Вернуться к Б.С. Мягков, Б.В. Соколов, И.Я. Горпенко. Булгаков М.А. Жизнь и творчество. Фотоальбом

Война и революция. 1914—1921

М.А. Булгаков в госпитале в Саратове. 1914 г.

Булгаковы с И.П. Воскресенским на даче в Буче. В первом ряду (сидят слева направо): Н.А. Булгакова, Т.Н. Лаппа, Е.А. Булгакова, их подруга Муся Лисянская (в национальном украинском костюме). Стоят во втором ряду: Вера Булгакова, В.М. Булгакова, Н.М. Покровский, Варвара Булгакова, И.П. Воскресенский. В третьем ряду: М.А. Булгаков, его друг Борис Богданов, И.Л. Булгакова

Чтение Манифеста о вступлении России в Первую мировую войну. Петербург. 20 июля 1914 г.

Манифест императора Николая II об объявлении войны Германии

Мобилизация

Солдаты и офицеры перед отправлением на фронт

Евгенинский военный госпиталь в здании Александровской гимназии. 1915 г.

31 августа 1914 г. У Софийского собора в Киеве

Совет министров. Первый ряд (слева направо): государственный контролер П.А. Харитонов, великий князь Николай Николаевич (младший), Николай II, председатель Совета министров И.Л. Горемыкин, министр императорского двора и уделов, генерал-адъютант В.Б. Фредерикс. Второй ряд (слева направо): министр внутренних дел князь Н.Б. Щербаков, министр путей сообщения С.В. Рухлов, министр иностранных дел С.Д. Сазонов, главноуправляющий землеустройством и земледелием А.В. Кривошеин, министр финансов П.Л. Барк, начальник штаба Верховного главнокомандования генерал от инфантерии Н.Н. Янушкевич, управляющий Военным министерством генерал от инфантерии А.А. Поливанов, министр торговли и промышленности князь В.Н. Шаховской. Царская ставка. Ст. Барановичи. 14 июня 1915 г.

Будни войны

Открытка с видом Саратова

Открытка, посланная А.М. Покровской (Бархатовой) М.М. Покровскому

М.М. Покровский. Лето 1916 г.

Дача в Буче летом. Игра в карты. Тася, Надя и Михаил Булгаковы. 1915 г.

Прошение М. Булгакова о разрешении служить в Киеве. 13 мая 1915 г.

Сестры Булгаковы. Киев. 1915 г.

М.А. Булгаков-выпускник Университета Св. Владимира. 1916 г.

Временное свидетельство лекаря с отличием М.А. Булгакова

Диплом лекаря с отличием М.А. Булгакова

Каменец-Подольский. Здание госпиталя

Санитарный поезд. 1916 г.

Санитарная машина. 1916 г.

Перевозка раненых

Раненые в санитарном поезде

Л.Е. Белозерская. 1916 г.

Н.М. Покровский. 1915 г.

Распределительный госпиталь

Перевязочная

Военный госпиталь

Операционная

М.А. Булгаков. 1916 г.

Черновицы. Здание госпиталя

Походная церковь 326-го полевого госпиталя Юго-Западного фронта. Черновицы. 1916 г.

У постели раненого

Наступление русского Юго-Западного фронта. 1916 г. Бронепоезд 1-го Заамурского батальона на станции Рожице Юго-Западной железной дороги

Русское общество Красного Креста (РОКК). Военные врачи и сестры

Посещение Николаем II фронтов Первой мировой войны. Сидят: Николай II и великий князь Николай Николаевич (младший); стоят: генерал Ю.Н. Данилов (слева) и генерал Н.Н. Янушкевич. 1915 г.

Т.Н. Лаппа. 1916 г.

М.А. Булгаков. 1916 г.

План Сычевского уезда

Поляна перед Никольской больницей. Лиственницы. Фото Б.С. Мягкова

Дом священника, ныне больница. Усадьба «Высокое», в 12 верстах от Никольского

Пруд в Муравишниках

Письмо М.А. Булгакова Н.А. Булгаковой из Вязьмы. 3 октября 1917 г.

Дом управляющего. Усадьба «Высокое», в 12 верстах от Никольского

Высокое. Дом управляющего

Высокое. Лев с гербами в усадьбе

Манифест императора Николая II об отречении от престола

Николай II после отречения от престола. Царское Село. 1917 г.

Антивоенные листовки. 1917 г.

На фронте. Начало 1917 г.

Леонид Сергеевич Карум, муж Варвары Булгаковой. 1916 г. Прототип Тальберга в романе М. Булгакова «Белая гвардия». Из архива И.Л. Карум

Февраль 1917 г.

Киев. Февральская революция. Демонстрация на Крещатике

Расписка М. Булгакова в получении диплома в канцелярии Киевского университета Св. Владимира: «Сим заявляю, что постоянное жительство имею в Смоленской губернии, в Сычевском уезде в Никольской земской больнице. Доктор Булгаков. 7-го марта 1917 года»

Н.А. Булгаков-гимназист

Раздача куличей и пасхальных яиц солдатам 9-й роты Волынского пехотного полка на позициях. 3 апреля 1917 г.

Вязьма. Московская улица

Вязьма

Вязьма. Врачи и медсестры городской больницы

Открытки с видами Саратова

Саратов. Парадный подъезд Казенной палаты. Вид изнутри

Саратов. Здание Казенной палаты

Временный исполнительный комитет Государственной думы. Сидят (слева направо): В.Н. Львов, Рулевский, С.И. Шидловский, М.В. Родзянко; стоят (слева направо): В.В. Шульгин, И.И. Дмитряков, Б.А. Энгельгардт, А.Ф. Керенский, М.А. Караулов. Петроград. Март 1917 г.

Похороны жертв Февральской революции. 1917 г.

В.И. Ульянов (Ленин) выступает с Апрельскими тезисами. 1917 г.

К Гражданам России. 25 октября 1917 г.

Декрет о мире. Известия ВЦИК. 27 октября 1917 г.

Павел Петрович Скоропадский, гетман Украины

Гетман Украины беседует с германским императором. 1918 г.

Банкет у гетмана Украины П.П. Скоропадского. 1918 г.

Взрыв артиллерийских складов на Лысой горе. 1918 г.

Демобилизация солдат и офицеров с фронта. 1918 г.

Немцы в Киеве. 1918 г.

Симон Васильевич Петлюра, глава Украинской директории, головной атаман Украинской Народной Республики

Лидеры Директории С.В. Петлюра и В.К. Винниченко во время парада на Софийской площади. Декабрь 1918 г.

Парад петлюровских войск на Софийской площади. Декабрь 1918 г.

Владимир Кириллович Винниченко, генеральный секретарь Центральной Рады, сопредседатель Украинской директории, писатель, автор романов «Хочу!» и «Записки куриного Мефистофеля»

Полковник Евгений Михалевич Коновалец, командир «корпуса облаги», взявшего Киев в декабре 1918 г. Коновалец послужил прототипом полковника Торопца в романе М. Булгакова «Белая гвардия»

Полковник Петр Болбочан. Послужил прототипом атамана Болботуна в романе М. Булгакова «Белая гвардия»

Бегство петлюровских войск. Киев. 1919 г.

Владимир Александрович Антонов-Овсеенко, командующий Украинским фронтом Красной армии

Группа красноармейцев в Киеве. Январь 1918 г.

Части Красной армии на Украине

Андрей Михайлович Земский и Надежда Афанасьевна Земская (Булгакова). 1917 г.

Булгаковы с друзьями. 1918 г.

Н.В. Судзиловский, племянник Л.С. Карума, прототип Лариосика Суржанского в «Белой гвардии» и «Днях Турбиных»

Л.С. Карум и Варвара А. Булгакова. 1917 г.

И.Л. Карум. 1930-е гг.

Л.С. Карум в форме с петлицами командира бригады — в должности военного руководителя Киевского института народного хозяйства. Вторая половина 20-х гг.

Л.С. Карум после первого ареста. 1929 г. Фото сделано в Киевском ГПУ

Владикавказ. Городской вокзал

Владикавказ. Река Терек

Владикавказ. Мечеть

Юрий Львович Слезкин, писатель, с которым М.А. Булгаков подружился во Владикавказе

Владикавказ. Белявский пер., 7. Дом, в котором жил Ю.Л. Слезкин

Владикавказ. Летний театр «Трэк»

Вырезка из газеты «Грозный» 18 (26) ноября 1919 г. со статьей М.А. Булгакова «Грядущие перспективы»

Грозный. Общий вид города. Открытка

Вид Чечен-аула. Открытка

Пятигорск. Вокзал. Открытка

Пятигорск. Царская улица. Открытка

Пятигорск. Собор. Вид на гору Машук. Открытка

Пятигорск. Вид на Бештау. Открытка

Пятигорск. Вид на памятник М.Ю. Лермонтову и собор

Владикавказ. Русский драматический театр

Владикавказ. Здание подотдела искусств

Владикавказ. Дом, где жили М.А. Булгаков и Т.Н. Лаппа в 1920—1921 гг. Ул. Маяковского (бывш. Слепцовская), 9

Владикавказ. Группа работников культурного фронта. М.А. Булгаков (третий слева во втором ряду), Т.Н. Лаппа (третья слева в последнем ряду). 1920 или 1921 г.

Владикавказ. Афиша театра «Гигант»

Владикавказ. Афиша спектакля «Самооборона»

Владикавказ. Афиша спектакля «Братья Турбины» М.А. Булгакова

Владикавказ. Проспект Мира, 15/13. В этом здании Коммерческого банка на пересечении Александровского проспекта и Евдокимовской улицы помещались редакции газет «Кавказ», «Кавказское слово», «Коммунист», «Известия Владикавказского ревкома» и др. С рядом этих изданий М.А. Булгаков сотрудничал в 1919—1921 гг.

Владикавказ. Вид центра города

Тифлис. Военно-Грузинская дорога

О.Э. Мандельштам

Батум. Городской сад. Открытка. 1930-е гг.

Тифлис. 1920-е гг.

Лето 1914 года мы провели у моих родителей в Саратове. Там застало нас недоброе известие о начале войны. Вскоре в Саратов, расположенный далеко от фронта, стали прибывать первые раненые. Городские власти на деньги чиновников Казенной палаты устроили лазарет, патронессой которого стала моя мать Евгения Викторовна. Врачей и сестер милосердия не хватало. Вот тогда-то моя мама и предложила зятю поработать некоторое время в лазарете. В это время и запечатлел его в белом халате какой-то фотограф-любитель в окружении выздоравливающих пациентов и среднего медицинского персонала лазарета.

Т. Лаппа. Из воспоминаний

Т. Лаппа: «Еще был Борис Богданов. Часто к нам приходил. Обязательно принесет коробку конфет и говорит: «Вот, это твоей жене. Пускай ест конфеты, а мы с тобой пойдем сейчас на бильярде поиграем». Они уходили, играли на бильярде, пили пиво, потом приходили... Этот Борис был такой веселый. И вот, однажды получил Михаила от него записку: «Приходи, я больной». Пришел он к Борису: «Что с тобой?» — «Да вот, какая-то хандра... Не знаю, что со мной». Что-то посидели, поговорили, потом Борис говорит: «Слушай-ка, достань там мне папиросы в кармане». Михаил отвернулся, а он — пах!.. выстрелил в себя. Михаил повернулся, а тот выговорил: «Типейка... только...» — и свалился. Наповал. Он хотел сказать, что там никаких папирос нету, только копейка: «Типейка там...» Михаил прибегает и рассказывает. Очень сильно это подействовало на него. Он и без этого всегда был нервный. Очень нервный. На коробке от папирос было написано, что в моей смерти прошу никого не винить. Кто-то его в трусости, что ли, обвинил... Интересный такой парень был».

Л. Паршин. Чертовщина в Американском посольстве в Москве...

О смерти Бори Богданова ты знаешь уже от Вари... Он экстренно вызвал к себе Мишу и тут же при нем застрелился. Промучался ночь и на другой день умер... Миша вынес немалую пытку.

Н.А. Булгакова — В.М. Булгаковой. 2 марта 1915 г.

Боря Богданов — близкий друг М.А., сидевший с ним на одной парте несколько лет. Бывал в доме Булгаковых летом почти ежедневно, а зимой часто. Дача Богдановых находилась недалеко от дачи Булгаковых. В 1914 г. был призван на военную службу и служил в инженерных войсках. Застрелился в присутствии М. Булгакова...

Н.А. Булгакова. Запись в дневнике. 1962 г.

Не могу отделаться от одного впечатления: грустных глаз Коли Сынгаевского (киевский друг юности. — Н. Земская) вчера в передней, грустных, больших, не по-обычному и детских. 20-ого он едет со своей артиллерийской бригадой на фронт. Вот. Ужасно почему-то оставило это во мне большое впечатление.

Н.А. Булгакова. Запись в дневнике 16 сентября 1916 г.

Миша был здесь три дня с Тасей. Приезжал призываться, сейчас уехал с Тасей (она сказала, что будет там, где он, и не иначе) к месту своего назначения «в распоряжение смоленского губернатора».

Н.А. Булгакова. Запись в дневнике 26 сентября 1916 г.

...В 1914 году поехали на лето в Саратов. Там застала война. Мама организовали госпиталь при Казенной палате, и Михаил проработал там до начала университетских занятий. Это была его первая... медицинская практика...

Т. Лаппа. Годы молодости

...В 1916 году окончил университет по медицинскому факультету, получил звание лекаря с отличием. Судьба сложилась так, что ни званием, ни отличием не пришлось пользоваться долго... В начале 1920 года я бросил звание с отличием и писал.

М. Булгаков. Автобиография. 1924 г.

После сдачи выпускных экзаменов Михаил добровольно поступил на службу в Киевский военный госпиталь. Вскоре его перевели поближе к фронту — в город Каменец-Подольский. Я поехала за мужем, пробыла недолго там — всех офицерских жен отправляли в тыл, и я вернулась в Киев. Однако сразу же после моего отъезда Михаил стал хлопотать, чтобы ему разрешили выписать к себе жену как сестру милосердия. Ему удалось получить добро, и он сразу дал телеграмму. Получив известие, я взяла билет и в тот же день отправилась к Михаилу. Он встретил меня на станции Ош, и на машине мы быстро добрались в Каменец-Подольский. Нас поселили в небольшой комнате, в доме, расположенном на территории госпиталя... я стала учиться и помогать Михаилу в операционной... Михаил часто дежурил ночью, а под утро приходил физически и морально разбитым: спал несколько часов, а потом опять госпиталь... И так почти каждый день. К своим обязанностям Михаил относился ответственно, старался помочь больным облегчить их страдания. Это было замечено, и несколько раз медицинское начальство объявляло ему благодарности... Несмотря на занятость, мы с Михаилом смогли выбраться в театр, и бегло осмотреть центр этого красивого города со старинными костелами и мрачными средневековыми постройками.

Т. Лаппа. Страницы молодости

Он очень уставал после госпиталя, приходил — ложился, читал. В Черновицах... купили однажды после жалованья груши дюшес и красное вино... Как-то пошли в ресторан... вышли — нищенка, Михаил протянул руку за портмоне, оно осталось в ресторане; вернулись, нам тут же отдали. Да, он всегда подавал нищим, вообще совсем не был скупым, деньги никогда не прятал...

Т. Лаппа. Годы молодости

В период с мая по декабрь 1916 года войска Юго-Западного фронта потеряли убитыми 201 тысячу солдат и офицеров, ранеными — 1091 тысячу и пропавшими без вести (главным образом — пленными) — 153 тысячи. Австро-венгерские войска, оставившие Буковину и значительную часть Волыни, за тот же период в операциях против Юго-Западного фронта, а также в сражении под Барановичами с войсками Западного фронта и на Румынском фронте потеряли 45 тысяч солдат и офицеров убитыми, 216,5 тысяч ранеными и около 378 тысяч стенными. Потери германских войск, действовавших против Юго-Западного фронта, достигли примерно 39 тысяч пленными и 101 тысячи убитых и раненых. Соотношение по пленным было в пользу русских войск — 2,7:1. Зато убитых в армиях Центральных держав было в 3,3 раза меньше, чем в русской армии, а раненых — в 3,6 раза меньше.

С.Г. Нелипович. Наступление русского Юго-Западного фронта летом—осенью 1916 года: война на самоистощение? // Отечественная история. 1998. № 3

В отделе снабжения, помещавшемся в прекраснейшем особнячке на Бульварно-Кудрявской улице, в уютном кабинетике, где висела карта России и со времен Красного Креста оставшийся портрет Александры Федоровны, полковника Най-Турса встретил маленький, румяный странненьким румянцем, одетый в серую тужурку, из-под ворота которой выглядывало чистенькое белье, делавшее его чрезвычайно похожим на министра Александра II, Милютина, генерал-лейтенант Макушин.

М.А. Булгаков. Белая гвардия

Управление главноуполномоченного Красного Креста юго-западного района находилось в Киеве по адресу: Бибиковский бульвар, 8. Здесь М.А. Булгаков получил направление в полевой госпиталь Юго-Западного фронта в Каменец-Подольский. (Б.С.)

В Вязьме... я хотела помогать ему в больнице, но персонал был против. Мне было там тяжело, одиноко, я часто плакала...

Осенью (1916 г. — Б.С.) Михаила вызвали в Москву. В штабе решили, что на фронте нужны опытные тыловые врачи, а молодежь должна занять их место. Так мы попали в Смоленскую губернию. Сначала в Никольскую больницу Сычевского уезда, а с осени 1917 в город Вязьму — городскую уездную больницу, где Михаил проработал до февраля 1918 года.

Т. Лаппа. Страницы молодости

Врачебное отделение уведомляет Губернскую земскую управу, что прибывшие врачи резерва Московского окружного военно-санитарного управления Георгий Яковлевич Мгебров, Михаил Афанасьевич Булгаков и Сергей Евгеньевич Лотошенко-Глоба г. Губернатором командированы в распоряжение земской управы.

Врачебное отделение Московского окружного военно-санитарного управления — Смоленской губернской земской управе. 4 октября 1916 г.

1916 год. Приехав в деревню в качестве врача, Михаил Афанасьевич столкнулся с катастрофическим распространением сифилиса и других венерических болезней (конец войны, фронт валом валил в тыл, в деревню хлынули свои и приезжие солдаты). При общей некультурности быта это принимало катастрофические размеры. Кончая университет, М.А. выбрал специальностью детские болезни (характерно для него), но волей-неволей пришлось обратить внимание на венерологию. М.А. хлопотал об открытии венерологических пунктов, о принятии профилактических мер.

Н.А. Булгакова. Запись в дневнике. 1940 г.

В Смоленске переночевали и поездом отправились в Сычевку — маленький уездный городишко; там находилось главное управление земскими больницами... Мы пошли в управу... нам дали пару лошадей и пролетку... Была жуткая грязь, 40 верст ехали весь день. В Никольское приехали поздно, никто, конечно, не встречал.

Т. Лаппа. Годы молодости

Не успели распаковать вещи и лечь спать, как тут же нас разбудил страшный грохот... Из далекого села привезли в тяжелом состоянии роженицу... Я взяла Михаила под руку, и мы зашагали по направлению к светящимся окнам больницы. На пороге нас встретил громадный заросший мужик средних лет, который, не здороваясь, пригрозил: «Смотри, доктор, если зарежешь мою жену — убью!» Он посторонился, отступая в темноту, а мы прошли в палату... Молодая женщина, вся в испарине, громко стонала и как бы сквозь сон просила о помощи. У нее неправильно шел ребенок... Михаил заметно волновался: ему впервые пришлось принимать роды. Тотчас же потребовал, чтобы поближе к нему положили принесенные книги... Не один раз Михаил отходил от стола, где лежала роженица, и обращался к книгам, лихорадочно перелистывая страницы. Наконец, раздался желанный детский крик, и в руках Михаила оказался маленький человек. Под утро мать пришла в себя, и мы увидели ее слабую улыбку.

Т. Лаппа. Страницы молодости

О больнице и говорить не приходится. В ней было хирургическое отделение, терапевтическое, заразное, акушерское. В больнице была операционная, в ней сиял автоклав, серебрились краны, столы раскрывали свои хитрые лапы, зубья, винты. В больнице был старший врач, три ординатора (кроме меня), фельдшера, акушерки, сиделки, аптека и лаборатория. Лаборатория, подумать только! с цейссовским микроскопом, прекрасным, запасом красок. <...>

Немало дней прошло, пока я не привык к тому, что одноэтажные корпуса больницы в декабрьские сумерки, словно по команде, загорались электрическим светом.

М.А. Булгаков. Морфий

Т. Лаппа: «Я ходила иногда в Муравишники — рядом село было, — там один священник с дочкой жил. Ездили иногда в Воскресенское, большое село, но далеко. В магазин ездили, продукты покупать. А то тут только лавочка какая-то была. Даже хлеб приходилось самим печь... Очень, знаете, тоскливо было».

Л. Паршин. Чертовщина в Американском посольстве в Москве...

Ко мне на прием по накатанному санному пути стали ездить по сто человек крестьян в день. Я перестал обедать. <...> И, кроме того, у меня было стационарное отделение на тридцать человек. И, кроме того, я ведь делал операции.

Одним словом, возвращаясь из больницы в девять часов вечера, я не хотел ни есть, ни пить, ни спать...

И в течение двух недель по санному пути меня ночью увозили раз пять.

М.А. Булгаков. Вьюга

Напротив больницы, в деревянном доме жила семья последнего владельца Никольского Н.И. Смирягина, состоявшая из вдовы, сына с женой и двух ее дочерей.

А.С. Бурмистров. К биографии М.А. Булгакова (1916—1918)

Напротив больницы стоял полуразвалившийся помещичий дом. В доме жила разорившаяся помещица, еще довольно молодая вдова. Михаил слегка ухаживал за ней...

Т. Лаппа. Годы молодости

Для него было вполне естественным откликаться по первому зову. Сколько раз, отказываясь от сна и отдыха, садился в сани и в метель, и в лютую стужу отправлялся по неотложным делам в далекие села, где его ждали. Никогда не видела его раздраженным, недовольным из-за того, что больные досаждали ему. Я ни разу не слышала от Михаила жалоб на перегрузку и усталость. Он долго и тяжело переживал только в тех случаях, когда был бессилен помочь больному, но, к счастью, за всю его земскую службу таких ситуаций было очень мало. Распорядок дня сложился таким образом, что у него был перерыв только на обед, а прием часто затягивался до ночи: свободного времени тогда у Михаила просто не было. Помню, он как-то сказал: «Как хочется мне всем помочь. Спасти и эту, и того. Всех спасти».

Т. Лаппа. Страницы молодости

Нужно будет платить за прошлое неимоверным трудом, суровой бедностью жизни... Платить за безумство мартовских дней, за безумство дней октябрьских...

М.А. Булгаков. Грядущие перспективы

Ему никогда, никогда не простится его отречение на станции Дно. Никогда. Но все равно, мы теперь научены горьким опытом и знаем, что спасти Россию может только монархия. Поэтому, если император мертв, да здравствует император! — Турбин крикнул и поднял стакан.

М.А. Булгаков. Белая гвардия

— На Руси возможно только одно: вера православная, власть самодержавная! — ...кричал Мышлаевский.

М.А. Булгаков. Белая гвардия

...к концу знаменитого года в Городе произошло уже много чудесных и странных событий и родились в нем какие-то люди, не имеющие сапог, но имеющие широкие шаровары, выглядывающие из-под солдатских серых шинелей, и люди эти заявили, что они не пойдут ни в коем случае из Города на фронт, потому что на фронте им делать нечего, что они останутся здесь, в Городе, ибо это их Город, украинский город, а вовсе не русский.

М.А. Булгаков. Белая гвардия

Моя мать действительно вышла замуж за офицера (моего отца); фамилия у него немецкого происхождения — Карум, но он был русским. Мать его уроженка Бобруйской губернии — Миотийская Мария Федоровна. Самое интересное, что отец мой жив. В период культа личности он был репрессирован, сослан в Мариинск, затем переехал в Новосибирск. В настоящее время он, конечно, полностью реабилитирован, пенсионер, свой трудовой путь закончил в должности заведующего кафедрой иностранных языков Новосибирского государственного медицинского института. Сейчас ему 78 лет, но он много работает над иностранной литературой, живо интересуется новинками в литературе, музыке, искусстве. Моя мать в ссылке никогда не была, мы приехали в Новосибирск, когда отец был освобожден. В последние годы своей жизни она работала в Новосибирском педагогическом институте старшим преподавателем кафедры иностранных языков.

Ирина Карум (дочь В.А Булгаковой и Л.С. Карума) — В. Некрасову, 1967 г.

Легендарные времена оборвались, и внезапно и грозно наступила история. Я совершенно точно могу указать момент ее появления: это было в 10 час. утра 2-го марта 1917 г., когда в Киев пришла телеграмма, подписанная двумя загадочными словами: — Депутат Бубликов. Ни один человек в Киеве, за это я ручаюсь, не знал, что должны были обозначать эти таинственные 15 букв, но знаю одно: ими история подала Киеву сигнал к началу.

М.А. Булгаков. Киев-город

После отъезда из Киева Михаила, Надежды и Варвары, мать — Варвара Михайловна остается в Киеве с четырьмя детьми: Верой, второй в семье, и тремя младшими, окончившим весной 1917 года гимназию Колей, гимназистом Ваней и гимназисткой Лелей.

Е.А. Земская. Воспоминания о Михаиле Булгакове

Уютнейшая вещь керосиновая лампа, но я за электричество!

И вот я увидел их вновь, наконец, обольстительные электрические лампочки! Главная улица городка, хорошо укатанная крестьянскими санями, улица, на которой, чаруя взор, висели — вывеска с сапогами, золотой крендель, красные флаги, изображение, молодого человека со свиными и наглыми глазками и с абсолютно неестественной прической, означавшей, что за стеклянными дверями помещается местный Базиль, за тридцать копеек бравшийся вас брить во всякое время, за исключением дней праздничных, коим изобилует отечество мое.

На перекрестке стоял живой милиционер, в запыленной витрине смутно виднелись железные листы с тесными рядами пирожных с рыжим кремом, сено устилало площадь, и шли, и ехали, и разговаривали, в будке торговали вчерашними московскими газетами, содержащими в себе потрясающие известия, невдалеке призывно пересвистывались московские поезда. Словом, это была цивилизация, Вавилон, Невский проспект.

М. Булгаков. Морфий

О, величественная машина большой больницы на налаженном, точно смазанном ходу! Как, новый винт по заранее взятой мерке, и я вошел в аппарат и принял детское отделение (М.А. Булгаков в Вяземской уездной больнице возглавил венерическое и инфекционное отделение. — Б.С.). И дифтерит, и скарлатина поглотили меня, взяли мои дни. Но только дни. Я стал спать по ночам, потому что не слышалось более под моими окнами зловещего ночного стука, который мог поднять меня и увлечь в тьму на опасность и неизбежность. По вечерам я стал читать (про дифтерит и скарлатину, конечно, в первую голову и затем почему-то со странным интересом Фенимора Купера) и оценил вполне и лампу над столом, и седые угольки на подносе самовара, и стынущий чай, и сон, после бессонных полутора лет...

М.А. Булгаков. Морфий

Придет ли старое время? Настоящее таково, что я стараюсь жить, не замечая его... не видеть, не слышать! Недавно в поездке в Москву и в Саратов мне пришлось все видеть воочию, и больше я не хотел бы видеть. Я видел, как серые толпы с гиканьем и гнусной руганью бьют стекла в поездах, видел, как бьют людей. Видел разрушенные и обгоревшие дома в Москве... Тупые и зверские лица... Видел толпы, которые осаждали подъезды захваченных и запертых банков, голодные хвосты у лавок, затравленных и жалких офицеров, видел газетные листки, где пишут в сущности об одном: о крови, которая льется и на юге, и на западе, и на востоке, и о тюрьмах. Все воочию видел и понял окончательно, что произошло.

М.А. Булгаков — Н.А. Булгаковой. 31 декабря 1917 г.

В конце зимы 1917 г. Михаилу дали отпуск, мы поехали в Саратов, там застало нас известие о Февральской революции. Прислуга сказала: «Я вас буду называть Татьяна Николаевна, а вы меня — Агафья Ивановна». Жили мы в казенной квартире — в доме, где была Казенная палата... Отец с Михаилом все время играли в шахматы.

Т. Лаппа. Годы молодости

Милая Надюша, напиши, пожалуйста, немедленно, что делается в Москве. Мы живем в полной неизвестности, вот уже четыре дня ниоткуда не получаем никаких известий. Очень беспокоимся и состояние ужасное.

Т.Н. Лаппа — Н.А. Булгаковой. 30 октября 1917 г.

...над всем царствует гетман. <...>

— Да кто он такой, Алексей Васильевич? — Кавалергард, генерал, сам крупный богатый помещик, и зовут его Павлом Петровичем...

По какой-то странной насмешке судьбы и истории, — избрание его, состоявшееся в апреле знаменитого года, произошло в цирке. Будущим историкам это, вероятно, даст обильный материал для юмора. Гражданам же, в особенности уже оседлым в Городе и уже испытавшим первые взрывы междуусобной брани, было не только не до юмора, но и вообще не до каких-либо размышлений. Избрание состоялось с ошеломляющей быстротой — и слава Богу. Гетман воцарился — и прекрасно. Лишь бы только на рынках было мясо и хлеб, а на улицах не было стрельбы, и чтобы, ради самого Господа, не было большевиков, и чтобы простой народ не грабил. Ну что же, все это более или менее осуществилось при гетмане, пожалуй, даже в значительной степени.

М.А. Булгаков. Белая гвардия

Однажды, в мае месяце, когда Город проснулся сияющий, как жемчужина в бирюзе, и солнце выкатилось освещать царство гетмана, когда граждане уже двинулись, как муравьи, по своим делишкам и заспанные приказчики начали в магазинах открывать рокочущие шторы, прокатился по городу страшный и зловещий звук. Он был неслыханного тембра — и не пушка и не гром, — но настолько силен, что многие форточки открылись сами собой и все стекла дрогнули. Затем звук повторился, прошел вновь по всему верхнему Городу, скатился волнами в Город нижний — Подол и через голубой-красивый Днепр ушел в московские дали. <...>

Многие видели тут женщин, бегущих в одних сорочках и кричащих страшными голосами. Вскоре узнали, откуда пришел звук. Он явился с Лысой Горы за Городом, над самым Днепром, где помещались гигантские склады снарядов и пороху. На Лысой Горе произошел взрыв.

М.А. Булгаков. Белая гвардия

При взрыве складов на Лысой горе 24 мая 1918 г. погибли 200 человек и 10 000 остались без крова. Причина пожара, вызвавшего взрыв, так и не была установлена. (Б.С.)

...однажды, в марте, пришли в Город серыми шеренгами немцы, на головах у них были рыжие металлические тазы, предохраняющие их от шрапнельных пуль...

М.А. Булгаков. Белая гвардия

Рекорд побил знаменитый бухгалтер, впоследствии служащий союза городов Семен Васильич Петлюра. Четыре раза он являлся в Киев, и четыре раза его выгоняли.

М. Булгаков. Киев-город

...В городскую тюрьму однажды светлым сентябрьским вечером пришла подписанная соответствующими гетманскими властями бумага, коей предписывалось выписать из камеры № 666 содержащегося в означенной камере преступника. Узник, выпущенный на волю, носил самое простое и незначительное наименование — Семен Васильевич Петлюра. Сам он себя, а также городские газеты периода декабря 1918 — февраля 1919 годов называли на французский манер — Симон. Прошлое Симона было погружено в глубочайший мрак... Говорили, что он будто бы бухгалтер. <...>

Рассказывали, что будто бы десять лет назад... видели, как вечером он шел по Малой Бронной улице в Москве, причем под мышкой у него была гитара...

Не было этого Симона вовсе на свете. Ни турка, ни гитары под кованым фонарем на Бронной, ни земского союза... ни черта. Просто миф, порожденный на Украине в тумане страшного 18-го года.

М.А. Булгаков. Белая гвардия.

Освобожденный недавно из тюрьмы по приказу гетмана Петлюра... поднял на Украине восстание против законной власти. С этой целью он занял города Белая Церковь и Бердичев и двинулся с приставшими к его отрядам бандами большевистской черни на Фастов и Киев.

От штаба главнокомандующего // Киевская мысль. 1918. 20 ноября

Затем появился писатель Винниченко, прославивший себя двумя вещами — своими романами и тем, что лишь только колдовская волна еще в начале восемнадцатого года выдернула его на поверхность отчаянного украинского моря, его в сатирических журналах города Санкт-Петербурга, немедля ни секунды, назвали изменником... <...>

То не серая туча со змеиным брюхом разливается по городу, то не бурые, мутные реки текут по старым улицам — то сила Петлюры несметная на площадь старой Софии идет на парад. Первой, взорвав мороз ревом труб, ударив блестящими тарелками, разрезав черную реку народа, пошла густыми рядами синяя дивизия. В синих жупанах, в смушковых, лихо заломленных шапках с синим верхом шли галичане. Два двуцветных прапора, наклоненных меж обнаженными шашками, плыли следом за густым трубным оркестром, а за прапорами, мерно давя хрустальный снег, молодецки гремели ряды, одетые в добротное, хоть немецкое сукно.

М.А. Булгаков. Белая гвардия

Большевиков ненавидели. Но не ненавистью в упор, когда ненавидящий хочет идти драться и убивать, а ненавистью трусливой, шипящей, из-за угла, из темноты. Ненавидели по ночам, засыпая в смутной тревоге, днем в ресторанах, читая газеты, в которых описывалось, как большевики стреляют из маузеров в затылки офицерам и банкирам... Ненавидели все — купцы, банкиры, промышленники, адвокаты, актеры, домовладельцы, кокотки, члены Государственного совета, инженеры, врачи и писатели...

М.А. Булгаков. Белая гвардия

Николай Васильевич Судзиловский, по воспоминаниям его дяди Л.С. Карума, «был очень шумливый и восторженный человек». Чтобы получить отсрочку от военной службы, Судзиловский женился, а в 1918 г. вместе с женой переехал в Житомир, где находились тогда его родители. Летом 1918 г. прототип Лариосика безуспешно пытался поступить в Киевский университет. В квартире Булгаковых на Андреевском спуске Судзиловский появился 14 декабря 1918 г. — в день падения гетмана Скоропадского. К тому времени жена его уже оставила. В 1919 г. Николай Васильевич вступил в ряды Добровольческой армии, и его дальнейшая судьба неизвестна. (Б.С.)

Л. Паршин: А Лариосик?

Т. Лаппа: Да, был такой... Родственник какой-то из Житомира. Я вот не помню, когда он появился... Неприятный тип. Странноватый какой-то, даже что-то ненормальное в нем было. Неуклюжий. Что-то у него падало, что-то билось. Так, мямля какая-то... Рост средний, выше среднего... Вообще, он отличался от всех чем-то. Такой плотноватый был, среднего возраста... Он был некрасивый. Варя ему понравилась сразу. Леонида-то не было. <...>

Карум Леонид Сергеевич — это вот Тальберг... Он вообще неприятный был. Его все недолюбливали... Я как-то заняла у Вари денег. Потом мы сидели с Михаилом, пьем кофе, икры, что ли, купили... А он сказал кому-то, что вот, деликатесы едят, а денег не платят. Вообще, он нехорошо поступил. Он ведь был у белых. И в Феодосии был у белых. Потом пришли красные, он стал у красных. Преподавал где-то... военную тактику, что ли. Ну, красные все равно узнали. Тогда он смылся и приехал в Москву к Наде. Тут его арестовали и Надиного мужа вместе с ним... Но Варя его любила. Она потом Михаилу такое ужасное письмо прислала: «Какое право ты имел так отзываться о моем муже... Ты вперед на себя посмотри. Ты мне не брат после этого». <...>

У Вари и Леонида была дочь Ирина... Она вышла за кого-то замуж, и у нее родился сын.

Л. Паршин. Чертовщина в Американском посольстве в Москве...

В большой булгаковской квартире осталась молодежь (Варвара Михайловна вышла замуж за киевского врача Воскресенского и переехала вместе с младшей дочерью Лелей на квартиру к мужу): Михаил с женой, дочери — Вера, Варвара с мужем, два сына, Николай, только что поступивший на медицинский факультет, и Иван, гимназист 8-го класса. Оставался еще один из племянников, Константин Петрович Булгаков, другой племянник Николай уехал в Японию (их отец, Петр Иванович Булгаков, брат А.И. Булгакова, был священником русской миссии в Токио. — Б.С.). Вся молодежь решила, что будет жить коммуной. Наняли кухарку. Каждый должен был вносить в хозяйство свой пай. Хозяйкой коммуны выбрали Варвару... Я встретился с Булгаковым во второй раз. После Октябрьской революции, с закрытием земства, Михаил приехал в Киев и занялся врачебной практикой... Он имел представительную наружность, был высокого роста, широк в плечах, узок в талии. Фигура — что надо, на ней прекрасно сидел бы фрак. Дома он отдыхал. Видно было, что привык к поклонению, пел, читал, музицировал. У него был недурной голос. Ежедневно он пел, аккомпанируя себе на пианино, арию и куплеты Мефистофеля из любимой своей оперы «Фауст», пел арию Дона Базилио из «Севильского цирюльника». Читал и перечитывал Гоголя и Диккенса, особенно восторгаясь «Записками Пиквикского клуба», которые он считал непревзойденным произведением...

Л. Карум. Горе от таланта: М.А. Булгаков как человек и писатель

Владикавказ — паршивый город. Вряд ли даже есть на свете город паршивее.

М.А. Булгаков. Богема

Булгаков тогда (во Владикавказе. — Б.С.) жил в комнате у каких-то армян, потом в школе пустой... Он был врачом в госпитале — общим.

Т. Лаппа. Годы молодости

С Мишей Булгаковым я знаком с зимы 1920 г. Встретились мы во Владикавказе при белых. Он был военным врачом и сотрудничал в газете в качестве корреспондента. Когда я заболел сыпным тифом, его привели ко мне в качестве доктора. Он долго не мог определить моего заболевания, а когда узнал, что у меня тиф — испугался до того, что боялся подойти близко, и сказал, что не уверен в себе... позвали другого. По выздоровлении я узнал, что Булгаков болен паратифом. Тотчас же, еще едва держась на ногах, пошел к нему с тем, чтобы ободрить его и что-нибудь придумать на будущее. Все это описано у Булгакова в его «Записках на манжетах». Белые ушли — организовался ревком, мне получили заведывание подотделом искусств, Булгакова я пригласил в качестве зав. Литературной секцией. Там же, во Владикавказе, он поставил при моем содействии свои пьесы «Самооборона» — в одном акте, «Братья Турбины» — бледный намек на теперешние «Дни Турбиных». Действие происходит в революционные дни 1905 г. — в семье Турбиных — один из братьев был эфироманом, другой революционером. Все это звучало весьма слабо. Я, помнится, говорил к этой пьесе вступительное слово. По приезде в Москву мы опять встретились с Булгаковым, как старые приятели, хотя в последнее время во Владикавказе между нами пробежала черная кошка (Булгаков переметнулся на сторону сильнейшую).

Ю. Слезкин. Записки писателя

Беллетрист Юрий Слезкин сидел в шикарном кресле. Вообще все в комнате было шикарно, и потому Юра казался в ней каким-то диким диссонансом. Голова, оголенная тифом, была точь-в-точь описанная Твеном мальчишкина голова (яйцо, посыпанное перцем). Френч, молью обгрызанный, и под мышками — дыра. На ногах — серые обмотки. Одна длинная, другая — короткая. Во рту — двухкопеечная трубка. В глазах — страх с тоской в чехарду играют.

М.А. Булгаков. Богема

Т. Лаппа: «Михаил решил пойти устроиться на работу. Пошел в подотдел искусств, где Слезкин заведовал. То ли по объявлению пошел, то ли еще как... Вот тут они и познакомились. Михаил сказал, что он профессиональный журналист, и его взяли на работу. Вообще, Слезкин много в подотдел внес. Через Владикавказ ведь масса народу ехала, много артистов, музыкантов... Он организовал всех, театр заработал, там хорошие спектакли шли: «Горе от ума», Островского вещи... концерты стали давать, потом опера неплохая была, да в таком небольшом городке».

Л. Паршин. Чертовщина в Американском посольстве в Москве...

Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ. В городе, в который затащил меня поезд, отнес рассказ в редакцию газеты. Там его напечатали.

М.А. Булгаков. Автобиография. 1924 г.

Речь идет о статье М.А. Булгакова «Грядущие перспективы», опубликованной в газете «Грозный» 18 (26) ноября 1919 г. (Б.С.)

Узун-Хаджи в Чечен-ауле. Аул растянулся на плоскости на фоне синеватой дымки гор. В плоском Ханкальском ущелье пылят по дорогам арбы, двуколки. Кизляро-гребенские казаки стали на левом фланге, гусары на правом. На вытоптанных кукурузных полях батареи. Бьют шрапнелью по Узуну. Чеченцы как черти дерутся с «белыми чертями». У речонки, на берегу которой валяется разбухший труп лошади, на двуколке треплется краснокрестный флаг. Сюда волокут ко мне окровавленных казаков, и они умирают у меня на руках.

М.А. Булгаков. Необыкновенные приключения доктора

Я видел... контузию моей контузии под дубом и полковника, раненного в живот... Чтобы не забыть и чтобы потомство не забыло, записываю, когда и как он умер. Он умер в ноябре 19-го года во время похода за Шали-аул, и последнюю фразу сказал мне так: — Напрасно вы утешаете меня, я не мальчик.

Меня уже контузили через полчаса после него.

М.А. Булгаков. Запись в дневнике. Ночь с 23 на 24 декабря 1924 г.

Зимой 1920 г. он (М. Булгаков. — Б.С.) съездил в Пятигорск — на сутки. Вернулся: «Кажется, я заболел». Снял рубашку, вижу: насекомое. На другой день — головная боль, температура сорок. Приходил очень хороший местный врач, потом главный врач госпиталя. Он сказал: «Если будем отступать — ему нельзя ехать».

Т. Лаппа. Годы молодости

Ночь плывет. Смоляная, черная. Сна нет: лампадка трепетно светит. На улицах где-то далеко стреляют. А мозг горит. Туманится.

— Мама! Мама!! Что мы будем делать?!

<...> Ингуши сверкают глазами, скачут на конях. Ящики отнимают. Шум. В луну стреляют. Фельдшерица колет ноги камфарой: третий приступ!

— О-о! Что же будет?! Пустите меня!Я пойду, пойду, пойду.

— Молчите, Мишенька милый, молчите!

После морфия исчезают ингуши. Колышется бархатная ночь. Божественным глазком светит лампадка и поет хрустальным голосом:

— Ма-а-ма. Ма-а-ма!

М.А. Булгаков. Записки на манжетах

Весной я заболел возвратным тифом, он приковал меня... Чуть не издох, потом летом опять хворал.

М.А. Булгаков — К.П. Булгакову. 1 февраля 1921 г.

А ночь нарастает, безграничная, черная, ползучая. Шалит, ругает. Ущелье длинное. В ночных бархатах — неизвестность. Тыла нет. И начинает казаться, что оживает за спиной дубовая роща. Может, там уже ползут, припадая к росистой траве, тени в черкесках. Ползут, ползут... И глазом не успеешь моргнуть: вылетят бешеные тени, распаленные ненавистью. С воем, с визгом, и... аминь! <...>

— Поручиться нельзя, — философски отвечает на какие-то дилетантские мои соображения относительно непрочности и каверзности этой ночи сидящий у костра Терского 3-го конного казачок, — заскочут с хлангу. Бывало.

Ах, типун на язык! «С хлангу»! Господи боже мой! Что же это такое! Навоз жуют лошади, дула винтовок в огненных отблесках. «Поручиться нельзя»! Туманы в тьме. Узун-Хаджи в роковом ауле...

Да что я, Лермонтов, что ли! Это, кажется, по его специальности. При чем здесь я!! <...>

Усталость нечеловеческая. Уж и на чеченцев наплевать. Век не поднимешь — свинец. Пропадает из глаз умирающий костер... Наскочат с «хлангу», как кур зарежут. Ну и зарежут. Какая разница...

Противный этот Лермонтов. Всегда терпеть не мог. Хаджи. Узун. В красном переплете в одном томе. На переплете золотой офицер с незрячими глазами и эполеты крылышками. «Тебя я, вольный сын эфира»...

М.А. Булгаков. Необыкновенные приключения доктора

Пьеса («Сыновья муллы». — Б.С.) прошла три раза (рекорд), и вызывали авторов. Гензулав выходил и кланялся, приложив руку к ключице. И я выходил и делал гримасы, чтобы моего лица не узнали на фотографической карточке (сцену снимали при магнии). Благодаря этим гримасам в городе расплылся слух, что я гениальный, но и сумасшедший в то же время человек. Было обидно, в особенности потому, что гримасы были вовсе не нужны: снимал нас реквизированный и прикрепленный к театру фотограф, и поэтому на карточке не вышло ничего, кроме ружья, надписи «Да здравст...» и полос тумана. <...>

Одно могу сказать: если когда-нибудь будет конкурс на самую бессмысленную, бездарную и наглую пьесу, наша получит первую премию (хотя, впрочем... впрочем... вспоминаю сейчас некоторые пьесы 1921—1924 годов и начинаю сомневаться...), ну, не первую, вторую или третью.

М.А. Булгаков. Богема

Солнце. За колесами пролеток пыльные облака... В гулком здании входят, выходят... В комнате, на четвертом этаже, два шкафа с оторванными дверцами; колченогие столы. Три барышни с фиолетовыми губами, то на машинках громко стучат, то курят.

Сидит в самом центре писатель и из хаоса лепит подотдел. Тео. Изо. Сизые актерские лица лезут на него. И денег требуют.

После возвратного — мертвая зыбь. Пошатывает и тошнит. Но я заведываю. Зав. Лито. Осваиваюсь.

Завподиск. Наробраз. Литколлегия.

М.А. Булгаков. Записки на манжетах

Тася со мной. Она служит на выходах в 1-м Советском Владикавказском театре, учится балету.

М.А. Булгаков — Н.А. Булгаковой. Апрель 1921 г.

Помню, около года назад я писал тебе, что я начал печататься в газетах. Фельетоны мои шли во многих кавказских газетах. Это лето я все время выступал с эстрад с рассказами и лекциями. Потом на сцене пошли мои пьесы. Сначала одноактная юмореска «Самооборона», затем написанная наспех, черт знает как, 4-актная драма «Братья Турбины». Боже мой, чего я еще не делал: читал и читаю лекции по истории литературы (в Университете народа и драматической студии), читал вступительные слова и проч., проч. «Турбины» четыре раза за месяц шли с треском успеха. Это было причиной крупной глупости, которую я сделал: послал их в Москву... Как раз вчера получил о них известие. Конечно, «Турбиных» забракуют, а «Самооборону» даже кто-то признал совершенно излишней к постановке. Это мне крупный и вполне заслуженный урок: не посылай неотделанных вещей!

М.А. Булгаков — К.П. Булгакову. 1 февраля 1921 г.

Выпиши из Киева эти рукописи, сосредоточь их в своих руках и вместе с «Самообороной» и «Турбиными» в печку.

М.А. Булгаков — Н.А. Булгаковой. Апрель 1921 г.

Ах, Костя, ты не можешь себе представить, как бы я хотел, чтобы ты был здесь, когда «Турбины» шли в первый раз. Ты не можешь себе представить, какая печаль была у меня в душе, что пьеса идет в дыре захолустной, что я запоздал на 4 года с тем, что я должен был давно начать делать — писать. В театре орали «Автора» и хлопали, хлопали... Когда меня вызвали после 2-го акта, я выходил со смутным чувством... Смутно глядел на загримированные лица актеров, на гремящий зал. И думал: «А ведь это моя мечта исполнилась... но как уродливо: вместо московской сцены — сцена провинциальная, вместо драмы об Алеше Турбине, которую я лелеял, наспех сделанная, незрелая вещь». Судьба — насмешница... Как образчик своей славной и замечательной должности прилагаю одну из бесчисленных моих афиш.

М.А. Булгаков — К.П. Булгакову. 1 февраля 1921 г.

Дорогая Надя, сегодня я уезжаю в Тифлис — Батум. Тася пока остается во Владикавказе. Выезжаю спешно, пишу коротко... В случае появления в Москве Таси, не откажи в родственном приеме и совете на первое время по устройству ее дел. Константину привет. Всем. Сколько времени проезжу, не знаю.

М.А. Булгаков — Н.А. Булгаковой. Май 1921 г.

...Жена Мандельштама вспоминала, как видела Мишу в Батуме лет 14 тому назад, как он шел с мешком на плечах. Это из того периода, когда он бедствовал и продавал керосинку на базаре.

Е.С. Булгакова. Запись в дневнике 13 апреля 1935 г.

Третий — Осип Мандельштам. Вошел в пасмурный день и голову держал высоко, как принцип. Убил лаконичностью: — Из Крыма. Скверно. Рукописи у вас покупают? — ...но денег не пла... — начал было я и не успел окончить, как он уехал. Неизвестно куда...

М.А. Булгаков. Записки на манжетах.

Дурень Булгаков — нашел над чем смеяться: бедные нэповские женщины бросились за тряпками, потому что им надоело ходить в обносках, в дивных юбках из отцовских брюк.

Н.Я. Мандельштам. Вторая книга

В 1924-м году, говорят, из Владикавказа в Тифлис можно было проехать просто: нанять автомобиль во Владикавказе и по Военно-Грузинской дороге, где необычайно красиво. И всего 210 верст. Но в 1921 году самое слово «нанять» звучало во Владикавказе как слово иностранное.

Нужно было ехать так: идти с одеялом и керосинкой на вокзал и там ходить по путям, всматриваясь в бесконечные составы теплушек.

М.А. Булгаков. Богема

Почему именно в Тифлис? Убейте, теперь не понимаю. Хотя припоминаю: говорили, что:

1) в Тифлисе открыты все магазины.

2) — " — есть вино.

3) — " — очень жарко и дешевы фрукты.

4) — " — много газет и т. д. и т. д. <...>

Нужно было... получить разрешение. Я немедленно подал, куда следует, заявление и в графе, в которой спрашивается:

— А зачем едешь?

Написал с гордостью:

— В Тифлис для постановки моей революционной пьесы.

М.А. Булгаков. Богема

Цихидзири, Махинджаури, Зеленый Мыс! Магнолии цветут. Белые цветы величиной с тарелку. Бананы. Пальмы! Клянусь, сам видел: пальма из земли растет. И море непрерывно поет у гранитной глыбы. Не лгали в книгах: солнце в море погружается. Краса морская. Высота поднебесная. Скала отвесная, а на ней ползучие растения.

Чаква. Цихидзири. Зеленый Мыс.

М.А. Булгаков. Записки на манжетах