили, что существуют 160 инсценировок. Быть может, это и неточно, но во всяком случае играть «Мертвые души» нельзя...

А как же я-то взялся за это?

Я не брался, Павел Сергеевич. Я ни за что не берусь уже давно, так как не распоряжаюсь ни одним моим шагом, а Судьба берет меня за горло. Как только меня назначили в МХАТ, я был введен в качестве режиссера-ассистента в «М. д.» (старший режиссер Сахновский (Василий Григорьевич Сахновский (1886—1945), режиссер МХАТа. — Б.С.), Телешова (Е.С. Телешова (1892—1943), актриса и режиссер МХАТа. — Б.С.), и я). Одного взгляда моего в тетрадку с инсценировкой, написанной приглашенным инсценировщиком (Д.П. Смолиным. — Б.С.), достаточно было, чтобы у меня позеленело в глазах. Я понял, что на пороге еще Театра попал в беду — назначили в несуществующую пьесу. Хорош дебют? Долго тут рассказывать нечего. После долгих мучений выяснилось то, что мне давно известно, а многим, к сожалению, неизвестно: для того чтобы что-то играть, надо это что-то написать. Коротко говоря, писать пришлось мне.

Первый мой план: действие происходит в Риме (не делайте больших глаз!). Раз он видит ее из «прекрасного далека» — и мы так увидим!

Н.В. Гоголь. Рисунок А. Иванова. 1847 г.

Рим мой был уничтожен, лишь только я доложил exposéé (конспект замысла (фр.) — Б.С.). И Рима моего мне безумно жаль!..

Без Рима так без Рима.

Именно, Павел Сергеевич, резать! И только резать! И я разнес всю поэму по камням. Буквально в клочья. Картина I (или Пролог) происходит в трактире в Петербурге или в Москве, где секретарь Опекунского совета дал случайно Чичикову уголовную мысль покойников купить и заложить (загляните в т. I гл. XI). Поехал Чичиков покупать. И совсем не в том порядке, как в поэме. В картине X, называемой в репетиционных листках «Камеральной», происходит допрос Селифана, Петрушки, Коробочки и Ноздрева, рассказ про капитана Копейкина, и приезжает живой капитан Копейкин, отчего прокурор умирает. Чичикова арестовывают, сажают в тюрьму и выпускают (полицмейстер и жандармский полковник), ограбив дочиста. Он уезжает. «Покатим, Павел Иванович!»

Вот-с, какие дела.

Что было с Немировичем (Владимир Иванович Немирович-Данченко (1858—1943), вместе с Константином Сергеевичем Станиславским (Алексеевым) (1863—1938) — одним из основателей и главных режиссеров МХАТа. — Б.С.), когда он прочитал! Как видите, это не 161-я инсценировка и вообще не инсценировка, а совсем другое. (Всего, конечно, не упишешь в письме, но, например, Ноздрев всюду появляется в сопровождении Мижуева, который ходит за ним как тень. Текст сплошь и рядом передан в другие уста, совсем не в те, что в поэме, и так далее.)

Владимир Иванович был в ужасе и ярости. Был великий бой, но все-таки пьеса в этом виде пошла в работу. И работа продолжается около 2-х лет!

М.М. Яншин в роли почтмейстера в спектакле МХАТа «Мертвые души». 1932 г.

...Ну и что же, этот план сумели выполнить? Не беспокойтесь, Павел Сергеевич, не сумели. Почему же? Потому что, к ужасу моему, Станиславский всю зиму прохворал, в Театре работать не мог (Немирович же за границей).

На сцене сейчас черт знает что. Одна надежда, что Ка-Эс поднимется в мае, глянет на сцену.

Когда выйдут «Мертвые души»? По-моему — никогда. Если же они выйдут в том виде, в каком они сейчас, будет большой провал на Большой Сцене.

В чем дело? Дело в том, что, для того чтобы гоголевские пленительные фантасмагории ставить, нужно режиссерские таланты в Театре иметь».

И Станиславский, и Немирович-Данченко мыслили себе инсценировку «Мертвых душ» вполне в академическом духе, поэтому римский пролог, предложенный Булгаковым, был сразу же отвергнут. Гораздо дольше удержалась фигура Первого, или Чтеца, за которым угадывалась фигура самого Гоголя. Первый вел спектакль, и в его уста Булгаков вложил эпические и лирические авторские отступления поэмы. Вначале этот образ нравился Станиславскому, но в итоге, в той иллюстративной постановке классического произведения, которой стали М. д., оказался не нужен. На обсуждении премьерного спектакля Булгаков с сожалением говорил: «Надо эпическое течение громадной реки». Его во мхатовской постановке не оказалось.

Сцена из спектакля МХАТа «Мертвые души». 1932 г.

Прогноз Булгакова насчет судьбы М. д. не вполне оправдался. Его инсценировка увидела сцену через полгода после печального письма П.С. Попову. Л.Е. Белозерская, вторая жена Булгакова, в мемуарах следующим образом суммировала свои впечатления от спектакля:

«Вскоре после премьеры как-то днем раздался телефонный звонок. К аппарату подошел М.А., сказал несколько слов, отложил трубку и обратился ко мне:

— С тобой хочет поговорить Константин Сергеевич.

Я замахала руками, затрясла отрицательно головой, но, ничего не поделаешь, пришлось подойти.

— Интересный ли получился спектакль? — спросил К.С. Я ответила утвердительно, слегка покривив душой. Видно, необыкновенный старик почувствовал неладное. Он сказал:

— Да вы не стесняйтесь сказать правду. Нам бы очень не хотелось, чтобы спектакль напоминал школьные иллюстрации.

Я уж не сказала К.С., что именно школьные годы напомнил мне этот спектакль и Александринку в Петрограде, куда нас водили смотреть произведения классиков».

Сцена из спектакля МХАТа «Мертвые души». 1932 г.

М. д. получили по преимуществу отрицательную оценку критики, но понравились зрителям. Спектакль сохранился в репертуаре МХАТа не только при жизни Булгакова, но и многие годы после его смерти. Из отзывов современников наиболее интересна критика М. д. писателем, поэтом и литературоведом, знатоком творчества Гоголя А. Белым. Еще на обсуждении постановки М. д. во Всероскомдраме 15 января 1933 г. он отмечал: «Возмущение, презрение, печаль вызвала во мне постановка «Мертвых душ» в МХАТе... так не понять Гоголя! Так заковать его в золотые, академические ризы, так не суметь взглянуть на Россию его глазами! И это в столетний юбилей непревзойденного классика (очевидно, здесь ошибка записавшего выступление А. Белого писателя Юрия Слезкина (1885—1947). В действительности речь шла о предстоящем в 1934 г. 125-летнем юбилее Гоголя. — Б.С.). Давать натуралистически усадьбы николаевской эпохи, одну гостиную, другую, третью и не увидеть гоголевских просторов... гоголевской тройки, мчащей Чичикова-Наполеона к новым завоеваниям... Позор!»

В печатном же отклике на премьеру 20 января 1933 г. в газете «Советское искусство» Белый был не менее резок: «Театр прилепился к анекдотической фабуле сюжета, соблюдая в ней всю временную последовательность, но не заметил в ней самого главного — живой идеи произведения... Мыслима ли, может ли быть постановка гоголевских «Мертвых душ» без чичиковской дорожной тройки, без ее жути, без чувства безысходной тоски, с которым Гоголь смотрел на бескрайние просторы современной ему России? Куда вообще девались все лирические отступления Гоголя?.. Почему нет капитана Копейкина — этой потрясающей по своей насыщенности социальной фигуры?..»

Отзыв Белого, автора вышедшей посмертно, в апреле 1934 г., великолепной книги «Мастерство Гоголя», огорчил Булгакова: ведь его критик не мог знать, что в первой редакции М. д. были и капитан Копейкин, и фантасмагорический Рим, и сам Гоголь в образе Первого, со всеми своими лирическими и эпическими монологами. Обидой, вероятно, были вызваны и несправедливые слова, сказанные Булгаковым по получении известия о смерти Белого. Третья жена драматурга, Е.С. Булгакова, приводит их в дневниковой записи 14 января 1934 г. (Белый скончался 8 января): «Всю жизнь, прости господи, писал дикую ломаную чепуху... В последнее время решил повернуться лицом к коммунизму, но повернулся крайне неудачно (очевидно, отзыв Белого на М. д. Булгаков рассматривал в рамках все того же поворота к коммунизму. — Б.С.)... Говорят, благословили его чрезвычайно печальным некрологом». Однако критику автора «Мастерства Гоголя» Булгаков, тем не менее, учел. В киносценарии «Мертвые души» в первой редакции он не только вернул Рим, Первого и капитана Копейкина, но и, вероятно, не без подсказки Белого, ввел образ Чичикова-Наполеона. Отметим, что театральная инсценировка М. д. вызвала заказ Булгакову киносценария еще одного гоголевского произведения — «Ревизора» (1934).

Как отмечает Е.С. Булгакова в дневниковой записи 13 апреля 1939 г., полит-редактор Главреперткома Евстратов предлагал Булгакову пересмотреть М. д. «в связи с изменением отношения к Гоголю — с 30-го года и вставить туда что-то» (очевидно, речь шла о приглушении сатирической направленности гоголевской поэмы в связи с начавшейся определенной идеализацией дореволюционного прошлого). От имени мужа Е.С. Булгакова заявила цензору, что «ни пересматривать, ни вписывать М.А. не будет. Что это его не интересует».

Как отмечал со слов писателя П.С. Попов в первой булгаковской биографии, написанной в 1940 г. для так и не вышедшего сборника пьес, «девяти лет Булгаков зачитывался Гоголем, писателем, которого он неизменно ставил себе за образец и, наряду с Салтыковым-Щедриным, любил наибольше из всех классиков русской литературы. Мальчиком Михаил Афанасьевич особенно увлекался «Мертвыми душами», которые «расценивались им как авантюрный роман»».

Впоследствии Булгаков постиг философский смысл гоголевской поэмы, и Чичиков, герой еще его раннего фельетона «Похождения Чичикова» (1922), в первой редакции М. д. и особенно в киносценарии «Мертвые души» вырос до демонического персонажа, нависающего над Россией. В нем материализуются страхи чиновников и помещиков «николаевской Руси» перед народным бунтом. Булгаков во многом сверял свою судьбу с биографией Гоголя, поступив с черновиком будущего романа «Мастер и Маргарита» так же, как Гоголь в свое время поступил с рукописью второго тома «Мертвых душ», и заставил потом своего Мастера, сознательно наделенного многими гоголевскими чертами, сжечь роман о Понтии Пилате. Как свидетельствовал П.С. Попов, в последние недели своей жизни Булгаков, «уже лишенный зрения, бесстрашно просил ему читать о последних жутких днях и часах Гоголя».